«А в этой больнице у вас есть знакомые врачи?»
Фото: freepik.com
Фото: freepik.com
Каждый раз, когда твоего близкого человека поглощает ГБУЗ — государственное бюджетное учреждение здравоохранения, — ты начинаешь носиться вдоль этих стен с крепостным рвом и «искать контакты».

Мария Божович

Чем серьезнее и федеральнее медучреждение, тем труднее в него проникнуть, что-то понять и получить информацию. Посещение строго дозировано, есть приемные часы, приходишь с паспортом, встаешь в очередь к окошечку, через 40 минут тебе выдают пропуск строго на сегодня, и, ежась от взгляда охранника, ты проходишь через турникет. 

Почему нельзя выдать пропуск с запасом, сразу на все дни? Зачем вообще нужны больничные пропуска? Неужели есть столько желающих гулять без острой необходимости по этим гостеприимным коридорам?

Но это лишь первый этап. Дальше нужно поймать и опознать лечащего врача.

— Извините, это не вы Иван Петрович?

— Нет, не я.

— А где он?

— Вроде был здесь.

— Как бы мне его найти?

— Не знаю. Вон он, кажется.

За поворотом мелькают полы белого халата. Бросаешься в погоню, долго караулишь у двери — и наконец вечно спешащий Иван Петрович набегу, скороговоркой, дает тебе объяснения, из которых почти ничего не понятно.

— Простите, я еще забыла спросить… 

А его уже и след простыл.

Но бывает иначе — тебя принимает у себя аж целый завотделением! Он объяснит, что делать нужно все только так, а не иначе, что выбора нет, что второе мнение получить можно, но зачем, что операции все равно не избежать, а если не хотите, мы хоть сейчас вас выпишем под вашу ответственность и пеняйте на себя. Возможно, он пригласит вас на консилиум, вы будете снова сидеть у кабинета в ожидании, что сейчас вызовут, через полчаса выйдет Иван Петрович (у вас появится смутное подозрение, что за дверью, кроме него, никого и не было), скажет, что консилиум завершился и решение осталось без изменений.

Что делать? Ну конечно, искать контакты. Раньше, в советское время, к врачам приходили с коньяком и приветом от общих знакомых, но теперь у нас есть фейсбук и инстаграм. Я не уверена, что еще в какой-то стране так процветает группа «Найди своего доктора» (112 тыс. подписчиков) и множество ей подобных. «Ищу лучшего ревматолога в НИИ ревматологии им. Насоновой», «Помогите найти хорошего нефролога в клинике нефрологии на Пироговке», «Госпитализировали в 52-ю, кто знает врачей оттуда» и так до бесконечности. 

Поражает подспудная уверенность, что первый попавшийся врач по умолчанию будет плохим, а чтобы найти хорошего, надо как следует попотеть.

Всякий, кто хоть раз лечился в России, знает, что благополучный исход больничной эпопеи зависит от того, как скоро ты превратишься из человека с улицы в человека со связями. 

Я, кажется, начала с того, что провал коммуникации характерен только для государственных клиник? Ничего подобного, в частных то же самое. Только что я побывала в клинике «Будь здоров» на платном приеме, потом понадобилось что-то уточнить, я позвонила в колл-центр и попросила соединить с врачом. Не тут-то было. Никогда ты не поговоришь с ним ни по телефону, ни по почте. Хочешь задать вопрос — записывайся снова, приходи, плати.

Конечно, мы все знаем врачей, которые внимательны и дружелюбны, которые общаются не стоя, а сидя, смотрят в глаза отвечают на все вопросы. Им можно позвонить, написать, они доступны. Для них это часть работы, а не любезность, хотя и она тоже! Ведь система обычно против таких отношений, их профессионализм — не правило, а исключение.

Почему в реанимации не пускают и чем это грозит?
Подробнее

Ровно год назад, на самом гребне ковидной первой волны, моя русская подруга, живущая в Швейцарии, искала контакты в одной московской клинике, куда положили ее маму с внезапно обнаружившимся запущенным раком. У нас был только номер этой клиники — и больше ничего, сама же мама на связь не выходила. Прошло несколько часов после поста в фейсбуке — и подруга уже знала ФИО лечащего врача, общалась с ним по телефону и имела выписку из медкарты, присланную в WhatsApp. Более того, этот врач потом каждый день звонил ей сам!

— Как тебе удалось, у них же никогда нет времени?

— Я очень переживала и плакала. Наверное, он пожалел меня. 

— Интересно, — подумала я, — надо ли плакать в Швейцарии, в Америке, в Англии, чтобы тебе рассказывали о состоянии твоего родственника, или только в России необходимо такое общение «от сердца к сердцу»?

Но лично мне ужасно не хочется обрекать ни себя, ни постороннего человека на эмоциональный штурм, чтобы преодолеть крепостную стену между врачом и пациентом, между больным и больницей. Эмоции лучше беречь для другого, особенно если и вправду происходит что-то серьезное. 

А коммуникация с доктором может быть сочувственной, уважительной, человечной, внимательной — и при этом совершенно формальной, в самом лучшем смысле этого нелюбимого нами слова. Тогда ты точно будешь знать, что какой бы врач в какой бы клинике ни лечил твоих близких, тебе не придется хватать его за рукав и метаться в поисках контактов.

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.