В музыкальной гостиной матушки Варвары Волковой на ПРАВМИРе начинается цикл встреч с современными композиторами и регентами. Первый гость — член Правления Союза московских композиторов, председатель творческого объединения «МОСТ», главный редактор сайта «Церковный композитор», доцент Российской Академии Музыки им.Гнесиных Андрей Микита.
Андрей МИКИТА
родился в 1959 году в г. Ленинграде (Санкт-Петербург), учился в Ленинградской и Московской консерваториях. Среди его учителей: Н.Перельман, С.Нейгауз, Е.Малинин (фортепиано); Ю.Симакин, Б.Тищенко, А.Чайковский, Т.Хренников (композиция). Лауреат всероссийского конкурса хоровой духовной музыки (Москва, 2003). В марте 2006 года получил первую премию на конкурсе каденций к концертам Моцарта, проведённом Московской консерваторией к 250-летию композитора. Сочинения А.Микиты исполнялись на фестивалях и в концертах в Москве, С-Петербурге, Н.Новгороде, Саратове, Самаре, Екатеринбурге, Липецке, Рязани, Сарове, Киеве, Ереване, Берлине, Дортмунде, Люцерне, Порту, Ля Сьотате (Франция), Ариэле (Израиль).
Среди исполнителей в разное время были В. Гергиев, М. Федотов, С.Судзиловский, М.Петухов, М.Аркадьев, Л.Лицова, А.Пузаков, Л.Николаев, Г.Нейгауз-младший.
Доцент кафедры компьютерной музыки РАМ им.Гнесиных. Член правления Союза композиторов Москвы.Духовную хоровую музыку пишет с 1987 года.
Песенка про Ленина
– Андрей, расскажите, пожалуйста, о своем творческом пути. Когда Вы начали писать музыку, и кто был Вашим учителем?
– Я начал сочинять за роялем, когда ещё не умел писать ноты, в возрасте четырёх лет. Это был 1963 год. Как ни прискорбно, под влиянием тотальной пропаганды моим первым сочинением была песенка про Владимира Ильича Ленина на собственные стихи. Жили мы тогда в городе Костроме, и по Волге ещё ходили дореволюционные колёсные пароходы. Я уловил в шлёпаньи лопастей по воде фонему и сочинил: «Ильич, Ильич, Ильич — стучат колёса корабля». Мама зафиксировала моё творение на нотной бумаге и послала его Д.Кабалевскому. Он ответил ей, что мальчику надо заниматься музыкой. (Ещё бы, такая тема!)
Это было аргументом, чтобы меня отдали в музыкальную школу в класс фортепиано. Я проучился там 2 года и проявил несомненный талант. Все стали говорить, что мне надо учиться в столичном городе.
Дело в том, что моя мама родом из Ленинграда, и я родился тоже в Ленинграде. А отец мой окончил Гнесинский институт как дирижёр-хоровик, и его распределили в Кострому (тогда была такая форма трудоустройства). Так мы оказались в этом волжском городе — достаточно случайно. Пока я учился — родители развелись, и ничто не мешало моей маме вернуться вместе со мной на родину. Там я поступил в Специальную музыкальную школу при Ленинградской консерватории. Сперва занимался только фортепиано, а с шестого класса и композицией тоже.
Мой первый педагог — Валерий Арзуманов — оставил яркий след в моей душе. У нас до сих пор сохранились дружеские отношения и большая общность в музыкальном мировоззрении. Он затем уехал жить во Францию. Интересно, что как раз в годы моего воцерковления в Москве, Валерий пел в хоре Евеца в русском соборе на рю Дарю в Париже! Тогда мы ещё не общались, поэтому эта синхронность носит, несомненно, мистический характер.
В последние школьные годы я учился композиции у Юрия Симакина. Он приучил меня не бояться простоты и безыскусности в музыке, т.е. научил искренности.
Под его руководством в соавторстве с дочкой Андрея Петрова Ольгой и её одноклассницей Ириной Цеслюкевич я написал балет «Гадкий Утёнок». Эта работа сыграла большую роль в моей жизни. Спектакль шёл во многих театрах СССР, России, Украины и идёт до сих пор (!) в Омске. Я познакомился с театральным танцевальным миром, пластикой тела, оркестровой ямой, амбициями дирижёров, вкусил славу, богатство (по советским, конечно, меркам), а также зависть, клевету…
Музыкант в снегу с автоматом…
– Расскажите о Вашем исполнительском творчестве. Ведь Вы закончили аспирантуру как пианист.
– На мою музыкальную эстетику решающее влияние оказало полуторагодовое общение со Станиславом Нейгаузом (от поступления в его класс в Московской консерватории до его смерти в 1980 году).
Именно Станислав Нейгауз (он, кстати, был крещён с именем Севастиан) доказал мне, что фортепианная игра, исполнительство в целом — это не просто более менее адекватное воспроизведение нотного текста, но сотворчество, акт вдохновения, восприятие и передача Божественных энергий. Заставил задуматься о том, что интерпретация касается не только исполнителя по отношению к композитору, но и композитора по отношению к Божественным идеям. Ты сидишь на берегу Божественной реки, и тебе дают возможность почерпнуть. Кому-то каплю, кому-то пригоршню. И тут важно не расплескать, не потерять, материализовать адекватно, в меру таланта, который и есть умение не расплескать и донести.
Промыслом Божьим я всю зиму 1984-85 гг. проползал с автоматом в снегу во время службы в армии, что очень негативно повлияло на суставы моих рук. И карьера исполнителя мирового уровня стала для меня недостижимой. С другой стороны, став гастролирующим пианистом, я бы не сделал того, что делаю сейчас, и не написал бы той музыки, которую написал.
Но в России в 90-е годы — я активно концертировал. Горжусь, например, программой «Все ноктюрны Шопена», сыгранной за один вечер. Много играл Скрябина — регулярно, несколько раз в год в скрябинском музее на Арбате. Скрябинское стремление к нематериальности звука, безусловно, повлияло на моё композиторское мышление.
Сейчас, когда пальцы бегают по клавишам уже не так резво, как бывало, появился шанс реализовать на высшем уровне мои интерпретаторские замыслы и откровения в области пианизма. Я стал сотрудничать с корпорацией Ямаха, которая придумала удивительный рояль «дисклавир». Он фиксирует все действия человека с клавишами и педалями инструмента и затем при помощи механизмов, двигающих молоточки, клавиши и педали, всё адекватно акустически воспроизводит. Т.е. здесь понятие записи имеет другой смысл — при воспроизведении звучат струны рояля, а не мембрана динамика.
При этом такую запись можно редактировать на компьютере! Можно целиком отдаться вдохновению, не обращая внимания на пальцевые погрешности, затем подчистить всё, воспроизвести и записать на микрофон. Так я надеюсь зафиксировать свои пианистические достижения.
– В православной среде многие Вас знают как автора духовных песнопений, а в каких еще жанрах Вы работаете?
– Если брать за всю творческую жизнь — то практически во всех жанрах, кроме музыки для народного и духового оркестра.
Сейчас уже можно сказать, что лучше всего у меня получается музыка со словом. В слове я нахожу для себя не только смысл, но и чувствую фонетическое его звучание, которое отражается в сочинённой мной музыке и как бы объективирует её. Предлагаю послушать «Песнь Богородицы» на стихи Бунина в исполнении солистки петербургского Михайловского оперного театра Натальи Мироновой.
В прошлом году по заказу Московской филармонии я сделал очень необычную и ответственную работу – написал концерт для виолончели с оркестром П.И.Чайковского!
Действительно, без шуток, я изложил музыку фантазии «Ромео и Джульетта» в виде виолончельного концерта, написав совершенно новую партитуру и при этом, не изменив ни одной ноты Чайковского (вставил только две каденции, как правило, обязательные в концерте, где солист должен продемонстрировать свою виртуозность).
Вся затея была, конечно, из-за гениальнейшей темы любви — одной из лучших тем в мировой музыке. По моему мнению, не беспристрастному, естественно, эта тема у виолончели соло звучит даже лучше, чем в оригинале, за счёт большей гибкости солирующего инструмента. Можно послушать эту тему в исполнении лауреата первой премии XIII конкурса Чайковского виолончелиста Сергея Антонова и дирижёра Фабио Мастранжело.
Ромео и Джульетта.Побочная партия
Уж если я заговорил о взаимодействии с музыкой великих композиторов, хочу рассказать о своём «сотрудничестве» с Григом. У него есть знаменитый фортепианный концерт ля минор, который, я думаю, на слуху у всех любителей классической музыки.
А вот второй его концерт остался лишь в набросках. Используя эти наброски, я написал свой фортепианный «Концерт на темы Грига». Послушайте финал этого концерта в исполнении профессора Московской консерватории Александра Фоменко.
И в заключение ответа на этот вопрос хочу вернуться к хоровой музыке. Одним из лучших своих сочинений я считаю кантату «Литургия красоты» на стихи Бальмонта, в частности, её заключительную часть.
Послушайте, пожалуйста, эту музыку в исполнении Тамбовского камерного хора под управлением Владимира Козлякова и солиста Игоря Данилова.
– Вернемся к духовой музыке. В церковном обиходе исполняются как достаточно сложные сочинения, требующие исполнения их большими профессиональными хорами, так и достаточно простые, «читаемые с листа». К какому типу относится Ваша музыка. Думаете ли Вы об этом, когда пишете?
– Вы знаете, духовную музыку я пишу почти 25 лет, с 1987 года (раньше меня, из ныне здравствующих московских композиторов, начал писать только В.Мартынов) и были разные периоды.
В последнее время я стараюсь сочинять как можно проще и доступней как для исполнителей, так и для слушателей. Но не всегда это получается. Вероятно потому, что я избалован общением с высококлассными хоровыми коллективами, которые многое могут петь «с листа».
Это и Московский синодальный хор под управлением Алексея Пузакова, хор храма Христа Спасителя под руководством Ильи Толкачёва, Государственный камерный хор под управлением Владимира Минина, Саратовский театр хоровой музыки Людмилы Лицовой, уже упоминавшийся Тамбовский камерный хор под управлением Владимира Козлякова, киевский хор «Кредо» Богдана Плиша и другие коллективы.
И вообще, в Москве — к примеру — много хороших певчих, и достаточное число высокопрофессиональных клиросных хоров. Например, я знаю, в храме мученицы Татьяны при МГУ ансамбль из восьми человек регулярно поёт на службе мою — довольно сложную — партитуру тропаря этой святой.
В крупных городах достаточное число выпускников дирижёрско-хоровых отделений разного уровня поют в церковных хорах. Плюс — существует множество регентских курсов и певческих школ. Так что, мне кажется, композитору надо меньше думать о возможностях исполнения, а больше заботиться о снискании вдохновения и качестве своей композиторской работы.
Бесплатная музыка
– Поделитесь свои мыслями о тенденциях развития современной духовной музыки.
– Первое, что я хочу сказать в ответе на этот вопрос, это то, что композиторы, пишущие богослужебную музыку – люди, можно сказать, святые! В самом деле, если архитекторы, резчики по дереву, иконописцы, как правило, получают плату за свой труд, то новая богослужебная музыка, почти без исключений, пишется во славу Божию!
Никогда не забуду случай в середине 90-х годов, когда моему другу-иконописцу и мне настоятель одного храма одновременно заказал, соответственно: икону и музыку тропаря в честь престольного праздника. В установленный срок мы принесли работы, и настоятель расплатился с иконописцем, а со мной, вижу, и не собирается. На мой удивлённый вопрос он ответил: «Ну, здесь доска, краски, золото, а Вам за что платить? Это же просто два листка бумаги!».
Мне бы хотелось, чтобы одной из тенденций развития стало понимание важности современной храмовой музыки. Также понимание стилевого единства церковного искусства. Храму барочной архитектуры мало соответствует византийская иконопись и знаменный распев, к примеру.
Надо понимать, что знаменный распев, как и церковнославянский язык, связывает нас с истоками русского православия. И так же, как церковнославянский язык — всё менее понятен, и нуждается в адаптации.
И адаптация, на самом деле, происходила за все истекшие века! Изменилась письменная запись — стала нотной пятилинейной, изменился строй — он стал темперированным, изменился темп — жизни и музыки. Что же касается старообрядческого пения по крюкам, то исследователи знают, каким случайным и подчас нелепым изменениям подвержена устная традиция, тем более в изолированной среде!
Одной из тенденций развития духовной музыки будет, как мне кажется, избавление от иллюзий аутентичности современной знаменной интонации. Поэтому будет попытка очищения знаменного распева от темперации и избавления его от нотного письма. Сейчас стало ясно, что символы богослужебного пения должны быть более ёмкими и детализированными, чем позволяет современное нотное письмо.
Ещё одну тенденцию развития я вижу в вовлечении в интонационную сферу русской духовной музыки национальных фольклорных интонаций. В грузинском и греческом церковном пении эти интонации и сейчас присутствуют. Я сделал такую попытку интонационного и стилевого совмещения с русским фольклором. Прямую и наглядную. Соединил академический хор и народный ансамбль в песнопении «Сам един еси бессмертный».
Послушайте, что получилось, в исполнении Московского синодального хора под управлением Алексея Пузакова и фольклорного коллектива «Ансамбль Дмитрия Покровского».
В концертной духовной музыке происходит постепенное присоединение к хору, поющему богослужебный текст, различных инструментов, солирующих и аккомпанирующих. Под влиянием митрополита Илариона я, например, в своём «Гимне Богородице» ввёл орган.
Послушайте: Московский синодальный хор и Фёдор Строганов (орган).
Также в постсоветское время постепенно вырабатывается тип религиозного композитора, вся музыка которого посвящена религиозной тематике: хоровая, вокальная, инструментальная — любая. Яркий представитель такого композиторского типа – Юрий Буцко, которого я безмерно уважаю. У него нет ни одного богослужебного сочинения, но всё его творчество базируется на интонациях знаменного распева и посвящено христианской теме, даже оперы. Сюда можно причислить и Владимира Мартынова, с той только оговоркой, что его сегодняшние представления о взаимоотношениях Бога, человека и культуры слишком широки, на мой взгляд, чтобы считаться православными.
Не считая себя исключительно религиозным композитором, всё же хочу предложить вашему вниманию свою фортепианную пьесу «Утешение», в интонационной основе которой лежит мелодия воскресного тропаря чётного гласа «Воскрес из гроба». Исполняет профессор Московской консерватории Михаил Петухов.
– С композитором Романом Леденевым Вами была создана творческая группа под название «МОСТ». Что она из себя представляет?
Хочу привести цитату Андрея Тарковского, которая характеризует взгляды членов творческого объединения МОСТ на искусство: «…истинная красота — потаенная, неброская, ее постижение требует духовной работы, хотя попытки ее сформулировать безнадежны. Можно только ощущать присутствие красоты — по мурашкам, которые пробегают по спине, когда мы становимся свидетелями чуда»
Объединение МОСТ (Музыкальное Объединение «Современная Традиция») создано в конце 2006 года как творческое подразделение Союза московских композиторов. Инициаторами объединения были композиторы: Роман Леденёв, Андрей Микита и Артём Агажанов.
Композиторов, входящих в МОСТ, объединяет понимание того, что решающим критерием ценности музыкального произведения является не приверженность тем или иным технологическим средствам, не привычность или наоборот новизна звучания, а сила воздействия на человеческие чувства, что и обуславливает свободный от каких-либо ограничений выбор средств.
Для нас современная традиция – это поле свободы. И очень важной в современных условиях мы считаем направленность творчества к органичности и естественности (опять же на уровне эстетики, а не технологии), в наше время – время виртуальной реальности и генно-модифицированной продукции.
Естественным образом в объединение стали входить религиозные люди, православные композиторы, музыканты, такие как Владимир Довгань, Антон Висков, Алексей Пузаков. Появился в наших рядах митрополит (тогда ещё епископ) Иларион (Алфеев). С его помощью был создан сайт «Церковный композитор» и, благодаря интернету, объединение вышло за рамки московского региона и приняло сперва всероссийский, а теперь и евразийский характер.
Недавно мы подготовили проект под названием «Песнопения русского мiра» (термин Патриарха Кирилла). В нём прозвучит духовная музыка православных композиторов не только Москвы и Петербурга, но также Сибири, Урала, Украины, Белоруссии, Германии. Премьерный концерт проекта «Песнопения русского мiра» состоится 30 октября в московском Доме композиторов.
– Расскажите о своих последних сочинениях, в частности о произведении, которое недавно впервые прозвучало в храме в честь иконы Богородицы «Всех Скорбящих Радости» на Большой Ордынке.
– Духовных сочинений, достойных упоминания, за последний год я создал, пожалуй, два. Это «Славословие преподобному Илие Муромскому» и «Кондак Илариону Новому, Далмацкому».
Первое сочинение предполагал исполнить в Киеве на пасхальном фестивале хор «Кредо» под управлением Богдана Плиша — в программе, посвящённой киево-печерским подвижникам, каковым и является преподобный Илия Муромский (известный в России былинный богатырь Илья Муромец). Мне кажется, что эта уникальная фигура богатыря-святого тесно связывает Киев и Муром, Украину и Россию.
К сожалению, произведение не прозвучало, так как получилось довольно длинным (около 15 минут), а время на программу хора «Кредо» организаторы фестиваля урезали вполовину. Надеюсь, однако, что это сочинение будет исполнено и в России, и в Украине.
Там, кстати, как и в кондаке Илариону Далмацкому, я предполагал использовать детские голоса. Вероятно, у меня сейчас такая тенденция.
Кондак же преподобному Илариону я написал в подарок митрополиту Волоколамскому в честь его именин. Детей среди лета трудно было организовать, пришлось сделать редакцию сочинения.
Поэтому «Кондак Илариону Новому, Далмацкому» в версии для смешанного хора впервые прозвучал в храме в честь иконы Богородицы «Всех Скорбящих Радость» в Москве на Большой Ордынке в исполнении Московского синодального хора под управлением Алексея Пузакова. Это было на богослужении, которое возглавлял в сонме архиереев митрополит Волоколамский Иларион (Алфеев) 19 июня сего года.
В финале сочинения есть очень простой, повторяющийся много раз мотив на слова «моли за ны, преподобне», который (мне хотелось бы) должны петь прихожане вместе с хором. Но прихожане сейчас — стеснительные и малопоющие. Поэтому на премьере народного пения не произошло.
Но если музыка войдёт в богослужебный репертуар, может быть, и народ в храме запоёт авторскую музыку?