Общественный деятель, эксперт по сиротству, публицист Александр Гезалов комментирует проблему усыновления детей иностранными гражданами. Ранее протоиерей Димитрий Смирнов выступил в своем блоге по поводу очередного убийства в США приемного ребенка из России и призвал граждан бороться с продажей детей за границу.
Я считаю, что такие заявления делать просто некорректно, особенно человеку, который в этой теме ничего не понимает.
Есть определенная статистика и факты, которые неопровержимо говорят о том, что в России на сегодняшний день погибает порядка 2000 детей от рук своих родителей — это данные прокуратуры. Институт семьи низложен. В 2010-11 гг. за рубеж усыновлялось порядка 8000 детей в год. Ежегодный приток в детские дома — около 120 тысяч детей.
Что происходит в детских домах, и после того, как дети оттуда выходят, я думаю, рассказывать не надо. И смысла говорить о том, что в детском доме хорошо, тоже, я думаю, нет. Ребенок растет одиноким, без знания семьи.
Только 12% граждан осознанно хотят взять ребенка-сироту из детского дома. Чаще всего они ориентированы на детей от 0 до 3 лет. Это говорит о том, что сегодня найти людей, которые хотели бы взять детей старше 5-6 лет, практически невозможно.
То есть дети сидят в детских домах, ждут, когда их заберут, но забрать их некому, потому что система подготовки родителей сегодня у нас еще только формируется, а специалистов, которые могли бы помочь родителям стать профессиональными — крайне мало. Все школы приемных родителей находятся при детских домах. Получается какой-то бред: детдом отвечает за то, как бы раздать детей, а сам он не может этого сделать, потому что ему нужно какое-то количество их оставлять, чтобы выживать.
Есть вопрос адаптации выпускников детских домов. Только 5-7% детей встраивается в общество. Смысл государственной системы — никакой. По уставу детский дом занимается тем, что сохраняет детей в своих стенах — то есть, сохранность, питание, одежда, и т.д. Дальше за судьбу ребенка уже не отвечает никто.
Поэтому порядка 80-10о тысяч детей, а по данным Министерства образования — 65 тысяч детей, — не имеют жилья на выходе из детского дома. Это говорит о том, что мы получим криминал. Криминал и они совершают, и против них совершают чиновники, риэлторы, непорядочные граждане. То есть проблема выживания детей-сирот в обществе стоит настолько остро, что вопрос о том, зачем они росли в детдоме, исчерпывает сам себя: для того, чтобы не состояться.
Потому, если сегодня иностранные граждане предлагают нам помочь этим детям обрести семью, мне кажется, это просто спасение биологии ребенка — выращивание его не там, где он родился, а там, где он счастлив, там, где его любят и ценят.
Эти инсинуации говорят о том, что люди не понимают, как трудно живут дети-сироты.
Я был во Франции и других регионах, видел своими глазами, как наши детдомовские дети , которым было 10-12 лет, попадали в семью французов. Это были совершенно другие дети! У них были другие глаза. Они были счастливыми. Для меня лично, как для человека, прошедшего эту систему, важно, чтобы ребенок был счастливым. Не просто где-то побывал, куда-то съездил, и ему дали конфетку. А чтобы у него было счастливое ощущение от жизни.
А у нас дети сироты вырастают жестокими, несчастными, неприспособленными ни к жизни, ни к семье.
Поэтому сравнивая вот эти 15-16 смертей за год в Америке с таким беспрецедентным сволочным отношением государства к детям, я думаю, что пока у нас институт государства такой, нужно все делать, чтобы дети обретали счастье хотя бы так.
Эта проблема — порождение государственной системы относительно семьи. У нас есть институт отобрания детей, помещения его в детдом. Услуг по оказанию помощи семье вообще в России нет. Семья сегодня — не главный приоритет для государства. Сегодня главный приоритет для государства — детский дом. И те трагедии, которые происходят при усыновлении — это ответ нашему государству. А дети — заложники этой истории.
Поэтому нет смысла в том, чтобы кому-то что-то писать. Может быть надо себе письмо написать? Обратиться к судьбе ребенка сироты, который живет в каком-то Кукуево и ждет, когда его кто-то заберет.
Мне кажется, что все это не совсем этично. Это его право, его жизнь, его будущее.
Такая истерия — это показатель незрелости и даже какой-то маргинальности понимания некоторыми гражданами ситуации сиротства в России. Это же дети… Здесь надо как-то осторожно, неспешно. А то мы сейчас остановим одно, второе, третье. А с чем мы останемся? Мы останемся с этой оравой детей, которые потом вообще непонятно кем станут в этой жизни. И зачем? Какой смысл в этой псевдолюбви?
Читайте также:
Нужно бороться за прекращение продажи детей, — прот. Димитрий Смирнов