Афон в годы Первой мировой войны

Первоначально в указании автора статьи была допущена ошибка по вине редакции. Автор статьи — Петрунина О.Е. Афонский вопрос в 1912-1917 гг по материалам русских дипломатических источников // Вестник архивиста. 2002, № 1. С. 64-82.

Сияет полная луна,
Вздыхая, спит спокойно море.
Какая чудная страна
Таится здесь в ночном просторе.
(чувства афонита)

Предлагаемая вниманию читателя работа посвящена малоизвестному в России периоду истории Афона, в особенности, – влиянию на Афонскую жизнь военных катаклизмов, будораживших в то время Европу, политической борьбы Европейских государств и конфликта греческих и русских интересов. С сожалением автор констатирует, что монастыри, населявшие Святую гору, не могли остаться в стороне от политических и национальных страстей, которые порой, казалось, оттесняли на задний план в сердцах многих афонитов переживание единства в вере и братской любви.

Не оправдывая политическое давление и даже высадку русско-французского военного десанта на Афон во время войны, все же невозможно признать справедливым полное забвение греками неоднократной военной, дипломатической и финансовой помощи со стороны России. И, хотя очевидно стремление русских сохранить свое присутствие на Святой горе, невозможно поверить в то, что когда-либо Россия хотела захватить Афон или вытеснить оттуда греческих монахов. В истории осуществился противоположный замысел: основанные и построенные русскими Ильинский и Андреевский скиты с их  огромными великолепными храмами, по-существу ставшие большими монастырями, во время жесточайших гонений на веру в советской России были захвачены греками, их богатейшая утварь была вывезена в греческие монастыри, а последние русские престарелые монахи изгнаны греческой полицией. Не углубляясь в анализ причин и обстоятельств, способствовавших такому ходу событий, нельзя не заметить, что, исходя из братских чувств и отношений, памятуя о своем единоверии и Христовой заповеди любви, можно было бы найти другое решение болезненных проблем и помочь страждущей под гнетом гонителей братской Русской церкви сохранить свое достояние на Святой горе, накопленное долгими монашескими трудами и молитвами.

Сегодня на Афоне действует новая конституция, согласно которой единственный на Афоне русский Пантелеймонов монастырь считается греческим, русскоязычным, а появление на Афоне новых русских монахов сильно затруднено. Большое количество русских паломников несомненно выгодно греческой экономике, но по-прежнему пробуждает у них  фантастические опасения, вновь внушает непонятный нам ужас перед якобы нарастающей и опасной для греков «русской экспансией». История всегда печальна – она показывает, как далека реальная жизнь от декларируемых людьми высоких идеалов.

Со времени описываемых и анализируемых событий прошло сто лет. Срок давности позволяет публиковать архивную, прежде закрытую информацию, на многое проливающую новый свет.

Собственно афонский вопрос можно считать частью Восточного вопроса – как вопроса о судьбе Османской империи и ее завоеваний – в международных отношениях и предыстория его такова. Первые бесспорные исторические свидетельства пребывания наших предков на Афоне относятся к XI в. и косвенно говорят о том, что русское монашество на Св. Горе уже имело к этому времени сложившиеся традиции[1]. На протяжении всего средневековья Афон был для Руси центром книжности и православной духовности. Османское завоевание принесло афонцам тяжелые времена, их материальный достаток с этого времени в значительной мере зависел от пожертвований русских монархов и знати. А после того, как Россия обрела возможности для оказания действенной помощи христианским подданным Османской империи, Афон вступил в новую эпоху подъема. В XVIII-XIX в. для подданных России значительно облегчилась возможность попасть на Афон и число русских иноков на Св. Горе начало быстро расти. Уже в 1757 г. прп. Паисием Величковским был основан ставший впоследствии знаменитым Ильинский скит. А на протяжении одного лишь XIX в. русские иноки выкупили у греков 21 келлию[2]. В 1849 г. был открыт Андреевский скит,  в 1896 г. образовано Братство русских келлий[3].

Таким образом, в начале ХХ в., т.е. непосредственно перед освобождением Афона от турок русское святогорское монашество достигло наивысшего расцвета. С точки зрения  церковного и гражданского управления, а также этнического состава насельников Св. Гора в это время выглядела следующим образом. К этому времени уже стало традицией неравноправие различных монашеских обителей и, соответственно, проживающих в них иноков. 20 т.н. «господствующих» монастырей обладали наиболее широкими правами: между ними была поделена вся земля на полуострове, поэтому все прочие обители находились от них в зависимости. Именно из их представителей формировался Протат или Кинот – орган самоуправления всей Св. Горы.

Следующей по степени значимости категорией обителей были скиты. Общежительные скиты по своему внутреннему устройству, а иногда и по числу насельников не отличались от монастырей[4]. Разница заключалась в их правовом статусе: скиты не имели представителей в Протате, а землю вынуждены были арендовать у монастырей на выдвигаемых последними условиях. Необщежительные скиты представляли собой комплекс обителей меньшего масштаба – келлий и каллив, объединенных общим управлением. Келлии и калливы – это небольшие обители, различавшиеся между собой количеством монахов и наличием церкви: в келлиях, как правило, проживало несколько монахов — а то и несколько десятков[5] — и имелась церковь, тогда как в калливах церковь отсутствовала, а число иноков ограничивалось одним-двумя. В свою очередь, обители, арендовавшие землю у монастырей, могли сдавать ее в субаренду кавиотам – квартирантам, не имевшим статуса полноправных святогорцев. Это неполноправие имело и свои преимущества: формально кавиоты были независимы от монастырей. Келлиоты же и калливиты, как и скитское монашество, находились в зависимости от монастырей, которая вытекала не только из поземельных отношений.

Насельники зависимых обителей обязаны были во всем подчиняться монастырскому начальству и являться на монастырские послушания. Помимо платы за землю, которая в большинстве случаев предоставлялась по договору аренды, а не купли-продажи, зависимые обители должны были платить монастырям за лес и воду, за ломку камня для построек, за использование морского песка, за разрешение на возведение построек и их ремонт, за рукоположение священников и постриг монахов и т.д. Даже продавать приобретенное имущество приходилось только с разрешения монастырей.[6]

Высшим органом внутреннего самоуправления был Протат, для которого вышестоящей гражданской инстанцией являлись турецкие чиновники-каймаки, представлявшие на Афоне Османское государство. Однако на практике скорее каймаки находились в зависимости от Протата. С церковной точки зрения Св. Гора подчинялась непосредственно Константинопольскому патриарху. Своей судебной власти на Афоне не было.

О количестве монахов и их этнической принадлежности имеются официальные данные на начало Первой мировой войны. Но в ходе войны, как явствует из рапорта начальника русского военно-наблюдательного отряда на Афоне  подпоручика Дитша, численность и этнический состав святогорского монашества претерпели значительные изменения. Для наглядности все данные сведены в нами в одну таблицу[7].

Табл. 1. Этнический состав афонского монашества в 1914-1917 г.[8]

Именно война стала причиной изменений этнического состава афонского монашества[9]. Наибольшие сдвиги произошли за этот период в численности греков и русских, что радикально поменяло этнический состав Горы. Основная причина убыли русских иноков заключается в их мобилизации на фронт. По аналогичной причине возросло число греков: на Афоне скрывалось множество дезертиров, выдававших себя за монахов.[10] Так что слова Н.Н. Покровского о бандах на Афоне – вовсе не преувеличение[11]. Последнее обстоятельство греческое правительство использовало в качестве оправдания пребывания на Св. Горе частей греческой армии.[12] Благодаря своему неопределенному международному статусу (об этом речь пойдет ниже), Афон представлял собой прекрасное убежище для дезертиров и уклоняющихся от воинской повинности греков – пока он не был официально признан частью греческой территории, греческие власти не могли там полноправно хозяйничать, хотя всячески пытались это делать. Поэтому есть основания полагать, что притеснения со стороны греков, усилившиеся после «освобождения» Афона от турок, вызвали отток русских монахов с Горы еще до 1914 г.

Итак, в 1914 г. русских было на Афоне большинство, но они не только не определяли порядок вещей, но были даже ущемлены в правах. Так как русским принадлежал всего один монастырь, то они имели всего одного представителя в Протате. Множество русских иноков проживало в обителях, находившихся в зависимости от греческих монастырей, и подвергалось всяческой дискриминации со стороны последних. В аналогично неравноправном положении на Афоне находились и монахи других национальностей: сербы и болгары также имели по одному монастырю, а румыны – ни одного. В годы турецкого ига греками был занят и Иверский грузинский монастырь[13]. В итоге из 20 членов Протата 17 были греками, что не соответствовало национальному составу афонского монашества ни в 1917, ни тем более в 1914 г.

В российском МИД уже в то время давалась довольно точная оценка сложившемуся на Афоне положению. Позволим себе выдержку из аналитической записки по афонскому вопросу.

«Положение это могло бы найти некоторое оправдание лишь в том случае, если бы греческий элемент Св. Горы имел за собою какие-либо крупные моральные преимущества. К сожалению, времена духовного подъема греческого монашества давно уже прошли. Призванное судьбой, со времени взятия Константинополя Турками и в особенности в девятнадцатом столетии, играть роль не только духовного руководителя своей паствы, но и политического вождя, проникнутого определенными национальными задачами, Греческое духовенство, в том числе и Афонское монашество, привыкло приносить свой молитвенный порыв и стремление к подвигу в жертву национальным страстям и вожделениям.»[14]

Национализм греков на Афоне в разное время был направлен против разных «национальных врагов», а со второй половины XIX в. он приобретает антиславянский и в особенности антирусский характер. И тому были объективные основания: быстрый рост числа русских иноков и духовных учреждений в это время вызывал обоснованное беспокойство греков. К тому же Россия издавна выступала как покровительница Православия на Афоне: например, в ходе греческой национальной революции 1821 г. афонские монахи также приняли участие в восстании, жестоко подавленном турками. В результате Афон подвергся разгрому и на нем были размещены турецкие войска. Лишь благодаря вмешательству России, включившей требование об эвакуации Афона в условия Адрианопольского договора (1829), на Св. Горе были созданы условия для возрождения монашеской республики.

Национальный вопрос на Афоне особенно обострился в связи с изменением международного статуса Св. Горы в ходе балканских войн. 2 ноября 1912 г. в ходе Первой балканской войны Афон был без боя занят греческими войсками, однако было бы ошибкой считать, что с тех пор Афон вошел в состав Греции. Международное сообщество не признало тогда Афон греческой территорией: ни Лондонский, ни Бухарестский (1913) договоры, вопреки утверждениям некоторых греческих источников[15], не санкционировали присоединение Афона к Греции. Не помогло решению этого вопроса и принятое годом позже (3.10.1913) обращение греческих монастырей Афона к королю Греции с выражением верноподданнических чувств. Временем окончательного включения Афона в состав Греции можно считать лишь 1926 г., когда греческое правительство издало постановление о том, что все афонские монахи должны иметь греческое гражданство.

Однако греческое правительство делало все, чтобы побыстрее интегрировать Афон в состав государства, несмотря на то, что годы Первой мировой войны сама Греция находилась на грани гражданской войны. Помимо оккупационного отряда, первоначально состоявшего из тысячи человек, а впоследствии сокращенного до 2 рот пехоты и 30 жандармов[16], греки ввели на Афоне свою администрацию. Вместо турецкого каймака гражданское управление Св. Горой теперь осуществлял греческий астиномос (офицер полиции) с резиденцией в Карее – административном центре Афона, в свою очередь подчинявшийся Салоникским гражданским властям. Пристань Дафна контролировалась греческими таможенными и портовыми чиновниками, в руках которых находились также почта и телеграф. Еще одно нововведение греков коснулось судебной власти: в г. Иериссос был назначен судебный следователь, в юрисдикцию которого вошел и Афон[17]. Русские монахи жаловались, что греческие чиновники относятся к ним хуже, чем турки[18]. К такому же выводу пришел и подпоручик Дитш: «Образ действий греков по отношению к русским я считаю крайне враждебным. Их политика за последнее время войны всецело состоит в желании изгнать русских с Афона».[19]

Для скорейшей интеграции Афона в состав Греческого королевства применялись все  доступные средства,  в том числе и националистическая пропаганда в стране, а также использование и подогрев антирусских настроений на самом Афоне. Греческие газеты постоянно привлекали к афонскому вопросу внимание общественности, таким образом включая его в число т.н. «национальных вопросов». В связи с этим русский посланник в Афинах Е.П. Демидов считал, что, пойдя на уступки в этом вопросе, греческий премьер-министр Э. Венизелос сильно потеряет в глазах общественного мнения[20]. На самом Афоне в это время появился «организатор антианглийских демонстраций на острове Кипре, Китийский митрополит Мелетий, выделяющийся своим беззастенчивым политиканством даже среди греческих иерархов»[21]. Он начал активную националистическую кампанию на Св. Горе и во многом именно его заслугой является прошение 19 монастырей греческому монарху с просьбой включения Афона в состав Греции. Особенно сильны националистические настроения были среди членов афонского «правительства» – Протата. По словам Дитша протоэпистас Протата «неоднократно выражал свою ненависть к русским» и утверждал, что «он и все греки до последней капли крови будут защищать Афон от пришельцев русских и что предпочитают турок, даже немцев – русским»[22]. Получается, что греческие монахи видели большую угрозу своим интересам со стороны русских единоверцев, чем со стороны иноверных турок и инославных немцев. Такое возможно только в том случае, если интересы греков на Афоне носили в первую очередь национально-политический, а не религиозный характер.

Для защиты от притеснений Протата и монастырей русские монахи решили объединиться в братство, включающее в себя не только келлиотов, которые уже имели к этому времени свою организацию, но всех вообще русскоподданных иноков Св. Горы. Занятие Афона греками ускорило процесс консолидации русских монахов и 16 июня 1914 г. был наконец принят акт о  создании Объединенного братства русского святогорского монашества, сплотившего в своих рядах иноков различных категорий. В нем еще раз подтверждалось желание русских иноков сохранить свою национально-государственную идентичность и говорилось о том, что в круг основных задач Братства будет входить не только защита русских монахов от угнетения, но и оказание поддержки русским государственным интересам на Востоке[23]. Как мы уже видели, русское правительство также включало Афон в сферу своих интересов, видя в нем форпост российского влияния в Средиземноморье. Таким образом на русских монахов возлагалась (и они с этим соглашались) вполне светская задача политического характера. Так что, говоря о вовлеченности в политику греческих монахов, поставивших служение интересам нации выше, чем служение Богу, мы не должны забывать, что и русское монашество также было причастно к политике. Однако процесс создания единой монашеской организации так и не был завершен: игумен русского Пантелеймонова монастыря не подписал указанный акт, боясь резкой реакции со стороны Протата. Кроме того, афонские монашеские организации не получили признания со стороны Св. Синода Русской Церкви.

Прямым следствием роста национализма среди греков и введения на Св. Горе греческой администрации стало ухудшение русско-греческих отношений на Афоне, обострение старых и возгорание новых конфликтов, на справедливое разрешение которых в Протате нечего было и рассчитывать. Поэтому русское монашество обращалось за поддержкой к Великим державам (Лондонская конференция послов лета 1913 г.), а также в МИД России. Русские иноки выдвигали ряд предложений касательно статуса Св. Горы и русской монашеской общины в изменившихся международных и внутриафонских условиях:

• Придать Афону статус автономной административной единицы, имеющей внутреннее самоуправление и не входящей в состав какого-либо государственного образования, сохранив при этом за монахами их первоначальное подданство.
• Придать официальный статус русской монашеской общине в лице Объединенного братства русского святогорского монашества и взять ее под покровительство русского правительства, для чего создать специальное правительственное учреждение по связям с русской афонской общиной.
• С точки зрения внешнего церковного управления оставить Афон в ведении Константинопольского патриарха, а для русского монашества учредить специальную епископскую кафедру.
• Провести ряд реформ во внутреннем управлении Св. Горой:
  • Либо изменить состав Протата пропорционально национальному составу афонского монашества, либо изъять русских иноков из ведения этого органа.
  • Изъять из ведения Протата гражданско-административные дела.
  • Внутреннее самоуправление русских обителей оставить без изменений.
• Вернуть русскому Пантелеймонову монастырю все незаконно захваченные у него земли и возвести его в ранг Лавры.
• Возвести русские Андреевский и Ильинский скиты в ранг монастырей, обеспечив их землей и предоставив возможность построить пристань.
• Оградить от посягательств греческой армии метох (имение) Андреевского скита около г. Кавала, а часть доходов от бессарабских имений Св. Горы направить на поддержку русской общины.
• Возвести крупнейшие русские келии в ранг скитов, предоставив им возможность приобретения необходимого количества земли.
• Русские подзависимые обители вывести из-под юрисдикции господствующих над ними монастырей
• Ограничить вывоз леса с Афона, урегулировать пользование водными источниками, снять ограничения на пользование камнем и песком.
• Защитить имущественные права русских келлиотов и калливитов.
• Разрешить вопрос о строительстве пристаней для русских обителей, а центральную пристань Дафна сделать доступной для всех афонских обителей.
• Предоставить русским обителям возможность построить общий склад и освободить их от таможенных пошлин.
• Дать возможность русским обителям организовать духовную школу для молодых иноков.
• Регламентировать взимание налогов.
• Сохранить на Афоне русскую почту, а греческую почту и телеграф поставить под общий контроль.[24]

Русское правительство не признавало фактического присоединения Афона к Греции и вплоть до Октябрьской революции принимало меры по урегулированию юридического статуса Афона. Уже вскоре после оккупации Афона Петербург выразил свой протест по этому поводу. «Русское правительство, всегда оберегавшее Афон от возможности вторжения на его территорию турецких войск и не допускавшее на нем сооружения крепостей, не может считать допустимым длительное пребывание на нем отряда, посланного Грецией даже без предварительного оповещения о том России», — писал в то время министр иностранных дел С.Д. Сазонов[25].

В тех условиях, когда отторжение Афона от Османской империи стало свершившимся фактом, главной задачей русской дипломатии в этом вопросе было сохранение на Св. Горе церковной власти Константинопольского патриарха, что могло оградить афонскую общину от давления со стороны национальных Церквей балканских государств, и недопущение ее единоличного захвата какой-либо иной державой. Претендентов было двое – Болгария и Греция. Последняя оказалась проворнее и успела первой захватить не только Салоники – ключевой пункт Южной Македонии – но и послать свой отряд на Афон.

Русские дипломаты не очень-то верили заявлениям греков о том, что внутреннее управление на Афоне останется неизменным и потому выход из создавшегося положения видели в установлении над Афоном совместного покровительства всех православных держав, чья духовная культура была связана со Св. Горой. Греки вынуждены были согласиться на этот вариант, поскольку им очень хотелось получить Салоники и часть островов в Эгейском море с преимущественно греческим населением. Русский проект встретил поддержку и со стороны сербского, болгарского и румынского правительств. С целью предварительного его обсуждения было запланировано совещание генеральных консулов этих стран в Салониках, но оно оказалось сорванным, поскольку большинство участников не успели получить инструкции от своих правительств. Драгоценное время было упущено: теперь между бывшими союзниками по антитурецкой коалиции начались трения по поводу раздела османского наследия в Европе, приведшие вскоре ко Второй балканской войне. В этих условиях о сотрудничестве в афонском вопросе не могло быть и речи.

Тем временем греческое правительство, пользуясь своим преимуществом, начало процесс интеграции Афона в состав своего королевства, а заинтересованность в вопросе о его дальнейшей судьбе проявили уже не только православные государства, но и великие державы. В июле-августе 1913 г. в Лондоне состоялось совещание послов великих держав по итогам балканских войн. На повестку дня был вынесен и афонский вопрос. Во время совещания русский проект по этому вопросу встретил противодействие со стороны Австро-Венгрии, поэтому русской дипломатии не удалось добиться его полного принятия. Общее одобрение получила лишь первая его часть – о сохранении Афона во власти Константинопольского патриарха. Что касается второй части, о совместном покровительстве над Афоном всех православных государств, то она не была закреплена в решениях Лондонского совещания, так как ее обсуждение было отложено из-за возникших разногласий[26].

Поскольку совещание прекратило свою работу, а вопрос о статусе Афона так и не был решен, каждая из сторон пыталась истолковать это обстоятельство в свою пользу. Так, русская сторона считала, что борьба еще не окончена, тогда как греки полагали, что получили молчаливое одобрение держав на аннексию Афона. Однако активное противодействие России побуждало их искать компромиссное решение, которое могло бы удовлетворить обе стороны. Интересы других православных государств при этом в расчет не брались. Если до Лондонского совещания послов премьер-министр Греции Э. Венизелос выражал согласие с русским планом нейтрализации Афона, то после совещания его позиция начинает постепенно меняться. Вначале в ответ на русский план греки выдвигают предложение о русско-греческом кондоминиуме на Афоне[27].

Однако для России этот проект был невыгоден: его реализация только подогрела бы русско-греческое соперничество на Афоне, что неминуемо вело к обострению отношений двух стран. Между тем греческое правительство продолжало держать на Афоне вооруженный отряд, а со временем перестало говорить даже о возможности двустороннего кондоминиума: греки резонно полагали, что другие европейские державы постараются не допустить усиления русского влияния в Средиземноморье, предпочтя отдать Афон грекам. В конечном счете так оно и вышло.

В итоге, к началу первой мировой войны греческое правительство занимало в афонском вопросе довольно жесткую позицию. Поскольку санкции на включение Афона в состав Греции к тому времени получить не удалось, греки решили пока вести «органическую работу» внутри Св. Горы, опираясь на националистически настроенный Протат. В беседе с русским послом в Константинополе Гирсом греческий посол Панас говорил о том, что единственным носителем государственной власти на Афоне является Протат, в руках которого должны остаться также полиция, таможня и средства связи. Создание органа власти на основе национального представительства греки считали вторжением в дела церкви, а национальный вопрос на Афоне предлагали «решить» путем введения для монахов двойного подданства: афонского – внутри Св. Горы и их первоначального подданства – вне ее. Обсуждать любые вопросы о положении и поземельных отношениях русских скитов, келлий и каллив, а также о покровительстве правительством России русских монахов греки отказались. Исключение было сделано лишь для вопроса об имениях афонских обителей вне Св. Горы: в обмен на согласие вести переговоры по этому пункту греки требовали обсуждения вопроса о бессарабских имениях греческих монастырей и закрепления решений по нему международными гарантиями. Что же касается других православных государств, имевших интересы на Афоне, то Гирсу было заявлено, что они не имеют даже права участвовать в решении вопроса о статусе Афона[28]. Подобная позиция недвусмысленно свидетельствовала о том, что греческое правительство считало афонский вопрос фактически решенным и вести дальнейшие переговоры о его статусе не собиралось.

Таким образом, идея русской дипломатии об интернационализации Афона и надежды на улучшение положения русских святогорских монахов и обителей были, казалось, окончательно похоронены. Но начавшаяся в это время мировая война дала новый поворот развитию событий. Если для втянутых в войну государств участие в длительных и масштабных военных действиях стало испытанием на выносливость экономики и прочность политической системы, то для греков таким испытанием стал сам вопрос о возможности участия в войне. Премьер-министр Э. Венизелос считал, что, присоединясь к Антанте, которая несомненно одержит победу над Германией и ее союзниками, Греция сможет без особых усилий получить значительные территориальные приращения. Но аргументы Венизелоса не смогли убедить  стойкого германофила короля Константина, настаивавшего на соблюдении благожелательного по отношению к Германии нейтралитета. Поскольку оба оппонента имели значительную поддержку не только в придворных кругах, но и среди населения, страна оказалась в глубоком политическом кризисе, поставившем ее на грань гражданской войны. Результатом этого кризиса стал фактический раскол Греции на два государственных образования – роялистское (германофильское) и венизелистское (с ориентацией на Антанту) с формированием в Салониках альтернативного правительства во главе с Венизелосом. Солунское правительство объявило о вступлении в войну на стороне Антанты и греческая территория стала использоваться войсками союзников, продолжавших оказывать давление на германофильское правительство в Афинах.

Политическая борьба по вопросу о вступлении в войну не обошла стороной и Афон, греческие насельники которого также раскололись на два лагеря. Причем дело приняло не только политический оборот: монахи взяли на себя оказание прямой военной помощи воюющим сторонам. Например, странам Антанты из разных источников стало известно о том, что в германофильски настроенные монастыри на одной из возвышенностей поставили телеграф, обслуживающий центральные империи, около двух монастырей была замечена световая сигнализация, служащая маяком для немецких подводных лодок, кроме того было обнаружено почти 500 ружей, 130 тыс. боевых патронов, револьверы, динамит, пулеметные ленты и др. виды оружия и боеприпасов, а в Ватопедском монастыре – электростанция и база для снабжения подводных лодок[29]. Даже в самом Протате, глава которого просил из уважения к нему как к высшему духовному лицу на Афоне не производить обыск в здании Протата, было обнаружено 125 винтовок и 45 тыс. патронов.

Вся эта информация была получена в ходе занятия Афона франко-русским союзным отрядом 3 января 1917 г. Решение о посылке на Афон оккупационного отряда было продиктовано военной необходимостью: на Афоне и прилегающих к нему территориях в связи со вступлением Греции в войну появились многочисленные банды дезертиров и уклоняющихся от воинской обязанности, во главе которых стояли греческие офицеры-роялисты. Такого рода вооруженные формирования представляли опасность для тыла Солунской армии Антанты. В связи с этим давно выдвигавшееся Россией предложение о занятии Афона союзными войсками наконец было реализовано. Возможность отправки на Св. Гору русского военного отряда и внутриполитический кризис в Греции создавали благоприятные условия для пересмотра сложившегося на Афоне положения и оказания помощи бедствовавшим русским инокам.

Первой и основной мерой по нейтрализации Афона в России считали удаление оттуда греческого оккупационного отряда, справедливо полагая недостаточными заверения греческого правительства о том, что статус Св. Горы останется неизменным[30]. Но добиться ее осуществления дипломатическим путем не удалось, и греки, продолжая давать обещания об эвакуации войск с Афона, на самом деле всячески старались найти предлог эти обещания не исполнять.

Между тем, русское монашество на Афоне продолжало жаловаться на свое тягостное положение, которое с началом войны усугубилось еще трудностями со снабжением питанием и предметами первой необходимости. Первые невзгоды русские обители стали испытывать в связи с прекращением пожертвований из России и вынуждены были обратиться за помощью к правительству, которое нашло возможным оказать монахам материальную помощь. Но война несла с собой и новые трудности: немецкие подводные лодки топили суда с продовольствием, греческие войска разоряли афонские поместья вне Св. Горы, а командование Солунской армии запретило снабжать провиантом весь Халкидонский полуостров, включая и Афон, мотивируя этот шаг враждебными действиями греческих вооруженных банд и противоборством венизелистов и роялистов среди греческого монашества. За действия греков пришлось страдать и русским инокам, не принимавшим участия ни в политической борьбе, ни в (тем более) вооруженных формированиях. Все эти обстоятельства в конце концов привели к тому, что с Афона стали поступать сообщения о начавшемся голоде[31].

Ухудшение положения русского монашества служило дополнительным стимулом принятия решения о занятии Афона союзными войсками: эта идея вынашивалась едва ли не с самого начала войны. Например, русский чиновник Б.В. Серафимов, неоднократно посещавший Афон в тот период, писал в январе 1915 г.: «Оккупация союзниками Афона даст нам возможность если не разрешить окончательно афонский вопрос, то во всяком случае вывести его из того положения, в котором он оказался вследствие решения Лондонской конференции послов»[32]. Но реализована эта идея была лишь через два года. Основная причина столь длительной отсрочки – согласование данной меры с союзниками. По плану русского генерального консула в Салониках В.Ф. Каля французские войска должны были занять п-ов Кассандра, а английские и русские – Афон и Лонгос[33]. Узнав об этом, англичане заявили, что вопрос об оккупации греческой территории, каковой являлся п-ов Кассандра, требует отдельных консультаций, а французское правительство сочло оккупацию Афона слишком деликатным вопросом[34].

Русский крейсер у берегов Афона. 1915

Два года ушло на то, чтобы сначала добиться согласия союзников на оккупацию Афона в принципе, а потом согласовать состав и количество оккупационных войск. Конечно, наилучшим вариантом с русской точки зрения было бы присутствие на Афоне только русских военных. Однако такое развитие событий могло бы не только усилить греко-русское соперничество, но и вызвать обострение отношений России как с Грецией, так и с основными союзниками по Антанте. Поэтому оптимальным был признан вариант, предусматривающий высадку на Афоне совместного отряда России и кого-либо из союзников. Наконец, в  декабре 1916 г. было получено согласие французской стороны принять участие в организации десанта на Афон. С целью предотвращения возможного недовольства других союзников этой акцией она была названа не оккупацией, а размещением военно-наблюдательных отрядов, которым поручено было проверить факты пособничества Германии со стороны монахов и предотвратить образование в тылу союзников незаконных вооруженных формирований[35].

Надо отметить, что все это время Россия не прекращала и дипломатические попытки решения афонского вопроса: русское правительство неоднократно высказывалось в пользу возобновления переговоров на эту тему. Однако позиция правящих кругов Греции оставалась жесткой, а после раскола страны на два политических лагеря ситуация еще более ухудшилась: с афинским королевским германофильским правительством в военное время вести переговоры было сложно, а для Венизелоса, как справедливо отмечал В.Ф. Каль афонский вопрос тогда приобрел особую значимость и уступки в нем могли серьезно повредить политическому влиянию салоникского премьера[36]. В связи с этим Венизелос не только предпринял все меры по отозванию союзнического военного отряда с Афона, но и отрицал раскрытые союзниками факты пособничества греческих монастырей Германии[37].

3(16) января 1917 г. на Афоне высадился франко-русский отряд в составе ста русских солдат и трех офицеров, а также пятидесяти французский пехотинцев и пулеметной команды во главе с капитаном Жиделем. Русской частью отряда командовал подпоручик Дитш. Отряд Антанты провел на Афоне полгода, решая как военные, так и политические задачи. Русский отряд занял почту, телеграф и телефонную станцию, а французы взяли под контроль таможню. В монастырях был произведен обыск и ликвидированы склады оружия и боеприпасов, а наиболее рьяные германофилы посажены под арест. Поведение монахов в отличавшихся германофильскими настроениями Зографском, Ватопедском, Иверском и Ставроникитском монастырях было взято под контроль. В целях выяснения национального и политического состава Св. Горы была проведена перепись населения.

Помимо задач разоружения греческих монастырей и борьбы со шпионажем на русский отряд была возложена также миссия по охране русских монахов от притеснений со стороны греков. При этом в Петрограде надеялись, что союзнический отряд останется на Афоне до конца войны, и считали, что «пребывание нашей воинской чисти на Афоне создает весьма благоприятную обстановку для практического разрешения разных спорных дел местного характера, возникших с давних пор между нашими и греческими монахами на Св. Горе и не получивших до сих пор разрешения вследствие несговорчивости греков»[38]. Соответствующие инструкции были даны русскому генеральному консулу в Салониках В.Ф. Калю[39].

Арсана Великой Лавры, Афон, 1917

Однако позиция Каля в афонском вопросе не совпадала с мнением петроградского начальства: он полагал, что разрешение спорных вопросов в данный момент повлекло бы за собой греко-русские осложнения и предлагал отложить их до конца войны[40]. Такая точка зрения имела под собой некоторые основания: если первоначально прибытию франко-русского отряда на Афон были рады не только русские и сербы, но также частично болгары и греки-венизелисты, то присутствие русской воинской части способствовало консолидации греческого монашества на националистических позициях – венизелисты испытывали все более враждебные чувства по отношению к русским, в то же время роялисты были готовы присягнуть Венизелосу, при условии, что он выгонит русских с Афона. К Венизелосу даже была снаряжена специальная депутация[41]. Тем не менее, Каль все же пытался (или делал вид, что пытается) действовать в соответствии с инструкциями, но без особого рвения, что и дало впоследствии повод его преемнику С. Клименко возложить именно на Каля вину за то, что Андреевский и Ильинский скиты, добивавшиеся статуса монастырей еще со времен русско-турецкой войны 1877-1878 г., так его и не получили[42].

Справедливости ради надо сказать, что русский консул при всем его желании не мог бы решить большинства спорных вопросов – слишком мало времени русские солдаты провели на Афоне. В начале июля 1917 г. французское командование отозвало с Афона объединенный отряд, даже не поставив об этом в известность своих русских союзников. Позже выяснилось, что отзыв отряда с Афона произошел под давлением итальянского правительства: поскольку русское правительство выразило протест против установления итальянского протектората над Албанией и потребовало эвакуации итальянских войск из Эпира, то итальянцы в ответ потребовали у французского правительства очищения Афона.

После ухода с Афона русского отряда к русским монахам вернулись все прежние проблемы в еще более острой форме. В донесении управляющего Генеральным консульством России в Салониках С. Клименко по этому поводу говорится: «Положение нашего монашества, покинутого снова на произвол греков, критическое, в особенности после шестимесячной защиты его нашим отрядом. В день отбытия отряда с Афона уже начались притеснения русских»[43]. Но по-настоящему бедствия русского афонского монашества еще только начинались: Октябрьская революция коренным образом изменила внешнеполитические интересы и ориентации России, а также отношения государства и Церкви. Русские иноки на Афоне лишились правительственной поддержки и пожертвований частных лиц, их ожидала также схизма в Русской Церкви и новые притеснения теперь уже со стороны не просто греческих монахов, но и греческого государства, взявшего курс на эллинизацию Афона.

Оценивать изложенные выше факты можно с разных позиций. С государственно-политической точки зрения борьба, развернувшаяся вокруг Афона в 1910-е г. представляет собой очередную попытку России расширить свое жизненное пространство и упрочить влияние в Средиземноморье, опорным пунктом которого и был Афон. Но в это же время в благоприятных условиях для территориального роста оказалась и Греция. Таким образом, Афон оказался яблоком раздора между двумя православными государствами. В их соперничество были втянуты и афонские монахи. Как это уже не раз бывало и прежде, рост русского влияния на международной арене вызвал беспокойство других великих держав, что и обусловило их вмешательство в решение судьбы Афона. В силу целого ряда обстоятельств в борьбе за Афон Россия потерпела фиаско. Это поражение окончательно отдало Афон в руки Греции и привело не только к ослаблению влияния России на Балканах, но и физическому вымиранию русского монашества на Св. Горе.

Французские боевые части на Афоне, 1918

Первоисточник: Петрунина О.Е. Афонский вопрос в 1912-1917 гг по материалам русских дипломатических источников // Вестник архивиста. 2002, № 1. С. 64-82.

[1] Так считал один из крупнейших историков Афона еп. Порфирий (Успенский): История Афона. Ч. 3. Афон монашеский. Отд. 2. Киев, 1877. С. 10. Разные точки зрения о времени водворения русских на Афоне см., напр.: Феодосий иером. История Русского на Афоне Свято-Пантелеимонова монастыря \\ К Свету. М., 2000. С. 20-128.
[2]Келлия – вид монашеской обители со своим храмом, не имеющей статуса самостоятельного монастыря и подчиняющейся одному из полноправных монастырей.
[3]Историческая справка об Афоне. АВПРи. Политархив, оп. 482, д. 3876, л. 144, 146. Все дальнейшие ссылки на архивные материалы даются по фонду Политархив, опись 482, далее указывается только номер дела и листа.
[4]Число насельников в русских Андреевском и Ильинском скитах превышало число монахов в господствующих над ними Ватопедском и Пантократорском монастырях.
[5]В одной из русских келлий накануне Первой мировой войны было 119 монахов.
[6]Прошение Братства русских обителей (келлий) на Афоне – начальнику II Политического отдела МИД А.М. Петряеву. 1.12.1916. Д. 3876, л. 103 об., 104, 104 об.
[7]Д. 3876, л. 2 об., 3; д. 3875, л. 46 об., 47.
[8]Под русскими в данном случае подразумеваются российские подданные разных национальностей: русские, малороссы, грузины, молдаване. На 1917 г. о сербах и румынах имеются лишь совокупные данные.
[9]В данной работе не освещается вопрос о выселении с Афона нескольких сотен русских монахов в 1913 г. в связи с конфликтом имяславцев и имяборцев. Таким образом, до 1913 г. русских на Афоне было еще больше. О выселении имяславцев см.: Данилушкин М.Б. Краткий очерк жизни старца Илариона и истории имяславия в России \\ Иларион, схимонах. На горах Кавказа. Спб., 1998. С. 911-913.
[10]Секретные телеграммы генерального консула в Салониках В.Ф. Каля № 28. 31.01 (13.02).1917. Д. 3878, л. 1-2; № 256. 27.12.1916 (10.01.1917); д. 3875, л. 1.
[11]«В виду наших огромных интересов на Афоне материального и духовного свойства, большого числа русских монахов и разных духовных учреждений, мы считаем невозможным оставаться равнодушными зрителями тех беспорядков и анархии, которые в настоящее время господствуют на Св. Горе, благодаря незаконному захвату ее греческими бандами и отрядами». Министр иностранных дел России Н.Н. Покровский – Генеральному консулу в Салониках В.Ф. Калю. Секретная телеграмма № 5671 28.12.1916. Д. 3817, л. 19.
[12]См., напр.: секретная телеграмма В.Ф. Каля № 1. 01.01.1917. Д. 3875, л. 7.
[13]Грузинские монахи неоднократно пытались вернуть себе Иверский монастырь, но безуспешно. См. напр., прошение об этом грузинской келлии Св. Иоанна Богослова. Д. 3874, л. 13.
[14]Д. 3876, л. 3.
[15]http://athos.computer.gr/, http://www.medialab.ntua.gr/athos.html. В то же время, даже в греческих школьных учебниках зафиксирован тот факт, что Лондонский договор (17.05.1913) откладывал решение вопроса о статусе Афона. См., напр.: Σφυρόερας Β.Β. Ιστορία Νεότερη και Σύγχρονη. Γ` Γυμνασίου. Αθήνα, 1994. Σ. 284.
[16]Численность греческих войск на самом Афоне была уменьшена, зато для его прикрытия были размещены значительные силы на соседней Халкидике.
[17]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 1. 01.01.1917. Д. 3875, л. 7.
[18]Д. 3876, л. 115 об.
[19]Копия рапорта подпоручика Дитша В.Ф. Калю № 5. 25.01.1917. Д. 3875, л. 41.
[20]Секретная телеграмма посланника в Афинах Е.П. Демидова № 589. 07(20).09.1917. Д. 3873, л. 32-33.
[21]Д. 3876, л. 3 об. — 4.
[22]Копия рапорта Дитша В.Ф. Калю № 6. 13.02.1917. Д. 3875, л. 48.
[23]Д. 3876, л. 139 об. – 140.
[24]Д. 3876, л. 117-122.
[25]Секретная телеграмма С.Д. Сазонова Е.П. Демидову № 2926. 6.12.1912. Д. 3876, л. 26.
[26]Д. 3876, л. 1 об.
[27]Д. 3877, л. 2.
[28]Секретная телеграмма посла в Константинополе Гирса № 573. 13.07.1914. Д. 3877, л. 13.
[29]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 22. 21.01(3.02).1917. Д. 3875, л. 21; Секретная телеграмма товарища министра иностранных дел А.А. Нератова В.Ф. Калю № 173. 11.01.1917. Там же, л. 14; Секретная телеграмма посла в Риме Гирса № 480. 30.06(12.07).1917. Там же, л. 49.
[30]С.Д. Сазонов – Е.П. Демидову. № 2830. 25.11.1912. Д. 3876, л. 25.
[31]См., напр.: Секретная телеграмма Е.П. Демидова № 493. 26.07(7.08.)1917. Д. 3879, л. 8.
[32]Д. 3872, л. 2.
[33]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 2. 8.01.1916. Д. 3872, л. 7.
[34]Секретная телеграмма посла в Лондоне Бенкендорфа № 20. 11(24).01.1916. Д. 3872, л. 8б; Секретная телеграмма посла в Париже А.П. Извольского № 63. 19.01(1.02).1916. Там же, л.18.
[35]Секретная телеграмма управляющего Генеральным консульством в Салониках С. Клименко № 152. 23.07(5.08).1917. Д. 3873, л. 4.
[36]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 29. 1(14).02.1917. Д. 3875, л. 27.
[37]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 34. 6(19).02.1917. Д. 3875, л. 30; Секретная телеграмма Е. П. Демидова № 499. 28.07(10.08).1917. Д. 3873, л. 9.
[38]Секретная телеграмма А.А. Нератова В.Ф. Калю № 558. 3(16).02.1917. Д. 3875, л. 29.
[39]См., напр.: Секретная телеграмма А.А. Нератова В.Ф. Калю № 2193. 13(26).05.1917. Д. 3874, л. 7.
[40]Секретная телеграмма В.Ф. Каля № 109. 19.05 (1.06).1917. Д. 3874, л. 8.
[41]Секретная телеграмма В.Ф. Каля А.А. Нератову № 36. 12(25)02.1917. Д. 3875, л. 33.
[42]Секретная телеграмма С. Клименко № 145. 8(21).07.1917. Д. 3874, л. 11.
[43]Секретная телеграмма С. Клименко № 140. 1(14).07.1917. Д. 3875, л. 50.