Юрий Пивоваров
Проблема в вопросе отречения заключается не в том, карандашом был подписан Манифест или не карандашом. А в том, что при отречении были нарушены Основные законы Российской империи в редакции 23 апреля 1906 года. Те самые, которые большинство юристов и историков, и я в том числе, считают первой российской Конституцией. В этих законах процедура отречения была четко прописана.
Государь не имел права при живом наследнике – цесаревиче Алексее Николаевиче – отрекаться в пользу своего брата. Он должен был отречься в пользу сына. Поскольку Алексею было 13 лет, а совершеннолетие для царских особ наступало в 16 лет, то в таких случаях учреждался опекунский совет, его главой, Верховным правителем (титул, который потом будет у Колчака) мог быть Михаил Александрович – младший брат царя, в пользу которого царь отрекся.
Отречения не могло произойти без согласования с Государственной Думой. Но оно произошло. То есть процессуально акт отречения был неправильным.
Над актом отречения работали в Петрограде крупнейшие юристы того времени – два кадета – Владимир Дмитриевич Набоков и барон Александр Мануилович Нольде. Уже в Берлине, в эмиграции, Нольде посыпал голову пеплом, говоря примерно следующее: «Что же мы сделали! Мы так почувствовали запах и вкус власти, что пошли на нарушение закона!» Они были опьянены возможностью победы, победили и вскоре – проиграли.
Так что в юридическом смысле отречение Николая II не состоятельно. Но, повторяю, совсем не потому, что он подписал карандашом и без титулов. Ведь все равно акт был подписан рукой царя.
Юридически неверное отречение открыло цепочку дальнейших неправовых действий. Через сутки отрекся Михаил Александрович, а он вообще не имел права отрекаться, поскольку не занимал престола. Он был вторым в списке престолонаследия, правило которого идет еще со времен Павла I. При отречении Михаила тоже сделаны нарушения – он сказал, что вся власть исполнительная и законодательная принадлежит Временному правительству. Но законодательная власть не может принадлежать исполнительной власти – Временному правительству. При этом существовала Государственная Дума, которая, собственно говоря, и произвела переворот, но ее практически отстранили. То есть либералы, демократы, которые боролись за парламентаризм, тут же от него отказались.
В отречении Михаила сказано, что Временное правительство должно готовиться к Учредительному собранию. Учредительное собрание – цель, которую преследовала русская антицарская, антисистемная общественная мысль почти столетие. И вот, наконец, они достигли этой цели. Но это собрание оказалось юридически нелегитимным и нерелевантным. Потому что созывалось на основании юридически нелегитимного манифеста отказа от престола Михаила Александровича.
А 1 октября 1917 года Керенский вдруг сказал, что Россия – республика. Такое объявление могло сделать, например, Учредительное собрание, но никак не премьер-министр Временного (!) правительства. Именно Временное правительство должно было бы подготовить Учредительное собрание, на котором бы выбиралось каким быть правлению государством.
Так что во всех последующих нарушениях виноваты Николай II, его окружение и кадетско-октябристские революционно-буржуазные политики… Причем всё это – замечательные люди. И государь – тоже замечательный человек. Но они порвали юридическую ткань, а дальше большевики все это добили до конца.
Говоря все это, я иду вслед за потрясающей работой Павла Новгородцева, великого русского юриста, который в эмиграции, в Праге, незадолго до своей смерти разобрался в случившемся.
Опасные игры
Когда говорят, что Николай II подписал Манифест об отречении подобным образом, чтобы потом у него была возможность вернуться к власти, — мне кажется, что это просто домыслы. Из той эпохи об этом никто не писал.
Я идеалистически верю в то, что если бы Николай II не повел себя вот так, если бы его не предали бы командующие фронтами, ближайшее окружение, а крупнейшие юристы будущего Временного правительства поступили бы по-другому, то все было бы в нашей истории сложилось иначе. Верхи несут ответственность за произошедшее в России, причем как правительственные, так и оппозиционные – от царя и его бюрократии, до его предавшего генералитета. Те самые генералы, которые предали царя, во время Гражданской войны показали себя героями. А как грубо они вели себя тогда, весной 1917! Например, кумир сегодняшних почитателей Белого движения Лавр Корнилов – талантливый человек, пытавшийся потом спасти Родину, приехал в Царское Село, когда императрица Александра Федоровна была уже арестована, толкнул её в спину. Как это возможно, чтобы мужчина толкнул женщину, к тому же русский генерал – императрицу, пусть даже бывшую.
Но не могу понять тех людей, которые на том факте, что юридически отречение было нерелевантным, сегодня пытаются построить какую-то политику. Например, в восстановлении монархии. Это бессмысленно. Через два года исполнится сто лет со дня отречения. Все, поезд ушел.
Этот факт нужно знать, чтобы понимать – юридические ошибки могут привести к огромным преступлениям.
Эта страшная назидательная история, которую следует помнить, знать, понимать, но не делать из нее никаких политических выводов.
Почему царь подписал Манифест? Традиционный ответ – он думал о своем больном сыне, о своей семье, а потом, мне кажется, он просто очень устал от изоляции, от своего одиночества, от того, что был не понимаем обществом. Государь записал в дневнике в день отречения, что вокруг трусость, и измена, и обман. Конечно, он был шокирован и оскорблен предательством. И он согласился уйти. Он, «хозяин земли русской». Правда, это было написано в конце XIX века, и за двадцать лет кое-что изменилось в российской жизни. Например, появился полупарламентский режим. Государь, человек традиционной закалки, не был сторонником демократии, парламентаризма. Но не надо забывать, что при Николае Втором пошли замечательные реформы Витте, Столыпина и др. Россия двигалась вверх, а не вниз. Да, он не был гением, не был великим императором, как Петр I. Но по мне – гораздо лучше Николай Второй, чем величие Петра…
По-человечески я понимаю его отречение, а исторически… В конце концов, он отрекался в пользу младшего брата, пусть не законно, но, тем не менее. Он просто не мог представить, что может произойти то, что потом произошло.
Эпоха в России раньше не была кровавой. Мы судим по ней через ленинизм, сталинизм, через миллионы убитых. Но тогда-то этого не было, люди жили словно в другом измерении.
Что касается нынешних представителей Дома Романовых, если встать на буквоедско-формальную позицию, они могут считаться наследниками русского престола. Юридически отречение было не законным. Но оно все-таки было, и Романовы отреклись сами. С точки зрения фактичности и истории – какие наследники престола через сто лет?! Вот когда-то во Франции свергли Бурбонов, и там до сих пор есть и бурбонисты, и орлеанисты, и бонапартисты. И что из этого? Да ничего.
К тому же все нынешние Романовы такие же русские, как мы — новозеландцы. Понятно, я не про кровь говорю, а про принадлежность к культуре, к истории, к традиции.
Я считаю, что конституционная монархия – это лучшая форма правления, придуманная человечеством. Но из того, что я так считаю, не следует, что у нас возможно возрождение монархии. Я вот еще, например, считаю, что лучший климат – в Крыму. Но я живу в Москве, и из-за моих мыслей климат здесь не изменится. Современной России монархия не грозит ни в хорошем, ни в плохом смысле. Она имеет ту форму правления, которую имеет и задача совершенствовать существующий законный легитимный режим в рамках Конституции. А все игры в историческую буквалистику — карандаш – не карандаш, что думал государь, что не думал, могут привести к самому худшему. Здесь надо быть очень аккуратными.