Полтавской виктории – 305 лет. Военно-политическое значение славной битвы всем известно: победа над шведами, над великим (без преувеличений!) полководцем Карлом XII – это важнейший шаг в утверждении Российской империи, нашей непобедимой воинской державы.
Об этом мы писали… А сегодня хотелось бы поговорить о личности того, кто втянул Россию в Северную войну, чтобы вытянуть её из войны империей.
У царя Петра Алексеевича не лучшая репутация среди православных. Некоторые считают его губителем Святой Руси, который противопоставил православному царству железную империю, который усилил державу в ущерб христианству.
Отчасти эти оценки справедливы. И колокола переливали на пушки тоже при Петре. Но посмотрим внимательно. Все эти – во многом печальные – тенденции прослеживаются и в политике великих князей московских, начиная с Ивана Третьего, Великого. А уж после Раскола и устранения патриарха Никона при отце первого русского императора, царе Алексее Михайловиче – те начала, которые мы связываем с ролью Петра, торжествовали вовсю. Однако Алексея Михайловича воспринимают как благостного православного царя, а Петра до сих пор в антихристах числят.
Немало обид было русской душе нанесено самодержавной рукой Петра, немалый урон принесли его безудержные нововведения и православной Церкви. В петровском просвещении господствовал практицизм: церковные книги были потеснены всяческими учебниками и руководствами, которые издавались, между прочим, на русской типографии в далёком Амстердаме. В то же время, немало храмов на Руси, по легендам, связаны с Петром, а некоторые даже построены по его чертежам – как Петропавловская церковь на Новой Басманной в Москве.
Да, он, как первый великий революционер в нашей истории, отринул прежнюю жизнь, в которой церковное начало превалировало. Но порывистый характер царя заставлял его то бросаться в хоровод пороков, то превращаться в богомольца и православного воина. Невоздержанность проявлялась во многом – и в плотских удовольствиях, и в ярости, и в чревоугодии.
Но, в то же время, Пётр презирал роскошь, как правило, был выше корыстных устремлений, удовлетворялся скромным жилищем, не любил славословий. Не гнушался тяжёлой работой – и смертельную болезнь «заработал», как праведник – спасал солдат, потерпевших кораблекрушение. Два десятка солдат, которых ботик, севший на мель, куда-то вёз по морю, не умели плавать… Дело было в ноябре. Император, по пояс в ледяной воде, вытаскивал напуганных горемык на сушу, а потом и бот стащили с мели. А царю тогда было за пятьдесят… Достоверность этой легенды подчас подвергают сомнению, но несомненно, что такой подвиг – в характере Петра.
Царь-работник
Не забудет история и приказ царя перед Полтавской битвой: «Воины! Вот пришел час, который решит судьбу Отечества. И так не должны вы помышлять, что сражаетесь за Петра, но за государство, Петру врученное, за род свой, за Отечество, за православную нашу веру и церковь. Не должна вас также смущать слава неприятеля, будто бы непобедимого, которой ложь вы сами своими победами над ним неоднократно доказывали. Имейте в сражении пред очами вашими правду и Бога, поборающего по вас. А о Петре ведайте, что ему жизнь его не дорога, только бы жила Россия в блаженстве и славе, для благосостояния вашего».
Есть мнение, что эту речь придумал соратник и биограф Петра – Феофан Прокопович. Скорее всего, он всё-таки переработал реальные слова Петра. Пётр был способен на высокие мысли. Впрочем, и его другое – лаконичное – полтавское обращение к солдатам замечательно: «Братцы, делайте, как делаю я – и всё будет добро. А после победы – отдохновение».
«Делай, как я», – этот принцип в нашей армии останется навсегда. Как и другой петровский постулат – «Служить, не щадя живота своего».
Император всемерно усилил армию, создал военный флот. И это не было пустой блажью преобразователя. Опыт ХХ века нам внятно показал: в сильной армии – ключ к спасению России. Останься Московия бессильной перед железными шеренгами европейских армий – и в лучшем случае нас ждала бы печальная судьба Польши, которая, напомню, в допетровские времена не уступала Московскому государству ни в военной мощи, ни политическим влиянием. Эта миссия, выполненная Петром, дала повод некоторым современным публицистам (наиболее активен из них, пожалуй, Кавад Раш) говорить даже о канонизации (!) яростного императора.
Более объективны суждения замечательного православного писателя Евгения Николаевича Погожева (читателям известного как Е.Поселянин), который, отдавая должное созидательным усилиям Петра, не ретушировал и петровских перегибов:
«В нем не было духа древнего великорусского благочестия, он не дорожил формами этого благочестия, хотя был человек глубоко верующий. Он всем существом своим был практик. Учившись на ходу, среди потех, он бросился, прежде всего, к тому, в чем видел пользу. Не вероисповедные толки, не блеск богослужений церковных, к чему так лежала душа былых московских князей и царей, занимала Петра, а крепости, верфи, флоты, пушки, ремесла.
Большинство прежних русских людей не решились бы знаться с еретиками-иностранцами. Петр же без всякого сомнения пошел к ним за внешними знаниями. Суровый делец с какою-то болезненной ненавистью к религиозной исключительности: таков был Петр «…»
Но глубокой несправедливостью было бы обвинять Петра в недостатке любви к России, в отсутствии религиозных чувств. Россию он любил пламенно и в отношениях к Европе видел лишь орудие для усиления России. «Европа, писал он, нужна нам только на несколько десятков лет. А после того мы можем обернуться к ней задом». Служение России, ежедневный, настойчивый труд для нее, представлялись Петру высокой религиозной обязанностью. «…»
Но, как всегда бывает с людьми страстного характера, несочувствие Петра к набожности древнерусского характера выразилось в формах чересчур резких, иногда непристойных и даже не остроумных».
Проницательные слова Е.Поселянина! Пётр, натура страстная, напористая, нанёс немало оскорблений православной душе русского народа. Но он же сумел защитить страну от турецкой, польской и шведской агрессии тем, что превратил страну в укреплённый военный лагерь, заложил славные победные традиции русской армии XVIII века.
Поверхностные взгляды на историю опрометчивы. Нередко мы судим о Петре как о безоглядном «вестернизаторе» России, который чуть ли не был готов отказаться от Православия. Атеистические пропагандисты козыряли такими мифическими фактами, как переливание колоколов на пушки во время Северной войны. Дескать, как материалист. Пётр считал Церковь пережитком тёмной старины.
Между тем, в основных памятниках петровской идеологии верность православной русской традиции. В Уставе воинском, который был для Петра произведением сокровенным, сказано:
«Все, как офицеры, так и солдаты в лагерях и на караулах, везде должны суть трижды молиться. Дважды по пробитии тапты и побудки (которые краткие молитвы надлежит тайно говорить каждому про себя и для того надлежит каждому офицеру солдат учить, а ежели безграмотные, кто всех выучить не может, то хотя одно Отче наш, что, конечно, надлежит уметь).
В третие ж в 9-м часу пред полуднем должен Священник Литургию отправлять при каждом полку. И понеже на всяк день того Священнику не возможно исправить, тако ж каждому полку не всегда случается вкупе быть, так же и на караулах стоящих: того ради установленные в то время молитвы читать надлежит по батальонам или ротам, как случай подаст. К кратким же утренним и вечерним молитвам в городах и деревнях на квартирах стоящих солдат собирать не надлежит, но только к единой о 9 часе бываемой молитве.
В воскресные же дни и великие Праздники вечерни, а в городские праздники вечерни и утрени отправлять надлежит, и пред каждым временем в барабан бить. Повседневные же часы, вечерии и заутрени Священники дома да отправляют, понеже сие правило церковное духовным и свободным людям узаконено, чего салдатам в таковых кровавых трудах и безпокойстве будучим снесть не возможно, но довлеет вышеписанного. К сей положенной службе все без отрицания ходить долженствуют, под штрафом определенным в воинских артикулах».
Николай Ге. Петр допрашивает царевича Алексея
Забота о духовной жизни армии не была пустой декларацией: именно так и была устроена жизнь воинства Российского, и регулярные богослужения, несомненно, благотворно влияли на духовный облик солдат и офицеров. В штатской жизни далеко не каждый из них был бы так благочестив! Пётр намеревался создать непобедимое христолюбивое воинство, сильное духом.
Присягали офицеры, по указу императора, положив левую руку на Евангелие, а правую поднимали вверх «с проистёртыми двумя большими персты». Солдаты присягали «пред предлежащим Евангелием», а по прочтении целовали Евангелие.
Первая глава воинских артикулов Петра Великого опять-таки говорила о страхе Божием:
«Хотя всем обще и каждому христианину без изъятия надлежит христианско и честно жить, и не в лицемерном страсе Божии содержать себя: однакоже сие салдаты и воинские люди с вящшею ревностию уважать и внимать имеют; понеже оных Бог в такое состояние определил, в котором оныя часто бывают, что ни единаго часа обнадежены суть, чтоб они наивящшим опасностям живота в службе государя своего подвержены не были.
И понеже всякое благословение, победа и благополучие от единаго Бога всемогущаго, яко от истиннаго начала всего блага и праведнаго Победодавца происходит. И Оному токмо молитися и на Него надежду полагати надлежит, и тако сие наипаче всего иметь во всех делах и предприятиях, и всегда благо содержать: того ради чрез сие все идолопоклонство, чародейство (чернокнижество) наикрепчайшее запрещается, и таким образом, что никоторое из оных отнюдь ни в лагере и нигде инде не будет допущено и терпимо.
И ежели кто из воинских людей найдется идолопоклонник, чернокнижец, ружья заговоритель, суеверный и богохулительный чародей: оный по состоянию дела в жестоком заключении, в железах, гонянием шпицрутен наказан или весьма сожжен имеет быть».
Таким образом, армия становилась едва ли не самой набожной частью общества. Допетровская Русь, да и императорская Россия иногда представляется нам в идиллическом духе, как некое абсолютно благочестивое царство. Однако для многих рекрутов именно петровская армия стала местом серьёзного обращения к Богу, в армии они овладевали церковной грамотой.
Суворов и на излёте XVIII века не раз жаловался на невежество новобранцев, которые приходили в армию из далёких деревень неграмотные, не зная молитв и богослужения. Только армия, только полковые священники по-настоящему их обратили. Высокий смысл активного служения полковых священников многозначен. По Петру Великому и по Суворову, солдат, лишённый веры, превращается в грабителя, в разбойника.
Николай Симонов в роли Петра
Народный патриотизм Петра афористически осмыслен Пушкиным в стансах:
Самодержавною рукой
Он смело сеял просвещенье,
Не презирал страны родной:
Он знал ее предназначенье.
Именно так – высокое, завидное предназначенье непобедимого народа не было секретом для первого императора. Не следует забывать и любимых слов первого нашего императора:
«Молись и трудись, аще кто не хощет делати, ниже да яст». Говаривал Пётр и другие слова, их не раз повторял великий Суворов: «Бог сотворил Россию только одну – она соперниц не имеет!»
Реакцией на деспотизм Петра, на «кальвинистский уклон» в духовной атмосфере, на некоторые бестактные для святой Руси нововведения вроде бритья бород или установки языческих статуй стало восприятие Петра как антихриста, особенно популярное в среде староверов. Песню подхватили и некоторые поэты, и публицисты. Так, Борис Чичибабин аж в 1972-м году предлагал «устроить пересмотр» Истории:
Будь проклят, царь – христоубийца,
за то, что кровию упиться
ни разу досыта не смог!
А Русь ушла с лица земли
в тайнохранительные срубы,
где никакие душегубы
ее обидеть не могли.
Будь проклят, ратник сатаны,
смотритель каменной мертвецкой,
кто от нелепицы стрелецкой
натряс в немецкие штаны.
Но голос Чичибабина и некоторых его единомышленников не перекрывает хора почитателей (и, как правило, искренних и вдумчивых) Петра. «Отца Отечества», которого в Российской империи культивировали и прославляли не меньше, чем Ленина в СССР. Разве что мавзолейного ритуала не было. Но, когда в царской семье рождался сын, доброжелатели непременно выражали надежду, что «Се в Павле новый Пётр родился!» (П.Н.Голенищев-Кутузов). И, критикуя каждого нового правителя, в пример неизменно приводили Петра Великого – как недостижимый идеал.
Кто только не участвовал в создании этого культа – начиная с Феофана Прокоповича. Назовём только самых ярких творцов: Ломоносов, Сумароков, Пушкин, позже, когда канон уже сложился – Бенедиктов, Майков, Ге, Суриков, А.Н.Толстой. Иной раз и государственные мужи, и писатели нарушали заповедь «Не сотвори себе кумира» — восхваляли Петра по-язычески. Но некоторым удался неодномерный, противоречивый образ Петра.
К мужику придет: «Бог помочь!»
Тот трудится, лоб в поту.
«Что ты делаешь, Пахомыч?»
– «Лапти, батюшка, плету,
Только дело плоховато, –
Ковыряю как могу,
Через пятое в десято».
– «Дай-ка, я те помогу!»
Сел. Продернет, стянет дырку, –
Знает, где и как продеть,
И плетет в частоковырку,
Так, что любо поглядеть.
В поле к праздному владельцу
Выйдет он, найдет досуг,
И исправит земледельцу.
Борону его и плуг.
А на труд свой с недоверьем
Сам всё смотрит. «Нет, пора
Перестать быть подмастерьем!
Время выйти в мастера». –
Это Бенедиктов о трудолюбии Петра. А трагедия «государственного» разрыва с сыном – это Николай Ге, знаменитое полотно.
Он не торчит в нашей истории как церетелиевское недоразумение на Москве-реке. Он – петербургский Медный Всадник, взмывший над Россией, но способный и затоптать безвинно. Не вычёркивайте его из истории, не идеализируйте, но помните.