25 июля на Красной площади в рамках концерта в честь 1025-летия Крещения Руси выступят многие музыкальные коллективы. Среди них будет ставшая уже известной среди православной молодежи фолк-группа «Ихтис». О творчестве и вере, о христианине в современной культуре — беседуем с лидером «Ихтиса» Адрианом Гусейновым.
«Вера наша»
Фото Марии Темновой
— История «Ихтиса» достаточно хорошо известна, но мы попросим напомнить основные этапы. Вы сами музыкой давно занимаетесь?
-Музыкального образования у меня нет. Есть опыт многолетнего пения на клиросе.
В своё время, мы с виолончелистом Петром Акимовым создали дуэт: исполняли народные и казачьи песни.
Как-то мы приехали выступать в Сербию. Там к нам подошла Ивана Жигон — сербская певица, актриса, общественный деятель, и предложила нам сотрудничество.
Благодаря этому сотрудничеству появился наш совместный и довольно известный клип на песню «Вера наша».
Историю клипа я много раз рассказывал — повторю еще раз. У Иваны была такая идея: сербы стоят в разрушенном храме, начинается песня, и тут появляется Россия в лице русской молодежи, они соединяются в храме, и храм восстанавливается. Изначально планировалось снимать в Косово. Косовары Ивану знают и на дух не выносят за ее патриотическую просербскую позицию. Я не знаю, как они узнали про нашу поездку, но Иване, в свою очередь, передали, что планируется какая-то провокация. Мы решили не рисковать — с нами были дети.
В общем, нашли замену — в сербской горной деревушке разрушенный храм с трагической историей. В годы Второй мировой войны хорватские усташи (фашистские подразделения типа СС) загнали сербских жителей деревни в этот храм, заминировали его и попытались взорвать. Но произошло чудо: он не взрывался, хотя его переминировали три раза.
Позже на место прибыли немцы. Они оказались гуманнее: сербов выгнали, а храм просто разбомбили. Так он и стоит в руинах, не восстановленный.
Фото Марии Темновой
Там мы и снимали. Во время съемок на наших глазах в небе появился крест — это не следы от самолетов, он как бы из центра расширялся. Исчез он также на наших глазах, но операторы успели заснять, и мы включили его в клип.
Песню «Вера наша» в Сербии и до нас знали и иногда пели, но исполнялась она очень редко медленно и как-то скучно. А мы неожиданно стали ее популяризаторами и вместе с тем — получили известность в Сербии. «Мы» — это Петр Акимов, питерский хор во имя преподобного Иоанна Дамаскина под управлением Болдышевой Ирины и ансамбль «Косовские пионы» под управлением Гаврилы Куюнжича. Клип стал известен и в Сербии, и в Косово. В Сербии его вообще крутили по телевидению.
Вариант предложенный Иваной отличается от изначального одним добавленным куплетом. В оригинале поется: «Вера наша … народ србский просветила, землю нашу освятила», — а Ивана в благодарность нам добавила от себя еще куплет: «Землю русску освятила». В итоге там молодежь перепевает песню именно в нашем варианте.
Если Бог даст, на Красной площади 25 июля мы ее споем.
Православный фолк
Так зародился «Ихтис». В Сербии мы познакомились с местной традицией исполнения фолковых песен, в том числе и духовных. Это удивительно совпало с тем, что мы с Петром уже задумывали.
Тогда к нам примкнул музыкант Михаил Смирнов — клавишник, перкуссионист, аккордеонист. Если бы Петр и Миша не встали со мной рядом, «Ихтиса» бы не было!
-Чем «Ихтис» отличается от других российских фолк-групп?
-Мы «церковники». Мы поем исключительно духовные песни разных народов. В основном — русские и сербские, но есть грузинские, на корсиканском, на латыни, на греческом… Народных песен с языческими «примесями» мы неприемлем, а народные песни о любви и т.п. нас просто не интересуют.
Близкие по духу
-Кто из современных исполнителей вам близок по духу?
-Эталоном можно считать Сергея Старостина. Хоть, в отличие от нас, он исполняет еще и обычный, не «православный» фолк.
Мне очень нравится, что делает мой приятель Макс Гавриленко (гуслист) и его группа «Ладони». Я считаю, их песни «Ладони» и «Весна-распутица» — это прям что-то Есенинское!
Другие близкие мне люди — Алиса Апрелева, Юлия Теунникова, Юлия Тузова. Потрясающе талантливые, образованные люди, интереснейшие собеседницы! Дорогие мне люди!
Ольга Кормухина, тоже близкий мне человек, работает в другом жанре, но это высокое качество, талант, духовная сила.
Удивительным был покойный Вадик (Черный Лукич), Царствие ему Небесное, люблю его всем сердцем.
У нашего Миши Смирнова есть интереснейший кельтский проект «Арт Кейли». Его даже в Ирландии признают, что, конечно, показатель высокого профессионализма!
Разумеется, квартет Ивана Смирнова, их отца (он родной брат протоиерея Дмитрия Смирнова).
Много ещё кого…
Почему не слышно настоящего?
Высококлассных музыкантов много. Но сейчас на информационном плаву не они, к сожалению. Я не знаю, с чем это связанно. Прорваться смогла одна Пелагея, но она не могла не прорваться с ее уникальным голосом — она с детства пела «по-взрослому».
-А давайте попытаемся порассуждать: почему все-таки на сцену выходит низкопробная и однотипная «попса», а не действительно талантливые, самобытные люди?
-Я думаю, дело вот в чем.
В свое время рок-н-рольщики из-за своеобразной гордыни сделали огромную ошибку. В 1980-е в какой-то момент на экраны поровну прорывались вот эта самая попса и рок-н-рольщики — Шевчук, Бутусов, Гребенщиков. И рок-н-рольщики взбунтовались: «Мы с попсой на один экран не выйдем! Этим врагам культуры руки не протянем!»
В итоге они с такой позицией все телевидение профукали — уступили тем самым «врагам». И то, что мы сейчас видим — отчасти следствие той ошибки.
— Пожалуй, вы правы. Мне попадался номер журнала «Рокада» начала 1990-х годов — там в одной статье с глубоким презрением писали: как могли «Наутилус Помпилиус» записываться в студии Аллы Пугачевой! как они могли допустить ее до бэк-вокала в песню «Доктор твоего тела»! как вообще настоящий рок-н-ролльщик может вообще в одном пространстве с попсой, с этим ширпотребом работать!..
-Ну да, и в результате, когда несколько лет спустя Сукачев снимался в клипе Пугачевой, ситуация уже была проиграна — она уже не участвовала в проекте рок-музыкантов, а их снисходительно допускала до своей деятельности.
Философия «Ихтиса» — абсолютная свобода
С другой стороны, оказавшись в стороне от популярности, мы, например, получили абсолютную свободу. Можно сказать, это философия «Ихтиса» и его сила.
Мы сознательно отказываемся от уже поступавших серьезных коммерческих предложений. Гастроли предполагают «чес» по городам. Нам это неинтересно. Это убьет искусство и вдохновение.
Мы встречаемся, потому что нам нравится вместе играть. Нам хорошо вместе. «Ихтис» — это своего рода братство.
Фото Марии Темновой
Мы собираемся раза два в месяц. Я не включаю на репетициях босса — мы прислушиваемся к друг ко другу. По музыкальным вопросам я всегда прислушиваюсь к Пете и Мише, идейно — они слушают меня.
И нам бы не хотелось встраиваться в систему, где главенствовал бы кто-то один.
-Экономически вы тоже независимы?
-Наши музыканты — люди женатые, почти все многодетные, поэтому мы выступаем не бесплатно. Работаем обычно по такой схеме: приглашающая сторона находит спонсоров, оплачивает наше выступление, а для слушателей это бесплатно. Нас это полностью устраивает: никакой торговли, ни с какими билетами не надо связываться, Слава Богу! Это тоже свобода.
-Музыканты «Ихтиса» люди глубоко воцерковленные. Не сковывает ли это свободу творческого самовыражения? Вот вы говорите, что от каких-то мотивов (языческих, скажем) отказываетесь сознательно…
-Нет, не сковывает, именно потому, что мы люди воцерковленные. Мы не испытываем никакого внутреннего противоречия.
Может быть, кого-то смущает, что мы делаем «неаутентичную» инструментальную обработку древних духовных кантов, но пока я не встречал такого мнения. Сам вокальный материал остается аутентичным, мы только его музыкально обрамляем. Я часто повторяю, что музыкальное инструментальное обрамление является пропуском в молодые души, в молодые сердца. Это им понятнее и ближе, чем исполнение а капелла. Ну и нам тоже это нравится.
Из тяжелого рока — в фолк
-Заметьте, фолк почему-то оказался ближе к рок-н-рольной традиции, чем к КСП-шной…
-Это факт. И я пытаюсь понять, почему. Большинство рокеров, особенно тех, кто играл тяжелый рок, если воцерковлялись, переходили именно на фолк.
Ольга Кормухина как-то говорила мне, что «тяжеляк» имеет своим основанием народное и даже духовное пение. Я не совсем это понимаю, но доверяю ей как профессионалу.
Миссия через творчество
— «Ихтис» — во многом проект миссионерский. Вы знаете случаи, чтобы люди совершенно внешние благодаря вашему творчеству начинали интересоваться христианством?
-Да, и это греет душу.
Как-то раз мы выступали в Белгороде, а на следующий день отец Агафангел (Белых) пригласил нас в Валуйки. Мы там выступили в педагогическом колледже. Это был первый опыт выступления чисто на светскую, неверующую, не церковную аудиторию. Но нас прекрасно встретили! А потом к нам подошла одна девушка и сказала: «Я атеистка, слушаю темный рок (уж не знаю, что она имела ввиду, наверное, готический). Но вы меня встревожили. Как вас можно в интернете найти?» Я ее обнял, в макушку поцеловал, говорю: «Знаешь, милая, понятно, когда мы нравимся своим! То, что ты нам это сказала — самая глубокая похвала! Ради такого стоит трудиться».
Бывало, что к нам подходили и говорили: «Благодаря вам, я научилась любить людей». Даже неловко об этом говорить.
Иногда в интернете очень теплые отзывы, чувствуешь, что кому-то нужно то, что мы делаем.
Но вообще мы не любим называть себя «миссионерским проектом». В творчестве вообще не должно быть навязчивости. Бывает, что так называемое «православное творчество» выглядит или елейно, или фальшиво. Причина ясна: человеку хочется сделать что-то доброе, и он не всегда адекватно соотносит это желание со своими творческими возможностями.
Фото Марии Темновой
Конечно, не корректно с моей стороны так говорить, конечно, субъективизм, но мне мало, что нравится в современном «православном творчестве». Конечно, есть хор «Сирин» под управлением Андрея Котова, есть ивановский хор «Светилен». Очень почитаю покойного архидиакона Романа (Тамберга), в период неофитства меня очень утешали его песни. Иеромонаха Романа (Матюшина) я сложнее воспринимал и какое-то время считал его песни скучными. Но как-то мне одна иконописица, которой я доверяю, сказала: «Когда я икону пишу, слушаю его. Такое тихое творчество, мне помогает. Как будто атмосфера Иисусовой молитвы». Вот это для меня аргумент! Это говорит человек, который делает дело — я знаю ее иконы.
Чтобы в творчестве не было фальши, надо себя реально оценивать. Мы, например, на многое не претендуем. Когда-нибудь все и для «Ихтиса» закончится, это нормально. Как раз когда ты думаешь, что делаешь великое дело — начинается кич.
Простота против постмодерна
У культуры постмодерна есть ужасная черта. Постмодерн ведет себя коварно — он все размывает: «Вроде бы так, а вроде и сяк. А может, и эдак». Это пространство вообще не дает картины мира. Он высмеивает, интерпретирует всё так, как ему выгодно.
Кстати, примерно то же происходит в нашей околоцерковной и политической жизни. И все высмеивается, все разделяются…
Противопоставить этому можно только принцип блаженного Августина: «В главном — единство, во второстепенном — разнообразие, а во всем — любовь». А у нас как? В главном единство — это так, философия, во всем любовь — это когда-нибудь потом. Вот разнообразие во второстепенном — это самое актуальное! Сейчас надо этих уродов заклеймить!
Меня это так расстраивает — хоть в интернет не выходи! Ведь уважаемые люди так себя ведут! Просто стыдно.
А внешне несерьезной, ироничной, шутовской постмодернистской культурной реальности можно противопоставить только простоту с сотней ангелов. Ведь: «Где просто — там ангелов со сто».
Охлобыстин как оружие
Кстати, единственный, кто сейчас грамотно действует в этом пространстве постмодерна, на мой взгляд — отец Иоанн Охлобыстин. Он смог не делить людей. Для эллинов — эллин, а для постмодернистов — постмодернист. И он себе не изменяет. Хотя человек он очень сложный.
Есть один интернет-проект. Они довольно долго действовали инкогнито, но однажды решились раскрыться. Презентацию очередной серии они устроили в одном заведении, в бывшем сталинском метро. Попал я туда случайно: они попросили Петра Акимова исполнить один номер на виолончели, а он согласился и взял меня с собой.
Это было закрытое мероприятие. Туда был приглашен, так называемый креативный интернет-класс — триста-четыреста человек, которые делают погоду в интернете. Открывать мероприятие вышел актёр (голос этого проекта) в майке, с изображением а-ля Богородица-Оранта в балаклаве под «Pussy Riot». Зрители взорвались аплодисментами — это была горячая тема тогда. Я сижу, смотрю на это и думаю:
«Что я здесь делаю?!»
Актёр произнес речь и приглашает на сцену: «А теперь специальный гость — Иван Охлобыстин» — аудитория еще сильнее взрывается овациями. Выходит отец Иоанн в своих сумасшедших очках, в кепке. «Я всех поздравляю. Не ожидал, что этот проект станет культурным событием». Вдруг он смотрит на эту псевдо-Оранту и заявляет: «Но вот это… Вадик, ты мне друг? Разреши мне с этой футболкой сделать все, что я хочу, а потом проси у меня все, что ты хочешь». Он говорит: «Ну, конечно, Ваня». Охлобыстин достает нож и рассекает ему эту футболку прямо при всех нас. И все зааплодировали.
Вот тогда я понял, что отец Иоанн Охлобыстин — как о нем сказал отец Дмитрий Смирнов: «Он один у нас такой, давайте его беречь». Он остался христианином, кощунства не терпит категорически.
История эта завершилась смешно. Вадим говорит: «Слушай, Ваня, а помнишь, тебе часы политическая швейцарская партия подарила? Вот я сейчас коплю на квартиру, и мне не достает суммы, которую они стоят». Охлобыстин снимает и протягивает ему эти часы, а он берет, разворачивается и бьет их об стену. Вдребезги. Охлобыстин расплылся в улыбке: «Слушай, Вадик, твоя футболка рублей тридцать стоила…»
Все смеялись. Отец Иоанн умеет действовать в этом поле. Единственное, чем он меня смутил — когда он заявил, что придет время, рухнет власть в России, и народ ему поднесет президентскую должность.
Но по-моему, это юродство. Не гордиться и не унывать
-Как творческому человеку не возгордиться?
-Не приписывать себе то, что дает Господь. Помнить, что твои способности, талант — от Бога. Твое дело — попробовать его приумножить. Помните, по-моему, у блаженного Августина: «Если Бог будет на первом месте, то всё остальное будет на своём».
Фото Марии Темновой
«Ихтис» не заявляет себя как миссионерский проект, но по своей природе он является таковым. Для нас это служение. Так вот, если творческий человек будет помнить, что талант дан ему Богом, а его приумножение — служение Богу — в голове все будет нормально держаться и будет не до гордости. Конечно, по совету Отцов, не воспарять, когда тебя хвалят, и не унывать, когда тебя ругают. А ругать будут однозначно. Если человек за что-то всерьез взялся, получит на свою голову и помои. Но это не страшно, если ты к этому готов.
Как реагировать на подлость?
Единственное, к чему нельзя быть готовым — это к подлости. У меня вот не получается.
-Подлость — это то, чего вы не можете простить?
-Наверное, вещи, которой совсем нельзя простить, не существует. «И оставь нам долги наши, как мы оставляем должникам нашим», — сказано в молитве «Отче наш».
Есть такие люди, которых я прощаю, честно говоря, как минимум для того, чтобы иметь право произносить эти слова и подходить к Чаше. Таких людей я буду за тридевять земель обходить, потому что они некоторых вещей не понимают, для них подлость — это нормально. Они для меня являются сильным искушением, и я стараюсь общих дел с ними не иметь.
О грехах
Надеюсь, что это не осуждение. Просто я еще не изжил из себя вспыльчивость и стараюсь в ситуации, когда она может проявиться, не попадать. Человек я мирный, люблю радоваться и радовать, но если вижу неправду, могу взорваться.
-Ну, это ведь праведный гнев…
-Считать его праведным — очень искусительно. Самооправданием можно много дел наворотить. Надо избегать страстей: даже затрещину отвесить при необходимости можно спокойно.
-Гневливость — самый тяжелый для искоренения недостаток?
-Из своего личного опыта могу сказать, что таких недостатков куча! Во-первых, тщеславие. Иоанн Лествичник говорит, что оно всюду: не будешь тщеславиться — тщеславишься тем, что не тщеславишься; говоришь об этом — тщеславишься тем, что борешься с тщеславием… У него целая глава посвящена тому, что от тщеславия не отделаешься никак, кроме как покаянием.
Вспыльчивость мне, что называется, с кровью передана. Мне очень помогает молитва Оптинских старцев. Тут нет ничего магического — просто там одна и та же мысль повторяется: «Дай мне спокойно встретить… не дай забыть, что все ниспослано Тобою… научи меня принять их со спокойной душой…» — как-то я в один момент понял, о чем эта молитва.
Фото Марии Темновой
Со вспыльчивостью рука об руку идет осуждение. Как это не осудить кого-то?
Ну и конечно, один из основных грехов — лень. Гадкая, лень! Ох…
Флешмоб и ветер от Бога
-Насколько понимаю, вы организовали первый православный флешмоб в России — рождественский 2011 года?
-Простите за нескромность — мне кажется, что до нас православных флешмобов не устраивали вообще нигде. Известный протестантский флешмоб в Канаде «Аллилуйя!» появился раньше, но я задумал наш флешмоб месяца за два до него. И вот один из батюшек, который знал о моих замыслах, прислал на него ссылку, с комментарием: «Представляешь?!».
Я посмотрел — и у меня все рухнуло. Было ощущение, что в моей голове кто-то копался и украл все мысли: вплоть до того, как запевать, как вставать. И всем, кого я звал поучаствовать в нашем флешмобе, я тогда отписал: все отменяется. И тогда этот священник вдруг меня стал убеждать: «Нет, давай сделаем уже по-нашему!»
Я засомневался и начал молиться. И тут журналист Маша Свешникова вывела меня на Наталью Лосеву, тогда рулившую в РИА Новости (с тех пор у нас с ней очень теплые отношения). И она предложила всю техническую часть и договоренность с «Атриумом» (мы хотели провести флешмоб именно в этом торговом центре — там много народу, стояла большая елка) взять на себя. Я понял, что надо делать. У меня есть такой образ: воля Божья проявляется в сопутствующих событиях и обстоятельствах — это как добрый попутный ветер от Бога. Тогда наше дело — паруса расправить и идти.
Тогда вопрос: «А как же борьба, преодоление себя?» — но ведь это касается внутренней жизни! А внешнюю свою жизнь надо всегда сообразовывать с волей Божьей. И для меня появление «РИА Новости» в этой идее стало таким Божьим ветром. Я отмел все свои сомнения, мы взялись за дело, и все, без единой репетиции, прошло чудесно!
Многие писали, что смотрели и плакали. Меня это очень тронуло.
Потом мы провели Пасхальный флешмоб в Камергерском переулке. У меня есть еще одна задумка, но вообще мне больше не хочется этим заниматься, потому что не хочется повторяться. Не стоит такие спонтанные вещи вводить в систему.
Моя идея была — спровоцировать молодежь. И получилось!
Если сейчас набрать в «YouTube» «Рождественский флешмоб» или «Пасхальный флешмоб» — вы увидите много городов. Есть очень удачные. Сам посыл хороший.
Подростки: безотцовщина
-Чем вы занимаетесь, кроме музыки?
-Педагогикой. Преподаю Закон Божий 11-м классам и курирую воспитательную работу в православной общеобразовательной школе-пансионе «Плесково» (в «Новой Москве», за Троицком).
-Как справляетесь со школьниками?
-У нас ребята православные, но это не значит, что они ангелы. Нормальные живые подростки с общими для всех проблемами. В этом возрасте, помимо прочего, им очень помогает спорт — у нас работают несколько секций, есть бассейн…
Убеждён, что помимо основной будущей профессии, всем нашим ребятам нужно расти воинами и богословами.
Особая беда нашего времени — безотцовщина. В переходном возрасте теряется авторитет мамы, а интересного и привлекательного образа отца у них нет.
Мне кажется, принципиально, чтобы с ребятами в этот период сложились доверительные отношения. Поэтому мы в школе стараемся к воспитанию подходить неформально. Им очень важно понять, что они кому-то нужны и персонально интересны, что кто-то за них переживает.
Верующих ребят в этом возрасте еще начинает «плющить» из-за того, что вера и Церковь тесно связаны с авторитетом. Очень важно помочь подростку это пережить. Не должно быть установки: «Ты должен ходить в храм (молиться, соблюдать пост), потому что должен». Все меняет установка: «Ты идешь в храм или молишься, потому что тебе это нужно».
С Богом не скучно!
Ни в коем случае нельзя укорять православием: «Как ты, православный, мог так поступить!» Надо доносить совершенно другие мысли. С мальчиками, например, надо говорить о мужской чести. К сожалению, это и взрослым надо напоминать. Заглянешь в интернет — так просто стыдно за людей становится…
Ребят тема чести и благородства очень стимулирует. Они в ней чувствуют правду.
Самое главное в воспитании верующих детей, чтобы и родители, и педагоги делали их жизнь в Церкви осмысленной и интересной. Не говорю, что перед ними надо выплясывать и заигрывать. Более того, если ты пытаешься «выделываться», завоевывать дешевый авторитет — подростки это очень чувствуют. Имею в виду, что надо напоминать, что с нашим Богом — не скучно. Если скучно — значит, это ты пока неправильно выстраиваешь с Ним отношения.
-Что значит «с Богом не скучно»? У вас в жизни было ощущение Его реального присутствия?
-У Феофана Затворника я в свое время прочитал такую мысль, что если ты обернешься на прошлую свою жизнь и посмотришь внимательно, ты увидишь, что милость Божия оказывалась чаще, чем ты дышал. Я сначала думал, что это просто метафора. Но чем дальше, тем больше соглашаюсь. Встречаю милость Божью очень часто, чуть ли не каждый день, и каждый раз благодарю.
Ну, вот самый ближайший пример. Меня сейчас спрашивают: «Как тебе удалось без продюсеров прорваться на Красную площадь?» Я говорю: «Да никак. Господь через людей все Сам устроил». Ведь это действительно чудо!
Как молиться в падающем самолете
Позапрошлым летом я ездил к отцу Агафангелу (Белых) в Тикси. Время провели интересно. Однажды он меня повел на озеро. Сидим на берегу, любуемся сопками — этот пейзаж не меняется тысячелетиями. Я спрашиваю: «Отче, а белые медведи далеко отсюда?» Отец Агафангел отвечает: «Вообще-то это ареал их обитания». Я говорю: «Слушай, нам пора, пошли-ка отсюда», — и в ногах, несмотря на усталость, резвость появилась.
Пришло время уезжать. Улетал я на военном самолете. Мы битком сидели в довольно тесной комнатке за кабиной пилота. Кузовная часть самолета не была герметична, поэтому ее закупоривали — места много, а дышать на высоте нечем. В хвостовой части должен был стоять авиационный пулемет, килограмм триста, а его не было, и поэтому на взлетах и посадках нас, мужиков выгоняли в хвост, и мы стояли там для равновесия.
Я как-то прочитал мнение одного старца: падают те самолеты, где ни один человек не молится. Я тогда засомневался: как может ни один человек не молиться в падающем самолете? Но подумал, ладно, все-таки уважаемый человек… И с тех пор на взлете или посадке я всегда крещусь, спокойно молюсь, и меня не очень волнует, что про меня подумают. Вот и в этот раз я встал в хвост самолета сзади всех, перекрестился и помолился. Наш бортмеханик, обернувшись, обратил на это внимание.
Через пять часов долетели до Воркуты, высадились: дозаправка, час стоянки, можно размяться. Опять сели, снова встали в хвост самолета, взлетаем, снова я молюсь.
Бортмеханик — веселый, не унывающий человек — всю дорогу нас веселил, поил чаем. Летели мы уже часа три, когда он вдруг удалился в кабину пилота — и запер дверь. Впервые за весь полет.
И тут началось нечто невообразимое. Я у смерти под боком часто оказывался — и под прицелом бывал, и на ножах — в армии всякое случалось. Но тут… Стреляющий может промахнуться, нож можно выбить. В конце концов, ты на земле стоишь! А тут — все. Ты, по большому счету, в гробу летишь.
Короче, нас начало кидать. Часто летаю — но такого никогда со мной не было! Я схватился за кресло, чтобы не вылететь. По самолету начался грохот, как будто в него запустили миллионом камней. Все начали кричать, паника… И тут я вспомнил эту фразу старца — никто не молился! Сидевшие в салоне пилоты — бледные, испуганные, но мужались, делали вид, что «врагу не сдается наш гордый…». Женщины вцепились в них и орали. В общем, хаос и ужас.
Я начал молиться. И вдруг слышу внутри голос, очень отчетливый, но не мой: «Перекрестись». И мне что-то стало «западло» выдавать, что я боюсь на фоне этих мужественных пилотов. Я начинаю отвечать: «Зачем креститься, я же молюсь, „Живый в помощи“ читаю — хватит и этого!»
Через секунд пять слышу уже твердый приказ: «Перекрестись!» Я уперся: «Чего это я должен креститься? Молюся же…» Голос в третий раз, очень строго: «Крест!» Тут я уже подумал: «Да чего я, дурак уперся?» — и перекрестился. Самолет сразу выровнялся. Не потому что я — праведник какой-то. Просто приперло.
фото Марии Темновой
Открывается кабина, веселый бортмеханик выходит весь серо-буро-малиновый, подходит ко мне, берет за плечо и говорит: «Спасибо вам, батюшка!» Я уже был не в состоянии объяснять, что никакой я не батюшка…
Приземлились в Рязани. Выходит командир экипажа, полковник — здоровый, на лбу как бы написано: «Не говори мне нет!», очень уважаемый. Его сразу облепили молодые офицеры, стали расспрашивать. Я тоже решил подойти к нему, поблагодарить: «Товарищ полковник, спасибо вам, что вы нас спасли», — а он мою руку не отпускает, говорит: «Если бы тебя с нами не было — все». Я ответный реверанс:
«Да вы что, это ваше мастерство». Он только рукой махнул.
Я закосолапил к шоссе, позвонил отцу Агафангелу и рассказываю: «Мы чуть не разбились, ты не представляешь!» Видимо, я его разбудил, он решил, что у страха глаза велики и просто ответил: «Ну, слава Богу». Я даже обиделся: «Да ничего ты не понял!»
Доехал до Москвы, а на следующий день мне отец Агафангел сам звонит: «Ты знаешь, что с вами было?» Я говорю: «Здрасьте, я ж тебе вчера рассказывал» Он говорит: «Нет, ты не представляешь!».
Оказывается, на следующий день пришел к нему из штаба местный офицер и спрашивает: «Ваш друг вчера с ними полетел? Передайте ему, у него второй день рождения».
Произошло вот что. Патрубки, по которым поступает масло, в этом самолете для охлаждения выведены наружу, на крылья. А мы влетели в град. Он перебил эти патрубки, и из всех четырех двигателей масло захлестало. По инструкции капитан должен выключить двигатели, чтобы не взорвались, и планировать. А куда планировать? Мы от Воркуты летели три часа, до Рязани — полтора. Под нами лес. Пилот на свой страх и риск принял решение долетать на двигателях. И это действительно чудо, что мы не загорелись и не взорвались!
Ободрять и утешать
-Чего сегодня людям не хватает?
-Мне кажется, сейчас такая обстановка у нас в стране и в обществе, что народ нельзя разделять — напротив, надо утешать, ободрять и вдохновлять. Мне прямо хочется всем отцам это сказать: понятно, что гробы крашенные, понятно, что уроды, грешники — но не надо об этом с амвона так много говорить. С амвона надо сейчас нести ободрение. Да, грешны, но Господь милостив — надо упор делать на это.
Я не к протестантству призываю. Упаси Бог! Я просто хочу, чтобы мы настраивались на то, что с нашим Богом никогда и ничего не страшно.
-Как удержаться в равновесии: чтобы и покаяние было, и радость о Боге? Кажется, в «Лествице» говорится, что о милосердии Божием нужно думать, когда находишься на пределе отчаяния…
Фото Марии Темновой
-Думаю, сейчас как раз такой период. Как я себе это представляю? Есть одна потрясающая мысль: Господь — Всемогущий Вседержитель. И вот не кто-то там, не Вася Пупкин, а Вездесущий и Всеведущий Вседержитель, любит тебя и персонально тебя больше, чем ты сам себя любишь.
Если проникнуться в глубину этой мысли — а она очень простая, на самом деле — то она становится источником радости, творчества, позитива и храбрости.
Покаяние должно быть именно сыновье — ты своим несовершенством, своими грехами огорчаешь Отца. Но оно ни в коем случае не должно быть депрессией и унынием. Это факт: я грешный урод, гроб крашенный, но я имею упование, и оно есть источник надежды. Акцент должен быть не на моем уродстве, а на моем уповании.
Апостол Павел говорит: «Не скорбите, как те прочие, не имеющие упования» (1 Фес., 4:13).