Армия: страшно, полезно или страшно полезно?

Уклонение от срочной армейской службы стало сейчас распространенным явлением, особенно среди «культурной» молодежи больших городов. Теперь скорее вызывает удивление, что юноша из «интеллигентных кругов» пошел служить в армию. Поэтому первым вопросом, который мы задали нашим собеседникам, был такой:

«А как вы, собственно, оказались в армии? Неужели хотелось? А “откосить” не приходило в голову?»

Диакон Александр ГУМЕРОВ:

Редактор издательства Сретенского монастыря. Служил с 1997-го по 1999 год. Сначала в Подмосковье, в Куркине, в Первой бригаде связи. «Под самый дембель — в августе 1999 года — я был отправлен в командировку, в Северокавказский ВО, участвовал в боевых действиях: сначала в Дагестане, а потом и в Чечне. Увольнялся в запас я из села Самашки, что в восьмидесяти километрах от Грозного».

— После школы я поступил в Православный Свято-Тихоновский богословский институт, но поскольку он тогда не имел государственной лицензии, то я в законном порядке был призван в армию. Пойти в армию было моим осознанным желанием. Правда, еще за полгода до службы у меня не просто не было никакого желания, но даже, наоборот, была активная неприязнь к самой мысли об армии. Но под влиянием необходимости — ведь все-таки существует закон и его надо выполнять — я довольно быстро смирился с этой мыслью. В армию шел спокойно. Возможность «откосить» есть, наверное, у каждого человека. Или хотя бы потянуть время. Была такая возможность и у меня, но я посчитал для себя меньшей нервотрепкой и большим благом спокойно отслужить. Мой духовник одобрил такое решение. Да и отец мой, священник, тоже был доволен этим. Он и сам служил в армии после окончания философского факультета МГУ.

Иеромонах САВВА (Молчанов):

Заместитель председателя Синодального отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами. Служил во Внутренних войсках МВД СССР с 1985-го по 1986 год. «Я профессиональный музыкант — дирижер, домрист. В армии мне сразу же предложили пойти в ансамбль. Но через год его расформировали, и полгода я дослуживал в конвойной части».

— Нет, совершенно не хотелось. Ну представьте себе: мне было уже 26 лет, я только что окончил Гнесинский институт — по специальности я оперный дирижер, мне нужно поступать в аспирантуру, продолжать занятия. Ведь дирижер только над партитурами работает по шесть-восемь часов в день, а я еще и на инструменте занимался, я домрист — это русский народный инструмент такой, домра. Да тут двухнедельный перерыв — это уже откат назад, а полтора года! Меня еще и в институте оставляли дирижировать и преподавать. Так что какое уж тут желание. Но у меня не было никакой возможности, да и желания «откосить» от армии. Вот я и пошел, хотя и совершенно, как говорится, подневольно. Ведь на все воля Божия. Знаете, иногда, бывает, дети говорят: не хочу идти в храм. Но ведь нужно! А нужно — значит иди. Так и в жизни: Господь устроил так, чтобы я пошел в армию, вот я и пошел.

Петр ТОПЫЧКАНОВ:

Выпускник Института стран Азии и Африки, индолог. После окончания института служил 1 год в артиллерийском полку Кантемировской танковой дивизии рядовым. «Когда я попал в армию, я в какой-то степени даже собой гордился. Потому что у меня все дедушки и прадедушки были военными, и старший брат служил. Так что это как бы семейная традиция у нас».

— Это была скорее случайность, чем осознанное желание. В армию я попасть не стремился, но и не скрывался от нее. Возможность «откосить», наверное, была, но я как-то не суетился по этому поводу и не воспользовался ею. Когда стали приходить повестки, я на них не реагировал — просто потому, что занимался, писал диплом, потом работать пошел, не до этого как-то было. Но однажды утром ко мне прямо домой явился участковый и забрал меня. К вечеру я уже был в Кантемировской дивизии. Сопротивления внутреннего не было: во-первых, из-за внезапности, а во-вторых, потому, что было абсолютно ясно, что теперь мне уже никак не выбраться отсюда, а тогда чего нервничать?

Но ведь армия — это же грубость, муштра, физические перегрузки, жесткий режим, подневольность. А вам что было труднее всего в армии?

Иеромонах Савва (Молчанов) :
— Я бы сказал, что самое трудное в армии — это личностные взаимоотношения, точнее, даже целый набор личностных проблем. Никакие физические сложности были не трудны, хотя я был и остаюсь сугубо гражданским человеком, а в армию шел совершенно не подготовленным — ни физически, ни внутренне. Физические трудности — это не страшно. Конечно, иной раз бежишь кросс или марш-бросок и кажется — сейчас упадешь и не встанешь. Но после таких нагрузок чуть отдохнешь, и так хорошо делается, так на душе спокойно! Все это можно перенести без труда.
Гораздо серьезнее внутренние проблемы. Самую большую трудность человек создает себе сам: мы все горазды заранее обвинять во всем не себя, а других. Все плохие, а один я хороший. Таким был в то время и я, хотя тогда этого не видел. Я неправильно относился к трудностям, никак не мог представить себя солдатом, продолжал ощущать себя гражданским человеком, а это вносило внутренний диссонанс. Думаю, что так же бывает у всех тех, кто идет в армию «из-под палки». У меня, кроме того, была еще и проблема отношений с товарищами. В армии очень ярко выделяются некоторые отрицательные стороны человека — и в этом, кстати, огромная ее ценность. После нескольких конфликтов я понял, что часто бываю неправ в отношениях с людьми, и постарался исправить свои ошибки.
А если говорить об объективных трудностях — грубости, матерщине, — то, как говорит Писание, «для чистого все чисто». Для чистого человека и армия будет чиста. Он только будет укрепляться в армии.

Петр Топычканов:
— Самое трудное — привыкнуть к армии, войти в ее ритм, принять ее порядки. Все, что было на гражданке, здесь исчезло, здесь все по-другому, здесь начинаешь жизнь с чистого листа. Кто-то из ребят тяжело привыкал к армейской еде, кто-то к ранним подъемам. Но для меня ничего особенно трудного не было. Физические нагрузки, другой распорядок дня, еще что-то — это все ерунда, это данность, с которой надо жить. Конечно, трудна разлука с близкими, с друзьями, но тоже до трагизма, до петли, как бывает иногда, у меня не доходило. Сейчас, по прошествии года, пожалуй, никаких особых трудностей я не припомню.

Диакон Александр Гумеров:
— Пожалуй, самое трудное было — не физические нагрузки, например, во время походов, марш-бросков или тактических учений. Обычно такого рода трудности воспринимаются с юмором. Другое дело — непривычная обстановка. Приспособиться к новой жизни иногда очень непросто. Что я имею в виду? Например, необходимость находиться круглосуточно в определенном, не тобой выбранном коллективе. Далее, очень непросто принять, подчиниться целому своду непривычных для тебя правил — это касается не только устава, но и неписаных каких-то армейских правил.

Хотелось бы остановиться именно на этих «неписаных армейских законах». На юридическом языке они называются неуставными отношениями, а в народе их давно именуют «дедовщиной» — слово, от которого начинает поеживаться любой, даже уверенный в своих силах призывник. А вам пришлось столкнуться с дедовщиной? Как вы переносили ее? Приходилось ли вступать в конфликт с дедами? А сами вы случайно не «дедовали»?

Диакон Александр Гумеров:
— Конечно, у нас была дедовщина, куда без нее. Но не очень лютая: часть была подмосковной, элитной. Заключалась она в том, что старший призыв не работал или работал по минимуму, в то время как младшие работали вовсю. Кроме того — небольшой набор обычных номеров: например, «настрелять» для «деда» сигарет. Но, надо сказать, именно эта сфера — выполнение личных дедовских пожеланий — была сведена до минимума.
Конфликтов с «дедами» у меня было очень мало. Пару раз. И оба заканчивались для меня синяками. У нас с рукоприкладством было довольно строго, и во избежание проблем на свою голову «деды» старались не доводить дело до драки.
Пользовался ли я благами дедовщины? Ну, могу сказать, что, когда я стал старослужащим, работать пришлось гораздо меньше. Никакими побоями и принуждениями я, конечно, не занимался. Но поскольку под конец службы на мне лежала определенная ответственность и в подчинении у меня был кое-какой личный состав, то иногда приходилось принуждать подчиненных к выполнению их обязанностей.

Иеромонах Савва (Молчанов):
— Была дедовщина, особенно поначалу, когда я служил в ансамбле. А в этом ансамбле как раз собрались настолько, как вы говорите, «интеллигентные люди», что и развлекались над молодыми они по-интеллигентному. Помню, ставили ночью на проход в казарме магнитофон с записанным голосом одного из старослужащих: «Рота, подъем!!!» — и включали на полную мощь. Мы, молодые, как угорелые вскакивали и строились, а деды стояли и смеялись. В это время невидимый магнитофон объявлял: столько-то раз отжаться и бегом, по счету «раз-два-три» опять по койкам. Не успеете — снова построение. Когда мы укладывались по койкам, магнитофон вкрадчивым, интеллигентным голосом объявлял: «Не успе-е-ли». Впрочем, смешно было и нам самим.
Когда я стал старослужащим, я пользовался правом не работать. В этом нет ничего унизительного для молодых солдат. Я никого не трогал, не бил, не унижал, старался вести себя по-христиански. Но прерогативами старослужащего тоже пользовался, в конфликт с армейскими порядками не вступал.

Петр Топычканов:
— В моем подразделении дедовщины не было. Может быть, мне повезло, а может, это вообще не так страшно, как рассказывают? Вообще-то Кантемировская дивизия — привилегированная, уставная. Много комиссий, проверок, Москва рядом — вот и следят за дисциплиной. Так что негативных проявлений у нас не было. Но вообще-то дедовщина имеет право на существование. В каком плане? Это можно видеть даже в классической литературе, например у Толстого. Когда приходят молодые солдаты, кто их научит, как кровать застелить, как вещмешок упаковать, — не обращаться же по каждому вопросу к офицеру. Для этого есть солдаты, отслужившие больше. Они делятся своим опытом с молодыми, и так было всегда. Без такой системы офицеры не смогут организовать обучение молодых. В этом и есть смысл дедовщины. А издевательства, избиения, вымогательства — это лишь ненормальное ее проявление.

Полковник Владимир ЧУМАКОВ:

Полковник юстиции в отставке, 25 лет проработал следователем военной прокуратуры. Последняя должность: начальник приемной главного военного прокурора России. «Кадровый военный, армейские проблемы я знаю не понаслышке, за 25 лет работы в прокуратуре много перевидал. С 90-х годов сотрудничаю с Комитетом солдатских матерей России. Сейчас консультирую там военнослужащих».

— Дедовщина ничуть не страшнее в армии, чем на гражданке. В любом садике, в любой школе она есть. Убийств, преступлений, наркомании, пьянства — всего этого на гражданке больше, чем в армии, и неизвестно еще, где спокойнее за молодого человека.
Неуставные взаимоотношения были и в царской армии. Другое дело, что в современной армии такие отношения иногда выражаются в причинении тяжких увечий и даже убийствах… Но такая агрессивность, по-моему, тоже характерна для нынешнего времени: ведь по телевизору и в кино столько насилия показывают, а дети, будущие солдаты, все это с пеленок впитывают.
Сам я срочную службу служил давно, в 1966 году, и тогда дедовщины практически не было. Ну разве что, помню, принимали мы «присягу» довольно своеобразно: в караульном помещении старослужащие били шомполами молодых солдат по заднему месту определенное количество раз. Но ведь это такая традиция была, это все в шутку превращалось, не доходило до сломанных челюстей и ребер.
Сегодня все несколько иначе. Вы знаете, когда я служил в Главной военной прокуратуре, мы проводили исследование на эту тему, изучали настроения призывников. Выяснилось, что более 70 процентов тех, кто идет в армию, зная из телевидения, газет и книг о дедовщине, готовы ее принять. Они сразу говорят: да, первый год я буду подчиняться, а потом отрываться на других.

Иеромонах Савва (Молчанов):
— Вы знаете, у меня сейчас в Синодальном отделе лежит письмо, написанное Комитетом солдатских матерей и адресованное патриарху. Они жалуются на дедовщину. А я вот что скажу: никогда такое письмо не придет от матерей тех солдат, которые прослужили полтора года. Ни одна не возмущается: мой сын — дедушка, он вместе с другими дедушками издевается над своими ближними. А пока издеваются над ними — они пишут. Как только их сыновья сами начинают издеваться, пишут уже другие. Проходит год — следующие и так далее. А все дело тут в том, что эта проблема коренится еще в семьях, еще там, на гражданке.

Но согласитесь, одним солдатам служить легче, другим труднее. Одних дедовщина трогает мало, других калечит. Какие свойства личности помогают, а какие, наоборот, мешают ребятам спокойно служить?

Полковник Владимир Чумаков:
— Все, кто служил в армии, подтвердят мои слова: испокон веков там не любили москвичей, ленинградцев и украинцев. Знаете почему? Москвичей и ленинградцев — за то, что они, будучи воспитаны в более высоком культурном уровне (музеи, выставки, метро), были всегда очень заносчивы. А когда нужно нести бревно или копать канаву — их нет, они все в санчасти: то мозоль, то еще что-нибудь. А ведь армия так устроена, что тут больше всего ценят трудяг, людей, способных к элементарному труду. В армии ведь все сами все делают. А украинцев не любили за карьеризм, за властолюбие. Как говорится, за лычку маму продаст. Тоже, конечно, не все такие были.

Диакон Александр Гумеров:
— Для того чтобы спокойно служить, не нужны какие-то особые физические данные или особая выносливость — никаких сверхнагрузок в армии обычно не бывает. А вот что необходимо — это коммуникабельность. Человек может и должен оставаться самобытным, оставаться личностью «со своими тараканами в голове». Но он должен входить в коллектив органично. А если он в общении с людьми ничего, кроме этих личных тараканов, не может себе представить, то вот тогда ему случается в армии очень тяжело. Зачастую таких людей очень жалко, именно потому, что они не способны от своих тараканов немножечко отстраниться. Лучшее качество в армии — умение вписываться в коллектив и при сохранении своих личных качеств давать людям то, чего они ожидают.

Но ведь так жалко терять год или два из молодой жизни! В это бы время учиться, наслаждаться свободной жизнью! Не считаете ли вы армейские годы потерянными для себя?

Иеромонах Савва (Молчанов):
— Тогда, двадцать лет назад, я так считал. Казалось, что это серьезнейший удар по профессиональной деятельности. Но теперь, оглядываясь назад, я вижу, что это совершенно не были потерянные годы! Господь дал мне возможность для того, чтобы я смог сделать выбор между Гнесинским институтом и семинарией. Да я вам больше скажу: это был дар Божий! Армия мне дала время на выбор, и я сделал его в пользу семинарии, а теперь вижу, что выбор был правильным.
Польза? Конечно! Особенно для христианской молодежи. Ведь трудности именно и формируют настоящего христианина. Армия груба и жестка по своей природе — иначе это уже не армия, а что-то другое. Но именно в этом очень много духовной пользы. Как в спорте: если мышцы напряжены, они встречают удар и защищают кость. А если расслаблены — пропускают удар, и кость ломается. Армия укрепляет дух и тело. Но есть еще большая польза и в том, что в армии человек понимает, что такое страдание, испытания. А если ты понимаешь это, то и переносить будет легче.

Диакон Александр Гумеров:
— Два армейских года я нисколько не считаю для себя потерянными. Хотя бы потому, что из своих сверстников я один из немногих уже получил высшее образование, несмотря на то, что успел побывать в армии. Сказать, что я из-за армии отстал от жизни, я никак не могу.
Два армейских года, безусловно, были для меня полезны. Вы знаете, мои слова могут звучать несколько рекламно, но недели две назад я ехал в метро, дремал, потому что недоспал. И вспоминал то время, когда я в течение года через сутки ходил в караул, прекрасно высыпался, не думал о насущном, о семье, о работе, а был предоставлен отвлеченным мыслям, философским-богословским темам. Вот за что я благодарен армии! Это было время, когда, как ни странно звучит, было гораздо больше личной свободы, чем сейчас. И пусть это звучит банально, но все же армия — школа жизни, она дает и физическую, и духовную закалку, учит людей общаться друг с другом. В том числе и в экстремальных ситуациях.

Петр Топычканов:
— Раз это время было в моей жизни, значит, так оно и должно было быть. Армия, что ни говори, здоровый образ жизни, который в обычное время редко когда удается вести. Включиться после армии в учебный процесс было совсем не трудно. Так что и здесь потери не было. А вот ценный опыт был: в армии я столкнулся с интересными людьми из самых разных мест России: Якутии, Таганрога, Смоленска. Как правило, они были без высшего образования, но общение с ними обогатило меня, я приобрел много друзей. А после дембеля — это незабываемое чувство свободы! Там за тебя отвечают другие, а здесь полная свобода и ответственность за свои поступки. Это чувство прекрасно!

Полковник Владимир Чумаков:
— Польза армии в том, что молодой человек воспитывается в коллективе, а этого так не хватает ребятам на гражданке. Любой коллектив вольно или невольно воспитывает человека, приглушает его эгоцентризм. Вольно или невольно молодой человек 24 часа в сутки находится в замкнутом коллективе, будь то взвод или полк. Ведь я в своей квартире могу не стесняясь как попало одетым ходить, а приди ко мне посторонний, я стараюсь принять приличный вид. Или если я учусь в институте, я отсидел лекцию и что хочу, то и делаю. А здесь, в коллективе, я вынужден учитывать интересы окружающих. Вот почему армию называют школой жизни.
Далее. Вы знаете, за что государство платит военным? За право распоряжаться их жизнями. Ни одно государство не может жить без армии. Военнослужащие нужны для того, чтобы в любую минуту послать их на смерть, на защиту Отечества. А оно у нас, хоть и много сейчас спорного происходит, хоть армия и не в лучшем виде, хоть ориентиры нарушены, а общенациональной идеи нет, — Отечество у нас все-таки пока есть.

Так что же получается? Армейские трудности приносят пользу, армия воспитывает дух, дедовщина не так страшна, как ее представляют в СМИ. Значит, всем без разбора в армию идти? Не боязно ли рекомендовать такой путь? Этот вопрос мы решили задать протоиерею Александру ИЛЬЯШЕНКО, отцу 12 детей.
— Тут надо прямо сказать: страшно рекомендовать… Когда встает такой вопрос, хочется найти такую часть, где добросовестные офицеры, доброжелательные отношения между солдатами, где есть духовное окормление со стороны священника. Такие части есть, и такие офицеры тоже есть. И если юноша отправляется в армию, надо приложить все силы к тому, чтобы он попал в такую часть, где поддерживается настоящий воинский дух. В том, чтобы прикладывать усилия такого рода, нет ничего зазорного: мы ведь, когда нам надо лечь или положить кого-нибудь в больницу, ищем, где получше… Впрочем, надо сказать, что в моем приходе еще в армию никого не провожали — приход невелик, — а мои сыновья призывного возраста учатся в вузах. Вообще, я считаю, что это очень хорошо, если юноша поступает после школы в институт. И если там есть военная кафедра — прекрасно! Заставлять таких ребят идти в армию — неразумно, незачем. Но уж если не поступил — иди служи. И вот тут, повторяю, мы можем и мы обязаны помочь молодому человеку попасть в такую часть, где его не искалечат, а научат чему-то, разовьют телесно и воспитают духовно.

— А как попасть в такую войсковую часть? Что мы можем посоветовать православным призывникам?
— Надо обращаться в Синодальный или в Епархиальный отдел по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами. Ко мне, как к сотруднику Синодального отдела, неоднократно обращались призывники. Мы помогаем православным призывникам в выборе такой части, где они могли бы служить, продолжая участвовать в церковных таинствах, вести православный образ жизни. На территории Московской епархии есть немало войсковых частей, где уже построены храмы или часовни, куда регулярно приходит священник. С руководством этих частей у нас налажен тесный контакт, и вот туда-то мы и направляем наших ребят. Правда, когда к нам обращаются с такой просьбой призывники, мы просим их принести рекомендательное письмо от их духовников. Для нас важно, чтобы люди, которых мы отправляем в армию через Синодальный отдел, были бы действительно православными христианами. А то возникнет опасность злоупотребления возможностями отдела. Ребятам из других епархий могу посоветовать обращаться в епархиальные отделы. В каждой епархии такой отдел есть, работа с войсковыми частями ведется, и православным призывникам, конечно, помогут.

Православные призывники, живущие не в Москве, могут обращаться в свои епархиальные отделы по взаимодействиям с Вооруженными силами. Мы спросили о том, как Епархиальный отдел помогает призывникам, у Ильи Константиновича НОВОЖИЛОВА, руководителя Отдела по взаимодействию с Вооруженными силами и правоохранительными органами Екатеринбургской епархии. — Конечно же, к нам обращаются, и очень часто, с такими вопросами. Это наша обязанность — помогать ребятам-призывникам. У нас в епархии налажено духовное окормление частей, за каждой закреплен священник или даже целый приход. Когда к нам приходит призывник или его родители — если, предположим, сын уже где-то служит, — мы говорим им, кто из духовенства окормляет такую-то часть и чтобы он подошел к батюшке, познакомился, установил контакт. С другой стороны, мы звоним священнику и сообщаем: в такой-то части появился такой-то солдат, который нуждается в духовной опеке. Конечно, таким ребятам служить гораздо спокойнее: есть и с кем побеседовать, и к кому на исповедь прийти, и кому пожаловаться в случае чего. Бывает, правда, к нам обращаются и с такой просьбой: помогите перевести сына из другого округа, например Сибирского, ближе к дому. Тут мы не всегда можем помочь. Ну разве что иногда можем подать ходатайство от имени епархии. Все-таки главная наша задача — наладить духовное попечение о военнослужащих.

Председатель Синодального отдела по взаимодействию с вооруженными силами и правоохранительными учреждениями протоиерей Димитрий СМИРНОВ

— Отец Димитрий, ведь АГС — это один из способов не служить в армии. В чем причина нежелания служить, распространенного среди многих молодых людей?

— Причин много, но основная, на мой взгляд — в том, что определенная часть молодежи желает только «балдеть» и больше ничего не делать. Многие молодые люди сейчас вообще не ориентированы на труд. Всей своей жизнью, средой, в которой они живут, они направлены на легкое, безалаберное времяпрепровождение. А армия — это ведь тяжелый труд, который не соответствует такому образу жизни. Там строгий режим, ранний подъем, дисциплина, физическая нагрузка, питание по часам. А современный человек, как правило, растет в малодетной семье и вырастает расслабленным, ленивым и безответственным. Поэтому многие молодые люди представляют себе армию как что-то страшное и ужасное. Вот для них АГС хороша. Если тебя пугает армия — послужи в больнице или еще где-то, где не такие строгие порядки. Альтернативная служба нужна тем, кто ну никак не хочет служить в армии, боится этого. Ведь силком их тащить в армию — это все равно что в монастырь насильно постригать. Невольник не богомольник.

— А к вам в отдел не обращаются за помощью желающие пойти на АГС?

— Этот год показал, что охотников пойти на АГС оказалось очень мало — просто единичные случаи. Обычно это всякие сектанты, но бывают редчайшие случаи, просто единицы, когда люди идут на АГС по каким-то серьезным соображениям. Но мы в Синодальном отделе с желающими пойти на АГС еще ни разу не сталкивались.

— Чем вы объясняете такую низкую популярность АГС, какая наблюдается сейчас в нашей стране?

— Прежде всего тем, что альтернативная служба на полтора года дольше. А ведь те, кто больше всех кричит об альтернативной службе, на самом деле вообще хотели бы уклониться от любой службы. Альтернативная служба — это тоже труд, и труд тяжелый, а мотив для уклонения от любой службы всегда один: нежелание делать каких-либо серьезных усилий, расслабленное житие.

— А если все-таки практика АГС разовьется, не приведет ли это к росту малодушия в нашем народе?

— Да нет, что вы! Для того чтобы русский народ стал малодушным, должен полностью смениться весь наш менталитет. Наоборот, мы до сих пор удивляемся сами и удивляем весь мир тем, что у нас молодые ребята вообще соглашаются служить при, мягко говоря, недостаточной организации военного дела. И тем, что они соглашаются умирать бесплатно в «горячих точках». Это для всех загадка, это, можно сказать, тайна русской души! Такого больше нигде нет — ужасающая для врага боеспособность нашего человека сохраняется вопреки всем крайне неблагоприятным обстоятельствам. Вот это христианское качество нашего народа — мужество души — Церковью очень приветствуется и всячески поддерживается.

— Но популярность армейской службы тоже, мягко говоря, не очень высока у наших молодых людей. Так что же делать?

— Нужно в армии создать такие условия, чтобы все колеблющиеся пошли служить, чтобы армия стала школой мужества, духовной жизни, физического развития. Чтобы качество армейской службы было таким, что люди вспоминали бы об армии с удовольствием — как это было тридцать-сорок лет назад. Все мои сверстники вспоминают об армии с удовольствием. И армия должна быть настолько престижной, что желающих туда попасть было бы больше, чем ее кадровые потребности. Чтобы девушки предпочитали идти замуж за тех, кто служил. А сейчас об армии вспоминают только какие-то кошмары. — Многие родители стремятся отдать мальчиков в школу пораньше, чтобы они успели пораньше ее окончить, поступить в институт и не попали бы в армию. Сталкиваетесь ли вы с этим в вашей практике духовника и что вы советуете людям? — Постоянно сталкиваюсь. Что рекомендую? Ничего. Это дело их совести, все они свободные люди. Но все же я думаю, учиться лучше. Я вообще интеллектуальную силу ценю выше, чем физическую. К тому же интеллектуально развитый человек и в армии будет очень полезен. Известно же, что бойцы спецназа — типа «Альфы» — все имеют высшее образование. — Значит, когда ваши духовные чада спрашивают у вас, идти им в армию или в институт, вы советуете все же в институт? — Нет, я говорю: «Решай сам, что для тебя полезнее». Думаю, нужно предоставлять человеку право самостоятельного выбора. А армия — вещь очень благородная и очень нужная.

Протоиерей Максим Козлов, настоятель храма св. мц. Татианы при МГУ им. М.В. Ломоносова.

— Отец Максим, сейчас служба в армии многих пугает, и как современному православному молодому человеку стоит относиться военной службе? И надо ли задумываться над такими мирскими категориями, как моральная закалка и физическая подготовка?

— В истории вселенского православия можно выделить два главных периода отношений христиан к воинской службе и внешним государственным обязанностям в целом.

Во времена языческой Римской империи это отношение было двоякое. Часть христиан служили в армии и даже занимали самые высокие посты, до той поры, пока от них не требовали совершать языческие обряды. Этого они уже по совести сделать никак не могли, и знаем множество мучеников — стратилатов (полководцев) или мучеников — воинов. В это же время были христиане, которые отказывались от служения в войске именно потому, что это было языческое войско и чуждая для них государственность. Таких было меньше, но все-таки были.

После того, как при святом равноапостольном Константине империя стала христианской, а знаменем византийского войска стал не языческий римский орел, но символ креста Господня, для христианина стало невозможным воспринимать государство как нечто внешнее и не относящееся к нему самому. Империя стала священным царством, и долгом каждого стало ее защищать. Это отношение к державе, не только как к внешней силе, необходимой нам для благополучного существования, но как к сакральной ценности было пронесено и в тысячелетии русской истории от святого равноапостольного князя Владимира до эпохи крушения российской государственности при святом царе-мученике Николае Александровиче. Не буду приводить хрестоматийных примеров о Куликовом поле, святом Патриархе Гермогене, патриотическом служении русской Церкви во время войны 1812 года — они и так всем известны. Более сложная ситуация сложилась в советскую эпоху, когда государство стало структурой, гонящей Церковь. Но и тогда, по слову приснопамятного патриарха Сергия, радости народа были радостями Церкви, а горести народа — горестями и бедами Церкви. И теперь, памятуя обо всем этом, обратим вопрос православному юноше: имеет ли он вообще религиозное, нравственное право как-то по иному относиться к воинскому долгу как к тому, что он должен делать не за страх, а за совесть?

— Многие говорят, что не хотят учиться стрелять и вообще держать в руках оружия, но свой долг перед Родиной они согласны исполнить и служить альтернативно, то есть помогать в больницах, выполнять обязанности социальных работников и тому подобное. Как вы считаете, оправдан такой подход к службе или нет?

— Давайте разделим тех, кто имеет такой подход, на две категории. Первая — это юноши, имеющие некоторые убеждения, но не православные. В таком случае, если они стоят на определенных пацифистских позициях, на непричинении вреда другому человеку, но при этом не уклоняются от исполнения своего долга перед обществом, можно признать этот подход нравственно оправданным. Но только если за всеми красивыми словами не стоит либо трусость, либо поиски более легкого пути. Нередко человек из слоев близких к образованным склонен внутренние свои побуждения скрывать в красочную обертку — упаковку, не отражающую суть. Поэтому каждый, ищущий альтернативной службы, переспросил бы себя: ну, так все же, я не хочу стрелять из автомата, или мне хочется оказаться в ситуации чуть, или не чуть, но в более легкой, более защищенной? Исходя из этого, можно говорить о нравственной оправданности или неоправданности такого подхода.

Если говорить о православных юношах, то, безусловно, тем из них, кто готовится к священническому служению или иноческому пути, лучше проходить такой вид службы, который не связан с непосредственным применением оружия: будет это альтернативная служба или какие-то периферийные виды армейской, например, медицинские или инженерные войска. Это связанно с тем, что человек, причастный даже к невольному убийству, не может быть священнослужителем. Для прочих же православных молодых людей разумно указать на то, что из своих религиозных убеждений они своего стремления к альтернативной службе вывести никак не могут. Пусть, по крайней мере, так и говорят что, если я иду на альтернативную службу, то иду не как православный христианин, а как человек, занимающий ту или иную социальную, гражданскую позицию. Но пусть, по крайней мере, будут честны и не выводят свое стремление к альтернативной службе из православной веры.

— А является ли грехом стремление уклониться от воинской службы в связи с дедовщиной?

— Мне кажется, что во все трудностях, связанных с повседневной армейской жизнью, отчасти действительных, отчасти в десять, а то и в сто раз преувеличенных средствами массовой информации или теми вполне понятными антигосударственными силами, которым хотелось бы представить армию как некое чудище, христианин должен помнить, что волос не может упасть с его головы без воли Отца нашего Небесного. Христианин знает, что даже если все против него, то рядом с ним сам Господь Иисус Христос. Поэтому только в одном случае возможно уклонение от воинских обязанностей, когда речь идет о выполнении заведомо греховного приказа.

Нельзя стрелять по своему народу. Нельзя поддерживать явную несправедливость и неправду. Обо всем этом сказано в Основах социальной концепции нашей Церкви, принятых на Юбилейном Архиерейском Соборе 2000 года.

— Что в армии может быть противопоказано православным юношам?

— Вовсе не является грехом учиться военному делу, если в определенный период твоей жизни этим надо заниматься. Христианин всякое дело должен делать добросовестно. Если нужно учиться разбирать автомат за положенное количество секунд и знать, как какие его детали называются, значит нужно. Но если вернуться к предыдущему вопросу, то следует напомнить, что если вдруг придется жить с волками, то нельзя выть по-волчьи. Не передавать дедовщину последующему поколению, не отыгрываться на младших, тем самым пресекая цепь неправды, сопровождающей жизнь закрытых мужских коллективов. Безусловно, надо стараться не обижаться на общеупотребительный сленг. Зажать зубы и держаться. Не допускать себя до матерной брани, до сальных анекдотов, до всего того, казалось бы, понятного оттягивания, которое хочется себе позволить при трудностях армейской жизни. И, наконец, как было бы хорошо православному юноше, да и не только православному, дать себе зарок и за все время пребывания в армии вообще ничего не пить.

— Вернемся к разговору о том, что человеку не дается больше испытаний, чем он может вынести. Так что надо именно как-то смиряться перед негативными обстоятельствами и не пытаться за себя постоять?

— Нужно уметь потерпеть то, что не переделаешь, и то, что не изменить. Если кормят не очень вкусно, не теми сортами рыбы и мяса, к которым привык на бабушкиной кухне, то нужно смириться и есть те рыбу, мясо и овощи, которыми кормят. Ничего тут не поделаешь, хуже будет подпитываться из отдельно взятой посылки в отделении от остальных пребывающих вместе с тобой товарищей.

Никуда не денешься, если твой непосредственный начальник не обладает деликатностью дипломатов XIX столетия, говорит нечто с такой степенью прямоты и решительности, что это даже коробит нравственные чувства. Ну что же тут поделаешь, потерпи, не одному тебе придется это сделать. Хотя если речь идет об оскорблении людей вокруг, а не только тебя, если надо стоять за правду, которая не лично тебя касается (а лучше вообще тебя не касается), то здесь христианин может занять активную позицию. Вспомним блестящие сцены из «Сибирского цирюльника» Михалкова, как сын главной героини и русского юнкера воспитывает своего сержанта через хранение верности некоторому идеалу, некоторым убеждениям, также и преображается среда, и меняются люди вокруг тебя. Не в будировании, не в создании общественных организаций, не в обращениях в очередной комитет матерей, бабушек, дедушек и еще кого-то, не во взывании к европейскому суду в Гааге, а в твердом стоянии в своих убеждениях — путь православного воина.

Кстати, ныне существует соглашение между Министерством обороны и нашей Церковью, и уже в очень многих местах сформированы или формируются, преимущественно по конфессиональному признаку, отделения, взводы, более крупные армейские подразделения. И, мне кажется, разумно поступит православный юноша, который возьмет рекомендацию своего духовника, обратится в свою епархию и получит соответствующее направление в такую часть.

В этих частях либо есть свои храмы, либо есть возможность участвовать в богослужебной жизни ближайших церквей или монастырей, в том числе в качестве певцов, чтецов, псаломщиков. Мне кажется, это будет тем разумным путем, которым можно посоветовать пойти каждому православному юноше.

— В подобной ситуации возникает искушение назвать эти условия тепличными.

— Они ничем не отличаются. И эта часть может поехать в какую-либо кризисную точку. Там вполне стандартные бытовые условия, там ничуть не меньше воинских уставных и строевых занятий и обязанностей, но там будет ощущение руки товарища рядом. Это немаловажно, и отказываться от этого я не вижу никакого смысла, тем более что распространение опыта такого рода соединений есть явление примера, их отличие от вполне рядовых. Это может немало значить для развития церковно-государственных отношений, в том числе и в такой важной среде, как область военного строительства.

Публикация подготовлена по материалом сайтов «Нескучный сад» и «Татьянин День«