«СССР с открытым сердцем» — так назывался широкоформатный фильм 1961 года о молодых влюблённых артистах Большого балета, глазами которых зрители видят зимнюю Москву… Героями фильма были артисты балета — Владимир Васильев и Екатерина Максимова. Сам Владимир называет этот фильм «красивым и фальшивым», но именно такими хотели видеть кудесников балетной сцены во всех европейских столицах. В Париже специально для диковинного широкоэкранного фильма построили новый кинотеатр. Их ждал роскошный гостиничный номер, переводчик и автомобиль по первому требованию… Французские газеты преподносили их приезд как свадебное путешествие. Это оказалось весьма кстати и для советской пропаганды: вот как свободно и красиво живут наши молодые талантливые артисты!
Пять счастливых дней в Париже промелькнули как одно счастливое приключение, практически без перерывов на сон. Они познакомились с Матильдой Кшесинской, с молодой Катрин Денёв, которая только снялась в «Шербурских зонтиках»… Денег почти не было, но тем интереснее они провели время: не отвлекались на магазины. Только перед самым отъездом Васильев узнал, что впридачу к спальне и огромной ванной у них была ещё и большая гостиная. Они думали, что дверь ведет в соседний номер, а оказалось, что за ней — роскошный салон с камином.
У каждого из великих мастеров балета найдутся по две-три коронные партии. А у Васильева таких коронных ролей — как минимум, десять. Он разрушал стереотипы амплуа, служил театру и танцу как настоящий подвижник. Его семейный и балетный дуэт с Екатериной Максимовой — настоящее чудо, о котором будут рассказывать легенды и век спустя.
Фото: ИЗВЕСТИЯ/Игорь Захаркин
На вопросы о любимой партии Владимир Васильев всегда отвечает так: «Мне легче назвать нелюбимые». Это Голубая Птица в «Спящей красавице» и юноша в «Шопениане»: «Я их просто ненавидел — в них не было какого-то развития: ну что, ну, голубая птичка, ну, порхает и порхает. Эти две роли меня просто абсолютно не цепляли».
Все остальные роли одинаково любимы мастером. Особенно неожиданные, как Альберт: «Поначалу многие вообще не понимали, зачем мне нужно танцевать Альберта в „Жизели“. А он оказался одним из последних спектаклей, которые мы с Екатериной Максимовой танцевали в Метрополитен-опера в Нью-Йорке. Мне уже исполнилось к тому времени пятьдесят лет. Именно этим балетом из классического репертуара я заканчивал свою карьеру».
Да, ему дорог благородный Альберт, но всё-таки Спартак — особое слово в балетной судьбе Васильева. Подводя итоги ХХ столетия, ведущие специалисты мира признали Васильева «Танцовщиком ХХ века» — и самым веским аргументом для такого решения был «Спартак». Заглавная роль в великом балете, в котором мужчины, герои важнее балерин — это дорогого стоит.
«Спартак» с Васильевым — это не только страница в истории балета, но и одна из вершин нашей цивилизации. Всё лучшее, что взметнулось в России в страшноватом ХХ веке, проявилось в этом произведении. Это Событие — было и есть.
На сцене Большого «Спартак» композитора Арама Хачатуряна к тому времени ставили дважды. Обе постановки — Леонида Якобсона и Игоря Моисеева — вышли изысканными, но бессмертной классикой стал «Спартак» Григоровича. Григоровичу — вместе с Хачатуряном — удалось создать высочайший образец героики ХХ века.
Кому быть Спартаком? Ни у Васильева, ни у его коллег не было сомнений: это роль для Мариса Лиепы. Он уже танцевал Спартака в постановке Якобсона и даже получил за эту роль медаль имени К. С. Станиславского — единственный из артистов балета… Но в разгар репетиций Григорович увидел в Лиепе Красса, и это озарение подарило нам выдающийся балет-противостояние.
Сегодня Владимир Васильев размышляет: «Мы все были уверены в том, что Марис — главный претендент на роль Спартака. После премьеры я предложил ему поменяться ролями. Я-то как раз хотел Красса. Ну какой я Спартак? Выйду, а рядом будут стоять ребята на голову выше меня… Кроме того, я не любил прямолинейных героев. Но в роли Спартака у Григоровича, как ни в одной другой, получилось развитие образа. Оказалось, что Спартаку необязательно быть скалой. Сила этого персонажа не только в его физике, но прежде всего в силе духа. Спартак в спектакле Григоровича — глубоко страдающий человек. Он вынужден быть твердым и жестким. И он идет против своей природы, идет до конца. Это человек долга, совести и ответственности за начатое дело». Васильев усиливает идеализм, мечтательность Спартака, никогда прежде эти важные человеческие качества не показывали в балете с такой силой.
Дуэль Спартака и Красса, Васильева и Лиепы стала нервом спектакля. Сцена не знала такого захватывающего противостояния двух выдающихся танцовщиков, каждый из которых в «Спартаке» познал свой звёздный час. Они мечтали хотя бы на один спектакль поменяться ролями — чтобы поведать друг другу нечто новое, недосказанное о Крассе и Спартаке. Эта затея не удалась, но она показывает уровень творческой взыскательности, царившей вокруг «Спартака».
Рядом со Спартаком была верная Фригия, которая олицетворяла в этом воинственном балете вечную женственность. Она с самого начала трагически чувствовала обречённость Спартака, которого оплакивала в финале — и Максимова сыграла страдание, верность, чистоту — всё то, что оттеняло эпический героизм Спартака.
Владимир Васильев и Екатерина Максимова
У Васильева получился Спартак из античного искусства, под стать греческим и римским скульптурам, и в то же время это был русский Спартак, в котором проступали черты прежних сказочных героев Васильева — Ивана, Данилы… И в то же время — это Спартак совсем не языческий. В нём нет торжества плоти, нет агрессии. Только — праведный отпор бесчеловечной силе. Танец Васильева в «Спартаке» был вихрем бесконечных линий, который покорял зрителя властно и неотразимо. За мощным танцем стояла утончённая драматургия, в которой осмыслена каждая деталь.
Васильев рассказывает: «Вся прелесть этой роли в том, что при всей могущественности Спартака, у него были слабости. Мне всегда нравились роли, в которых много полутонов, когда образ соткан из множеств „да“ и „нет“. До меня ведь много кто танцевал Спартаков — а я его старался подать с какой-то особенностью. Наверное, у меня это получилось». Ещё как получилось! Григорович, Васильев, Вирсаладзе, Лиепа создали великий эпический мужской балет. В угаре дискуссий его иногда называют «мужицким». Это было открытием, границы балетной сцены раздвинулись.
Парящие прыжки Васильева через всю сцену («прыгает как из пушки» — говорили про него) запомнились любителям балета не меньше, чем улановская «пробежка» Джульетты. В них — благородный порыв героя, обречённого и на скорую смерть, и на бессмертие. А чьё сердце не замирало от горя, когда воины Красса поднимали Спартака на копья?
После Васильева многие выходили на сцену в костюме гладиатора в этом спектакле. Некоторых Спартаков называли суперменами, других — революционерами, борцами. Сравнивали с Гарибальди, Че Геварой и Хоакином Мурьеттой. С Гераклом! Сила исходила и от Васильева — ещё какая. Но это был Спартак христианский. Просветлённый подвижник. Его интересовало противостояние патрициев и восставших рабов, надменной силы и человечного благородства. Васильев воспевает жертвенность Спартака, его благородство и человечность, его чистые помыслы. В ключевом для Васильева эпизоде он отказывается от расправы над Крассом, победив его в поединке. Отпускает опасного врага, он не желает кровопролития. Его любовь к Фригии чиста, в ней мало плотского, в ней — глубокое взаимное сочувствие.
В последней битве легионеры поднимают на копьях пронзённое тело Спартака — и здесь невозможно избежать ассоциаций с распятием. Спартак сражается против ощетинившегося языческого Рима, погибает, но остаётся моральным победителем. Он — предтеча нового, более справедливого уклада, в котором можно увидеть коммунизм, а можно — христианство. Посмотрите этот спектакль — он сохранился в двух вариантах. Конечно, телевизор — не сцена Большого театра. Но другой возможности увидеть лучшего Спартака у нас сегодня нет…