Архимандрит Савва (Мажуко)
В биографии Марии Египетской есть две странные черты, которые всегда меня озадачивали. Во-первых, как девочка двенадцати лет, отдавшись распутству, погрузившись в этот водоворот мерзостей, ни разу не испытала укоров совести? Ведь житие подчеркивает именно эту натуральную беспечность в блуде, которой отличалась будущая пустынница. У Достоевского есть Соня Мармеладова, у Мопассана мадам Пышка и многие другие, часто написанные с натуры персонажи, которые, несмотря на «своеобразный» образ жизни, все-таки понимали, что тонут в грязи и предаются мерзостям. Мария Египетская жила в Александрии в конце пятого века. В городе было множество христианских церквей, святынь, рядом в пустыни обитали выдающиеся подвижники, а Мария жила, словно в языческой древности, словно «дитя полей», будто бы и не было возвещено Евангелие всему миру.
Во-вторых, почему вдруг у человека открылись глаза, как у многолетней распутницы проснулся стыд, откуда ему было взяться? Это чудо. Это призыв на служение, и семнадцать лет отдала преподобная пустыне, чтобы искупить семнадцать лет греха.
Эти два вопроса – не просто литературный или богословский интерес. С каждым годом я все чаще встречаю людей, которые совершенно искренне не понимают, что такое грех, людей, будто бы нравственно невменяемых. И я не знаю, как объяснить, что такое грех, даже не уверен, что это вообще можно как-то объяснить. Ведь и Марии никто не читал лекцию о нравственности или соблюдении заповедей Божиих. Господь не пустил ее в церковь, и почему-то именно это сопротивление святыни внезапно открыло ей глаза.
Была ли Мария «падшей женщиной»? Чтобы пасть, надо на чем-то стоять, а эта девушка взрослела вместе с грехом. Было ли ей откуда падать?
«Падение» в монашеском словаре – это технический термин. Он означает особо тяжкий греховный поступок. Чаще всего в аскетических текстах этим словом описывают нарушение обета целомудрия. Человек стоял и вдруг упал. Люди ходят на двух ногах. Животные передвигаются на четырех. Гады ползают на чреве, пресмыкаются. Однако значение слова «падение» еще драматичнее: греческое «птосис», которое мы и переводим словом «падение», указывает еще и на убитых в сражении. «Птосимос» – павший, сраженный, убитый, труп. «Падение», «павший» – из военного лексикона.
Христианин сражается «против духов злобы поднебесных» (Еф. 6:12). Перед началом монашеского пострига настоятель, как бы проверяя решимость инока, бросает к ногам постриженика ножницы. Будущий инок поднимает их и решительно вкладывает в руки настоятеля. Это повторяется трижды. Потом настоятель делает «последнее предупреждение» перед постригом:
«Виждь Кому обещаваешися, и к Кому приступаеши, и кого отрицаешися».
Принять постриг – бросить вызов дьяволу, открыто вступить в противоборство.
Но монашеский постриг выстроен по образцу таинства Крещения. Каждый христианин – воин Христов, а значит, он в зоне риска, он – под огнем противника, он может оказаться в числе павших.
Падение – еще не смерть, но смертельное ранение. В падении можно жить. Но грех – это «черная дыра», которая вытягивает из человека силы жить. Грех способен превратить живого и жизнерадостного человека в трупоносца, в мертвеца среди живых.
Нет в грехе радости. Нет там жизни. Одна иллюзия и обман. И если вдруг случится чудо, и откроются у человека глаза, первое, что он увидит – мертвец. Я – труп среди трупов. Живу по привычке, двигаюсь по инерции, а жизни давно нет, она незаметно вытекла куда-то, испарилась. Я не просто мертвец, я тот, кто нанес себе смертельные раны. Когда меня убивали, я помогал мучителям, я был на их стороне, я тот, кто их позвал.
Причитания мертвеца, павшего на поле сражения, раненого, который еще способен звать на помощь – вот содержание канона Андрея Критского. На пятой неделе поста этот гимн покаяния повторяется снова, теперь уже в полном объеме. Эта красивейшая служба начинается еще с утра, потому что в среду на Преждеосвященной литургии поются знаменитые двадцать четыре покаянные стихиры Андрея Критского.
Эти стихиры очень любят в монастырях. Их ждут каждый год знатоки церковного устава. Двадцать четыре коротких молитвы, которые заканчиваются одним и тем же припевом:
«Господи, прежде даже до конца не погибну, спаси мя».
Это крик о помощи. Это призыв умирающего. Это вопль павших.
Я – при кончине. Я – у самой грани. Меня затягивает пропасть.
«Господи, прежде даже до конца не погибну, спаси мя».
Чтение канона называют «Марииным стоянием», потому что, подобно Марии, мы проходим несколько ступеней покаяния: идем от «беспечности распутства», которое всегда отмечено слепотой, нечувствием к своим грехам, к «зрению греха своего» и оцепенению перед образом Пречистой Девы – иконой чистоты и святости.
«Зрение греха» и жажда чистоты не исчерпывают труда покаяния. Есть и третья ступень: готовность к искуплению. Благоразумный разбойник, который бросился защищать Христа и получил от Него прощение и обещание рая, умирал под палящим солнцем, страдая от нечеловеческих мук. Он принимал их как искупление. Ведь об этом его слова: «Достойное по делом моим приемлю».
Подлинное покаяние и осознание своего падения пробуждает не отчаяние, а готовность к труду, к новому сражению, к искуплению.
Святой Лествичник записал очень важные слова: «Признак прилежного покаяния заключается в том, что человек почитает себя достойным всех случающихся ему видимых и невидимых скорбей, и еще больших» (5:38).
За семнадцать лет распутства святая Мария несла труд семнадцати лет жизни в пустыне. «Достойное по делом моим приемлю». Этот труд нужен не Богу. Господь прощает нас сразу, сколько бы мы ни падали. Этот труд искупления нужен нам. Не все мы готовы к подвигу, не у каждого хватит на это сил и решимости. Лествичник говорит о готовности к безропотному и благодарному принятию скорбей и болезней ради искупления своих падений. Так Господь доверяет нам труд самоочищения. В этом и есть смысл скорбей.
Но и готовностью к искуплению не исчерпывается покаяние. Самое главное, чему учит покаянный канон, это милосердие, милость к падшим, а значит, и к себе.
Человека, кающегося по-настоящему, воистину ставшего на путь покаяния, отличает доброта, милосердие и снисходительность. Кающийся – тот, кто пережил падение и восстание, знает дыхание смерти, когда жизни остается совсем на донышке. Такой человек может сочувствовать другим падшим, и кто знает, не потому ли Господь порой допускает наши падения, чтобы мы стали добрее и снисходительнее?