На 92 году жизни скончался архидиакон Патриарха о.Андрей Мазур. 61 год отец Андрей служил в Церкви. Несколько лет назад Правмир записал большое интервью с о.Андреем
Православное Информационное Телевизионное Агентство Русской Православной Церкви
Архидиакон Андрей Мазур
Родился 8 декабря 1926 г. в селе Новый Кокорев. С малых лет вместе с родителями посещал Почаевскую лавру, затем был в ней послушником и пел в монастырском хоре.
В 1950 принял диаконский сан. Был регентом хора. Служил протодиаконом.
В 1990 г. назначен Патриаршим архидиаконом.
«На все воля Божия…»
― Отец Андрей, Вы служите в Церкви более шестидесяти лет. Как за это время изменилось отношение людей к Церкви?
― В основном стали лучше относиться. Говорят, что некоторые люди, которые раньше были к Церкви равнодушны, сейчас относятся к ней хуже, но лично я с этим не сталкивался.
Помню, когда учился в семинарии, во время занятий приходили красноармейцы и брали людей, сажали в тюрьму, потом отправляли в Казахстан. В Почаевской лавре прямо во время службы приходили в шапках в собор и забирали священников. Брали каждого десятого.
― Вы выросли в Западной Украине, которая стала советской только в 1939 году. Что изменилось в жизни с приходом новой власти?
― Раньше все у нас были верующими, до 1939 года я не видел ни одного неверующего человека.
Советская власть пришла ― и началось: гонения, раскулачивания. Высылали в Сибирь ― родственников моей матушки выслали ни за что: объявляли кулаками за пять гектаров земли, корову и лошадь… В общем, брали всех, кто был чуть-чуть побогаче, чем бедный. Вообще у нас ни нищих, ни особо богатых не было, были бедные и средние.
― До 1939 года территория Западной Украины была под властью Польши. Как складывались отношения с католиками?
― Православных преследовали, в Почаевской лавре даже запретили звон. Хотели сделать еще одну унию. Требовали, чтобы по-славянски не служили, а служили по-украински. Россию очень не любили.
― Вы помните жизнь в деревне?
― У отца была земля, хозяйство, лошади. Я пас коров, когда еще даже не ходил в школу. И в поле работал, и косил, и ездил за дровами. В школе польский язык учил, и сейчас его хорошо помню. Польский учили как основной, а украинский ― как иностранный. По-русски стал учиться только в семинарии.
― То есть до этого Вы русского не знали?
― Говорить мог ― научился в армии. А вот писать по-русски действительно стал только в семинарии.
― Как Вы воспринимали резкие перемены, которые случались в жизни страны и в Вашей жизни?
― Спокойно воспринимал, как человек верующий. И родители мои, и односельчане считали, что на все Божия воля, а если случилось что-то плохое, мы это заслужили по грехам нашим. Тяжело было, но спокойно.
― А война?
― Мне очень мало пришлось воевать. Нас, «западников», почему-то на фронт не пускали, держали в Марийской республике ― считали, что мы ненадежные, бандеровцы, если что, переметнемся на сторону врага. Под конец уже послали, когда были бои за Берлин.
Там я попал в госпиталь. Ранен не был, просто заболел: кормили в армии очень плохо. Каждый стремился попасть в наряд на кухню, чтобы хоть чем-то поживиться. Помню, картошку чистили, а очистки собирали, пекли в землянке на «буржуйке» и ели. Хорошо, родители посылали хлеб. Не всегда посылки доходили, но иногда все же что-то получали.
Когда я вернулся после госпиталя, меня хотели отправить в школу милиции. Тогда отец отвез меня в Почаевскую лавру, где я стал послушником.
Гонения и 25 тысяч причастников
― То есть это было желание отца?
― И мое тоже. Перед тем как уходить в армию, я поклялся перед иконой, что если вернусь, непременно буду служить Церкви. Потом семинария, потом принял сан. Четыре года я учился, слава Богу. В 1957 году приехал в Питер, служил с семью митрополитами.
― Когда переехали из Украины в Петербург, тяжело было привыкать?
― Нет, как-то незаметно прошло. Как раньше служил, так и продолжал.
Но тут я увидел настоящие гонения. Митрополитам разрешали служить только в Никольском соборе, он был кафедральным. Если митрополит хотел служить в другом храме, требовалось разрешение уполномоченного по делам религий. Нам тоже запрещено было служить в других храмах.
В Крещение, когда люди стояли в очереди за святой водой, мы иногда выносили воду на улицу, чтобы сократить очередь, но если приходил уполномоченный, вынуждены были возвращаться в храм.
У меня голос, и уполномоченный хотел меня убрать из города, но архиереи не дали, сказали ― сокращайте нас, а его не дадим. Один раз уполномоченный меня вызвал и устроил «разнос»: «Андрей, ты что это: поешь, да еще руками машешь?» Я в ответ: «Что же мне ― ногами махать?» (Смеется.)
Но, когда пришел митрополит Никодим, всевластие уполномоченного кончилось. Владыка Никодим работал в Отделе внешних церковных связей, ездил за границу, возил с собой людей.
― Вы тоже ездили за границу?
― Во все поездки, одиннадцать лет, у меня больше 80 выездов за границу. Я был и в Америке, и в Италии, и в Японии, и во многих других странах.
― Когда ездили за границу, контроль чувствовался?
― Еще как! Перед поездкой нас вызывали, читали нам лекции. С нами всегда ездил кто-то из КГБ ― в штатском, разумеется.
Моя-то роль была скромная ― я служил и пел. Но говорить все равно приходилось, и меня инструктировали, чтобы на вопрос о гонениях отвечал, что никаких гонений у нас нет. Приходилось и светские арии петь: я много их знаю, потому что учился в консерватории одновременно с семинарией.
― Многие батюшки, которые помнят послевоенные годы, говорят, что богослужение раньше было более торжественным.
― Нет, я бы не сказал. Потом, мне трудно судить, потому что я всегда служил с архиереями ― митрополитами, патриархами. Если сравнить богослужение в Почаевской лавре и теперешнее, в храме Христа Спасителя, никакой разницы нет: и тогда было торжественно, и сейчас.
― Что-то менялось, когда появлялся новый архиерей?
― Конечно, менялось. До владыки Никодима митрополиты были старенькие, один из них, помнится, когда во время Литургии дело шло к двенадцати, говорил: «Давайте быстрее!» ― ему надо было лекарство принимать.
А при владыке Никодиме службы были по три часа и больше. Когда после смерти владыки Никодима митрополитом стал Алексий, он вызвал меня и спросил: «Отец Андрей, как будем служить?» Я ответил: «Владыка, если можно, как при Никодиме!»
Людей раньше в храм ходило очень много. Помню, в Никольском соборе, а там служили две ранние и две поздние Литургии, в верхнем и нижнем храмах, в Великом посту было 25 тысяч причастников!
«Служите дальше!»
― С Патриархом Кириллом какие у Вас отношения сложились?
― Конечно, хорошие! (Смеется.) Он ― ученик владыки Никодима, я знал его еще до того, как он принял сан. Я его вводил в чтецы, в диаконы, присутствовал при всех его хиротониях. Когда он был молодым человеком, подсказывал ему, как с посохом ходить.
Но он был талантливый, как и его отец ― да и дед, говорят, тоже был очень талантливый! ― поэтому владыка Никодим сразу его заметил, долго он не прислуживал. Потом был он ректором Академии.
Когда владыка Кирилл стал Патриархом, он спросил меня: «Сколько лет Вы служите?» ― «С 1950 года». ― «И служите дальше!» ― «Ваше Святейшество, мне уже восемьдесят лет, и ноги болят, и сердце пошаливает!» ― «Ничего, у Вас свободный график: когда нездоровы ― лечитесь, а когда можете ― служите!»
И награда… этим орденом награждают только глав государств и архиереев. Даже не знаю, есть ли в России награжденные этим орденом ― Святого Владимира 1-й степени. Причем 3-й и 2-й у меня есть… Каких только орденов у меня нет ― и разных стран, и разных Церквей…
До бриллиантовой свадьбы
― Расскажите о Вашей семье.
― Женился я так. Поехал в гости на Урал с другом, там был знакомый архиерей ― наш земляк архиепископ Иоанн (Лаврененко). А диакон у этого архиерея, к сожалению, увлекался спиртным и часто на службы приходил подшофе. Поэтому владыка несколько раз просил меня читать Апостол, и потом сказал: «Андрей, Вам надо принять сан». ― «Владыка, я еще не женат». ― «Вот Вам деньги, поезжайте домой и женитесь».
Поехал я в родную деревню. Дочь местного батюшки хотела за меня выйти, но ее родители не пустили: ехать же надо было со мной на Урал. Согласилась только одна ― добровольно поехала в Сибирь. Слава Богу, живем уже 61-й год ― была и серебряная свадьба, и золотая, теперь уже недолго до бриллиантовой.
Правда, уже 21 год я в Москве, а матушка моя здесь. У нас два сына и дочь, но в этом веке умерли оба сына. Дочь моя за священником замужем. У меня трое внуков и три внучки, все уже взрослые, и двое правнуков ― мальчик и девочка.
Машину я сейчас уже не вожу, здесь меня внуки возят, а в Москве приходится, если служебного транспорта нет, на общественном ездить, а это мне тяжело уже.
― А семью перевезти в Москву нельзя?
― Некуда! Патриарх Алексий II взял меня жить в свою резиденцию в Переделкине, а это монастырь, туда с семейством не приедешь. Меня еще раньше хотел взять в Москву митрополит Пимен, когда стал Патриархом, но в Совете по делам религий сказали: «Нам его не надо, он привлекает людей».
Рекомендация
― Вы много лет провели рядом с Патриархом Алексием II. Часто ли Вам приходилось с ним беседовать?
― Да, конечно. Разговоры у нас были в основном внутрицерковные: о службах, о церковной жизни в разных приходах.
Я ему посоветовал двоих архиереев поставить, один из них ― нынешний митрополит Санкт-Петербургский и Ладожский Владимир: он мой одноклассник, за одной партой сидели. После учебы в семинарии я, как уже говорил, попал на Урал, а он поехал учиться в Ленинградскую духовную академию. Мы с владыкой Владимиром дружим много лет, прекрасные отношения у меня и с его секретарем протоиереем Сергием Куксевичем, я им обоим очень благодарен.
Второй архиерей, которого я в свое время рекомендовал, бывший митрополит Филарет (Денисенко), ушел в раскол, и я это очень тяжело переживаю: знал его еще Михаилом, тоже учились вместе. Не понимаю, что с ним случилось, он был такой защитник Церкви!
Как-то в одном храме на Украине я видел: митрополит стоит в скуфейке, панагию закрыл, никто его не узнает, службу слушает. Потом служба кончилась, он пошел в алтарь, вывел батюшку на амвон и сказал, что он служит как католик. Снял с него епитрахиль и стал петь «анаксиос», то есть «недостоин». Так и раздел его до подризника и запретил в служении. А сейчас… больно об этом говорить.
С иконой подмышкой
― Отец Андрей, чего, по Вашему мнению, не хватает современным христианам?
― Да, по-моему, сейчас просто не хватает христиан!
Далеко не все из тех, кто называет себя православными, воцерковились, молодежь в основном далека от Церкви. В городах люди жалуются, что много работают, нет времени ходить в храмы. В селах мало храмов, часто они находятся вдали от деревень, а живут в деревнях в основном пожилые люди, им дойти тяжело. И священников в деревнях нет богословски образованных: раньше, бывало, если человек знал «Отче наш» и «Верую», его рукополагали. К тому многие сельские священники стараются жить в городе, приезжают только на требы и по праздникам, так что в деревнях, по сути, священников нет.
Сейчас идет борьба за должное отношение к Церкви, храмы еще далеко не все Церкви вернули. Много бедных приходов с полуразрушенными храмами. В Москве и в Петербурге этого практически нет, а в провинции многие священники вынуждены работать еще и на светской работе, иначе просто не прожить.
В Москве уже все храмы Церкви вернули, а в Петербурге не все. Но вот передали Успенский собор в Кремле, а имущество, бывшее в соборе, Музей Московского Кремля не отдает: это, мол, всё наше, мы это сохранили. Но ведь надо его сделать, как он был, там всех царей венчали на царство!
В Петербурге вот Исаакиевский собор пока не передан Церкви. Хотя там и служат, но только Литургию, никаких молебнов, и только в боковом приделе, а в центральном ― два раза в год, на Рождество и на Пасху. И служба начинается в одиннадцать, когда открывается музей, ― разве это дело?!
В Петропавловском соборе тоже музей, службы нерегулярные. Как-то Патриарх Кирилл служил в Петропавловском соборе, и во время запричастного стиха подошел под благословение директор музея. Вот Патриарх ему и говорит: «Почему нет регулярных богослужений? Это же был кафедральный собор города! Не заставляйте меня прибегать к крайним мерам!» Не знаю точно, как там теперь обстоят дела…
Смольный собор тоже надо восстанавливать: там, слава Богу, службы начались, но здание по-прежнему используется как концертный зал! Мне рассказывали реставраторы, как разрушали в Смольном соборе иконостас: там тройная позолота, решили золото вытопить, но это надо уметь делать ― у них ничего не получилось, всё сгорело.
Я очень беспокоюсь за Патриарха Кирилла, у него так много работы! Вспоминаю, как владыка Никодим сгорел, у него было пять или шесть инфарктов, и он не дожил даже до пятидесяти!
В советское время было всего 48 архиереев, а сейчас Патриарх Кирилл каждую службу рукополагает нового архиерея. Раньше в России дальше Иркутска не было храмов, а там ведь сектанты! Хорошо, что сейчас много архиереев, которые могут решать дела на месте, а не как раньше, когда все дела решал Патриарх.
Не знаю, насколько глубока вера у нынешних представителей власти, но они хотя бы на службы ходят, умеют вести себя в храме. А то, вспоминаю, Патриарх Алексий II как-то подарил Ельцину икону, так тот не знал, что с ней делать: подумал-подумал, да засунул подмышку!