Протоиерей Андрей Ткачев

Что я делаю, когда пощусь? Вопрос из разряда простейших, на которые, между тем, ответы давать тяжелее всего. Можно ляпнуть нечто вроде 'я угождаю Богу отсутствием животных жиров в рационе'. Нет, не то. Это даже и подумать неловко. Тогда что?

Какой же вывод сделаем, братья? Видимо, тот, что весь шум мира поднимается людьми, ничего толком не видевшими и ничего не понявшими. И предметы мирского шума так же пусты, как сами распространители шума. И если мы сами шумим, то это верный и неутешительный диагноз.

Великая русская литература (далее – ВРЛ) по преимуществу глаголет о людях, сидящих на месте, аки гриб; или о людях путь творящих то с целью, то без нее.

Почему мы, разговаривая, часто друг друга не слышим? Почему мы часто не можем достучаться один до другого — найти общий язык, договориться? Потому что мы оглохли. Мы не слышим ни Бога, ни себя, и, соответственно, не молимся и не разговариваем.

Вера, если она живая, а не механическая и магически-эгоистическая, будет нудить человека на молитвенное стояние. Причём по временам — за других больше, чем за себя.

Крайслер, Форд, Виллис, Бьюик — это имена собственные. Вернее — фамилии. Мерседес — имя собственное. До чего же контрастирует наша родная традиция, дающая автомобилям тоже имена собственные, но не человеческие, а географические! Жигули, Волга, Ока, Запорожец, Москвич...

Мы живем в царстве обесцененного слова, и при этом покланяемся Богу-Слову Воплощенному. Перечитайте, прошу вас, сказанное выше.

А дед мой, у которого я на руках сидел, который весь табаком пропах и от морщин был лицом похож на печеное яблоко, его что, тоже нет? Ну, вы и скажете. Как же это я есть, а его нет, если это я у него на коленях сидел? И он есть, и я есть. Это дело совершенно ясное. Только я здесь, а он там. Вот и все.