Священник очень скоро увидит при своем вхождении в трудное служение духовного отца, как мало его духовные дети воспитаны в настоящем церковном понимании покаяния и духовного делания. С течением времени это становится все более заметным и при учащающемся темпе отхода всех от Церкви это принимает размеры угрожающие.
Архимандрит Киприан (Керн)
Как было замечено выше, люди простые и более бытовые еще сохраняли и в старое время большую искренность и простоту в исповедании своих грехов. Прошедшие же через горнило интеллигентских и иных искушений давно уже отошли от преданий благочестивой старины.
Священнику часто и теперь в особенности, а в будущем, вероятно, постоянно придется слышать на исповеди признание в том, что данное лицо «не умеет исповедоваться», «не знает, что надо говорить священнику». Это одно из затруднений, которое пастырь скоро заметит в своем приходе.
Если прибавить к этому совершенно противоцерковное настроение общества и всех окружающих, а также и невозможность в переживаемых условиях создать церковные условия для подготовки к исповеди, то священник должен понять, что его подвиг духовничества стал теперь исключительно трудным.
Какие средства были у священников в былые, более благоприятные времена, и чем можно было помочь своим пасомым в деле подготовки к исповеди?
В старое время все помогало священнику. Весь быт государства, общества, больших городов, школы, семьи в большей или меньшей степени содействовал поддержанию церковности и укреплению традиционных устоев. Церковь не была отделена от государства, пользовалась его поддержкой, и не только не было противорелигиозной пропаганды, а наоборот, государство помогало, чем могло, укреплению церковного быта.
На первую неделю Великого поста или уже, во всяком случае, в последние дни этой седмицы многие школы не работали, и в гимназических, корпусных и институтских церквах происходило обязательное для воспитанников говение. Если в последние дни масленицы широко разгуливались веселящиеся люди, то с первым ударом великопостного колокола повсюду прекращалось всякое веселье.
По вечерам стремились пойти слушать канон святого Андрея Критского, это совершеннейшее произведение духовной поэзии, тончайшего психоанализа и знания души человеческой. Образы этого канона пробуждали покаянное настроение. Из церкви возвращались домой, где утихал всякой смех, пение, музыка.
Подавалось только постное. Больше того: весь городской быт изменялся. Прекращались всякие увеселения. Театры закрывались, концерты разрешались только духовные, да и то только не на первой, не на четвертой и не на Страстной седмицах.
Готовились к покаянию и к причастию все: от царского двора до последней лачуги – все чтили эти святые дни. Ходили в церковь и старые, и молодые (эти последние, конечно, с некоторым воздыханием и скептическим отношением к необходимости этого), ходили и школьники, и военные, и чиновники, и купцы, и ремесленники.
Естественно, что все это облегчало и кающимся сосредоточиться для великого таинства покаяния, и священникам для предстоящего подвига духовнического своего служения. Ничто, или почти ничто не мешало прохождению постного времени. Часто на это возражают, что было во всем этом много принудительного и формального.
Это имеет известное основание, но отрицать в деле духовного усовершенствования принуждение, то есть дисциплину и формулу, или эстетико-психологическую сторону, значит не признавать никакого ограничения в деле религиозного воспитания.
Фото: k-istine.ru
В молодости в особенности казалось трудным, а иногда представлялось и ненужным все это воспитательное попечение Церкви о говении и исповеди. Но те, кто смолоду были воспитаны в атмосфере строгого благочестия, традиции, богобоязненности, кто с детства узнал все красоты великопостного обихода, строгость поста и радость разговления, кто научился подчинять свои желания требованиям церковного устава, тот знает, как много это дает в деле самовоспитания и работы над собой.
Те же, кто лишены были этих ранних воспоминаний, чья жизнь прошла в безбытной распущенности, те лишены богатейшей симфонии церковных и духовных переживаний. Воцерковиться и слиться с жизнью храма им будет почти невозможно. Эти-то вот люди обычно и не знают, как исповедоваться, что надо говорить священнику, в чем состоит требование нашей традиционной аскетики к падшему человеку, и чем она может ему помочь в деле духовного возрождения.
К сожалению, все описанное безжалостно сметено разрушительным процессом прогресса и раздавлено колесом истории. Реставрировать все это невозможно.
Пастырь не призван и не способен перестроить общественный и государственный порядок. Но сначала малое, а потом и большее влияние на семьи и отдельных их членов священник вполне может оказывать и таким образом воспитывать небольшие церковные клеточки, в которых детям будет внушаться необходимость христианской церковной дисциплины, и где будет, наперекор всеобщей безбытности, или, может быть, даже в быту безбожности, воссоздаваться некоторый противовес и воспитываться церковность.
Своими поучениями пастырь может внушать воздержание от увеселений в течение поста или, по крайней мере, некоторого его периода; тем же путем он может взывать к соблюдению поста, причем сам он и дом его должны быть первыми примерами в этом; так же священник должен развивать евхаристическое чувство и евхаристическую жизнь.
В подготовительные недели перед постом пастырь должен говорить поучения, разъясняющие необходимость поста и спасительность покаяния. При наступлении поста хорошо проповедовать о причинах греха, о вышеизложенном святоотеческом понимании греха и страстей, о развитии греха в нас; надо, кроме того, поучать о разных видах греха, наиболее часто встречающихся в общежитии, но малосознаваемых; обнаруживать скрытые причины того или иного порока и греховных привычек.
Некоторые пастыри, обладающие даром слова и осознавшие необходимость краткости в своих поучениях, прекрасно делают, когда перед самой исповедью помогают своим словом назидания разобраться в том, что происходит в эту минуту в душе кающегося, и перечисляют собравшимся хотя бы главные грехи.
Очень важно напоминать собравшимся на исповедь, что перед исповедным аналоем не место рассказывать о своих житейских планах или жаловаться на скверный характер своих домашних, или же заводить со священником бесплодные дискуссии о несправедливости безвинных страданий, о своих «мучениях» по поводу существования зла в мире и т. д.
Надо и священнику помнить, и молящимся напоминать, что исповедь есть момент признания своих грехов, перечисления их в покаянном настроении, решения с ними бороться и стараться их не повторять.
Фото: vstrecha-mpda.ru
Для этой цели церковная практика выработала и ряд вспомогательных мер. Приходится признать, что многие так смущаются на исповеди, что, несмотря на уже далеко не первую исповедь, слова не могут вымолвить перед священником, что-то бормочут, оправдываются в том, что они «ничего такого страшного не сделали», что они «в сущности, и не чувствуют своего греха», и еще лишний раз признаются в том, что они так и не знают, как надо исповедоваться. Все это доказывает, как велика обязанность духовников научать людей исповедоваться.
В детстве многие привыкли исповедовать свои грехи перед священником, читая их по заранее написанной бумажке. В этом нет ничего плохого, так как дает возможность заранее обдумать свои плохие поступки, все по возможности вспомнить и ничего не утаить или не забыть на исповеди.
С годами люди этого больше не делают, стыдясь, вероятно, этого воспоминания детства или же боясь показаться «формалистом», «законником», «фарисеем» и прочее. Для людей, не привыкших систематизированно думать, это даже очень хороший способ подготовки себя к исповеди.
В старых молитвословах печаталось даже в конце вечернего правила особое ежедневное исповедание грехов перед самим собой, где перечислялись главные виды греховных состояний и поступков: «делом, словом, помышлением, объядением, осуждением, ненавистью и т. д., и т. п.».
Подобного рода общие перечисления грехов очень полезно помнить и священнику при тех случаях, когда он находит нужным не только позволять кающемуся самому говорить, но и самому задавать исповедующемуся те или иные вопросы.
Кроме этого, старорусской быт выработал и более обширные печатные и продававшиеся в разных монастырских книжных лавках перечисления грехов, известные под именем «генеральных исповедей» или «поновлений». Одна из таких наиболее известных «исповедей» приписывается святому Димитрию Ростовскому.
Во многих монастырях, где существовал спасительный обычай частого исповедания при малом количестве духовников, но при многочисленной братии, такие «поновления» имели широкое распространение, и по ним монашествующая братия, а равно и частые богомольцы любили исповедовать свои грехи. «Поновления», или, как их иногда называют, «картонка» (потому что такая печатная генеральная исповедь наклеиваема бывала на картонке) имеет свое распространение и по сие время на святом Афоне.
Вот текст «Исповедания грехов, глаголемого пред иереем от лица кающегося» (из творений святого Димитрия Ростовского):
«Исповедуюся Господу Богу Вседержителю в Святой Троице славимому и поклоняемому Отцу и Сыну и Святому Духу и Преблагословенной Приснодеве Богородице Марии и всем святым, и тебе, честный отче, всех моих грехов, ихже зле содеях, мыслью, словом, делом и всеми моими чувствы, яко во гресех зачахся, во гресех родихся, во гресех воспитахся, и во гресех по крещении даже до сего часа пожил есмь.
Исповедую такожде, яко согреших зело гордостью, тщетною славою, превозношением тако очес, якоже и одежды и всех деяний моих, завистью, ненавистью, возжелением тако чести, якоже и сребролюбия; гневом, печалью, ленивством, чревоизлишеством, вожделением содомским, святотатством, неправедною клятвою, прелюбодеянием, татьбою, граблением, всяким видом любодеяния, нечистотами всесквернейшими, пиянством, объядением, разглаголанием праздным, плотским похотением, лобзанием и осязанием нечистым, и родительными уды моими;
умным убийства желанием, в вере, надежде и любви, всегдашним Тела и Крови Господа недостойне восприятием; в увещаниях и ласкательствах лукавых, неведением: небрежением в поползении даемых и приемлемых даров, в творении лихвы; в начальстве злым строением вещей церковных, недостаточным милостыни подаянием, ожесточением к убогим, в странноприятии и угощении нищих, в утеснении домочадцев мне порученных; непосещением болящих по заповеди евангельской, и в темнице сущих, непогребением мертвых, неодеянием убогих, ненасыщением алчущих, ненапоением жаждущих;
днем праздничным Господним и святых угодников Его почитания должныя чести и празднования невоздаянием и нетрезвенно и нечисто в тех пребыванием; согласием старшине на злое, не помоществуя пред ним, ниже утешая требующих, но паче вреждая; сильных старейшин и начальников оклеветанием и хулением; а другом и благодетелем моим веры несохранением и должного повиновения неисполнением; на зверское и скотское совокупление нечистыя совести взиранием; гордым в церковь Божию хождением, стоянием, сидением и возлежанием и неподобным из нея исхождением, и праздным в ней глаголанием; беззаконным деянием, скверным с прочими собеседованием; сосудов священных и святого служения нечистым сердцем и скверными руками осязанием; молитвы и псалмопения и звание Божие нерадиве в церкви Божией творя; помышлением всезлейшим, размышлением и поучением развращенным; и мнением ложным, осуждением нерассудным, согласием злым и советом неправедным, вожделением и осуждением скверным;
во словесех праздных, излишних, нечистых и досадительных, во лжах, в прельщениях, в клятвах многоразличных, в непрестанных оклеветаниях, свары и раздоры рассевая, порочным посмеваяся; в глумлении праздном, в прении, в лести, в лукавстве, в шептании, в суетной и тщетной радости и во всех злых; языка роптанием и охулением, шутованием, смехотворением, заспанием, злоглаголанием, укорением, сквернословием, наруганием, лицемерием, бдением Богу противным, похотением телесным, блудными помышлении, во услаждениях нечистых;
согласием диаволю, преступлением заповедей Божиих; небрежением моего предложения в любви, яже к Богу и ближнему; зрением, слухом, вкусом, обонянием, осязанием похотным и нечистым; и во всех помышлениях, глаголаниях, изволением и деянием погибох.
Понеже в сих и прочих всех беззакониях, елика еще немощь человеческая противо Господа и Создателя своего, или помышлением, или словом, или делом, или услаждением, или вожделением согрешити может, аз согреших и повинна себе пред лицем Божиим паче всех человек познаваю и исповедую сих всех и иных бесчисленных моих многих грехов, яже сотворих волею или неволею, ведением или неведением, сам собой или через других кого, или соблажнением брата моего, и яже множества ради воспомянути и познати я доселе не возмогох, а елика памятовах, та изрекох; о всех сих изреченных и безпамятства ради за множество неизреченных, каюся и жалею, и повинна себе Господу Богу моему быти представляю;
и сего ради смиренно молю Пресвятую Деву Богородицу, и вся Небесныя Силы, и всех святых угодников, и тебе, честный отче иерею, пред ихже присутствием сия вся исповедах, да в день судный будете ми свидетели противу диавола, врага и неприятеля рода человеческого, яко сия вся аз исповедах; и да помолитеся о мне грешнем Господу Богу моему; и прошу тя, честный отче, яко имущего таковую власть, данную тебе от Христа Бога, во еже исповедавших разрешите, отпущати и оставляти грехи, да разрешиши мя от всех сих, ихже изглаголах пред тобою грехов моих, и очистиши ми вся, и простиши и епитимию подаси ми за вся моя согрешения; жалею бо истинно о моем согрешении, имам волю каятися и впред елико возможно, чрез Божескую помощь блюстися.
Прости мя, отче святый, и разреши, и помолися о мне грешном. Аминь».
Нечего и говорить, что недостатки этого «поновления» бросаются в глаза. Оно страдает:
1) чрезмерными длиннотами;
2) повторениями;
3) перечислением грехов, которые не следовало бы даже печатно распространять и тем самым, может быть, даже и ввести несведущих в соблазн;
4) явно католическим, киево-могилянским взглядом на священническую власть отпускать грехи. Но, несмотря на все эти недостатки, которые могут быть легко исправлены рукою священника, знающего свою среду и степень ее духовной осведомленности, подобные «генеральные исповеди» вовсе не так плохи для подготовки к исповеди людей, от Церкви далеких или мало знающих.
Фото: msktambov.ru
Последним, наконец, средством, могущим помочь и кающимся, и духовнику, является чтение соответствующей духовной, преимущественно аскетической литературы, как-то: «Добротолюбия», «Лествицы», аввы Дорофея, «Патериков» и других памятников подвижнической письменности. Многое из нее может быть, конечно, рекомендовано только с особой осторожностью, так как является слишком твердой пищей для начинающих, для людей, давно от Церкви отошедших или никогда церковной жизнью не живших.
Поэтому пастырь должен быть весьма и весьма рассудительным, чтобы не оттолкнуть слабых еще людей от слишком суровых требований, заключающихся в упомянутых книгах.
«Лествица» или «Добротолюбие», пригодные в монастырском обиходе, даются к чтению и то не всякому молодому монаху, так как в них содержится подчас слишком для молодого и неутвержденного человека строгие мысли и требования.
Такой повышенный уровень требований может вселить в неутвержденном человеке чувство безнадежности, неумеренной суровости, беспощадности, немилосердия и так далее, что легко приводит к отказу от всякого интереса к подобного рода литературе.
Поэтому очень хорошо начать с произведений епископа Феофана Затворника (да и то не всех), с Тихона Задонского, с писем Амвросия Оптинского. Можно советовать знакомиться и с произведениями епископа Игнатия Брянчанинова, или с «Наставлениями священнику при совершении исповеди» архиепископа Платона Костромского, или с «Вопросами кающимся» экзарха Грузии Ионы. Эти книги в значительной степени полезны и для самого духовника, так как поучают его, на что должен он обращать особенное внимание, готовясь к совершению Таинства исповеди.
Единственным недостатком всех этих духовных книг может быть признан их несколько устаревший язык, тот стиль духовной литературы, который отвращает от себя всякого человека с литературным развитым вкусом. Они составлены каким-то лжерусским языком, уснащенным устаревшей церковно-славянской слащавостью, которая от себя отталкивает людей современного общества.
Это, разумеется, недостаток чисто внешний, который может быть преодолен и на который не следует обращать преувеличенного внимания. Внутренняя ценность этих произведений во много раз превосходит этот внешний и, конечно, второстепенный недостаток.
Из подобного рода книг обращаем, наконец, внимание на замечательную «Исповедь» митрополита Антония (Храповицкого), которая излагает этот вопрос в равно интересной степени для духовника, так и для кающегося. Она вводит в ряд вопросов аскетики и поясняет простым, литературным и очень живым языком то, что всякому православному человеку надлежит знать о подготовке к исповеди. Она была издана в Варшаве в 1928 году.
Публикуется по изданию:
Архимандрит Киприан (Керн). Православное пастырское служение. СПб, 2000