Главная Человек Наши современники

Алексей Лосев. Страницы из жизни

Материальное положение Алексея оказалось трудным, и он, долго не раздумывая, начал педагогическую деятельность в школе. Но мы ведь знаем, что с самых юных лет в нем был заложен талант учительства, и работа в гимназиях, несмотря на трудности, только приумножила способности к преподаванию и даже увлекла молодого человека.

Лосев Алексей Федорович (22 сентября 1893, Новочеркасск, – 24 мая 1988, Москва), советский философ и филолог, профессор, доктор филологических наук. Окончил в 1915 г. историко-филологич. ф-т Московского университета. В 1930-33 гг. необоснованно репрессирован. С 1944 г. профессор МГПИ им. Ленина. В работах 20-х гг. под влиянием Платона, неоплатоников, Гегеля, Шеллинга и Гуссерля стремился построить методами идеалистической диалектики универсальные модели бытия и мышления, а также художественного творчества. В эти же годы исследует античное восприятие мира в его структурной целостности.

См. также: Неизвестный Лосев

Алексей Лосев

1914

Прибыл он в Берлин 9 июля (нового стиля) 1914 года,   успел начать работу в Библиотеке и дома, насобирал книги, устроился у   приличных хозяев, слушал в Королевской Опере тетралогию Вагнера, бродил по   улицам города, не чувствуя себя чужестранцем. Немецкий язык и немецкая   культура были для него свои, близкие. Именно поэтому такой ужас объял нашего   путешественника, когда хозяин сообщил ему, что дипломатические отношения   между Сербией и Австро-Венгрией прерваны и что Россия готова вмешаться. Уже   на улицах появились возбужденные толпы, а наш студент умудряется купить на   Фридрихштрассе «злосчастный» костюм, сорочку и другие мелочи.

Уложил все в чемодан вместе с рукописями, расплатился с хозяевами (пользуясь   обстоятельствами, они взяли с него не 5-6 марок, а 11) и отправился в   половине шестого вечера к поезду, уходившему в 7 часов вечера. Аккуратный,   любящий порядок, Алексей успел схватить авто, чтобы сдать книги в Библиотеку   и поспеть на вокзал. Наверное, нынешний студент первым делом бросил бы   книги, подумаешь — Библиотека, но Лосев был не таков: книга — орудие высокой   науки, она для него священна. И что же? За свою аккуратность он был наказан.   Поезд, осаждаемый пассажирами, ушел. Надо ждать до половины двенадцатого   ночи. Бродил по Берлину — времени еще много. А всюду толпы и крики: «Долой   Россию!», «Долой Сербию!».

Снова на вокзале, а там без носильщика не сядешь,   началось бегство из Германии. Случайно какой-то, как пишет Лосев, «хулиганчик» втащил в вагон чемодан, которого через минуту не стало. Ходил   по вагонам, искал.

В чемодане главное — рукописи, над которыми автор работал   уже два года. Все безнадежно. Тогда «попытался призвать на помощь   философию». Видимо, помогло. Ведь «несчастье — вещь условная. Оно вполне   зависит от нас, от нашей индивидуальности». Несколько усилий над собой — и   счастлив или по крайней мере не так несчастлив (письмо В. Знаменской от   22/VII-1914). «Да что такое пропавшие рукописи. Ведь голова на плечах   осталась? Жизнь, которую я отдаю своему делу, осталась? Ну так чего же там   разговаривать» (там же).

Бог послал испытание. Приехал в Россию в первый день мобилизации, 17   июля по старому стилю — 1 августа по новому. На пятый день добрался до   родного дома, а там слезы матери, уже потерявшей сына, — телеграмму не   получила вовремя. Уже и не думала увидеть Алешу, надеялась только на иконку   Николая Чудотворца, которую дала сыну, прощаясь с ним.

1915

Материальное положение Алексея оказалось трудным, и он,   долго не раздумывая, начал педагогическую деятельность в школе. Но мы ведь   знаем, что с самых юных лет в нем был заложен талант учительства, и работа в   гимназиях, несмотря на трудности, только приумножила способности к   преподаванию и даже увлекла молодого человека. Он готов был не только сидеть   за книгами в тишине любимого Румянцевского музея, но быть постоянно среди   молодых лиц.

Он, несмотря на все свои сетования в дневниках о надвигающейся   старости (это он-то, который и в 90 лет чувствовал себя молодым, черпая силы   в вечно юной науке), был всего на несколько лет старше своих учеников.

Преподавал он в старших классах, начиная с четвертого (наш — шестой).   Алексей Лосев погрузился в школьную суету 20 августа ст. ст. / 2 сентября н.   ст. 1915 года, в четверг, в частной мужской гимназии А. Е. Флерова, где   проработал год.

Особенно волнует его проблема преподавания Закона Божия в гимназиях во   времена, когда повсюду распространялся если не прямой атеизм, то   арелигиозность, опасное равнодушие, полный разрыв веры и знания.   Молодой Лосев видит великую роль религии в воспитании человека, начиная   с детских лет, признавая неотделимость религиозности от народности и твердо   отстаивая православие как онтологическую основу нашей национальности.

Видимо, религиозное воспитание — слишком больная проблема смутного времени   предреволюционного декаданса, назревшая еще в конце прошлого века.   Внук русского протоиерея, европейски образованный философ в течение   нескольких лет возвращается к основам религиозного воспитания.

Он составляет   обширные конспекты и тезисы под названием «Общая методология истории религии   и мифа», тезисы «Мать-Земля» с обзором мифологии и религии Земли от II   тысячелетия до Р. X. через Византию к Руси XV-XVI вв. и, наконец, к Тютчеву   и Достоевскому. Он знакомится с работами М. Рубинштейна «О религиозном   воспитании» («Вестник воспитания», 1913, № 1) и Н. Смирнова «Эстетическое   воспитание и религия» («Вестник, воспитания», 1913, № 6).

Используя весь многовековой опыт европейской и русской литературы, он   ищет подхода к детской и юношеской душе. В общении с учениками необходимо любовное приятие и оценка всех   сомнений и противоречий, возбужденных творческих потенций души, ибо религия   есть творческий акт, а пафос и красота способны увлечь слушателя.

Для современного человека немыслима догматическая система в «Нравоучении», ибо   человек — «насквозь желание», для него важен не отвлеченный свод нравственных правил, но «конкретное мироощущение».   Лосев предлагает непосредственное просвещение ума в младших классах и   теоретическое усвоение основ религиозного процесса в старших, различая три   периода в обучении: период наивной веры (I-IV кл.), переходный (V-VI) и   критический (VII-VIII).

В первом периоде — идея богочеловечества как центр религии Христа; христианская космология Ветхого и Нового Завета, сказания и   предания Древней Руси, использование художественной литературы, понятие о   древнерусской иконописи.

Учитель Лосев, имеющий свои права на суждение о Законе Божием, наряду с   чтением Евангелия и Апостолов при изложении христианского нравоучения   привлекает чтение художественных произведений. Он требует «обязательного отсутствия учебника» в младших классах, отсутствия обязательных ссылок на   текст и обязательное отсутствие логических определений.

Даже в IV классе (наш шестой) обзор истории церкви не должен быть научным, а скорее полумифологическим. «Свободное чувство и искание», «незадавание учить   наизусть», «свободное творчество», — вот что необходимо воспитывать. Более   того, в V и VI классах он предлагает полностью отменить Закон Божий, но зато   дать обширный материал по истории религии, от первобытности к европейскому   монотеизму и зарождению христианства. Особое значение придается истории   догматов от их возникновения к дальнейшему развитию, чтобы показать «живое   развитие идеи и живое творчество духа», причем все это строится на   отсутствии принуждения, чтобы подойти от позитивно исторического мышления к   критически философскому, а значит, к философии религии. Здесь и осмысление   религиозного исторического процесса, и история религиозных воззрений с   оценкой христианства.

Всю эту систему венчает философия истории религии с выводами о психологической закономерности религиозного процесса, из которого   вытекает проблема веры в знании как религиозная природа основного критерия   истины, веры в воле («волевая природа веры, вера — основание свободы и   нравственного закона») и веры в жизни человека.

Главными принципами Лосева становятся: изучение каждой проблемы в ее   историческом развитии, в процессе, в становлении, в органическом единстве. «Догматы веры, граненые и высеченные, воспринимаются нами, начиная с их   зародышевого состояния и-их граненость и сталь, растворяясь и расчленяясь,   уходят в мглу религиозных инстинктов». Недостаточно изучение завершенных форм литературы, религии, философии, языка, мифа, искусства. Надо предварять их историко-психологическим анализом, рассматривать их «как живой, единый   организм, как живое тело истории»*.

Хотя эти слова относятся ко времени, когда Лосев завершал подготовку к профессорскому званию и даже читал лекции в Нижегородском Университете, где в 1921 году он и стал профессором, но пафос лосевских основополагающих принципов не изменился, начиная с юной работы «Высший синтез как счастье и ведение».

Он, наоборот, укреплялся, набирал силу, отбрасывая всякие механистические односторонности. Ведь Лосев — принципиальный диалектик, для которого вера и разум, знание и вера едины.

Алексей ЛосевМолодой человек учится, работает, изучает древности, готовится стать   профессором, а тем временем отошли дни Февральской революции и как-то   незаметно, но решительно произошел большевистский переворот.

Еще летом 1917 года Алексей ездил в станицу Каменскую к матери и родственникам. Там в храмах еще возглашали многолетие благоверному   временному правительству (вспоминал А. Ф.), и никто не предполагал, что   конец его уже при дверях.

Сын и мать прощались до зимнего перерыва, в   крайнем случае до следующего лета, но им не суждено было увидеться.

Гражданская война объяла громадную страну, все связи расторглись, билось на   смерть донское казачество, белые и красные, свирепствовала «испанка», пришел  голод. Никого не осталось в Каменской из старшего поколения, то ли всех   скосила эпидемия, то ли что похуже. Так это исчезновение родных, близких,   друзей навсегда осталось тайной.

В Университете еще теплится наука, но и ученым жить надо, а есть нечего. Алексей Лосев вместе с такой же, как он, молодежью пускается в не   очень далекий путь, но все-таки в другой, чужой город, где открылся новый   университет, в Нижний Новгород.

В университет этот принимали демократично, всех, кто достиг 16 лет, даже если он ничего не кончал. В программе  за 1918/19 учебный год есть замечательный список принятых, который поражает размахом либерализма. Но если большевики провозгласили мир — народам, землю — крестьянам, то почему бы не провозгласить науку — всем.

1930

В 1930 году вышла книга, определившая судьбу А Ф. Лосева на всю   дальнейшую жизнь — «Диалектика мифа». Книга эта была несомненно связана со   всеми предыдущими (если мы вспомним, А. Ф. в равной степени называл себя не   только философом имени и числа, но и философом мифа. Особые отношения были у   этой книги с «Философией имени»). В греческом языке «миф» означает не что   иное, как «слово», «имя», «наименование», в котором древний грек в   первобытные времена обобщал опыт своей общинно-родовой жизни.

Интереснейше представлен Лосевым, например, миф о материи. Материя  здесь «мертвое и слепое вселенной чудище», а учение о материи есть не что   иное, как «вырождение христианского учения о троичности».   Причем этот миф о материи прекрасно соотносится с «Философией имени», где он   предстает в контексте живописной картины мира современного человека,   находящегося в плену поистине мифологических взглядов на живую материю, ради   которой он борется, приносит в жертву свою жизнь, проливает кровь.

Мифологичен и сам мир современного человека (кстати, как он мифологичен и в христианской культуре), мир, в котором отсутствует сознание и душа, ибо «все   это — лишь одна из многочисленных функций материи, наряду с электричеством и   теплотой». Вселенная, в которой живет современное общество, механистична и   бездушна. Это «кладбище людей, превратившихся в мешки с червяками», где господствует единственная цель — движение вперед против души, сознания,   религии и прочего дурмана». Это «мир — труп», которому люди обязаны служить   «верой и правдой, и «отдать свою жизнь во имя общего».

«Разве мы можем   умереть, — спрашивает Лосев, — мы, новая Европа, не положивши свои кости ради торжества материализма». «Нет, — патетически и иронично отвечает он, —   мы верим в нашу материю, поклоняемся ей, и никто не вправе отнять ее у нас»   («Философия имени», с. 214-217= 773-774). Миф о всемогуществе знания —   всецело буржуазный миф («Диалектика мифа», с. 140 = 117).

Алексей ЛосевСуществует и   социологическое пояснение для мифа о «бесправном пролетариате» (с. 141 =   118), и мифы повседневной жизни, о цвете, свете, лунном освещении,   электричестве, свечах, мифы прямо бытовые (керосин, стеарин, одеколон,   волосы, борода, мифы о лице, личности, душе). Особенно остро дискутируются   проблемы социального порядка.

Мифы «пролетарской идеологии», которые ничем не отличаются от мифов «капиталистических гадов и шакалов» (с. 169 = 140);   коммунистическая идеология создает свой миф о возможности безрелигиозного   общества, хотя свою идеологию пролетариат возводит в степень мифа. Идеи   Пролеткульта, РАППа и других «творческих» объединений, несомненно, повлияли   на создание мифа о том, что пролетарию коммунисту искусство чуждо, так как   оно немыслимо без феномена гениальности, а гений — это неравенство,   неравенство же означает эксплуатацию. А поскольку передовое общество   преследует попов за эксплуатацию, то и искусство, в том числе Шаляпина, надо   гнать, так как их воздействие на людей не отличается от религиозного.

Широко распространявшиеся через газеты, журналы лозунги-идеи об усилении классовой борьбы при успехах социализма порождают миф о страшном мире, в котором «призрак бродит по Европе, призрак коммунизма», «где-то копошатся гады   контрреволюции», «воют шакалы империализма», «оскаливает зубы гидра   буржуазии», «зияют пастью финансовые акулы». Всюду снуют «бандиты во фраках», «людоеды в митрах». Везде «темные силы», «мрачная реакция», «черная   рать мракобесов», и в этой тьме «красная заря мирового пожара», «красное знамя восстаний».

«Картинка! — восклицает автор. — И после этого говорят,   что тут нет никакой мифологии» (с. 123 = 103).   Сталинский миф о построении социализма в отдельно взятой стране, то   есть в Советском Союзе, представлен в виде патетической долбежки,   сопровождаемой внутренним голосом, который тоненько пищит в душе:   «Н-е-е-е-е» или «Н-и-и-и-и-и».

Стоит только спросить: «Как? Невозможно?» — и этот голос умолкает, но возникает опять «насмешливо-лукаво», как только   начинается очередная долбежка (с. 100-101 = 84-85).   Добавьте к этим острым и опасным, но строгим в логическом отношении   доказательствам нового мифотворчества, создания новых социалистических мифов   на переломе 20-х и 30-х годов, дерзкий и совершенно свободный стиль, форму непринужденной беседы последних книг (не забудем, что их писал человек молодой), горячие симпатии к православию и его обиходу, трепетную интимность  в пассажах о молитве, посте, монастыре, девстве, о «небушке родном-родном»,  о «блаженном безмолвии тела и души», трогательное обращение к «сестре и   невесте, деве и матери» (здесь биографические детали, о которых А. Ф. пишет в письме к жене 11/Ш-1932: «Там много интимного и сокровенного из нашей   дружбы и жизни. Но ведь не назвал же я тебя там по имени»), все это бесчисленное роскошество примеров из Достоевского, Тютчева, А Белого, о.   Павла Флоренского, 3. Гиппиус, В. В. Розанова — и перед читателем рождается   мир идей ярко, с блеском, талантливо выраженных.   Однако эта талантливость дорого обошлась автору «Диалектики мифа».

Книга, где Лосев раскрыл действенность мифов научных, философских и   литературных, а главное, социальных — в эпоху «великого перелома» и   «построения социализма в одной стране», — была запрещена цензурой, выбросившей все идеологически опасные места. А. Ф. не убоялся запрета и   вставил в печатавшийся текст ряд мест, которые были исключены цензурой.

Предлог для ареста книги и ее автора был найден. А поскольку все   издательские дела с чиновниками и типографиями вела супруга А. Ф., то и она   попала в тюрьму, а затем и в лагерь. Но иного выхода, кроме как высказать   вслух заветные свои идеи, у философа не было.

В одном из лагерных писем к   жене он справедливо писал (22/III-1932): «В те годы я стихийно рос как   философ, и трудно было (да и нужно ли?) держать себя в обручах советской   цензуры». «Я задыхался от невозможности выразиться и высказаться.

Этим и объясняются контрабандные вставки в мои сочинения после цензуры, и в том   числе (и в особенности) в «Диалектику мифа». Я знал, что это опасно, но   желание выразить себя, свою расцветавшую индивидуальность для философа и   писателя превозмогает всякие соображения об опасности».

И XVI партийный съезд не заставил себя долго ждать. На этом съезде на утреннем заседании 28 июня 1930 года делает доклад Лазарь Моисеевич   Каганович. В разделе «Обострение классовой борьбы и организация политической активности масс», задавая вопрос о недостатках в работе этой сферы, Каганович признает наличие таковых недостатков. Классовая борьба обостряется «по линии культуры, по линии литературы». За примером не надо далеко ходить.   Он на виду у всех. В газете «Правда» помещены рецензии на семь книг (не   поленились!)* «философа-мракобеса» Лосева.

Что же делать с Лосевым? — возникает вопрос после чтения этой злобой   пышущей инвективы? Не высылать же его за границу, как выслали две сотни   интеллигентов в 1922 году, как вышлют А. Солженицына в 1974-м. Чересчур   роскошно. А с ним сделали то, что надо. «Молодой хозяин, рабочий класс» в лице ОГПУ отправил Лосева в архипелаг ГУЛАГ, пока самого этого хозяина еще   не пришло время расстреливать. Время это, не сомневайтесь, вскоре придет. Не забудет оно и автора лозунга «Если враг не сдается, его уничтожают» — М. Горького.

В 1936 году Горький, не без содействия властей, расстанется с жизнью, а профессор, которому великий писатель грозил петлей, доживет до 95 лет, напечатает сотни трудов и при жизни будет признан классиком философии XX века.

Да, нет пророка в своем Отечестве. Ошибся Алексей Максимович. Тем временем, пока Лосева проклинали, предавали большевистской анафеме,   он проходил предназначенный арестантский путь. На Лубянке 17 месяцев он   находился во внутренней тюрьме. В одиночке сидел четыре с половиной месяца. Последний допрос — в январе 1931 года. После 12 марта 1931 года перевели из   одиночки в общую камеру.

Приговор Лосеву вынесли 3 сентября 1931 года — 10 лет лагерей. После приговора перевели в Бутырки, на пересылку. Там 20 сентября объявили   приговор осужденному.

«Жизнь сложнее логики», — сказал на допросе философ. Поэтому, сидя в   одиночке, мучился, много молился и плакал. Плакал ежедневно 47 дней и   потерял сон. Взял себя в руки и через две недели очнулся. Боролись стихия   чувств и свет ума. «Беспомощность», «покинутость Ботом», «метание во тьме и   буре по бездонному и безбрежному морю» не оставляли заключенного. Но ум «вел себя образцово», старался внести «мир и покой», «все время успокаивал».

Душа мало подчинялась уму и даже «роптала на небо», бунтовала «против высших   сил». Пока сидел во внутренней тюрьме, одолевали страшные сны. То не может   никак войти в дверь своей квартиры; то не может сесть в вагон — и поезд уходит; то никак не может найти место в книге, где обрисована вся его жизнь;   то не может во время богослужения вставить особую стихиру — и служба останавливается (письмо из лагеря от31/XII-1931) *. Тяжко в тюрьме, в одиночке.

А когда перевели в общую камеру, стал читать соузникам лекции,   несколько отдельных курсов по истории философии, эстетике, логике,   диалектике. Десятки лекций читал с увлечением и с огромным успехом. Когда же   в лагере будет вести ликбез по арифметике, вызовет озлобление  «интеллигентов» (23/II- 1932).

Источник: А.А. Тахо-Годи. А.Ф. Лосев.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.