Мы долго думали, что одно заменяет другое, что если есть паллиативная помощь, то она – альтернатива эвтаназии. Но жизнь показывает, к сожалению, что все равно общество чувствует потребность в эвтаназии, даже если есть хорошая паллиативная помощь.
Я встречалась с тем, что человек, получая паллиативную помощь, все-таки хотел уйти из жизни. Но речь – о взрослых пациентах. Среди детей я только однажды сталкивалась с суицидальными наклонностями, и речь здесь о ребенке, находившимся в тяжелой депрессии и он был плохо обезболен.
Но надо понимать, что если появляется закон, он возникает не просто так, а как ответ на потребность общества. Я не говорю, что это лучший способ отвечать на эту потребность. Но если читать текст закона, там прописано, что речь только о детях, которые могут высказать собственное желание. Ни в коем случае не идет речь о желании родителей вопреки желанию ребенка; речь не идет о ребенке без сознания или психически невменяемом. То есть здесь все происходит как и со взрослыми: ребенок должен высказать свое желание, с ним будут долго работать психологи, чтобы понять, что происходит с маленьким человеком, и свое согласие должны дать родители. И это когда вся возможная паллиативная помощь доступна, никто ребенка не мучает дополнительным лечением. Но ребенок уже устал от болезни, процесс умирания оказывается слишком долгим и мучительным.
Дальше вопрос – почему такая потребность в обществе возникает в странах с развитой паллиативной помощью? В нашей стране даже близко не покрыта потребность в паллиативной помощи. И у нас говорить об эвтаназии не то что рано, а может даже и опасно (как раз в контексте неразвитой паллиативной помощи).
Очень важно, чтобы все понимали – речь идет об активной эвтаназии в бельгийском законе. И то, что у нас называется «пассивной эвтаназией» (возможности людей отказаться от дальнейшего лечения, если оно причиняет лишь боль) уже давным-давно в Европе не только разрешено, но и не называется эвтаназией. Если родители и ребенок считают, что лечение, продлевающее жизнь, слишком мучительно, оно, по их просьбе, прекращается.
По нашему законодательству это все равно называется эвтаназией. Поэтому для нашей страны актуальнее думать о том, как сделать так, чтобы умирающие люди уходили достойно, спокойно, без боли. А это – доступность паллиативной помощи и возможность пациенту регулировать объем лечения и самому решать, когда оно приносит ему больше вреда, чем пользы. Та же самая реанимация, искусственная вентиляция легких, продолжение переливаний крови, диализы. У пациента должна быть возможность получать все это по необходимости и – возможность отказаться от этого.
Поскольку у нас отказ попадает под эвтаназию, врачи не всегда могут, следуя желанию пациента, не проводить какое-то лечение. Особенно если речь идет о больнице.
Мне вообще странно, что наш народ реагирует на закон об эвтаназии, принятый в Бельгии. Речь о процессах, которые происходят в странах, находящихся в области медицины, в том числе паллиативной, заботы о больных и так далее настолько впереди нас, что для дискуссии нужно хоть как-то приблизиться к этому уровню.
У нас нет ситуации, о которой я говорила выше, когда вся возможная паллиативная помощь предоставлена, когда есть возможность отказаться от тяжелого лечения. Так что никто бы под критерии бельгийского закона просто не подошел бы.
В Бельгии – это серьезная новость, и те споры и обсуждения, которые она вызвала – вполне объяснимы. Но все это так далеко от нашей реальности…
Я не сторонник говорить, что нужна какая-то одна конкретная система паллиативной помощи, а не другая. В разных странах она разная, в зависимости от системы здравоохранения. В некоторых странах хосписов нет и всю помощь человек получает дома или в больнице.
В нашей стране хосписы, на мой взгляд, нужны. В нашей реальности гораздо сложнее переорганизовать помощь умирающим больным в больницах, на дому. Гораздо эффективные создавать отдельные медико-социальные учреждения, где оказывается паллиативная помощь.
Для детей возможны и отдельные хосписы и детские отделения во взрослых.
Вопрос не в организационной структуре, а в том, кто там работает, как работает, как обучены, какие имеют ресурсы. При любых диагнозах при необходимости у пациента должен быть доступ к наркотическим обезболивающим. И не только у тех, кто находится хосписах.
Но все не могут лежать там, а дети вообще нередко не хотят находиться там, они хотят быть дома. Но как сделать, чтобы дому у них был необходимый уход, необходимые лекарства?
Связывать хоспис и паллиативную медицину с «пассивной эвтаназией» — некорректно. Паллиативная медицина должна лишь включать возможность отказа пациента от лечения, продлевающего жизнь. Но хоспис предполагает не только это. В Канаде есть хоспис, где все специалисты должны уметь реанимировать. То есть заранее предполагается – пациенты должны иметь право на всю возможную помощь, если они хотят ее.
Записала Оксана Головко