Святой благоверный князь Александр Невский. Икона письма архим. Зинона (Теодора).
Я думаю, что возвращения Дзержинского на Лубянку не произойдет. Рискну предположить, что его возвращения и не предполагалось, и что его кандидатура — это информационный вброс с целью выпустить «либеральный» пар. Что касается идеи Швыдкого установить на этом месте памятник Андропову — это и вовсе троллинг.
Я думаю, что на Лубянке окажется памятник Александру Невскому, но не уверен, что этому следует радоваться, и вот почему.
Образ Александра Невского в его посмертной истории претерпел изменения дважды.
Первый раз — при Петре I, когда его мощи были перенесены в Петербург. После этого его иконография меняется, из князя-монаха он становится князем-воином, превратившись, по меткому замечанию отца Георгия Чистякова, в «российского Марса, православного бога войны, поклонение которому связано с культом оружия».
Второй раз его образ был создан заново в 1938 году в фильме Эйзенштейна, в котором христианский дискурс был целиком подменен политическим.
Н. Черкасов в роли Александра Невского (1938 г).
Учитывая, что людей, которые читали «Житие Александра Невского» или «Первую Новгородскую летопись» гораздо меньше, чем тех, кто смотрел фильм, установка памятника будет означать следующую ступень гражданской канонизации киногероя, а через него — и самого «отца народов», который продюсировал фильм, и лубянский смысловой круг будет, наконец, замкнут.
Итак, Александр Невский, не имеющий никакой исторической связи со спецслужбами, является для них гораздо более привлекательным символом, чем Дзержинский.
Последний, в общем-то, не символизирует ничего, кроме юности советской власти и красного террора. В само ФСБ пришло новое поколение людей, которые по возрасту не помнят всех слов песни «И вновь продолжается бой».
Александр Невский же не вызывает ничьих антипатий. Он (киногерой) не только олицетворяет героическое прошлое России и ее победы над «западом», но и обосновывает своей фигурой борьбу с ним как raison d’être самого ведомства. Учитывая же склонность ведомства объявлять политических инакомыслящих «марионетками запада», образ Александра Невского гораздо более актуален, чем поляка Феликса Эдмундовича, для которого русский язык даже не был родным.
Кроме того, нужно обратить внимание на визуальный ряд. На гербе советского КГБ был изображен не револьвер и не маузер, а древнерусские щит и двуручный меч. А теперь посмотрите на скульптурный образ и спросите: из чьих рук КГБ принял меч, чтобы опустить его на головы тех, кого советская власть объявила врагами? Правильно, садитесь, пять.
Герб КГБ СССР
Итак, фигура Александра Невского позволяет добиться заведомо невозможного результата — сакрализовать деятельность спецслужб, которые бросили немалые силы на уничтожение Церкви Христовой. Теперь осталась формальность: провести голосование с предрешенным результатом, представить фигуру Александра Невского как наш, а не как их выбор, и дело, можно сказать, в фуражке.