Надежность и свобода
Астрид росла в простой шведской крестьянской семье. Ее родители познакомились на рынке. Ему – 13, ей – 7. Когда невесте исполнилось 18, они поженились. У супругов появилось на свет четверо детей – три девочки и мальчик.
Астрид – старшая из сестер – родилась 14 ноября 1907 года. Уже будучи известной писательницей, она вспоминала годы своего детства с неизменной теплотой и благодарностью, подчеркивая, что вдохновение всегда черпает именно из тех времен. О маме: «…я вижу перед собой молодую расторопную хозяйку, мастерицу на все руки. Она доила коров и правила лошадьми, пряла и пекла, работала без устали, управлялась со служанками и работниками, словно занималась этим всю жизнь. Она не забывала также помогать бедным и несчастным, которых в то время было немало».
«Когда было время, мама сочиняла стихи. Она записывала их в поэтическую тетрадь. Из них двоих мама была самой умной, и она была сильнее отца. Отец очень, очень любил детей».
Папа – «человек общительный, он принимал горячее участие в жизни своего края. Он собирал крестьян и организовывал маслобойное объединение, объединение выращивающих племенных быков, объединение коневодов (…) Он во многих отношениях был примером в округе».
Родители Астрид не просто заботились о детях и воспитывали их своим примером, но сумели создать в доме атмосферу безграничной любви и доверия. Благодарная дочь в единственной своей книге, не обращенной к детям, писала:
«А сейчас я хочу рассказать вам историю о любви. Я не прочла ее в книге, не выдумала, мне ее рассказали. Эту историю я слышала много раз. В ней больше любви, чем в любой из прочитанных мной книг. Мне она кажется трогательной и прекрасной. Но, быть может, это лишь потому, что ее герои – мои родители»[1].
Задаваясь вопросом о «рецепте» счастливого детства, Линдгрен писала: «счастливым делали наше детство надежность и свобода. Спокойно и надежно нам было с родителями, которые так сильно любили друг друга. Они были всегда с нами, когда мы нуждались в них, но они не стесняли нас и позволяли свободно и весело шататься вокруг (…)
Разумеется, нас воспитывали послушными и богобоязненными, как было принято в то время, но в играх нам предоставляли полную свободу и никогда за нами не следили. И мы играли, играли без конца, как это мы только не заигрались до смерти! (…) В детстве нас никто не бранил. Мама не ругала нас, очевидно, потому, что мы слушались ее с первого слова (…) Слушаться мы, без сомнения, были должны, но она не предъявляла нам массу ненужных и невозможных требований.
Например, от нас не требовали, чтобы мы обязательно приходили вовремя к обеду; опоздаешь – возьми себе что-нибудь в кладовке. И никто за это не выговаривал нам. Я не помню также, чтобы она хоть раз упрекнула нас, когда мы приходили домой в порванной или запачканной одежде. Видно, она считала, что ребенок имеет право измазаться, войдя в азарт во время игры. Она не ругала нас также, если кто-нибудь нечаянно набедокурит».
Это совсем не означает, что у детей не было никаких обязанностей: «С шести лет мы начали пропалывать репу и рвать крапиву для кур. По мере того как мы росли, нас, когда требовалось, брали на уборку урожая. А требовалось почти всегда!» – вспоминала Астрид.
Девочка росла прилежной и внимательной. Одна из самых способных и старательных учениц класса, она рано овладела «магией слова». Ее способности стали очевидными уже в начальной школе, когда Астрид стали называть «виммербюнской Сельмой Лагерлёф».
Сочинение тринадцатилетней Астрид было напечатано в газете «Виммербю тиднинг» с рекомендацией: «…проба пера юного дарования, обладающего необыкновенным чувством стиля». Начиналось оно так:
«Дивное августовское утро. Солнце только встало, и астры на клумбе посреди двора приподняли отяжелевшие от росы головки. Как тихо повсюду на хуторе. И ни души. Нет, постойте: вот, увлеченно переговариваясь, идут две девчушки».
«Мы, остальные, писали так обыкновенно, – вспоминала ее 90-летняя одноклассница. – Уже в школе сочинения Астрид были необычными, их часто зачитывали учителя, видевшие талант».
Потрясение Виммербю
«От пятнадцати до двадцати пяти успеваешь прожить примерно четыре разные жизни», – заметила однажды Астрид Линдгрен. В ноябре 1923 года Астрид исполнилось 16. Она окончила школу и стала работать журналистом в местной газете – уже упоминавшейся «Виммербю тиднинг».
«За очень короткое время я изменилась до неузнаваемости, в один день превратившись в настоящую „jazz girl“: мое превращение совпало с джазовым прорывом золотых двадцатых. Я коротко постриглась – к ужасу моих родителей-крестьян, державшихся общепринятого».
В 1924 году Астрид захватил молодежный бунт. Девушка, еще недавно написавшая заключительное экзаменационное сочинение на высоконравственную тему «Значение монастырей в Средневековье», решительно бросала вызов консервативному обществу: «в ее гардероб прокрались длинные брюки, пиджак и галстук; шляпа или кепка нахлобучивались на коротко стриженную голову, в которой, как позже в одном интервью призналась Астрид, ощущалась нехватка приземленных, здравых мыслей, царила неразбериха, а разрозненные цитаты из Ницше, Диккенса, Шопенгауэра, Достоевского и Эдит Сёдергран уживались с кинематографическим образом Греты Гарбо и современных femme fatale:
«В Виммербю было около трех с половиной тысяч жителей, я первая в городе коротко постриглась. Бывало, люди на улице подходили, просили меня снять шляпу, показать стриженую голову»[2].
Набожная мама Астрид, все четверо детей которой посещали воскресную школу и – непременно – церковь, всегда строго следила за нравственностью в собственном доме. Можно представить, как трудно далось ей поведение выросшей дочери, решившей выставить напоказ всему маленькому городку свое «своеволие». Но вскоре мать ждало гораздо большее потрясение: многообещающая карьера дочери резко закончилась в августе 1926 года. К этому времени стало невозможно скрывать, что практикантка «Виммербю тиднинг» находится в положении.
Еще немного – и в городе начнут шептаться, а благородные дамы, завидев Астрид на улице, станут задирать нос.
Отцом ребенка был владелец и главный редактор «Виммербю тиднинг», без малого пятидесятилетний Райнхольд Блумберг, женатый во второй раз после смерти в 1919 году первой жены, оставившей ему семерых детей, в основном ровесников Астрид Эриксон.
Широкая общественность при жизни Астрид Линдгрен так и не узнала имени отца ребенка. Она хотела сохранить тайну как можно дольше.
«Я знала, чего хочу и чего не хочу. Ребенка я хотела, его отца – нет».
Так кратко она сформулировала свою мысль в одной из длинных заметок, в 1976–1977 годах написанных для Маргареты Стрёмстедт, которая много лет трудилась над биографией писательницы. А маленький автобиографический рассказ начинается словами:
«Когда Астрид было восемнадцать, произошло событие, кардинально изменившее ее жизнь. Сама она рассказывает об этом так: дело в том, что я забеременела…» «Иногда Ханна (мама Астрид. – Прим. автора) огорченно и с неприкрытым удивлением спрашивала: „Как ты могла?“ Ей казалось, если мне непременно надо было забеременеть, можно было, по крайней мере, найти кого-нибудь другого. И, честно говоря, я тоже так думала. Ни себе, ни Ханне я не могла ответить на вопрос „как ты могла?“»
Астрид Линдгрен заплатила высокую цену за этот роман. Она лишилась работы и дальнейших перспектив. А осенью 1926 года ей пришлось покинуть родной дом и город и отправиться в Стокгольм. Спустя пятьдесят лет она описывала расставание с Виммербю как радостное бегство:
«Никогда еще о такой ерунде столько не сплетничали, во всяком случае в Виммербю. Быть объектом сплетен – все равно что сидеть в яме со змеями, и я решила покинуть эту яму как можно скорее. И что бы там кто ни думал, из дома меня, как в старые добрые времена, не прогнали. Отнюдь нет! Я сама себя выгнала. Ничто меня не могло удержать».
Сын датский
В Стокгольме Астрид удалось снять комнатку в пансионате и поступить на курсы стенографии и машинописи. Однажды она прочитала о некой столичной женщине-адвокате, помогающей незамужним беременным женщинам в сложных обстоятельствах. Астрид нашла ее, и адвокат помогла девушке уехать в Копенгаген и родить в Королевском госпитале: это место было единственным в Скандинавии, где имена родителей ребенка можно было сохранить в тайне и откуда информация не поступала в Отдел регистрации населения или другие государственные органы.
Несмотря на то, что дочь навлекла на семью позор, родители ни на минуту не отвернулись от нее и помогали чем могли.
4 декабря 1926 года в десять часов утра на свет появился малыш Лассе. И хотя у Астрид несколько дней после родов держалась температура, счастливая мать навсегда запомнила то пьянящее счастье, которое испытала, впервые лежа с младенцем у груди, в одиночестве и покое. Много позже – в 1952 году – Линдгрен передала это волшебное состояние в трогательной концовке трилогии о Кати:
«Мой сын лежит у меня на руке. У него такие маленькие-премаленькие ручки. Одна из них обхватила мой указательный палец, и я не смею шевельнуться. Возможно, он тогда отпустит мой палец, а это будет невыносимо. Эта крохотная ручка с пятью крохотными пальчиками и пятью крохотными ноготками – неземное, небесное чудо!
Я ведь знала, что у детей есть руки, но, разумеется, не понимала по-настоящему, что у моего ребенка тоже будут такие. Ведь я смотрю на этот маленький розовый лепесток – ручку моего сына – и не перестаю удивляться.
Он лежит с закрытыми глазками, прижавшись носиком к моей груди, его головка покрыта черным пушком, и я слышу его дыхание. Он – чудо! <…>
Ты – мой, я теперь тебе нужна! В этот миг ты абсолютно мой. Но скоро ты начнешь расти. С каждым днем ты будешь все больше отдаляться от меня. Никогда не будешь ты так близок мне, как теперь. Быть может, когда-нибудь я с болью в душе буду вспоминать этот час».
Но наступившие суровые будни были беспощадны: денег катастрофически не хватало, и Астрид пришлось отдать горячо любимого сына в Данию, в семью приемных родителей. В 1928 году она получила работу секретаря в Королевском автоклубе, где познакомилась со Стуре Линдгреном. В апреле 1931 года они поженились и регулярно навещавшая своего сына Астрид наконец смогла забрать его домой.
Так прошло десять лет жизни молодой писательницы – от ветреной коротковолосой девчонки до взрослой и наученной горьким опытом матери. Ей исполнилось всего 24 года. Но Астрид с горечью осознавала: бесценное время детства сына ушло безвозвратно, и то, что она не успела ему дать за эти годы, восполнить уже невозможно. Раздумывая над этим, Астрид пришла к выводу, что первые годы – самые важные в жизни человека. И взрослые неизбежно должны учитывать мысли и чувства детей, проявляя уважение к ним.
Революционная Пеппи
После замужества Астрид Линдгрен решила стать домашней хозяйкой и полностью посвятить себя заботам о Ларсе. Вскоре – в 1934 году – счастье материнства удвоилось: у Астрид и Стуре родилась дочка Карин.
Именно благодаря девочке на свет появилась очаровательная «Пеппи Длинныйчулок». В 1941 году Карин тяжело заболела и долгое время была вынуждена проводить в постели. Тогда любящая мама каждый вечер принялась выдумывать ей всякие увлекательные истории. Однажды маленькая фантазерка заказала сказку про Пеппи Длинныйчулок – девочку с выдуманным на ходу именем. Так и появилась полюбившаяся всем книга, вобравшая в себя все педагогические идеи автора: Линдгрен всегда последовательно выступала с точки зрения ребенка.
Карин поправилась, но еще несколько лет рыжеволосая Пеппи была неизменным героем всех вечерних историй. В десятый день рождения дочери Астрид сделала стенографическую запись нескольких рассказов, из которых затем составила для дочери книжку собственного изготовления (с иллюстрациями автора). Один экземпляр рукописи писательница отослала в крупнейшее стокгольмское издательство «Бонньер». После некоторых раздумий рукопись была отвергнута. Отказ не обескуражил Линдгрен: к тому времени она осознала, что сочинять для детей – ее призвание. Если считать все книжки-картинки, из-под ее пера вышло в общей сложности около восьмидесяти произведений.
Астрид Линдгрен пользовалась в Швеции не просто известностью, но и огромным уважением. Ее дочь Карин рассказывала, что мужчины и женщины всех возрастов не только писали, но и звонили Астрид и стучались в ее дверь. Часто просто ради того, чтобы пожать руку любимому писателю, поблагодарить за радость и утешение, обретенные в мире ее фантазии. Тысячи шведских детей выросли, слушая по радио книги Астрид Линдгрен в авторском исполнении. Ее голос, ее лицо, ее мнения, ее чувство юмора были знакомы большинству шведов.
«Ваши письма я храню под матрасом»
Совсем недавно была опубликована переписка Линдгрен с девочкой по имени Сара. Письма Астрид наполнены сочувствием, пониманием и осторожными советами девочке, которой было трудно общаться с родственниками, товарищами, учителями и психологами, которую не устраивало и собственное общество.
«О, как бы я хотела, чтобы ты стала счастливой, чтобы тебе не приходилось проливать столько слез. Но хорошо, что ты можешь чувствовать, и беспокоиться о других, и предаваться грустным размышлениям, потому я и считаю тебя родственной душой. Самое, думаю, трудное время в жизни человека – это ранняя юность и старость. Я помню, что моя юность была безумно меланхолична и трудна», – писала Линдгрен.
Сара признавалась, что все письма Астрид хранит под своим матрасом. В своих длинных посланиях Линдгрен никогда не говорила с девочкой свысока, всегда с сочувствием относилась к проблемам и конфликтам, омрачавшим Сарину жизнь, и одновременно описывала неловкого подростка, каким была сама, когда ее еще звали Астрид Эриксон. Она как бы заново погружалась в собственную юность.
«Нет, как же ты все-таки права! Целиком и полностью никто не открывается, хотя бы изо всех сил и хотел это сделать. Но все мы заперты в своем одиночестве. Все люди одиноки, хотя многих окружают столь многие, что своего одиночества они не понимают или не замечают. До одного прекрасного дня… Но ты влюблена, и это чудесное состояние».
Судьба Сары нам неизвестна, но ясно одно: в очень сложный период своего взросления девочка нашла человека, который был готов слушать ее, услышать и понять.
«Смерть! Смерть!»
Дочь Астрид Линдгрен вспоминала:
«Мама умела работать неутомимо, без напряжения и лишней суеты, и легко переключалась: отвечала на письма, работала и занималась домашними делами – стелила постель, убирала со стола после завтрака, мыла посуду после ужина. Все это автоматически, как чистка зубов, все быстро и эффективно».
Умение довольствоваться немногим и постоянно трудиться Линдгрен считала неоспоримой добродетелью. Она рассказывала, что черпает силы в одном увещевании, которое слышала от мамы всякий раз, когда ребята уставали от полевых работ и рвались в школу:
«„Главное – не останавливайтесь, продолжайте, старайтесь“, – говорила Ханна, когда ее дети занимались нудной работой вроде прореживания свеклы или вязания снопов после косьбы. И взрослой, – вспоминала дочь Карин, – сталкиваясь с трудной задачей, Астрид бессознательно повторяла те движения, что делала ребенком, перевязывая сноп, – как будто настраивалась, брала разбег перед препятствием».
В 1952 году умер муж Астрид Стуре, в 1961 году умерла мать, спустя восемь лет – отец, а в 1974 году скончались ее брат и несколько лучших друзей.
«Каждый телефонный разговор со своими сестрами, – говорила писательница, – я начинаю со слов «Смерть! Смерть!». И вот потом, когда про самое страшное слова уже сказаны, мы начинаем спокойно разговаривать о других вещах. Если вы чего-то боитесь, начните писать именно с этого места».
На вопрос о том, как Астрид Линдгрен справляется с внезапной потерей мужа, она ответила:
«Прежде всего я хочу быть с моими детьми. Затем – с моими друзьями. А еще я хочу быть с собой. Целиком и полностью. Человек мало и ненадежно защищен от ударов судьбы, если не научился оставаться один. Это едва ли не самое главное в жизни».
Астрид не стало 28 января 2002 года. Ей было 94.
Борьба за мир
Получая Премию мира немецких книготорговцев, Линдгрен заметила: «Борьба за мир во всем мире начинается в детской комнате. С воспитания будущих поколений». Если иметь в виду, что среди более чем 75 тысяч писем, адресованных Линдгрен, 35 тысячи написаны детским почерком, неизбежно возникает вопрос: неужели у всех этих детей рядом не было никого, с кем бы можно было поговорить о том, что действительно интересует, о главном? А сколько таких детей вокруг нас сегодня – и есть ли надежда, что их становится меньше? Боюсь, ответы очевидны. Но самый страшный вопрос еще впереди. И если любой родитель честно задумается, вряд ли сумеет ответить на него однозначно: к кому обратится мой ребенок, чтобы поделиться самым сокровенным или попросить совета?
Сегодня часто можно услышать сомнения беспокойных родителей в том, стоит ли детям рассказывать о печальных моментах жизни, стоит ли открывать книги, заставляющие сердце сжиматься от боли. На это у Линдгрен был однозначный ответ: «Только две вещи по-настоящему интересуют человека как в жизни, так и в искусстве – любовь и смерть. Дети в этом смысле ничем не отличаются от взрослых. Их, конечно, не нужно пугать, но, если хотите дотронуться искусством до их душ, пишите об этом».
И если вдруг так случилось, что вы знакомы только с Пеппи и Карлсоном, не откладывая ни минуты – сколько бы вам ни было лет – с жадностью и решительностью, так свойственными детям, принимайтесь за новые книги Астрид Линдгрен.
«Сильные женщины должны быть еще и добрыми, особенно когда они пишут книги», – сказала однажды Линдгрен. Этой безусловной добротой наполнены все ее истории: о смешной рыжеволосой девочке и о веселом мужчине «в самом расцвете лет», о братьях Львиное Сердце и о Рони, которая была дочерью разбойника…
***
Заканчивая рассказ о своих родителях, Линдгрен написала: «Я вижу их как живых в небесном жилище. Там, верно, растет плакучий ясень на краю Божьего сада, а они сидят под ним».
И нельзя не верить, что под этим плакучим ясенем обрела покой и сама удивительная сказочница, подарившая нам – взрослым – не просто книжки, которые интересно читать с детьми, но возможность самим окунуться в детство – а значит, стать максимально близкими к своим чадам, которые так хрупки и так остро нуждаются в нашей поддержке.
[1] Астрид Линдгрен. Самуэль Август из Севедсторпа и Ханна из Хульта.
[2] Йенс Андерсен. Астрид Линдгрен: Этот день и есть жизнь.