Дискуссия о документе Межсоборного присутствия «Положение о монастырях и монашествующих» продолжается не первый месяц. Архимандрит Тихон (Шевкунов), наместник Московского Сретенского монастыря, член комиссии Межсоборного присутствия по вопросам организации жизни монастырей и монашества, один из авторов «Положения» рассказал корреспонденту Правмира о своем видении ряда вопросов организации монастырской жизни в современной России.
Монастырь vs мiр
— Отец Тихон, в чем главная задача монастыря? Должны ли монастыри служить миру?
Главная задача монастыря – помочь монаху оставить мир и все, что в мире, для служения Богу и людям во спасение своей души.
Если монастырь промыслом Божиим расположился в центре большого города, и если Господь привел в него монаха, он не должен отказываться от духовнического и просветительского служения, если Церковь к таковому служению его призывает.
— Можно ли как-то определить баланс между внешней и внутренней монастырской жизнью?
— Не знаю.
Данное нашему Сретенскому монастырю послушание — воспитание будущих пастырей. Это внешняя деятельность монастыря или внутренняя? Удивительные приходят к нам в семинарию ребята. Я искренне ими восхищаюсь.
Мы издаем книги, это и внешняя деятельность – так мы зарабатываем на содержание монастыря и семинарии. Но, главное, это и духовное послушание, заповеданное нам отцом Иоанном (Крестьянкиным).
Или внутреннее служение – это только келейная молитва и богослужение? Думаю, это неправильно.
Мы стали строить скит в Рязанской области, чтобы иногда уйти от толчеи и шума . И нашли там новых прихожан, разрушенные храмы, даже колхоз получили в попечение. Пришлось возродить целое село, чтобы был храм, чтобы люди жили вокруг.
Новый храм, который мы строим, нужен нашим прихожанам. Они на большие праздники не помещаются в старом храме и вынуждены стоять на улице. У братии же нет потребности в большем храме. Получается, что это внешняя деятельность?
Святые отцы говорили, что монах все должен делать, как служение Господу Богу – хоть двор мести, хоть за плитой стоять.
Наверное, если делать так, то и вопросов подобных не возникнет.
— И приют у вас есть в Рязанской области?
— Да, мы увидели рядом детский интернат и понемногу стали ему помогать. Не дело монахов воспитывать детей, об этом смешно говорить. Мы приходим как дедморозы, подарки дарим, занимаемся финансово-хозяйственным обеспечением, к нам в храм детишки приезжают на службу. А самым главным занимаются выпускники нашей семинарии, белые священники со своими семьями. У них есть опыт воспитания детей, они там руководят, воспитывают.
— И все же, можно ли провести границу между внешним и внутренним служением, определить разумную меру?
— Я не вижу здесь неразрешимой дилеммы. Для нас как-то всё естественно, и даже странно, если кто-то видит здесь проблемы.
— А если при монастыре нет совсем никаких дел милосердия – ни приюта, ни богадельни? Такое возможно?
— Нет дел милосердия? Такого не бывает. Все монастыри молятся за мир. Это главное дело.
Если же монастырь в силу каких-то причин не занимается тем, что сейчас обычно называется «делами милосердия», я не вполне себе представляю, как можно «сверху» обязать это делать. Как это может быть, живет монастырь своей жизнью, и тут приходит разнарядка: «Открыть детский приют!».
Это абсурд, всё должно естественно вытекать из тех обстоятельств, в которые нас ставит Господь.
— Вы имеете возможность сравнивать жизнь в центре и жизнь в глубинке, где проще монастырю заниматься делами милосердия?
— Есть мнение, что чем дальше от столицы, тем сложнее организовать помощь. Я совершенно с этим не согласен.
Например, недалеко от Псково-Печерского монастыря на хуторе живет раба Божия Евгения. Она переехала туда из Москвы, растит четырех приемных детей — с болезнью Дауна и другими тяжелыми заболеваниями. Зарабатывает тем, что пишет иконы. У нее на хуторе — тот же самый монастырь на одну монахиню. Неважно, носит ли она юбку или рясу, апостольник или платок. Главное, что она живет как настоящая монахиня. И ведь таких людей немало.
Мы знаем священников, которые воспитывают по 50, по 70 детей. Знаем совсем маленькие монастыри, которые помогают десяткам людей выжить.
Об отшельничестве
— А может ли монах уйти в уединение, в затвор, может быть даже в лес? Есть грустные примеры того, когда в леса от ИНН, например, бегут монастырями…
— Только Сам Господь может избрать людей, которых Он в свое время приведет к уединенному жительству. Здесь невозможно все регламентировать и расписать. У нас в монастыре есть монахи, которые знают только келью, храм и послушание . Они и живут в уединении и молитве в самом центре Москвы. А есть монахи в отдаленных монастырях, которые на самом деле по духу приписаны к «шаталовой пустыни».
В России немало действительно уединенных монастырей и там свое духовное, молитвенное служение Богу и людям.
— Какой путь предпочтительнее, созерцательный или деятельный ?
— Путь может быть деятельный, может быть созерцательный, главное – постичь волю Божью о себе. Если против воли Божией уйти в пустыню, то подвиг будет во грех и в погибель. И наоборот.
Воля Божия
— Отец Тихон, а как это – услышать и понять волю Божию о себе? Звучит прекрасно, но непонятно, как…
— Услышать, понять и почувствовать волю Божью о себе, а потом и найти силы эту волю Божью исполнить – думаю, это самое главное в жизни человека.
На занятиях по пастырскому богословию я всегда говорю, что у священника, у духовника одна задача: вместе с человеком, пришедшему к священнику как к духовнику, искать и найти волю Божью о нем. Не поспешно сказать: «Вот, воля Божья такова», а постепенно отыскать ее в тех или иных обстоятельствах жизни человека.
Самонадеянно и глупо, когда человек утверждает: «Мне открыта воля Божия». Отец Иоанн (Крестьянкин), старец, которому, по моему глубокому убеждению, Господь действительно открывал волю Божью о людях, только один раз мне сказал: «Вот — воля Божья о тебе».
В каких-то обстоятельствах жизни найти волю Божью совсем несложно, потому что в Евангелии она выражена самым прямым образом. Но порой эти обстоятельства так запутаны, что очень сложно понять, как должен человек поступать.
— Сложная задача…
— Да, духовнику порой очень непросто подвести человека к пониманию воли Божьей. Недаром святые отцы писали, что пастырское служение — это «искусство из искусств и наука из наук».
— А вообще это посильная, возможная задача? Если даже отец Иоанн (Крестьянкин) всего лишь один раз прямо вам сказал о воле Божией?
— Сказал-то он один раз, но подводил к пониманию воли Божией многократно и множество людей. Вы правы, это задача трудная.
Но с другой стороны, это совсем не означает, что сам человек и его духовник не могут постичь волю Божью. Господь на то и ставит священника, чтобы он вел человека по воле Божьей ко спасению.
Пастыри постепенно, шаг за шагом, открывают вместе со своими духовными детьми волю Божью. Через саму жизнь, через Священное Писание, через вопрошание более опытных людей. Это великий дар Божий в нашей Православной Церкви.
О собственности монахов
— А может ли монах иметь собственность?
— Знаете, у греческих монахов нет собственности вообще. Я привез в афонский монастырь свою книгу, переведенную на греческий язык хотел подарить два экземпляра игумену и монастырскому переводчику. Они не взяли их себе в кельи! Сказали, когда прочтут, отнесут их в монастырскую библиотеку.
Но надо понимать, что греческие монахи приходят в монастырь, который до них уже тысячу лет существовал, где есть все необходимое для монашеской и богослужебной жизни.
А в России все сложилось по-другому. Вспоминаю наших старцев. Отец Иоанн, отец Адриан, отец Феофан.. У них были свои и книги, и богослужебные сосуды на всякий случай, и одежда, и иконы. Сами посудите, отец Иоанн (Крестьянкин) сменил после отсидки шесть приходов в Рязанской области – его то и дело переводили с одного на другой. Один восстановит – переведут на другой, разрушенный. Где он мог в советское время найти Священное Писание? Так же и с трудами Святых Отцов, и молитвослов у него был свой. То же с келейными иконами, сосудами. А на другом приходе где было найти все это?
Помню, в Издательском отделе архимандрит Иннокентий (Просвирнин) учил меня: «Станешь священником, купи себе хорошую чашку и блюдце, нарисуй внизу крестик и на блюдце внизу нарисуй крестик. Вот и будут потир и дискос. Начнутся гонения, будешь ездить из города в город, тайно служить. Если поймают чекисты и найдут богослужебные сосуды, то сразу всё поймут. А тут – чашка и блюдце – не отберут, не догадаются!». Премудро, правда? Кто при обыске обратит внимание на чашку с блюдцем? А это на самом деле потир, дискос, а ложечка – это лжица.
— А как в Сретенском монастыре решается вопрос о личном имуществе?
— У монахов есть свои книги, иконы. Телевизоров или магнитофонов нет. Если кто-то когда пришел в монастырь, имел машину, то она используется для обители. Монахи ездят причащать больных, трудятся по снабжению, дежурят со своими машинами по субботам и воскресениям.
Компьютеры есть у многих. Но у нас в уставе особые правила, в которых прописано, как мы можем пользоваться компьютером.
Вообще-то у нас половина братии занимается производством книг – пишут, редактируют, корректируют. Мне компьютер в келье нужен, а вот у одного нашего монаха – гения, виртуоза в компьютерах — в келье компьютера нет. У него, там вообще ничего нет, даже кровати, на полу спит.
О роскоши среди монахов
— Сейчас особенно остро стоит вопрос о роскошной жизни монашествующих, дорогих автомобилях…
— Роскошь недопустима для монахов. Иногда кажется, что человек как будто дорвался до того, что не мог приобрести раньше и начинает использовать эти возможности во вред своей душе. И не только своей.
— Что-то с этим неуемным стремлением можно сделать?
— Я думаю, эта тема– одна из будущих на соборе. Конечно, возникнут сложности , даже непонимание.
Например, я фотографирую для нашего сайта, для наших книг. У нас очень хороший редакционный фотоаппарат. Он не мой, но если кто-нибудь посмотрит, как я фотографирую, то подумает: «Ничего себе у батюшки фотоаппарат!».
Об отпуске для монахов
— Должен ли быть отпуск у монахов?
— Как и с выборами игумена, на этот вопрос нельзя ответить однозначно – должен быть отпуск или нет.
У нас есть монахи, которые вообще не ходят в отпуск. Один монах берет себе отпуск ровно на два дня, выезжает к своему небесному покровителю, причащается там и возвращается.
А есть монахи с телесными недугами, им просто необходимо где-то подлечиться, побыть в другом климате, подышать другим воздухом. Я и сам только что вернулся из такой поездки, лечил легкие.
О монастырском уставе
— Отец Тихон, должен ли быть у монастырей единый устав? Сегодня мы уже говорили о католическом опыте, у католиков же существует большое количество уставов…
— Мы принципиально записывали в документах Межсоборного присутствия примерный общий устав монастырей. Это принципиально – примерный. Каждый монастырь на соборе братии принимает свой собственный устав, корректирует так, как считает нужным, и только потом архиерей его утверждает.
Но все же есть некие основы. Есть гражданский устав Русской Православной Церкви, вне которого мы не можем существовать. Есть исторически сложившиеся уставы. Например, устав Новгородского Юрьевского монастыря или устав Троице-Сергиевой Лавры. Последний сложился уже в ХХ веке и по нему, по сути, живут все монастыри Русской Православной Церкви. Нельзя просто так взять и эти уставы отринуть. Можно принять за основу многое из них, развить, обсудить и принять с братией, утвердить у архиерея.
Игумен – избирать или назначать?
Сразу обозначу свою позицию.
В идеале игумен должен избираться братией и утверждаться епископом. Так происходит сегодня во многих православных Церквах. Это веками проверенный, совершенно правильный опыт для монастырей с глубоко укоренившимися иноческими традициями, преемственным, передающимся из поколение в поколение монашеским благочестием и живым аскетическим опытом. Классический пример, на который ссылаются практически все ревнители избрания игумена братией, — это Афон, где столетиями не прекращалась монашеская преемственность.
Вполне соглашаясь с этим, хотел бы только обратить внимание на две немаловажные вещи. Во-первых, в Русской Церкви подобная традиция распространена не была. Нравится это кому-то, или не нравится, но не учитывать этого нельзя. И второе, более важное: сегодняшние русские иноческие общины не просто молоды — они очень, очень юные. С этим вряд ли кто может поспорить. Лет еще пятнадцать назад модно было иронизировать: какие это монастыри – «комсомольский набор»! В этих ядовитых, несправедливых по сути словах, все же была своя правда: в значительной части братию монастырей составляли в буквальном смысле призванные Богом вчерашние атеисты и комсомольцы.
Этим монахам сегодня по сорок, пятьдесят, шестьдесят лет. Но речь идет, разумеется, не о человеческом возрасте, а о духовном совершеннолетии монашеской общины. Об очевидном и совершенно естественном факте, что далеко не все обители уже вступили в «избирательный возраст». Отсюда и обоснованные опасения, что выборы игумена могут обернуться в ту же самую, упомянутую нами уже «борьбу за власть», то есть в противостояние различных групп, «фракций» и «партий». А хуже этого для жизни монастыря сложно что-либо придумать. Кстати и в Греции, несмотря на всю многовековую преемственность, такое время от времени случается.
Последнее, конечно, совсем не означает, что надо отказаться от стремления к правильному устроению монашеской жизни. Напротив, как раз стремиться к ней мы и должны. Ведь преимущества разумного и законного избрания совершенно очевидны: если монастырское братство решается испросить у епископа выбор игумена, то этим они свидетельствуют, что их избранник — не только лучший и достойнейший для них собрат, но, что они сами хотят почитать его за отца, повиноваться не за страх, но за совесть. Наконец, избрание означает готовность всей братии разделить с игуменом ответственность за обитель перед Богом и Церковью.
Стремиться к такому действительно необходимо, но надо помнить слова преподобного Амвросия Оптинского: «Чтобы не ошибаться, не должно торопиться».
Глубоко убежден: пройдет немного времени и один за другим монастыри, женские и мужские, будут получать право на избрание игумена от своих епископов. Да и нынешнее «Положения о монастырях» этого совсем не должно исключать.
Награды монахам не нужны, но вот чего действительно хотелось бы, так это того, чтобы благоустроенные в духовной жизни обители могли бы, как высшую церковную награду и признание, получать от священноначалия право на участие в избрании игумена или игуменьи.
Об откровении помыслов
— Что Вы думаете о практике откровения помыслов?
— Отец Иоанн (Крестьянкин) очень настороженно относился к постоянному откровению помыслов в наше время. Он считал, что далеко не все духовники доросли до того, чтобы постоянно принимать откровение помыслов. Хотя я знаю монастырь, женский, где игуменья принимает помыслы, и там это весьма позитивный опыт.
У нас в монастыре – еженедельная исповедь. Священники перед каждой службой исповедуются. Я являюсь и духовником братии, и игуменом. Считаю, что для Сретенского монастыря сегодня это правильно. Может быть и другой подход, когда игумен и духовник разные люди. И так тоже будет правильно, если приносит плоды. Но у нас заведено таким образом по благословению отца Иоанна (Крестьянкина).
Очень важно Причастие. Многие мои консервативные друзья меня не поддерживают, но я по опыту вижу, что причащаться 4 раза в неделю, как нам заповедовали Святые Отцы, в частности, Василий Великий, — это насущная и очень нужная практика для монахов. Этого правила мы стараемся держаться, кто-то причащается реже, но в основном, 4 раза в неделю. По четвергам у нас общая братская служба, когда мы причащаемся все – и монахи и послушники.
— А как быть с частой исповедью, ведь получается, что от исповеди к исповеди ходишь с одним и тем же списком грехов…
— Действительно для давно воцерковленных людей «список» грехов, как правило, от исповеди к исповеди примерно один и тот же. Может возникнуть ощущение некоей формальной духовной жизни. Но дома мы часто подметаем пол, и, слава Богу, не каждый раз приходится разгребать авгиевы конюшни. Это как раз не беда.
Беда, что начинаешь замечать, как жизнь у некоторых христиан делается с годами скучнее и скучнее. А должно быть наоборот: она должна становиться всё более насыщенной и всё более радостной. Вот это меня удивляет. Значит, что-то самое главное не прочувствовано.
— А должны быть чудеса, как в «Несвятых»?
— Там же нет чудес. Это же просто ежедневная христианская жизнь.