Американский журналист Род Дриэр: Мой путь в православие
Перевод с английского Анны Даниловой специально для «Правмир»
Справка: Род Дриэр — редактор воскресного аналитического раздела в газете Dallas Morning News и автор известной книги Crunchy Cons, выдержавшей уже три издания в Америке. Ее заглавие трудно поддается переводу, но в Америке оно стало своего рода термином. Этим словосочетанием автор называет людей консервативных взглядов, в большинстве своем верующих, которые пытаются защититься от пороков общества потребления. Дриэра интересуют их духовные искания, их тяга к простой и добропорядочной жизни «старых добрых времен», их противодействие либерализму и потребительству, безнравственности и абортам. Среди героев его книги — католики, православные, протестанты и иудеи // regions.ru
Заранее прошу прощения у читателей за столь длинный текст, но пришло время сказать это во всеуслышание: я принял православие. Я и моя семья – члены православной церкви уже в течение нескольких месяцев.
Когда в 2001 году я начал писать о сексуальных скандалах и преступлениях католических священников, отец Том Дойль, героический священник, который погубил свою карьеру, защищая жертв этих преступлений, сказал мне: «Если ты пойдешь по этому пути, ты окажешься в местах намного более темных, чем ты даже можешь себе представить». Тогда я подумал, что понял его, однако я ошибался.
Если бы я даже понял его, тогда бы меня не убедили его слова.
Все переменилось, когда я собственными глазами увидел группу церковников – растлителей в католическом кармелитском монастыре в Бронксе. Они издевались над подростком – иммигрантом. Его отец был в Никарагуа, а мать послала его к священникам за советом и опекой, в надежде, что служители Бога не научат его плохому.
Когда отец мальчика вернулся в Штаты и узнал, что произошло с сыном, он обратился в епархию Нью – Йорка за разъяснениями. Там ему предложили денежную компенсацию в обмен на то, что он поручит рассмотрение этого дела епархиальным юристам, то есть ему предложили денег за молчание. Отец мальчика с гневом покинул епархиальное управление и нанял адвоката. Этот человек, рабочий из страны третьего мира, только что приехавший в Нью Йорк, понял, в чем дело.
В то время у меня – отца маленького мальчика – не выходила из головы мысль: «Что если бы это случилось в моей семье? Что если бы ко мне так же отнеслись в епархиальном управлении?». Тогда я и стал читать об этих скандалах более подробно. Особенно меня поразила книга Джейсона Бери «И не введи нас во искушение», в которой подробно описывался аналогичный случай, произошедший в моем родном штате Луизиана, и о том, как это освещалось в СМИ, и какие меры были приняты властями для сокрытия правды.
Через некоторое время после трагедии 11 сентября произошло то событие, которые сами католики назвали скандалом. Это было дело Джона Геогана о сексуальных домогательствах католических священников.. Мне разрешили освещать это дело, когда консервативным католикам позволили открыто высказывать свою критику того, как католические епископы пытаются урегулировать этот скандал.
Тогда на нас обрушился поток писем от ортодоксальных, верных католиков. Эти письма были полны боли и страдания. Люди писали о том, что либо кто – то из их близких подвергся домогательствам со стороны священника, или они сами претерпели это, а в их епархии это замолчали или даже стали угрожать им.
Один монах узнал о растлителях в числе братии. Когда его наставник решил, что монах предаст это публичной огласке, то поместил его в сумасшедший дом. Монаху удалось выбраться оттуда с помощью родного брата, который продолжал просить его сообщить общественности о том, что происходит. Однако напуганный монах, а от перенесенного стресса он получил сердечный приступ, боялся Божиего гнева за донос о своих братьях и молчал. Таких случаев было много.
Тогда я стал понимать слова о.Тома Дойля. Каждый день, уходя с работы домой, я чувствовал себя духовно глубоко раненым. Однажды я встретился с Г. Петтерсоном, чей сын Эрик покончил жизнь самоубийством. За несколько часов до смерти он рассказал, что стал жертвой сексуального насилия со стороны католического священника.
Что если бы на их месте были мы? – спрашивал я себя, глядя на сынишку.
А потом… на меня обрушился шквал критики со стороны католической церкви, мне говорили, что если я не могу доверить урегулирование этого вопроса архиереям, то я не должен быть католиком, мне звонили пострадавшие и просили написать в газету об их страданиях. Мне грозили адскими муками за недоверие Папе…
Но я оставался католиком. Церковь остается Церковью, а Евхаристия Евхаристией несмотря на грехи священников. Мои друзья – католические священники – они больше всего пострадали в этих скандалах. Но, как сказал мне мой друг о.Джо Уилсон, этот скандал – лишь одна из голов страшного многоголового дракона. Скандал с сексуальными домогательствами нерасторжимо связан с общим кризисом американской католической церкви. Я понял это, так как, если бы все остальные моменты в жизни католической церкви были бы тверды и неколебимы, я устоял бы в этой буре. Но я не смог найти опоры.
В 2003 году мы переехали в Даллас, и там нам было очень сложно найти приход. И так сложилось, что мы стали посещать храм неподалеку от дома. Это был консервативно – католический приход. Служившего там священника, как выяснилось позже, также обвиняли в сексуальных домогательствах, однако, видимо, безосновательно. Но когда он стал нам рассказывать о том, как оказался в Далласе, то запутался в собственной лжи. Моей жене он сказал, что его сюда выдворили католики – либералы, мне – что сослали его католики – фундаменталисты. Так мы потеряли веру и в консервативных католиков , хотя раньше нам казалось, что здесь мы в безопасности.
Тогда я стал раньше уходить со службы. Мне хотелось пройти вперед, причаститься и уйти. Я стал отчаиваться. Еще больше я унывал при мысли о том, каким же плохим примером я являюсь для своих детей.
Также возникли проблемы с религиозным воспитанием детей: мы решили не отдавать их в воскресную школу, когда мы узнали, что преподаватели школы могут даже не посещать богослужений. Моя религиозная жизнь превратилась в исполнение формальностей. Однажды мы с женой в слезах признались друг другу, что теряем веру навсегда. Понимать, что ты несешь ответственность за воспитание детей в вере Христовой, не говоря уже о спасении своей души, и терять при этом веру….
После нескольких месяцев сомнений мы приняли решение посетить православный приход. Мы знали, что, по крайней мере, таинства православной Церкви действительны. Хотя причащаться в православном храме мы не могли, но решили, что хотя бы можем присутствовать при Бескровной Жертве Спасителя и молиться за Литургией утром в воскресенье. Не могу описать силу своего чувства вины, когда я вошел во двор храма св. Серафима Саровского. Но это оказалось прекрасное место. Службы была очень красива. Молящиеся православные. Прихожане – больше половины – русские, были очень добры и приветливы к нам. Как сказал мне один друг, побывавший впервые в православном храме: «Там жизнь».
Мы возвращались вновь и вновь. Однажды нас пригласили на архиерейский обед. Я боялся, что это будет сухое, формальное мероприятие «для галочки». Как же я был поражен, когда придя по указанному адресу, оказался в маленьком домике за собором. Мы вошли и оказались как будто на семейном празднике. В доме было очень много прихожан, и они отмечали праздник — то есть в самом деле его праздновали. Архиепископ Дмитрий был в центре праздника, среди прихожан и был похож на старика Гэндальфа. В то время, пока я был католиком, я никогда не видел, чтобы люди так запросто общались со своим епископом. Все это меня пленило — общение, молитвенное настроение, семейная обстановка. Чувство того, что это ОДНА СЕМЬЯ. Я прежде не представлял себе, насколько мне не хватало церковного общения.
В тот вечер, глядя на православных, я думал: именно так я себе представлял католичество, когда принимал его. Я думал, что оно будет таким.
И я понял, что нет никакой причины, почему католичество не может быть таким. Нет у православных какого–то особого секрета или волшебства. Но – вот так вот оно и есть.
Постепенно мы познакомились с приходом, подружились. Это было очень необычно: мы не были православными, но не чувствовали противостояния, не было столкновения культур. Я вновь с удивлением открыл для себя, что после службы могу спокойно вернуться к своей работе, и что воскресная служба перестала полностью истощать все мои силы, как это было раньше.
Мы с женой поняли, что происходит: мы стали влюбляться в православие. Несколько раз мы делали, скажем так, остановку, чтобы проверить себя. Но каждый раз не могли найти причин, чтобы покинуть это место, где мы имели общение с Самим Христом, где мы учились служить Ему, куда мы вернулись из духовной пустыни.
Никогда раньше я не задумывался всерьез о том, чтобы принять православие. Особенно тяжело было разбираться с догматом о примате папы. И я всерьез усомнился в том, что говорилось с римской кафедры. Когда я читал о Первом Ватиканском соборе и о непогрешимости папы, я понял – я просто в это все не верил. Конечно, я сказал себе, что пытаюсь внутренне переубедить самого себя. Но здесь появился еще один важный момент. Я понял, что мы вновь обрели семейное счастье.
Как-то жена сказала мне: «Правда, это так хорошо, когда с нетерпением ждешь посещения храма?». Так оно и было. Я вновь обрел радость молитвы. Я стал выходить из религиозного вакуума. И я знал, что возвращение в католичество будет для меня возвращением в злобу и отчаяние. Я представлял себе Страшный суд, и что я скажу «Господи, я прожил всю жизнь в депрессии и унынии, я не воспитал детей христианами, я был недостойным христианином и образом Божиим, но, Господи, благодарю Тебя за то, что я не оставил католичества».
Это было для меня очень важным: цель нашей жизни – уподобиться Христу и перейти от образа Божия к подобию, или остаться католиком? Если честно, я не верю, что Господь спросит меня в судный день: «Был ли ты католиком?» Он спросит меня: «Возлюбил ли ты Господа всем сердцем твоим и всею душой своею и всем помышлением своим?». Главная ошибка моей жизни заключалась в том, что я всегда относился к Церкви как к конечной инстанции, а не как к приводящей ко Христу.
Я видел прихожан храма св. Серафима и не верил, что они погибнут потому, что они не католики. Важно и то, что за все время моего пути из католичества в православие ни один человек в православном приходе не сказал ни одного плохого слова о католиках. И это меня также глубоко поразило.
Мы все откладывали присоединение к православию, но однажды поняли, что мы любим эту веру, мы любим этих людей и не хотим уходить отсюда.
Я разочаровал многих своих друзей своим переходом в православие, я не могу ожидать от них поддержки. Я надеюсь, по крайней мере, что вы будете молиться за меня и мое семейство, и вместе со мной за объединение католичества и православия (см. примечание). Между прочим, я выбрал своим святым покровителем в православии Бенедикта Нурсийского, который был прославлен до разделения Церкви и почитается православными.
______________________________________
Комментарий редакции: В связи в приходящими на сайт вопросами о возможности молитвы об объединении католичества и православия, уточняем, что речь идет не о проявлении экуменизма в современном частом его виде, но об том объединении, которое прописано в документе Русской Православной Церкви: «Принципы отношения к инославию«:
2.1. Важнейшей целью отношений Православной Церкви с инославием является восстановление богозаповеданного единства христиан (Ин. 17, 21), которое входит в Божественный замысел и принадлежит к самой сути христианства. Это задача первостепенной важности для Православной Церкви на всех уровнях ее бытия.
2.2. Безразличие по отношению к этой задаче или отвержение ее является грехом против заповеди Божией о единстве. По словам святителя Василия Великого, «искренно и истинно работающим для Господа надо о том единственно прилагать старание, чтобы привести опять к единству Церкви, так многочастно между собой разделенные».
2.3. Но, признавая необходимость восстановления нарушенного христианского единства, Православная Церковь утверждает, что подлинное единство возможно лишь в лоне Единой Святой Соборной и Апостольской Церкви. Все иные «модели» единства представляются неприемлемыми.