Тверь — небольшой город, 420 тысяч населения, а вся Тверская область, регион, в котором мы работаем – 1 млн 300 тысяч. Тверской хоспис «Анастасия» был организован в 2014 году, в 2015 году мы получили первую лицензию и теперь существуем в режиме выездной службы.
Паллиативная служба в Тверской области – это достаточно специфическое явление. Хотя мой взгляд — не врача, я священник, такой общественник, который занимается тем, чем городские сумасшедшие занимаются последние 5 лет.
Мы видим, что в Тверской области сейчас действует 345 паллиативных коек. 345 на 1 миллион 300 тысяч. По представлению Всемирной организации здравоохранения должно быть вдвое меньше. Но эти 345 коек — и это не мои слова, я цитирую главного штатного паллиативного специалиста Тверской области — они “размазаны” по области. У нас есть относительно крупные населенные пункты где население — 11 тысяч, и там 20 коек на этот район. А где население 21 тысяча — 15 коек. А в Твери, где население 420 тысяч, нет ни одной койки.
Пикантность ситуации заключается в том, что из 26 зарегистрированных в реестре тверского Минздрава паллиативных больных — 6 не имеют наркотических средств. Это значит, что там не обезболивают, но деньги на паллиативную койку получают.
Но, наверно, самое тяжелое для меня эмоционально как для священника — это понимание, что в Твери, в моем родном городе, наша основная гуманитарная задача заключается в том, что человек, приходящий в этот мир, должен со стороны общества, государства быть полностью обеспечен заботой от момента рождения, воспитания, взросления, бракосочетания и момент ухода из этого бытия тоже должен быть достойным.
Поэтому в Твери последние 4 года наша медицинская некоммерческая организация осуществляет выездную паллиативную службу. Кроме нас в Твери не выезжает никто. В 2018 году мы совершили 350 выездов, оказали помощь в госпитализации ста человек, 250 человек получили консультации выездной бригады, 132 получили комплексные средства гигиены – кровати, матрасы, шампуни, шапочки, памперсы. Мы все делаем бесплатно. У нас было два гранта, у нас есть спонсорская помощь, есть хорошие люди, есть фонд «Вера», который нам оказывает разного рода содействие. И очень сложно выстраивается понимание с властями. Я не знаю, что нужно, чтобы они поняли, что так нельзя, действительно нельзя манкировать проблемы Тверского края.
Фото: hospicetver.ru
Выписывать не буду, нас этому не учили
С чем сталкивается наша выездная служба. У нас есть помещение – это 110 квадратных метров, у нас два паллиативных врача, четыре медсестры, десять волонтеров, машина в аренде. Вот так мы действуем. У нас три телефона, возможность выйти на нас есть круглые сутки. Но, например, в Твери больной может не получить обезболивающее, если ему вызывают скорую помощь. Скорая помощь может приехать и спросить: «А у вас есть свои обезболивающие? У вас есть рамадон? Давайте, мы вколем. А у нас кроме анальгина, димедрола ничего нет».
«У вас нет морфина?» — спрашиваем мы. В раскладках он должен быть, но Скорая помощь делает много таких шагов, которые дают им возможность не делать обезболивание на прорыв боли, хотя вызов скорой помощи на прорыв боли — это само по себе скандал, такого не должно быть. Должно быть все заранее купировано, никаких прорывов боли.
Тогда мы сталкиваемся со следующей проблемой – это полное нежелание информировать население на уровне онкодиспансера и паллиативных отделений. Больной выписывается, ему ставят 4 стадию, выписывают симптоматическое лечение, отпускают домой. В онкодиспансере сколько раз мы пытались просить: «Ну дайте вы нашу брошюру, дайте вы информацию. Почему люди о нашем существовании, о выездной службе узнают из СМИ?» Спасибо паллиативной службе Москвы – у нас есть определенный процент больных, которые к нам поступают, потому что их дети вовремя – для них, для больных — уехали из Твери, они работают в Москве, и когда кто-то из родственников заболевает, они знают, что есть такая штука как хоспис, что нужно найти в Твери хоспис и это работает.
Наши районные терапевты, которые выходят к онкологическим, паллиативным больным, очень часто как огня боятся выписывать препараты. Бывают случаи, когда нашему паллиативному врачу звонит районный и говорит: «Скажите, как выписать “Лирику”?» Это даже не наркотик. Или: «Я не могу…» Выходит наш врач, он составляет терапию, но мы не можем выписывать рецепты, потому что не можем договориться об этом с Минздравом. У нас лицензированная организация, все законно действует – но мы не можем выписывать рецепт, мы делаем рекомендацию. И районный терапевт, видя нашу рекомендацию, может сказать: «Я это не буду выписывать. Я не знаю, что это такое. Нас этому не учили». Ну открой ты интернет, найди!
Или последний больной на этой неделе был – там возникла проблема, что не подходит ему трансгормональная наклейка, пластырь тяжело переносится. Мы пробовали “Таргин” – но в Твери нет “Таргина”, ну нет его. Нам говорят: «Ну, сделайте цепочку. Пусть районный терапевт заказывает через Минздрав, мы завезем в аптеки, он получит”.
Онкодиспансер не хочет давать информацию ни нам, ни паллиативным отделениям, ни больным, что самое главное, которые выходят уже на симптоматическое лечение. И результат всего этого: в Твери я сам многократно был свидетелем того, что называется ручная маршрутизация. Когда нам звонят и говорят: «Вот у нас больной, его туда не берут, сюда не берут». И начинаются звонки знакомых людей, которые где-то заведующие поликлиникой, больницей – «возьмите, такая симптоматика». А он при этом лежит, ему больно очень. Просто потому, что не смогли выписать препараты, не смогли положить его никуда.
Фото: vk.com
В Твери нет хосписа
А в Твери нет паллиативных коек. Сейчас наш Минздрав заявил, что они готовы в областной больнице открыть 5 паллиативных коек — на 420 тысяч населения. Я пытаюсь объяснить, мне кажется, что все понимают эту разницу между койкой и отделением. Они не хотят открыть нормальное отделение, т.е. место, где существует бригадная работа, паллиативная команда, которая работает с этим больным, где все направлено на этого человека, где есть определенные условия его содержания. Койками этот вопрос не решить.
Также, как мне кажется, когда я читаю этот пресс-релиз Тверского правительства – они хотят открыть два “кабинета боли”. Два кабинета – это прошлый век. Я не знаю, может быть в Москве, в других регионах это как-то работает, но в Твери я предлагал родственникам: «Вы пойдете в какой-нибудь “кабинет боли” амбулаторно?» — «Зачем мы пойдем? Нам нужно здесь и сейчас». Или вы приходите и привозите матрас, прописываете терапию, или вы забираете больного.
Но в Твери нет хосписа. С 2014 года уже три министра сменилось, второй губернатор – я все время говорю: «Ну откройте вы хоспис, ну посмотрите, приличные люди – Москва, Санкт-Петербург, Псков, все, Смоленск, соседи наши». Ведь это экономически выгодно, социально выгодно. Потом это просто красиво, когда вы понимаете, что ваш гуманитарный вклад реален вот в этих стенах, в этом месте, в этом социально-медицинском учреждении, и все туда подтягивается – волонтеры, люди, и дети понимают, что это такое. И ценность жизни при этом имеет большое значение.
Фото: hospicetver.ru
Дайте нам бензопилу — топить нечем
Что касается развития паллиативных программ – вот наш регион освоил деньги, правда, там, по-моему, 30 миллионов вернулись обратно в бюджет, не смогли они освоить – были закуплены кровати многофункциональные, их развезли по этим нашим паллиативным отделениям, там они стоят. Есть одно замечательное паллиативное отделение в деревне Козлово, мы сами туда ездили, забили машину памперсами и приехали.
Это паллиативное отделение на 20 коек – там как раз стоят вот эти многофункциональные наши койки. Это отделение топится дровами. Я говорю врачу: «Вам что надо прежде всего? У нас есть возможность». Они – «Дайте нам бензопилу. Потому что со всем остальным мы как-то справляемся, руки есть, соберем памперсы. А вот сторож из соседней школы приходит, чтобы топить зимой паллиативное отделение. А не нарубишь, нужна бензопила. И еще, вы знаете, отец Александр, у нас проблема, может быть, вы поможете. У нас главврач проиграл какие-то торги, и мы не получили мясо. И мы кормим больных капустой. А у нас норматив – два памперса в день на больного. И если бы вы не приехали, мы бы не знали, что сейчас делать». Отсутствие мяса, капуста – вы представляете, какая это проблема ухода? Вот такие печальные вести с печальных полей.
Я бы еще хотел сказать несколько слов об образовательных программах. Врачи ничего не знают. Мы проводили две межрегиональные конференции. Кому сказать – не поверят. Я священник, который массой других дел, казалось бы, должен заниматься. И я провожу, организую межрегиональную конференцию. К нам приезжает Введенская, Осетрова, Нюта Федермессер, и приходят замечательные люди из очень дружественного к нам Министерства соцзащиты. Приводят 70, 80 человек, они сидят слушают. А Министерство здравоохранения 20 человек прислало, они походили и ушли. Им это не надо.
Но вы же сами не хотите выписывать правильно, не знаете, не работаете. Сейчас пришла новая волна средств – пластыри новые, антипролежневая терапия. И врачи, терапевты районные, они не знают, что с этим делать. Их просто этому не выучили. И манкировать образовательный процесс тоже неправильно. Сейчас количество обращений увеличивается. До апреля мы зафиксировали 117 обращений, сделали 90 выездов, 27 больным помогли с госпитализацией.
Протоиерей Александр Шабанов. Фото: Фото: vk.com
Ну, теперь самое важное – за все эти годы мы не получили ни одной копейки от государства. Все, что было сделано, вся работа за эти годы, была только благодаря добрым людям. Я как священник должен быть мистически настроен. И я думаю – если бы нас не было, было бы, может быть, что-то устроено по-другому. Но поскольку все равно думаю, как бы было – представляете, сколько людей реально бы уходило в этом тяжелом состоянии.
А что бы было дальше – я, конечно, не знаю, но у нас нет вариантов, мы должны надеяться на лучшее. И я бы хотел, чтобы наш голос услышали и чтобы действительно проблема такого города, который чуть не стал столицей России, были бы решены, и в Твери был бы хоспис, было бы достойное паллиативное отделение, были бы выездные бригады и все бы совершалось не только потому что мы будем работать, но и при участии государства.