17 августа будет объявлен приговор по делу группы «Pussy Riot». Адвокат одной из обвиняемых — Марии Алехиной — Николай Полозов заявил, что никакой обвинительный приговор они не признают справедливым. Накануне объявления приговора он пояснил свою позицию Правмиру.
— Николай Николаевич, вы с коллегами настаиваете на оправдательном приговоре. Значит ли это, что вы считаете своих подзащитных невиновными, а их действия – допустимыми?
Николай Полозов
— У этого события есть морально-этическая и правовая сторона. С морально-этической точки зрения я сам как человек верующий чувствую себя оскорбленным. Но как адвоката меня интересует правовой аспект. С точки зрения права акция в храме Христа Спасителя – оскорбление чувств верующих.
Наказание по этой статье предусмотрено в Кодексе об административных правонарушениях: «Оскорбление религиозных чувств граждан либо осквернение почитаемых ими предметов, знаков и эмблем мировоззренческой символики влечет наложение административного штрафа на граждан в размере от пятисот до одной тысячи рублей» (статья 5.26, пункт 2).
Все потерпевшие заявляли, что они были оскорблены, и мы полностью их поддерживаем. Но закон, как видите, предусматривает за такое оскорбление штраф от пятисот до тысячи рублей. По мнению многих, слишком мягкая санкция, но это уже вопросы не к нам, а к законодателям. Я убежден, что в соответствии с действующим законом группа «Пусси Райт» совершила нарушение именно по этой статье, следовательно, и привлекать их надо по ней.
Допускала бы эта статья арест на 15 суток или общественные работы – пожалуйста. Но она предусматривает только штраф до тысячи рублей. Если в государстве не исполняются Конституция и федеральные законы, такое государство трудно назвать правовым.
Наших же подзащитных, как вам известно, обвиняют совсем по другой статье – 213 Уголовного кодекса — «Хулиганство, то есть грубое нарушение общественного порядка, выражающее явное неуважение к обществу, совершенное по мотивам политической, идеологической, расовой, национальной или религиозной ненависти или вражды либо по мотивам ненависти или вражды в отношении какой-либо социальной группы».
Я уж не говорю о том, что не понимаю, зачем законодатель ввел эту статью, вступающую в противоречие с 282 статьей. В данном случае это не так важно, потому что действия наших подзащитных вообще не подпадают под Уголовный кодекс – их акция была не уголовным, административным правонарушением. Но, видимо, изначально был политический заказ, и обвинению пришлось натягивать 213 статью на событие, которое не относится к уголовному составу.
Мы опротестовывали это на следствии, после каждого продления меры пресечения писали Генерального прокурору, чтобы он разобрался, но, к сожалению, российская действительность такова, что когда с самого верху поступает заказ на дело, юридические механизмы не работают.
Поняв, что дело заказное, и нормальные юридические инструменты нам использовать не удастся, мы в качестве стратегии избрали публичность, то есть открыто говорили обо всем, что происходило на судебных заседаниях. Появились группа поддержки девушек и группа их противников – а ведь на первое судебное заседание практически никто не приходил.
И государство, само того не желая, помогло нам — по всем федеральным каналам весной шли передачи, в которых девушек называли кощунницами, богохульницами. (Кстати, и там имело место вопиющее нарушение закона – например, в программе Аркадия Мамонтова показывались видеозаписи, являвшиеся вещественными доказательствами, которые до представления в суд никто не должен был видеть).
В результате из административного правонарушения получился гигантский политический процесс. Превратила его в таковой сама власть – только она может воздействовать на федеральные телеканалы, нас туда не приглашают.
— Обвиняемые и их многочисленные защитники, в том числе и адвокаты, утверждают, что акция в храме Христа Спасителя была политическим протестом. Но ведь фраза «Богородица, Путина прогони» появилась в ролике только после монтажа, а в храме, по словам свидетелей, звучала только бранная фраза, которую нет необходимости повторять. Какой же это политический протест?
— Они не успели сделать все, что было задумано – их выступление длилось всего сорок секунд, после чего их вывели из храма. Но показывали видеоролик репетиции, и там эта композиция звучала полностью. То есть планировалось, что слова «Богородица, Путина прогони» прозвучат в храме, и если бы охрана им не помешала, прозвучали бы.
Поэтому я считаю, что выступление носило политический характер, не ставило целью оскорбить верующих, а было направлено против конкретных персоналий – кандидата в президенты Владимира Путина и предстоятеля Русской Православной Церкви Патриарха Кирилла.
Известно, что в период между выборами в Думу и президентскими выборами – период острой политической борьбы – Патриарх заявил о поддержке одного из кандидатов. Как гражданин России, он, безусловно, имел на это право, но мне кажется, что вмешательство Церкви в политические процессы принижает ее духовное значение в глазах общества.
И насколько я понимаю, акция наших подзащитных в храме была ответом на подобное вмешательство. Нет причин подозревать их в намеренном богохульстве. Они ранее никогда не касались религиозной тематики. Вспомним их предыдущие акции – в метро, на крыше троллейбуса, у спецприемника, на Лобном месте.
Везде они критиковали политические процессы и отдельных чиновников, участвующих в этих процессах. Все эти акции расценивались властями как административные правонарушения, участников штрафовали, то есть закон работал.
То же самое должно было произойти после их акции в храме Христа Спасителя: их следовало так же задержать, так же выписать им протокол, чтобы потом суд так же их оштрафовал. Но государство чрезмерно применило силу, неправильно квалифицировало их деяния, и это повлекло эмоциональную реакцию общественности.
— И общественность часто выдвигает странные аргументы. Дескать, раз храм Христа Спасителя принадлежит не Церкви, а городу, это и не совсем храм, а потому там такие «концерты» возможны. Но по такой логике и в Успенском соборе Кремля можно вытворять все что угодно – он принадлежит государству.
— Безусловно, вопрос о собственности носит только юридический характер, и храм, принадлежащий государству, не перестает быть святыней. Но к храму Христа Спасителя в обществе есть много претензий. Точнее, не к самому храму, а к храмовому комплексу. В первую очередь, к различным светским мероприятиям, в том числе и концертам, которые регулярно проходят в Зале Церковных Соборов.
Отчасти эти претензии обоснованны, но лично мне храм Христа Спасителя дорог хотя бы потому, что в старом храме, взорванном в 1931 году, на мемориальной доске участникам Отечественной войны 1812 года было имя и моего предка, князя Михаила Васильевича Друцкого-Соколинского. Конечно, его взрыв я считаю кощунством. У наших подзащитных другое мнение о храме, они имеют право на это мнение, но я его не разделяю – не всегда адвокаты разделяют взгляды своих подзащитных.
— Это как раз многим трудно понять. И узнав, что ваш прадед был келейником Патриарха Тихона и принял мученическую смерть от большевиков, люди удивляются, как вы взялись защищать по сути духовных наследников тех, кто взрывал храмы и убивал вашего деда.
— Все-таки нельзя ставить наших подзащитных на одну доску с теми, кто участвовал в большевистских гонениях на Церковь и верующих. Как я уже говорил, их акция была, на мой взгляд, политическим протестом, а не намеренным оскорблением верующих. Но я не считаю такое выражение политического протеста приемлемым.
Даже исходя из Конституции, поведение наших подзащитных неверно. Государство у нас светское. Для выражения гражданской позиции есть места на улице, на площади, а в храме, мечети, синагоге, других культовых учреждениях это неуместно.
Другое дело, что когда власть начинает закручивать гайки, зажимать определенную группу людей — условно говоря, оппозицию, протест этой группы часто выражается в радикальных формах. То есть в нынешней политической реальности такую протестную акцию можно было ожидать.
Почему я защищаю участниц акции? Самая распространенная ошибка людей, далеких от юриспруденции – идентификация адвоката с его подзащитным. Абсурд! Никто же не думает, что защищая убийцу или вора, адвокат сам становится таковым. Это моя работа. Я считаю, что закон превыше всего, сам стараюсь соблюдать его как можно точнее и от остальных требую соблюдения.
В данном же случае для меня очевидно нарушение закона не конкретными гражданами, а самим государством. Государство, президент должны быть гарантами соблюдения закона, но в реальности мы видим, что в угоду политическим или каким-то иным вещам закон не всегда соблюдается.
Такие вещи, как акция в храме Христа Спасителя, с морально-этической точки зрения недопустимы. Но нарушение закона государством аморальней любой общественной акции, потому что ведет к уничтожению самого государства. Этого допустить нельзя.
— А согласны ли вы с заявлением ваших подзащитных о допустимости в Церкви традиций скоморошества?
— Изначально об этих традициях напомнил протодиакон Андрей Кураев. Безусловно, такие традиции – юродства, скоморошества – существовали, просто за 70 лет советской власти мы о них забыли.
Суть этих традиций была в том, чтобы в безобидной, ненасильственной форме показать обществу и власти на их пороки. Не для того, чтобы кого-то оскорбить, а чтобы через такое небольшое кровопускание чуть-чуть поправить общественное здоровье.
— Да, некоторые до сих пор сравнивают ваших подзащитных с юродивыми, но мне кажется, что такое сравнение некорректно. Во-первых, юродство было ради Христа. Во-вторых, невозможно представить, чтобы юродивые обратились к адвокату или за какой-либо другой социально-правовой помощью. Они же принципиально выпадали из социума.
— Вы говорите о дореволюционных формах юродства. Но время изменилось. Я не говорю, что наши подзащитные — юродивые, но история эта, как к ней ни относись, всколыхнула общество, вырвала его из спячки, заставила людей думать. Но место для акции они выбрали неудачно. Думаю, если бы они исполнили то же самое не в сакральном месте, это не так сильно задело бы чувства верующих. А в храме, повторяю, подобное недопустимо.
— Но создан прецедент. Любители эпатажа всегда найдутся. Как, на ваш взгляд, можно предотвратить повторение подобных акций в святых местах?
— В новейшей истории были разные случаи антицерковного вандализма – рубили иконы, портили и воровали утварь, даже, увы, убивали священников. Но нельзя сказать, что находилось много последователей – это, как правило, были единичные случаи. И акция в храме Христа Спасителя, на мой взгляд, единичный случай, связанный с особенностями этой группы.
Ну а чтобы минимизировать вероятность повторений, нужно в первую очередь работать с молодежью. Последние 20 лет государство этим вообще не занимается, по телевизору показывают «Дом-2», в качестве основной ценности предлагается золотой телец, то есть зарабатывание больших денег, а честным путем или нет, неважно.
Надо прививать молодежи нормы морали. Прививать их должны и государство, и общественные организации, в том числе религиозные.
Беседовал Леонид Виноградов
Читайте также:
Адвокат Лариса Павлова: Наши подзащитные – воины Христовы