«Война» у нас одна, других как не было
Первое из них и наименее осознаваемое – это соотнесение с историей самого слова «война» и связанных с ним слов – «военный», «довоенный», «послевоенный». Довольно скоро, еще в военные годы, само слово «война» стало обозначать в массовом сознании именно «нынешнюю войну с Германией».
В первой половине XX столетия Россия, а затем Советский Союз участвовали в целом ряде конфликтов и военных кампаний. Но слово «довоенный» сразу, довольно быстро, стало восприниматься именно как «до советско-германской войны».
И такая ситуация сохраняется вплоть до нашего времени. Хотя и после этого в нашей истории были войны. Скажем, была война в Афганистане, но никто время перед ней «довоенным» не называет.
С этой языковой особенностью связаны некоторые курьёзы. Например, в советской школе учили стихотворение Владимира Маяковского, в котором есть строчки о том, как Сталин делает доклад на Политбюро и говорит: «… в Союзе Республик пониманье стихов выше довоенной нормы…»
И нужно усилие, нужно специально объяснять, что «довоенной» здесь означает «до Великой войны», то есть до той войны, которая у нас в учебниках именуется Первая мировая (а в советское время характеризовалась как «империалистическая война»).
Чтобы продемонстрировать успехи, объём производства в Советском Союзе было принято сравнивать с так называемым «мирным временем», то есть 1913 годом. В 20–30-е годы это время называлось «довоенным». Сейчас его скорее назовут «дореволюционным» или просто обозначат год.
Точно так же «послевоенное» для нас – это именно «после конца советско-германской войны», даже несмотря на то, что Вторая мировая война на тот момент еще не закончилась. В августе 1945-го Советский Союз вступил в войну с Японией, и концом Второй мировой войны считается начало сентября, когда Япония подписала капитуляцию. Но, тем не менее, лето 1945-го года у нас обычно воспринимается уже как «первое послевоенное лето».
То, что произошло языковое изменение, не вполне осознается носителями языка. Но оно, несомненно, говорит о том, какой след советско-германская война оставила в сознании не только поколения, которое жило при ней, но и последующих.
Похожее явление существует в американском английском, где просто «война» с определенным артиклем – «the war» – это Гражданская война, война Севера и Юга. А про мировые войны там надо уточнять, что имеется в виду.
«Реабилитированные» слова
В годы войны и, соответственно, сразу после неё в языке не столько появлялось абсолютно новое, сколько происходило возрождение того, что уже было, а затем было вытеснено или даже запрещено, поскольку воспринималось как враждебное, относящееся к «старому режиму» (собственно процесс этот начался еще до войны).
Подобно тому, как вернулись в армию погоны, в язык вернулось множество слов – «офицер», «министр», – которые в первые годы советской власти ассоциировались исключительно с царским правительством.
В 30-е годы стало постепенно входить в обиход слово «родина» в применении к Советскому Союзу. Во время войны это процесс активизировался, а после войны многие «слова царского режима» вдруг вернулись в язык так, как будто никогда оттуда не уходили.
Так, «народные комиссариаты» (сокращенно «наркоматы») в 1946 были переименованы в «министерства». Наименования воинских званий стали возвращаться в официальный язык еще перед войной, но именно во время войны этот процесс был завершен: в официальный обиход вернулось слово «офицер», были введены погоны в качестве знака отличия (так что презрительное именование белых офицеров «золотопогонниками» стало выходить из употребления).
Не вернулось только родовое понятие «чин» и обращение «господин» к старшему по званию. Хотя всё это – не непосредственное влияние войны, как таковой, но, по-видимому, связано с общим патриотическим подъемом.
Военные неологизмы – «фрицы» и «Катюша»
Появились и новые слова. Например, слово «власовец», которое стало активно использоваться в последующем. В советское время и о Пастернаке, и о Солженицыне говорили «литературный власовец». А само слово, понятно, появилось после того, как генерал Власов был взят в плен и организовал так называемую РОА – «Русскую освободительную армию», которая воевала против Красной армии.
Многие сокращения, наоборот, постепенно почти перестали употребляться, например, РККА (рабоче-крестьянская красная армия). Само сочетание «красная армия» еще употреблялось, но довольно скоро (в 1946) она была переименована в «советскую армию», и тогда сокращение как-то само собою забылось. Даже в произведениях о войне часто пишут о «советской армии».
Конечно, появлялись и новые сокращения, например название контрразведки СМЕРШ – «смерть шпионам», заградотряд (слово возникло раньше, но в годы войны обрело новую жизнь), штрафбат.
Были и некоторые специфические обозначения, непосредственно связанные с войной, часть из которых войну благополучно пережили. Скажем, название орудия «Катюша» или презрительное наименование немцев «фрицами» – от уменьшенного имени Фридрих. Всё это – изречения военного времени, потом много раз популяризированные в книгах и фильмах о войне.
Старые слова – новые значения
Новые слова появлялись, но интереснее, что многие слова, которые были редкими, стали соотноситься с реалиями советско-германской войны. Они прочно вошли в обиход, и от них были образованы новые. Скажем, слово «блокада», конечно, существовало в языке, но именно в связи с событиями советско-германской войны получило новое, вполне определенное значение, как бы с определенным артиклем – «блокада Ленинграда». И от него образовались новые слова, например, «блокадник» — человек, который был в Ленинграде во время блокады.
Или, например, слово «эвакуация» и глагол «эвакуировать», от которого тут же образовали причастие «эвакуированный», ставшее общеизвестным. Впрочем, не всеми оно свободно выговаривалось (тетя Фрося из рассказа Александра Солженицына «Случай на станции Кочетовка» произносит это слово как «выковыренный»).
Слово «оккупация», конечно, существовало и до войны, но общеупотребительным стало именно в войну. Появились такие выражения, как «в оккупации», и после войны утвердительный ответ на вопрос анкеты «были ли в оккупации» ставил клеймо на человеке.
Слово «фронтовик» стало использоваться почти исключительно для обозначения человека, который во время войны был на фронте. По мере того как в живых оставалось все меньше настоящих фронтовиков, это слово, хотя и не ушло из обихода, постепенно заменялось такими обозначениями, как «ветеран» или «участник войны», уже не указывавшими, что человек был именно на фронте.
Ещё пример. Царицын был переименован в Сталинград задолго до советско-германской войны. Но в силу важности Сталинградской битвы слово «Сталинград» приобрело много новых ассоциаций и употребляется уже в ситуациях, с войной совершенно не связанных. Скажем, в преферансе игра на шесть пик при обязательном вистовании (и, как следствие, игре втемную) носит просторечное название «Сталинград»: все сидят в окопах и не высовывают носа, причем велика вероятность, что для кого-то из игроков это обернется серьезными потерями.
Ещё у нас есть очень разнообразные истории книг о войне. Но нужно признать, что на язык они влияли косвенным образом.
Беседовала Дарья Менделеева
Читайте также:
- Церковная риторика в Советском Союзе в годы Великой Отечественной войны
- Людмила Петрановская: Официозное отношение к войне — преступление перед психологическим благополучием нации
- Что нам дедовы победы?..