«Я в Абхазии! — писал А. П. Чехов в июле 1888 года. — Природа удивительная до бешенства и отчаяния… Если бы я пожил в Абхазии хотя месяц, то, думаю, написал бы с полсотни обольстительных сказок…» Корреспонденты «НС», пожив в Абхазии неделю, предлагают вам — нет, не сказки, конечно, а путевые заметки и фотографии, то, что они успели увидеть и понять за этот короткий срок. Это взгляд беглый, как бы с высоты птичьего полета. Но и при таком взгляде иногда удается рассмотреть что-то важное.
Колыма Византийской империи
Когда неугодного византийским властям архиепископа Константинополя Иоанна Златоуста приговорили к изгнанию, местом его ссылки были выбраны самые задворки византийской империи — туда, как в недавние времена на Колыму, отправляли византийских ссыльных. Сегодня эти «задворки» пользуются огромной популярностью у любителей путешествий, паломников и отдыхающих. Пицунда и Сухум — самые известные города Абхазии, существующие более двух тысяч лет.
Саркофаг, в котором был похоронен святитель Иоанн Златоуст
Иоанн Златоуст не дошел до Питиунта (Пицунды): изможденный непосильным переходом под палящим солнцем, он умер и был похоронен в местечке Команы в 407 году. За сто лет до него здесь же казнили другого святого — мученика Василиска Команского.
Сегодня местечко Команы не забыто, не потерялось в глубине веков. Источник, бьющий на месте мучений св. Василиска, считается целебным. Паломничества сюда не прекращались даже в советское время. Исцеления происходят и сейчас: один из встретившихся нам в Абхазии людей рассказывал, как у него на глазах его родственник, от которого врачи уже отказались, заполз в источник с костылями, а вышел на своих ногах. Он все никак не решался отпустить костыли и приговаривал: «Ой, что это, я могу сам ходить?»
В конце XIX века в Команах был основан Василиско-Златоустовский монастырь. Здесь в монастырском храме хранится святыня — саркофаг, в котором был похоронен великий Златоуст (сейчас его мощи пребывают в Константинополе). Сама же обитель, закрытая при советской власти, ныне делает попытки возродиться: сегодня здесь постоянно живут три послушника и один священник — иерей Андрей, бывший военный врач, челюстной хирург и стоматолог. Отец Андрей как-то приехал в Абхазию с российскими миротворцами, да так и остался, сменив военную службу на священническую. Хотя и врачебное ремесло не забывает — всегда готов оказать медицинскую помощь. Есть у монастыря и настоятель, иеромонах Григорий, но на нем еще несколько храмов, единственная в Абхазии воскресная школа и небольшое православное издательство, так что сидеть на месте ему некогда. Нас привез в монастырь благочинный, иеромонах Игнатий (Киут), абхаз. «Насельники у нас тут особенные, все с трудным прошлым, — делится о. Игнатий. — Вот Адам, например, двадцать лет отсидел за убийство. Думаете, легко ему дается послушание?» Благочинного братия, похоже, побаивается. «Отец Андрей — монашеского типа, а я — буйного. Но буйные тоже нужны», — меланхолично констатирует отец Игнатий.
Военно-Сухумская дорога – одно из самых красивых мест в Абхазии. Еще до революции в ее окрестностях селились монахи-пустынники. На фото: иеромонах Игнатий, настоятель одного из храмов в Кодорском ущелье
Несколько лет назад рядом с могилой мученика Василиска появился маленький деревянный храм. Говорят, его возвел некий криминальный авторитет из России после того, как в водах святого источника исцелилась его тяжело больная дочь. В храме рядом с алтарем висит большая икона, изображающая благоразумного разбойника.
Красный комиссар, друг монахов
Новый Афон — городок небольшой, но достопримечательностей здесь на один квадратный метр, пожалуй, больше, чем в любом другом месте Абхазии. Во-первых, по преданию, совсем недалеко от современного Нового Афона в I веке жил, проповедовал и был убит апостол Симон Кананит. Паломники, туристы и просто отдыхающие посещают сегодня его маленькую пещеру в скалах в ближайших окрестностях Нового Афона. Над местом, где похоронен апостол, воздвигнут храм. Поскольку считается, что именно на браке Симона в Кане Галилейской Христос претворил воду в вино, многие пары специально приезжают сюда венчаться. Богослужения здесь проходят нечасто — священников не хватает.
А в полукилометре возвышается Симоно-Кананитский монастырь, основанный иноками русского афонского Пантелеимонова монастыря в 1875 году. На рубеже XIX — XX веков здесь цвела монашеская жизнь. К 1924 году этот монастырь, как и остальные семь, находившихся к этому моменту на территории Абхазии, был закрыт. Рассказывают следующую историю: в конце XIX века при монастыре существовала школа для абхазских мальчиков, где учился сирота Нестор Лакоба, впоследствии ставший председателем Совета народных комиссаров Абхазии. В 1924-м он приехал в Новый Афон. «Дорогие отцы, мне приказали в Москве закрыть ваш монастырь, — сказал Нестор собравшимся в трапезной монахам. — Я долго протестовал. Монастырь дорог мне так же, как и вам. Но простите меня, отцы, я не властен отменить это решение, ибо это решение самого Сталина…» Предупреждение спасло тогда жизнь многим монахам. По некоторым сведениям, около трехсот из них в ту же ночь тайно ушли в горы и поселились в окрестностях русского высокогорного села Псху, наладили там монашеский быт и жизнь по уставу. Впрочем, в 1930-е годы чекисты нашли их и там. Часть монахов вывезли и утопили в море, других отправили по тюрьмам и ссылкам, третьих расстреляли на месте. Где-то в районе Псху сейчас покоятся их останки.
В советское время в монастыре был санаторий. Во время грузино-абхазской войны — госпиталь. Затем обитель было решено возродить. В 1994-м сюда приехал игумен Афонского подворья в Москве Петр (Пиголь) и два послушника. Службы возобновились сначала в храме Симона Кананита — по воспоминаниям очевидцев, в самом монастыре была разруха, валялись фрагменты ампутированных конечностей. Со временем стали служить и в монастырском соборе. Через несколько лет игумена Петра отозвали обратно в Москву. К тому времени в монастыре появилось еще несколько насельников, настоятелем был назначен абхаз иеромонах Андрей (Ампар).
Сейчас в монастыре кроме настоятеля постоянно живут шесть монахов и два послушника. Было духовное училище и регентская школа, но сейчас они закрылись. Летом собор полон молящимися, но в основном это — приезжие.
Альпинисты Неба
В 1915 году известный церковный писатель протоиерей Валентин Свенцицкий, узнав о том, что в горах Абхазии живут пустынники, совершил к ним путешествие, которое описал в своей известной книге «Граждане неба». Оказывается, п устынножительство не прерывалось здесь и в советское время. Те, кто ищет уединения, и сегодня уходят в горы и селятся там небольшими общинами или поодиночке.
Монахини Злата и Селафиила — мать и дочь. Когда-то они жили в Чебоксарах, мама растила одна дочь и сына, дети с детства были верующими. В 1983 году, когда сын вернулся из армии, а дочь окончила школу, они навсегда уехали из Чебоксар сначала в Сухум, а потом в горы. Сын через три года «спустился», сейчас живет «обычной семейной жизнью». А мама с дочкой остались в горах на девятнадцать лет, присоединившись к пустынножительной общине.
Монахиня Селафиила девятнадцать лет прожила пустынницей в горах
На тот момент в общине жило человек двадцать, в том числе несколько иеромонахов. Жили в кельях, построенных собственными руками на некотором расстоянии друг от друга. Собирались вместе на службу в общем храме. За девятнадцать лет матушка Селафиила, попавшая туда 17-летней девушкой, не спускалась вниз ни разу. Только в 2002 году, когда тяжело заболела мать, обеим отшельницам пришлось вернуться в город.
Мы с о. Игнатием приехали в гости к матушкам в маленький домик на окраине Сухума. Навстречу вышла веселая девушка лет двадцати пяти (я подумала — помощница матушек), пригласила в дом, усадила, пошла варить кофе. Спрашиваю: «Когда же появится мать Селафиила, та, что двадцать лет прожила в горах?» «Так это она и есть», — говорит отец Игнатий про гостеприимную хозяйку (которой, между прочим, 43 года!).
Угощая нас кофе, мать Селафиила рассказывает об отшельниках. Сейчас их осталось совсем мало. Кто-то умер, большинство же, придя в горы, не выдерживает суровых условий жизни и возвращается. Впрочем, есть и такие, кто живет в горах уже около сорока лет. Периодически они спускаются, делают запасы на зиму — и снова наверх.
До войны 1992-1993 годов и Троице-Сергиева лавра, и другие монастыри помогали пустынникам: в Сухум, а потом в горы привозили продукты, крупы и т. п. Все это доставлялось до определенного места, дальше дорог не было, пустынники (в том числе и женщины) несли все на себе. От места разгрузки машин до поселения — день ходу.
В советское время приходилось прятаться от властей. «Мы днем печки не топили, костры не жгли, даже дрова не рубили, чтобы нас не обнаружили, — говорит матушка. — А то ведь могли поймать и посадить как тунеядцев, были такие случаи».
Во время войны доставка продуктов из России стала невозможной. Для отшельников это было тяжелейшим испытанием. Ели тогда все, что росло в горах: грибы, каштаны, желуди.
— А не скучно жить пустынником? — наивно интересуемся мы.
— Да что вы! — смеется матушка. — Зимой, пока из-под снега выкопаешься, полдня пройдет. Чтобы выжить, приходится очень тяжело работать. Вот мы огород пытались сажать — ничего не растет. Тень, сыро, камень. Да и духовно трудно там, без опытного духовника не прожить.
В течение всех двадцати лет отшельничества духовником матушек был о. Паисий (Уваров). Они и в горы пришли почти одновременно, по благословению архимандрита Троицы-Сергиевой лавры Кирилла (Павлова). Так совпало, что в год, когда мать и дочь спустились в город, о. Паисий умер.
— Обратно в горы не хочется?
— У меня мама больная на руках. А если бы я была одна — хоть бы сегодня туда ушла. Вся жизнь моя там.
Матушка Селафиила на прощание спрашивает наши имена. Весь оставшийся вечер почему-то не покидает ощущение праздника.
Христос дгылт!
Сейчас на территории Абхазии постоянно служит около пятнадцати священников. В курортных городах в воскресенье храмы полны, особенно в сезон — ходят и русские, и абхазы, и грузины, и армяне. В деревнях все иначе.
В селе Лыхны — около двух тысяч человек. Лыхненский храм уникален, ему больше 1000 лет, внутри фрески XIV века. Рядом с храмом — домик, здесь живет самый старый священник Абхазии, русский, отец Петр Самсонов. Священник он уже пятьдесят лет, из которых сорок служит именно здесь. Но на службе, по его словам, иногда бывает один-два человека. На Пасху — да, абхазская молодежь приходит. «Я им по-абхазски говорю: “Христос воскресе — Христос дгылт!” Они поют в ответ: “Ияше дгылт!” Им нравится по-абхазски петь, и я радуюсь». Отец Петр очень старенький, ему за восемьдесят, говорит он невнятно, но «Ияше дгылт» вдруг возглашает таким громким голосом, что диктофон зашкаливает. Уже год он перемещается в инвалидном кресле, поэтому. если никто из священников больше не приезжает, отец Петр служит не литургию, а обедницу — сидя литургию он служить не может.
Отец Петр, самый старый священник в Абхазии. Болезнь приковала его к инвалидному креслу, тем не менее он продолжает служить
В храме за ящиком женщина нам рассказывает: «Я вот приехала на время из Майкопа. Может, у вас есть какие-то знакомые в России, которые могли бы помочь тут и при храме, и за батюшкой поухаживать? А то нет никого…»
«Вот я отойду к Господу Богу, Он спросит: “А где твои чада, которых ты крестил?” А я скажу: “Их нет, в храм они не ходят”. Я иногда говорю: “Мир всем!” — а храм пустой», — с грустью рассказывает о. Петр.
Батюшка очень любит свой древний храм: «Русь только крестилась, а здесь уже начали служить». Никогда он не хотел отсюда уехать в Россию — ни в начале войны, ни после нее, когда в течение десяти лет почти голодал. В войну 1992-1993 годов многие приходили креститься. «Я крестил, — рассказывает отец Петр, — и говорил: не убей. А как не убить? А как мой отец ни одного красного не убил. Он верующий был. Как он делал? Ружье поднимет вверх — бу-бух, опустит, а сам молитву читает. Я крестил и говорил: вот и вы так делайте. И они приходили потом и говорили: и мы так же делали, и сами без царапины ушли с фронта, и никого не убили…»
«Помолитесь, чтоб я встал, — сказал батюшка, когда мы уходили. — Господь, если захочет, может сказать: встань и ходи».
Храм целый день открыт — приезжают периодически группы туристов: все-таки фрески XIV века! Потом туристы уезжают — и снова тишина, только коровы и собаки бродят неподалеку. Бездомных собак, кстати, в Абхазии очень много. А вот бездомных людей мы ни разу не увидели.
Сухум обетованный
Мы едем по двухполосному шоссе в Сухум, время от времени объезжая лежащих или стоящих иногда чуть ли не посреди дороги коров. Нам объяснили, зачем они это делают, — пролетающими мимо машинами с них сдувает насекомых. Коровы, конечно, рискуют: водители носятся наперегонки по встречке. Подвозящий нас абхаз говорит:
— У нас если кто-то попал в аварию, про него говорят: «Наверное, правила соблюдал».
— Хорошие у вас здесь люди, открытые, без двойного дна, — пытаемся мы сделать комплимент.
— Потому что у них двести двадцать два дна, — усмехается наш попутчик.
Пожив здесь всего несколько дней, убеждаемся: да, на Кавказе все не просто. Кровь, темперамент, традиции — все дает о себе знать, от этого никуда не деться.
К востоку от Сухума есть несколько древних храмов. Например, Моквский собор в честь Успения Божией Матери. Здесь были погребены многие абхазские епископы, владетельные князья, священники. Он очень похож на Святую Софию в Новгороде – оказывается, был построен на 50 лет раньше Святой Софии, а в летописях упоминается, что в строительстве новгородской Софии участвовали абазги
В советское время Сухум был еще одним центром православной жизни в Абхазии. По рассказам, здесь не так ощущались гонения на Церковь. Многие монахи переезжали сюда жить: например, прославленный недавно старец Глинской пустыни схиархимандрит Серафим (Романцов) или автор известной книги «У Троицы окрыленные» архимандрит Тихон (Агриков). Архимандрит Иоанн (Крестьянкин) был именно в Сухуме пострижен в монашество в 1966 году. В советское время на территории Абхазии было всего четыре действующих храма, один из них — в Сухуме.
Службы в этом храме бывают очень редко, священник, который служил здесь, жаловался, что служит в пустом храме. Но у местной бабушки, живущей неподалеку, есть от храма ключи -- и приезжие туристы и паломники всегда могут попасть внутрь
Иеромонах Игнатий (Киут), коренной сухумец, рассказывает, как в 1960-е годы среди отдыхающей сухумской публики можно было увидеть старушек-странниц «как из XVII века» — с посохами и большими крестами. «И еще я всегда узнавал приезжающих батюшек — они даже летом были в плащах, под которыми прятали подрясники», — вспоминает о. Игнатий. Сам он мечтал стать батюшкой с детства, хоть и рос в неверующей семье. «Я лет с десяти тайком ходил в храм — меня очень привлекал саркофаг Иоанна Златоуста, хотя я понятия не имел, кто он такой. А когда дома никого не было, я играл в священника. Икон не было — но я вырезал из учебника по истории Средних веков изображения Мадонны, и даже Джоконду вырезал — мне казалось, что это тоже святая».
К востоку от Сухума есть несколько древних храмов. Один из них — Драндский собор VIII века. В XIX веке рядом с собором возник монастырь, от него сейчас остались живописные развалины, а древний храм стоит крепко. Впрочем, одно из монастырских помещений сохранилось и функционирует: в нем располагается единственная в Абхазии тюрьма – заведение, по российским меркам, образцово-показательное. Живут заключенные в бывших кельях по пять человек. Их обучают бизнес-технологиям и работе на компьютере. Многие сидят за распространение наркотиков — сейчас это бич Абхазии. По словам одного из абхазов, в последние годы от наркотиков и на дорогах народу погибло гораздо больше, чем во время войны.
В тюрьме есть храм, куда приезжает раз в два-три месяца священник Виссарион Аплиа, временно управляющий Сухумо-Абхазской епархией. Сам он, как известно, когда-то был преступником. Судя по всему, отец Виссарион пользуется большой популярностью у местных жителей. Рассказывают, что во время войны он крестил людей в траншеях под пулями, помогал вывозить раненых, привозил еду и пленным абхазам, и пленным грузинам. Говорят, именно благодаря ему после войны абхазское население начало поворачиваться к Православной Церкви.
Храм в ущелье
Иеромонах Игнатий (Киут) недавно стал настоятелем еще одного храма — в селе Аджары, в Кодорском ущелье. В начале века протоиерей Валентин Свенцицкий, путешествуя к кавказским отшельникам, прошел все эти места пешком, описав царящие здесь мир и покой. Этого не скажешь о последних пятнадцати годах — Кодорское ущелье было горячей точкой в грузино-абхазских отношениях. Местные жители — сваны, одна из этнических групп кавказских народов, принимали активное участие в боевых действиях на стороне Грузии. Год назад, после событий в Осетии, с помощью российских миротворцев Кодорское ущелье было занято абхазами. В храме Георгия Победоносца, настоятелем которого стал иеромонах Игнатий, когда-то до революции служили русские монахи, в последние годы здесь служил священник-сван, жило несколько грузинских монахинь. После августа 2008 года он и монахини уехали в Грузию, как и многие местные жители.
Мы трясемся с иеромонахом Игнатием и еще одним священником-абхазом иереем Долматом по военно-сухумской дороге. В храм просто так не попадешь, километров за тридцать-сорок от него — военный блокпост. Отца Игнатия, к счастью, тут знают — нас довольно быстро пропустили.
Чем глубже в ущелье, тем чаще встречаются следы войны. Часть сел наполовину заброшена. Тут и там встречаются брошенные блокпосты, по сторонам от дороги виднеются крашеные столбики — где-то здесь заминировано.
Через четыре часа пути добираемся до храма, расположенного в небольшом одноэтажном доме. Здесь уже ждут живущие в Аджарах абхазские военные — по рации им сообщили с блокпоста, что едут батюшки.
Удивительно, но сестра уехавшего священника, сванка по имени Света, которая осталась здесь со своими престарелыми родителями, приглашает абхазских священников в гости.
— Значит, она не держит зла на абхазов? — спрашиваю отца Игнатия.
— Не знаю, не знаю, — задумчиво отвечает он. Когда он приехал сюда первый раз несколько месяцев назад, грузинские монахини не захотели с ним разговаривать. «Вы враг» — сказали они ему перед отъездом.
Отец Игнатий служит в храме молебен, говорит короткую речь о монахах, которые молились тут больше ста лет назад, заканчивая ее словами: «Господи, умири нашу жизнь, дай этой земле мир». Эти слова за несколько дней в Абхазии мы слышали очень часто. Война закончилась шестнадцать лет назад, но народ до сих пор от нее не оправился.
Марина НЕФЕДОВА
Фото: Вячеслав ЛАГУТКИН