Тьютор дистантной программы Московской школы гражданского просвещения, публицист Светлана Шмелёва
Светлана Шмелёва
Приглашение в колумнисты Правмира для меня лестно, поскольку этот ресурс вызывает большое уважение. Однако понимаю — теперь мой круг общения еще больше укрепится во мнении, что есть во мне странность, необъяснимая для современного человека.
Дело в том, что среди людей, с которыми я обычно общаюсь — активных, современных, читающих книги, обладающих гражданской позицией и готовых отстаивать ее публично — значительная часть сейчас довольно активно настроена против религии вообще и православия в частности. И чувствую, что пришла пора с ними объясниться. Поскольку, хотя в личном общении я обычно встречаю молчание и отвод глаз в сторону, «чтобы не задеть моих чувств», но при этом вижу их реакцию на религию (не скажу веру — это личное дело каждого) со стороны.
Обычно эта реакция сводится к трем основным тезисам:
1. Религия вводит в заблуждение. Она антинаучна и плодит «темных» людей.
2. Религия, и особенно православие, тормозит свободу человека и развитие демократии.
3. Религиозное сознание противоречит гражданскому.
Пусть простят меня постоянные читатели портала «Православие и мир», для которых ответы на такие тезисы, наверное, кажутся очевидными. Данная колонка написана, в первую очередь, для моих друзей, никогда ранее не читавших этот ресурс. В конце концов, суть православной журналистики, в том числе, и в этом.
Итак, для начала отвечу на суждения из первой группы. О том, что религия проповедует антинаучную картину мира, а все физические явления или исторические события спокойно описываются и в материалистических терминах, без упоминания о Творце.
Не буду, как это обычно делается, приводить цитаты из огромного числа знаменитых ученых, чьи познания однозначно приводили их к мысли о неизбежности существования Бога. Скажу лишь о том, что меня в принципе всегда удивляет, когда описание механизмов того или иного чуда приводит к выводам «если нам понятно, как это устроено, значит, это не чудо, а рядовое явление». В таких случаях я всегда вспоминаю, как во время своей поездки в Израиль неоднократно слышала от местного населения высказывания в стиле «Иисус не был Богом, поскольку не совершил ничего уникального. Наша земля видела многих других людей, способных на чудеса». Как будто доказательство существования Бога — это нечто особенное, то, чего мы раньше не видели. В то время, как согласно Ветхому Завету, все, что нас окружает, и есть Бог. Т. е. очень привычное и повседневное и есть Его образ и подобие.
Да, наука может попытаться объяснить чудо, как это было, например, с эпизодом из жизни пророка Ионы, который пробыл в чреве большой рыбы три дня и выжил. (В какой-то момент ученые выяснили, что существует беззубая «костяная акула», которая дышит воздухом и имеет в животе дополнительную воздушную камеру, куда попадает проглатываемый ей предмет, если он слишком большой. В этом случае рыба плывет к ближайшей суше, где ложится на мель и выбрасывает ношу. Есть какое-то число свидетельств, когда люди и животные спасались именно таким образом). Однако она не объясняет, почему это произошло именно с Ионой. А ведь на самом деле чудо — это не что-то невозможное, а то, что было возможно, но как исключение.
Это же относится не только к локальным спорам по каждому эпизоду чудес, но и к глобальным дискуссиям. Так, я решительно не понимаю, чем, например, эволюционизм противоречит креационизму? Ведь изгнанием из Рая вполне могло быть и вселение Адама и Евы в тела первобытных полуобезьян-полулюдей. А механизм эволюции тоже должен был быть кем-то заложен.
Наука объясняет появление планет, частиц, но кто создал эту первую частицу? Наука описывает, как в природе все логично устроено, но кто запрограммировал эту логику?
Мне кажется, все ровно наоборот: чем больше наука узнает о принципах мироустройства, тем более понятно — столь сложная и последовательно устроенная система никак не могла возникнуть из хаоса, сама по себе. И каждая обнаруженная учеными последовательность, каждая физическая формула, каждый «закон природы» все больше и больше должны убеждать нас в мысли о том, что у этих последовательностей, законов и формул должен быть автор. Иначе скорость свободного падения и прочие величины каждый раз имели бы разные значения, не поддающиеся логике: хаос сам по себе может перерасти только в другой хаос.
Вторым пунктом были суждения о свободе. Существует распространенное мнение, согласно которому христианство ориентировано на монархический тип правления, осуждает народовластие и стремится всячески ограничить человеческую свободу.
На мой взгляд, это относится лишь к реалиям, в которых существовала Церковь большую часть времени в течение двух последних тысячелетий. В то время, как канонически у монархии нет никаких преимуществ перед народовластием. Скорее наоборот. Вспомним: у евреев первых книг Ветхого Завета, во времена, когда они были в полной мере «богоизбранным народом», никакой монархии не было. Она возникает лишь в Первой Книге Царств, когда народ просит у Самуила «дай нам царя» (1 Цар. 8:6). И Господь воспринимает эту просьбу как «они отвергли меня, чтоб Я не царствовал над ними» (1 Цар. 8:7). Т. е. для иудаизма, христианства и мусульманства власть земного владыки является своего рода отказом от власти Бога. А праведному народу не нужен царь, но лишь объективные и беспристрастные судьи, каковыми были Самуил и его сыновья.
Что касается свободы, то какой человек потенциально может быть более свободным, чем тот, для которого нет властителя на земле? На эту тему можно приводить очень много цитат из Священного Писания, поэтому ограничусь лишь тремя:
«Тогда сказал Иисус к уверовавшим в Него Иудеям: если пребудете в слове Моем, то вы истинно Мои ученики, и познаете истину, и истина сделает вас свободными» (Ин, 8:31–32)
«Господь есть Дух; а где Дух Господень, там свобода» (2 Кор. 3:17).
«Итак стойте в свободе, которую даровал нам Христос, и не подвергайтесь опять игу рабства» (Гал. 5:1)
Безусловно, свобода для христиан является одной из важнейших ценностей. А разница между ними и современными теоретиками либерализма может заключаться лишь в предлагаемых путях для достижения этой свободы. Но не в том, что она сама по себе является благом, к которому надо стремиться.
Это же относится и ко многим другим аспектам взаимоотношений демократии и религии. Так, умение различать добро и зло (замечу — не делать, а различать) — разве не необходимое качество, например, для контроля власти? Но ведь оно возможно лишь в том случае, если признавать, что Добро и Зло существуют. Ответственность, самосдерживание, забота о ближнем — все это обязательные требования современной либеральной демократии, где «твоя свобода заканчивается там, где начинается свобода другого». И я убеждена: советское неприятие одновременно религии, социальных и гуманитарных наук (т. е. связанных с человеком, а не машинами), а также либерализма и демократии, говорит о тесной связи этих явлений. Поскольку на самом деле они влекут за собой друг друга: подумав об одном, ты непременно придешь к мысли о втором и т. д.
Наконец, третий тип суждений заключается в том, что религиозное сознание противоречит гражданскому и, тем самым, тормозит развитие общества. Дескать, да, вера в Бога может быть нужна человеку для его личного мироощущения, но религия как социальное явление влечет за собой одни раздоры и противоречия.
Я даже не буду говорить о том, что с точки зрения верующего человека эти обвинения вообще не имеют смысла. Какая разница, что хорошего может принести обществу Истина? Ведь она самоценна. Скажу лишь о предельно светских аспектах. В частности, о том, что если вы нуждаетесь в правовых государстве и обществе, стоит помнить: современная система права вытекла из религии. Чем выше в обществе уровень религиозности, тем более там будет распространено правовое сознание. И если мы говорим о современном западном праве, оно находится от христианства почти в такой же зависимости, как мусульманское право (шариат) от ислама.
Возьмем естественные права, которые легли в основу большинства демократий. Их признание, по большому счету, означает признание Бога. Поскольку, если мы считаем, что эти права есть, очевидно, кто-то нас ими наделил. Как это прямо зафиксировано, например, в Декларации Независимости США, где говорится: «Мы считаем самоочевидными истины: что все люди созданы равными и наделены Творцом неотъемлемыми правами, к числу которых относится право на жизнь, на свободу и на стремление к счастью…»
Римские юристы говорили: «Право рекомендует то, что одобрено обычаем. Т. е. продиктовано нравственностью». Согласно словарю, нравственность (как и мораль) определена как «духовные и душевные качества человека». Таким образом, на соблюдение закона больше всего влияют духовные и душевные качества человека. Об этом же, как мы помним, писал и Кант: закон должен вытекать из моральной оценки, иначе его не будут исполнять.
Право, юстиция и мораль неразрывно связаны, что подтверждается, в частности, изречением «Jus est ars boni et aegui», где право есть искусство добра и справедливости. Т. е. для правового мышления должно быть представление о добре и зле, похвальном и постыдном, поощряемом и порицаемом обществом. Я не берусь утверждать, что этого представления нет у агностиков или атеистов, но у религиозного человека оно точно есть.
Право и мораль тождественны в светской жизни. У них один субъект регулирования — общественные отношения. И то, и другое определяет границу должных и возможных поступков. И то, и другое основывается на свободе воли человека и возможности выбора им вариантов своего поведения.
Поэтому, наука, свобода, право и религия не только неразрывно связаны друг с другом, но при отделении друг от друга вообще перестают быть в полной мере тем, чем они должны являться. Единственная разница между ними — это разница их внутренних эволюций.
При расхождении которых может показаться, что они друг к другу враждебны.
Но это не так.