Большинство ученых в штыки встретили готовящуюся реформу РАН. Сторонники и организаторы реформы аргументируют свою позицию тем, что в Академии простой, в российской науке в последние годы не сделано ничего значительного. Так ли это, мы решили узнать у самих ученых. О важнейших открытиях российских ученых в последние годы и о работе своего отдела Правмиру рассказал заведующий отделом алгебры и теории чисел Математического института имени Стеклова РАН, академик РАН Алексей Паршин.
Фото: expert.ru
Алексей Николаевич Паршин родился в 1942 году в Свердловске. В 1964 году окончил мехмат МГУ. С 1968 года работает в отделе алгебры и теории чисел Математического института имени В. А. Стеклова РАН. С 1995 года заведующий отделом. Лауреат премии Александра фон Гумбольдта. Золотая медаль им. П. Л. Чебышева РАН. Академик РАН.
О реформе РАН
В Академии многое нужно менять, но что именно, должны решать сами ученые, а не далекие от науки политики. Пришел новый президент, Владимир Евгеньевич Фортов, со своими программами. Нормально было бы года два подождать, пока новое руководство что-то сделает. Но не успел новый президент вступить в должность, как научное сообщество поставили перед фактом: Академию наук будут ликвидировать (потом это слово «смягчили» — реорганизовывать). Без обсуждений, да еще летом, когда многие в отпуске.
Министра образования прямо спросили: «Почему вы делаете это в такое неудобное время, когда никого нет?», а он ответил: «Почему же неудобное? Как раз самое удобное». Так что замысел стал понятен.
Конечно, попытки прибрать Академию к рукам были и раньше. В девяностые ее просто бросили на произвол судьбы — выживайте, как хотите. Лет десять назад появились люди, которым по разным причинам Академия не давала покоя. Кому-то очень хотелось завладеть собственностью в центре Москвы, кто-то просто жаждал власти — есть люди, которые мечтают командовать другими. Кроме того, Академия — один из немногих относительно независимых общественных институтов. У нас существует демократическая процедура выборов, члены Академии не раз резко критиковали так называемую либерально-рыночную экономику.
Естественно, всё это многим не нравилось, и уже давно началась активная борьба против Академии. Два раза предпринимались попытки ввести то, что теперь введено. Идеологическая основа действий Министерства образования и науки очень проста: надо представить научную деятельность исключительно как форму наемного труда в рамках рыночной экономики, а обучение — исключительно как форму предоставления услуг.
Высшая школа, по их мнению, тоже сфера обслуживания, место, где студент может купить определенный набор знаний и на выходе получить диплом. То есть они не видят принципиальной разницы между университетом и магазином, научным институтом и гостиницей. В этом вся суть их идеологии.
Об управлении наукой
У меня есть свое представление о том, как устроена наука в Академии. Мой административный опыт — опыт заведующего отделом, и с начала девяностых жизнь заставляла меня вникать в эти вопросы, но, я думаю, что у директоров институтов кругозор в этом шире.
Недавно я читал интервью Александра Григорьевича Литвака, директора Института прикладной физики РАН в Нижнем Новгороде. Он прямо сказал, что их институту реформа не нужна. У института есть выход в промышленность, в оборонку, они создают технологии, которые пользуются спросом, при этом закрывают лаборатории, работой которых недовольны, и открывают новые, перспективные. Александр Григорьевич признает, что есть бюрократические препоны, но для того, чтобы эти препоны ликвидировать, вовсе не надо перетрясать всю систему. Это институт мирового уровня и таких в Академии много.
Сейчас предлагают поддерживать в институтах только лучшие лаборатории — им выделять деньги, и много денег, а остальные пусть как в девяностые выживают, а не выживут — сами виноваты. Но в любой общественной группе можно по какому-то критерию, считающемуся правильным, выявить тех, кто лучше и кто хуже. И если плохих отсечь и через какое-то время провести новую выборку, выяснится, что среди оставшихся, еще вчера лучших, опять есть лучшие, а есть более чем средние. Дело в том, что ни один общественный организм не может состоять только из лучших. В той же Америке есть Гарвард, Принстон, но там и десятки университетов попроще, в которых работают отдельные очень хорошие ученые, а есть и ученые так себе. И ничего, существуют, никому в голову не приходит оставить только Гарвард с Принстоном.
Начиная с девяностых науке очень помогали грантовые фонды РФФИ (Российский фонд фундаментальных исследований) и РГНФ (Российский гуманитарный научный фонд). За последние годы их финансирование остановилось и не увеличилось, тем не менее, эта система работала.
С 1 сентября этого года во всей Академии запретили аспирантуру. Это уже просто за гранью здравого смысла.
Аспирантура останется только при вузах, которые имеют лицензию. В Законе об образовании есть пункт об аспирантуре, где написано, что аспирантуру можно открывать там, где есть лицензия, а в положении о лицензии сказано, что в данном учреждении должны быть медпункт, столовая, что-то еще — в общем, та инфраструктура, что обычно есть в вузах.
Аспирантуры при академических институтах всегда были существенно меньше, чем при вузах, но считались престижными, аспиранты сюда стремились. И нам они нужны, мы должны готовить себе смену. Теперь одним идиотским (а может быть, и не таким идиотским — всё зависит от цели!) правилом уничтожили многолетнюю традицию.
О современных достижениях
Когда закон уже приняли, я видел интервью заместителя председателя комитета по науке Госдумы, который сказал: «А что ученые просят? За последние 10 лет разве были какие-то выдающиеся достижения в академии?». Заметьте, это сказал человек, как-то причастный к науке. И он не в курсе того, что было в Академии.
Я не собираюсь заниматься пропагандой, но навскидку назову несколько выдающихся достижений, о которых сообщалось в печати, в теленовостях. Во-первых, доказательство гипотезы Пуанкаре, за которое математик Григорий Яковлевич Перельман получил Филдсовскую премию и отказался от нее. История нашумевшая. Да, со скандальным оттенком, но от этого доказательство Перельмана не перестает быть крупнейшим научным открытием. Не будем говорить о его личных особенностях, они к делу не относятся. Как математик он вырос в Петербургском отделении Математического института имени Стеклова.
Второе. В рамках проекта «Радиоастрон» был выведен на орбиту спутник с крупнейшим в мире радиотелескопом, на котором астрономы и астрофизики уже получили новые результаты, наблюдая ядра галактик, пульсары и другие космические объекты. Для некоторых наблюдений «Радиоастрон» работал в паре с американским радиотелескопом, который находится в Калифорнии — пример эффективного и обоюдновыгодного международного сотрудничества.
Теперь гуманитарные науки… В своей «Валдайской речи», которую многие обсуждали, президент России процитировал русского философа XIX века Константина Леонтьева, до недавнего времени считавшегося реакционером из реакционеров. Не знаю, известно ли президенту, что академическое собрание сочинений Леонтьева — по-моему, вышло уже десять томов, каждый по 600–800 страниц, а в одном их даже больше тысячи — издается в Академии наук, в Институте русской литературы (Пушкинском доме) в Петербурге. И проделывают эту огромную работу всего два человека: Владимир Алексеевич Котельников и Ольга Леонидовна Фетисенко. Несомненно, это большое достижение Академии наук.
На Алтае открыта стоянка первобытного человека эпохи верхнего палеолита — Денисовская пещера. Это древнейшие из останков людей, найденные на территории России. Археологическое открытие, тоже имевшее мировой резонанс.
Я назвал открытия, которые имеют чисто теоретическое значение, но Академия связана и с прикладными вещами, в том числе с обороной. Очень многие говорят, что грядущие реформы Академии скажутся на обороноспособности страны. Приведу пример, о котором сам узнал только сейчас, потому что до недавнего времени это была закрытая информация.
Предыдущий президент Академии наук, Юрий Сергеевич Осипов, десять лет был директором Математического института имени Стеклова — с 1992 по 2002 год. В основе знаменитых ракетных комплексов С-300, о которых известно каждому обывателю, лежит теория академика Осипова и его ныне покойного учителя Николая Николаевича Красовского.
К сожалению, все эти годы Академия не умела показать себя. Когда законопроект о реформе появился, враги Академии организовали движение типа «Наших», и они повесили на новом здании Президиума знак «80+» — здесь одни старцы. А надо было этот баннер снять и повесить другой: «РАН = С-300», и чтобы он провисел все два месяца, пока шло противостояние.
Академии, есть что показать, но мы не умеем себя, как сейчас говорят, «продвигать». Я сам это не люблю и никогда этим заниматься не буду. Но всё-таки Академия — большая структура, и когда на нее нападают, она должна защищаться. Считалось, что достаточно отчетов, которые каждый год посылают в правительство и администрацию президента. Не знаю, там сразу спускают эти тома с отчетами в мусоропровод или они где-то пылятся.
Об алгебре и банкоматах
Алгебра, как она понимается теперь, появилась в XVII веке, а возраст теории чисел уже несколько тысячелетий. Она восходит еще к Евклиду. Считалось, что эта наука не имеет никаких практических приложений. Кроме одного — еще в первом классе все учатся считать и всем это нужно в дальнейшей жизни. Это тоже теория чисел — сложение, вычитание, умножение, деление. Не наука, конечно, но ее крохотный кусочек. Если же говорить о более сложных применениях, то их до XX века почти не было.
К теории чисел принадлежит теория диофантовых уравнений. Это область древнейшая, потому что Диофант жил примерно две тысячи лет назад (когда точно, никто не знает), и написал трактат, который долгое время был неизвестен. В XVII веке его обнаружили, перевели с греческого на латынь, и Ферма на полях написал свою знаменитую гипотезу, которая стала всем известна и которую математики недавно доказали с помощью алгебраической геометрии.
Алгебраическая геометрия — наука, которая изучает кривые, поверхности и многообразия более высокой размерности.
В алгебраической геометрии кривая на плоскости с координатами x и y задается уравнением f (x, y) = 0. Здесь f — многочлен степени n. Если у многочлена f рациональные коэффициенты, такое уравнение называется диофантовым, и основная задача теории состоит в описании множества решений (x, y) этого уравнения в рациональных числах x и y. Если степень n небольшая, задача решается легко, трудности начинаются с n = 3. Такие кривые называются эллиптическими (они совсем не эллипсы!), и вопрос о решении таких диофантовых уравнений, например, х3 + y3 = 1, — отдельная наука, арифметика эллиптических кривых. Это трудные задачи, поставленные давно и решенные лишь частично. Задачи очень интересные, но вполне умозрительные.
Неожиданно, лет 20–30 назад, было осознано, что эту чисто абстрактную теорию можно использовать для построения алгоритмов, которые нужны для криптографии, чтобы зашифровывать и безопасно передавать секретные сообщения, а также снимать и класть деньги в банкоматах и т. п. Теория эта оказалась востребована на практике. Яркий пример: в девяностые годы, когда математикам есть было нечего, многие уехали за границу, но многие и остались здесь, и некоторые математики из провинциальных институтов успешно сотрудничали с банками. По-моему, сами банкиры к ним обратились — просили помочь в переводе денег из дальних регионов в Москву. И математики это делали, потому что хорошо знали теорию эллиптических кривых. Так они выжили в девяностые.
В России есть целая Академия криптографии и научно-исследовательские организации, которые используют такие разработки. Они понимают, что в академии существуют отделы и институты, которые оказывают им большую помощь, и перетряска, вызванная новым законом, — а она наверняка начнется — помешает нормально работать.
Это то, что касается серьезных практических применений. Я близко знаком с людьми, которые непосредственно этим занимаются. Сам я прикладной деятельностью не занимаюсь, наш отдел чисто теоретический, но были люди, которые сначала работали у нас, потом почувствовали, что им интереснее прикладная деятельность, и они уходили в соответствующие организации. Уверяю вас, в любую организацию, которая занимается криптографией, человека из нашего отдела возьмут без проблем.
Об уровне российской науки
Есть объективные, понятные всем критерии уровня нашей науки. Несколько человек из нашего отдела уехали на Запад. Среди них и директор Института Математики общества Макса Планка в Бонне, и профессор Курантовского Института математических наук при Нью-Йоркском университете. Это одни из самых знаменитых математических центров. Остальные тоже получали разные позиции в хороших университетах.
То же самое можно рассказать не только о нашем отделе, не только о математиках, но и о других ученых. Тот факт, что российские ученые, которые решили уехать на Запад, без всякого труда устраивались во многих странах, уже говорит о том, какая у нас была наука. И до сих пор многие молодые ребята, получившие образование на мехмате МГУ или на физтехе, если хотят уехать и поступить там в postgraduate — аналог аспирантуры, — могут это сделать без проблем. Конечно, ситуация на Западе ухудшается, и отношение бюрократии к науке делается все более жестким, но всё равно даже на совсем теоретические научные области денег выделяют достаточно. Что будет через год, три, пять, никто не знает, но пока науку там поддерживают.
Вернемся к нашему отделу. За последние 10–12 лет пять наших сотрудников выступали с докладами на международных математических конгрессах. Они проходят раз в четыре года. Поверьте, на такие конгрессы приглашают сделать доклад не за индекс Хирша — не за то, что тебя пять тысяч раз процитировали, — а после весьма жесткого отбора за то, что ты сделал в науке, за конкретные результаты, полученные в те четыре года, что предшествовали конгрессу. В такой системе оценки уровня ученого тоже можно найти недостатки, и есть ученые, которые могли бы быть докладчиками на конгрессах, но не получают приглашения. Но кого попало туда не приглашают.
Остальные наши сотрудники — и молодежь, и люди постарше — тоже часто ездят за границу, участвуют в самых разных конференциях, публикуются в западных журналах. Отрадно, что молодежь вновь пошла в науку. Не потоком, но в девяностые вообще не шла — ребята заканчивали мехмат и шли в банки, в другие коммерческие структуры, их везде охотно брали. Сейчас появилась молодые люди, которые хотят заниматься наукой, причем многие из них хотят жить и работать в России. Только ростки появились, как бы «реформа» их не вырвала с корнем.
В нашем институте есть образовательный центр — читаем спецкурсы по математике всем желающим. Бесплатно. Туда приходят студенты и с мехмата, и с физфака, и из физтеха, и из Высшей школы экономики. Могут просто прослушать курс, а желающие сдают экзамены и получают свидетельство о дополнительном образовании. Последние годы приходит примерно 60–70 человек. Немного, но это люди, которые хотят потратить свое свободное время — занятия по вечерам проходят — на то, чтобы узнать что-то сверх учебной программы.
Конечно, базовое образование необходимо, но есть вещи более специальные, о которых рассказать могут только люди, которые ими занимаются. Особенно открытия самых последних лет. И все желающие могут прийти и узнать о них, что называется, из первых рук.
Сейчас эти спецкурсы под вопросом по той же причине, по которой ликвидировали аспирантуру — на образовательную деятельность нужна лицензия, а выдают ее, только если в учреждении есть то, и то, и то…
Самый большой дефект в организации нынешней научной жизни в том, что если раньше была хотя бы некоторая стабильность, и в рамках этой стабильности мы могли спокойно думать о своей работе, сегодня приходится, как сейчас говорят, крутиться: искать заказчиков, гранты, заключать контракты. Конкуренция в науке всегда была, но раньше она осуществлялась не таким примитивным, лобовым образом.
Что нужно сделать
В Академии наук достаточно умных людей с необходимыми знаниями, которые давно могли бы объединиться и начать резкую и бескомпромиссную борьбу с представлением власть имущих о научной деятельности как о разновидности наемного труда в рамках рыночной экономики. Недавно в Госдуме выступал нынешний министр образования и науки. Его жестко критиковали и даже предлагали уйти в отставку. Он ответил: «Я наемный работник у моего работодателя. Пока работодатель мной доволен, я не вижу причин уходить в отставку». Ему и его сотрудникам не приходит, видимо, в голову, что научные сотрудники, которыми они хотят руководить — не наемные работники и у них мотивация принципиально другая.
Беда нашего протестного движения именно в разобщенности. Пока непосредственно нас что-то не коснется, живем по принципу «моя хата с краю». Люди в Академии наук должны были еще год назад публично оценить то, что происходит с вузами. Наверное, очень немногие в Академии тогда пытались как-то поддержать высшую школу. И сейчас многие вузовские преподаватели говорят: «Когда нас год назад уничтожали этими рейтингами, вы молчали. Что же вы теперь от нас хотите?».
Доля правды, и немалая, в их словах есть, но всё же если кто-то прошел мимо чужой беды, не значит, что надо отвечать ему тем же. Сейчас, я считаю, научное и преподавательское сообщества должны объединиться против идеологии, которая, если восторжествует, уничтожит и науку, и образование. Это первое, что нужно сделать.
Второе — пропаганда. Наверняка найдутся люди, которые смогут доходчиво и убедительно рассказать о наших достижениях мирового уровня. Эти достижения нужно уметь показывать, демонстрировать, в том числе и через масс-медиа.
И последнее. Надо властям хотя бы немного увеличить финансирование, два-три года не беспокоить Академию и посмотреть, что будет. Я уверен, что был бы очень большой подъем. То же, что сейчас предлагается, делается не в интересах науки, не в интересах общества, не в интересах государства.
Записал Леонид Виноградов