О том, как проводят Страстную седмицу в многодетной священнической семье, ПРАВМИРу рассказывает Мария Свешникова, журналист и редактор, дочь известного московского протоиерея Владислава Свешникова.
Как выпускника ВГИКа и просто человека с высшим образованием, моего отца – ныне протоиерея Владислава Свешникова — в 1970-ых никак не могли рукоположить во священники, но так случилось, что он познакомился с настоятелем храма в Осташкове — протоиереем Владимиром Шуста (потом он стал наместником Нило-Столобенской пустыни архимандритом Вассианом). Он в свою очередь представил отца епископу Калининскому и Кашинскому Гермогену — и тот решил рукополагать. Так мы оказались в Тверской области. Сначала в Осташкове, потом на погосте Чурилово, затем Торжок. Больше 10 лет мы провели в переездах…
Помню то время, когда отца перевели из Осташкова, где он был вторым священником, на погост Чурилово настоятелем. Туда на Страстную съезжалась его паства, приезжали и мы с мамой (я училась в школе в Москве).
Мы ходили на все службы, начиная с Великого понедельника: как-то и в голову не приходило раздумывать — идти или нет. Папа выходил из кельи, и мы шли следом. Конечно, у нас было некоторое преимущество – так как домик священника стоял прямо на территории… кладбища (с краю, возле забора), дорога к храму занимала минуты три. Правда, сначала надо было проехать около 600 километров до нашего погоста и из них последние 8 пройти пешком, после этого можно было начинать обсуждать «преимущество».
Как и в каждом приходе, здесь были свои особенности, установленные до нас. На чтение 12 Евангелий свечи держали вместе с веточками можжевельника — запах стоял необыкновенный – как же я ждала этого момента, чтобы растереть между пальцами можжевеловую шишечку. И папа стоял строгий, в темных облачениях и с почерневший от переживаний того, что происходило в эти дни, лицом.
И, кажется, я никогда не забуду службу Чина погребения Плащаницы: она начиналась ночью, часов с 4 утра и перетекала в субботнюю Литургию. И это была совершенно иная атмосфера, чем теперь на службах в Москве.
Правда, часов в 5 или в 6 утра ноги начинали подламываться, как будто тебя кто-то аккуратненько «тюкает» под коленочкой, зато днем был большой промежуток времени, чтобы отдохнуть. С тех пор я больше всего люблю субботнюю службу – когда чтение Паремий, начиная с книги Бытия. И когда думаешь, что читать будут бесконечно, вдруг Евангелие лицом к Плащанице, и белые облачения у всего-всего храма, до последнего аналоя, не только священнические, и мы меняем платочки с темных на белые. И праздничный, веселый отец. Это практически Сам праздник, ни с чем не перепутать, точно праздник.
Конечно, домашние приготовления тоже были. У нас не было специальной установки, что и когда надо готовить, гораздо важнее были службы. И все же обычно в четверг вечером, после 12 Евангелий, мы расписывали яйца.
За некоторое время до Пасхи бабушки начинали приносить яйца, среди которых обязательно было несколько крупных — гусиных — и на них художники из папиной паствы писали настоящие картины. Тогда я узнала, что можно красить ниточками, тряпочками, привязывать листики… Поскольку я рисовать не умела никогда, мне больше нравилось помогать маме – она всегда готовила пасху. С тех пор для меня варение пасхи гораздо важнее куличей и яиц, мне интересно для нее «собирать» заранее продукты, приготовиться – это приятные и долгие хлопоты.
Где-то лет с 14 я в деревню ездила все реже – пропускать неделю учебы было проблематично. Но на службы Великого четверга и пятницы я ходила и в Москве в храм святителя Николая в Кузнецах, к протоиерею Всеволоду Шпиллеру. Мы возвращались с Катей (теперь матушкой отца Алексия Емельянова) домой и обсуждали – как лучше печь куличи. Было решено взять рецепты из Елены Молоховец, но половину теста ставить на опаре, а вторую сразу замешивать. А еще мы всегда напоминали друг другу, что в этот день нельзя злиться или ругаться с кем-то – «иначе куличи не поднимаются». Тогда я узнала, что в «Книге о вкусной и здоровой пище» есть неплохой рецепт куличей, только их не стоит сразу накрывать пергаментной бумагой.
И по сей день я стараюсь планировать работу на Страстной так, чтобы в последние ее дни у меня оставалось много свободного времени. А теперь и мой сын составляет график дежурств на работе, чтобы у него была возможность бывать на службах.
И, хотя до Пасхи еще остается несколько дней, я, пожалуй расскажу, как однажды на Пасху мы с мамой не поехали в деревню и пошли вместе с Еленой Борисовной Делоне и с Катей на службу в Кузнецы. Мы подъехали на трамвае, вышли, а пройти никуда невозможно – храм оцеплен дружинниками и комсомольскими работниками в несколько рядов, и пропускают они только бабушек. А поскольку Пасха в тот год была накануне 1 мая, мама страшно нервничая, стала им кричать: «Вы пойдете завтра на свой праздник и «крестный ход», а пустите нас на наш!». На счастье в следующем трамвае подъехал дьякон — отец Валентин Асмус, только с ним нас и пропустили. А в это время кто-то из молодых людей, кажется, из Емельяновых, перелезал через забор.