Каждые три месяца 60-летняя Анзурат (имя изменено по просьбе героини) «обнуляет» срок пребывания на территории России. Чтобы оно оставалось законным, нужно ехать за 2 тысячи километров от Москвы, в сторону казахского города Уральска. Раньше ездили за 700 километров к Украине, и дорога обходилась всего в 2 тысячи рублей, но границу закрыли. Теперь таксисты, свои же, как говорит Анзурат – таджики, узбеки, киргизы, берут 5 тысяч рублей, наполняют машину пассажирами, день и ночь везут их в село Озинки Саратовской области, ровно до ресторана «Шахрисабз», за которым начинается ничейная земля. Там мигрантов ждут другие таксисты, курды и казахи. Хорошие душевные люди, подчеркивает Анзурат, но им тоже надо как-то зарабатывать, чтобы кормить семью. За 800 рублей или полторы тысячи в зависимости от того, будний день или выходной, они перевозят людей через границу Казахстана, делают небольшой круг и по ничейной земле возвращаются в Россию, к ресторану «Шахрисабз». Таким образом у мигранта в паспорте появляется два штампа: о выезде и въезде в страну.
Чтобы сэкономить, Анзурат пробовала добираться на поезде до Саратова, потом на маршрутке до Озинок. В целом выходит дешевле, но никогда не знаешь, как долго простоишь в очереди на границе, а маршрутка, в отличие от такси, ждать не будет, и тогда придется ночевать на холодном вокзале, бродить по пустому залу в темноте, чтобы не уснуть и чтобы ноги наконец перестало сводить судорогами.
Есть еще два способа жить на территории России легально: каждый месяц покупать патент за четыре с половиной тысячи рублей, как делает муж Анзурат, потому что любит ходить с гордо поднятой головой, или получить паспорт гражданина Российской Федерации. Добиться последнего, заветного, за 15 лет в Москве у Анзурат и ее семьи так и не получилось.
Быт
Анзурат живет в съемной квартире в недалеком Подмосковье вместе с тридцатилетним сыном и «еще одним мигрантом», как называет женщина своего квартиранта. Муж на время уехал в Самарканд – они хотя и таджики, но родом из Узбекистана, ухаживает за больной матерью и достраивает дом. Младший сын тоже на родине, отбывает пятилетнюю депортацию.
Втроем в однушке им, можно сказать, даже просторно: Анзурат спит на диване, который занимает почти всю прихожую, сын и квартирант – в комнате, оба на полу, только у «хозяина» высокий матрас, заправленный цветастым пледом, а у жильца вместо кровати – тонкая гора тряпок.
Анзурат давно говорила «своему мигранту», чтобы он купил нормальный матрас, но, если подумать, откуда у него лишние деньги?
По сравнению с другими приехавшими в Россию на заработки семья Анзурат живет неплохо: снимают квартиру, а не койко-место, как, например, ее же жилец, на это ежемесячно уходит 20 тысяч рублей, на столе нет-нет да появляется мясо. Мясо дорогое в принципе, а халяльное тем более, поэтому обычно мигранты его не покупают. Но Анзурат нашла хорошую лавку недалеко от дома и благодаря природному умению договориться берет килограмм за 350 рублей вместо 400, а мигранту, как любит повторять ее муж, и 10 рублей – деньги.
К приезду гостя-журналиста она наварила плова в толстом казане, поставила на стол лучшее, что было в холодильнике: ярко-красные помидоры и душистые огурцы из «Фудсити» (угостил знакомый мигрант, который там работает), курагу и миндаль из Таджикистана (квартирант недавно был на родине), листья салата (а это уже от сына, купил, потому что знает, как мама их любит), поломанные песочные печенья, их, кстати, целый полиэтиленовый пакет – жилец работает в «Ашане», принес домой остатки, негодные для прилавка.
– Тарелки чистые, – как будто с обидой предупреждает Анзурат, ставя на стол глубокие миски, до краев наполненные душистым горячим пловом. – Чистые и самые лучшие. Мой муж специально подбирал в «Ашане». У нас все чистое, вы не думайте. Мы с помойки не подбирали тарелочки.
На то, чтобы обжиться в России, у Анзурат и ее семьи ушло немало лет. В 2000 году приехал на заработки муж, два года спустя сама Анзурат, еще через год они привезли сыновей 7 и 13 лет.
Старшая дочка осталась с бабушкой в Узбекистане, потому что, говорит женщина, «у нас девочки должны выходить замуж девственницами, а в России мигранту никто не гарантирует безопасность».
Мальчиков взяли в школу, Анзурат с мужем много работали. Он в основном таксистом, она нелегально няней, а до этого продавцом, кассиром, уборщицей в «Ашане», в «Эльдорадо», даже вахтершей, хотя туда принимают только граждан России, но Анзурат немного заплатила одной добросердечной бабушке и работала по ее трудовой книжке за 6 тысяч рублей в месяц. Потом женщина сильно заболела: язва, воспаление легких, проблемы с глазами, и все это, конечно, от нервов. С тех пор она не работает, в город, особенно в Москву, выезжает редко. Какие у нее могут быть дела? Да и лишний раз не хочется пересекаться с «волками», как называет Анзурат полицейских в метро.
– У меня спрашивают: «Что ты тут делаешь, сидела бы дома». А кто будет моему мужу, сыновьям готовить? На улице дорого питаться.
Депортация
Старшего сына Анзурат высылали из России один раз сроком на три года. Он работяга, даже когда учился в подмосковном строительном колледже, подрабатывал на мойке, и в Узбекистане не смог сидеть без дела, поэтому поехал в Турцию. Трудился на мебельной фабрике и официантом в ресторане, пока в стране не случился политический переворот. К тому времени истек срок депортации, и мужчина решил вернуться в Россию. Деньги на билет прислал отец, потому что 800 долларов – все, что Н. успел заработать – он уже отправил на свадьбу сестре.
Младшего сына Анзурат высылали дважды. Первый раз, когда на мойку, где он работал без патента, то есть нелегально, пришли патрульные постовые. Тут ведь замкнутый круг: нельзя работать, пока не оплатишь патент, но чем заплатить за патент, если нет работы? У отца денег не попросишь. Отец работает на такси, оплачивает свой патент, аренду машины, проценты «Яндекса» ежедневно, а заказы дешевые, это нелегко, и еще ведь нужно платить за квартиру, нужно отправлять деньги дочери.
Анзурат везла в суд все: аттестат об окончании школы, благодарственные грамоты, диплом о среднем специальном образовании. Она так мечтала, что ее младшенький станет первоклассным токарем. Но в суде, конечно, слушать не стали: пять тысяч штрафа и депортация на пять лет.
– Того, кто языком не владеет, хай не выслушивает, – в речи Анзурат неожиданно появляется совсем диалектное, южнорусское, даже украинское «хай», – а мой сын прекрасно владеет, пусть послушала бы его. Он у меня голубоглазый, на русского похож. До такой степени красивый мальчик! До такой степени порядочный! Зачем ломать ему судьбу?
Как и многие в такой ситуации, младший сын Анзурат не купил билет в Узбекистан. Тогда его поймали во второй раз. Скрутили у метро, доставили в спецприемник миграционного центра в Сахарове, потом был суд, еще пять тысяч рублей штрафа, билет за счет государства и депортация из аэропорта Внуково уже под конвоем.
– Как вы любите слово «вон», – плачет Анзурат, вспоминая непреклонность судьи. – А во время войны моя мама принимала семью лейтенанта из Ленинграда.
Она им постель уступила, а сама спала со своими детьми на глиняном полу. А вы ломаете судьбу мальчика. Он такой хороший!
Гражданство
Тех, у кого есть гражданство, Анзурат вне зависимости от национальности называет русскими. Сама она с надеждой стать «русской» распрощалась давно. Теперь пришла старость, ей бы дождаться, когда муж достроит дом в Узбекистане, сын женится, чтобы уже другая занималась хозяйством в съемной московской квартире. Тогда Анзурат поедет домой, будет много читать Коран, перетирать в порошок лечебные травы и возиться с внуком, которого ни разу не видела, потому что летала на родину четыре года назад, на свадьбу дочери. Но было время, когда Анзурат голыми руками пыталась пробить стену из бюрократии и коррупции, за которой, как ей казалось, лежат заветные четыре паспорта.
– Надо было делать вид на жительство и тогда через три года подавать на гражданство. Для этого кто-нибудь из «русских» должен был нас временно зарегистрировать. В 2010 году я нашла такую семью, но они просили 30 тысяч рублей за человека. У мужа зарплата 18 тысяч, у старшего сына 15, младший учится в колледже. Откуда бы я взяла такие деньги? – как будто сама с собой договариваясь, говорит Анзурат.
Женщина хорошо помнит очереди к дверям многочисленных центров, где она получала, а чаще не получала квоты, справки, бумажки. Если открывают в 9, занимать место нужно в два часа ночи, стоять на улице и зимой, и летом, но ей и сыновьям почему-то всегда выпадали зимы и, как казалось Анзурат, самые холодные их дни.
Фото: AmurMedia
– Встретила в миграционном одну кореянку из Ташкента, она только получила паспорт, я поздравляю ее, паспорт все-таки, а она говорит: «У меня ни грамма радости. После всех унижений и оскорблений, что я здесь вытерпела, зачем мне теперь этот паспорт. Жить не хочется». Какая там канитель, и везде нужны деньги, ой-йо-йо-ой.
Истории
– А теперь я расскажу вам, как живут мигранты, – заговорщицки растягивает слова Анзурат, как будто готовится начать старую восточную притчу.
В Узбекистане работы нет. Или голодаешь, или едешь гастарбайтером. Чем кормить семью? Есть люди пошустрее, они покупают землю, сажают урюк. Но чтобы везти в Россию сухофрукты, надо здесь кого-то иметь. Бывает, что-то идет не так, тогда люди остаются ни с чем. Вот так у нас показывают, если у человека ничего нет, – Анзурат подносит к носу два пальца правой руки, указательный и безымянный.
В соседнем доме живет семья. В Узбекистане жена работала акушером-гинекологом, муж здесь на заработках. Приезжал раз в год на месяц, она беременела, дети все время без отца. Решила переехать к нему, чтобы дети чуть-чуть с отцом побыли. Третьего рожала здесь.
Представляете, как они живут? На полу цемент, вещи как будто с мусорки, матрасы какие-то, и дети там же спят, но они счастливы, потому что вместе. Когда она поехала рожать, детей оставили консьержке. Мой мигрант принес три бутылки просроченного молока, вскипячу и отнесу им тоже.
Жениха своей дочке я выбирала сама. Одному отказала сразу. Мне говорили, что я сумасшедшая, потому что дочке уже 25, старая дева, но он мне не понравился. Потом разные сватались: и преподаватели, и профессоры. Она у меня красавица, умница. Я выбрала работягу. Ему 28, с 19 лет он работает гастарбайтером в Корее. Там не как в России, там месяц поработал и месяц дома. Но он не отдыхает, а возит туристов. Когда я увидела его мозолистые руки, поняла, что пусть он необразованный, но с ним моя дочка не пропадет.
Мой сын хотел жениться на российской гражданке, чтобы снять депорт. Встретил девушку, она полюбила его, собиралась приехать к нему из другого города. Я говорила: сынок, а ты можешь гарантировать ей, что у тебя все будет в порядке? Но все равно ничего не получилось. Ее отец запретил, сказал, что найдет другого.
В двухкомнатной квартире живут два брата, их жены, у одного двое детей, у другого один и вторым жена беременна, а еще их больная мать, которая ждет операцию на желчном пузыре, и квартирант, он спит в чулане. У него есть российское гражданство, но платить за квартиру он все равно не может.
У той, которая беременная, мужа уволили. Она пошла к азербайджанцам на склад разбирать фрукты. А ты же с пузом, говорю, как ты поднимаешь ящики? Ничего, выдержу. Такая хорошая работа, говорит: немного подпорченные яблоки, подпорченный болгарский перец можно носить домой.
Двое ребят набрали долги, приехали, работали на стройке. А хозяин их кинул, ни копейки не заплатил. Их часто кидают. Взяли у «Яндекса» машину в аренду и работают в такси.
Мой старший сын до такой степени хороший таксист, он все в Москве знает, где какая улица и где короче ехать. Я удивляюсь, до какой степени они с мужем профессиональными стали. А их не ценят. Никаких премий, отпуска нет. Один день выходной в неделю, а в других компаниях и дня не было.
Сын старается людей хорошо обслуживать. Но в прошлый раз села женщина, оплата наличными. 172 рубля поездка. Вытаскивает 2000, говорит: зайди в этот магазин, разменяй, ничего не покупая. Тыкает моему сыну, хотя младше него.
Он пошел, вернулся к машине, у него не хватило 8 рублей мелочью. Извинился. А она: откуда хочешь, 8 рублей раздобудь. Он дал ей 10 рублей – я ему в кошелечек утром бросила, я же каждый день хожу к водителям маршруток, меняю, чтобы у него всегда была сдача.
Он потом позвонил мне, говорит, мама, мне так обидно было, когда она мне тыкала; мама, как я после этого должен людей обслуживать, как скинуть это с себя; мама, я весь нервный. Я ему говорю: ничего, сейчас тебе хороший человек попадется, скажет тебе хорошие слова, и ты ему скажешь.
Почему сотрудники ППС, когда хватают мигрантов и везут в суд, не разбираются в хороших и плохих людях? Они же должны разбираться.