Анна Данилова

Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье…

На двери храма, что в конце улицы Карла Маркса, привязаны платочки. Над ними — пришпилена записка: телефон дежурного по храму и телефон настоятеля храма — отца Олега. Непривычно. Гостеприимно. Прямо так вот взять и позвонить можно?

Самое лучшее и достойное, что есть в журналистике – работа летописца: стремиться побольше записать (причем и на видео тоже) наших современников, чтобы передать опыт общения с ними дальше. Но, увы, норма жизни – это не большой посмертный архив, а недоуменное: 'Так и не поговорили, так и не записали!'

До сих пор из тех, кто приходит работать в Церковь, весьма значительная часть, едва ли не треть - это полубезумные ультравоцерковленные фанатики, а 50%, если не больше, - это люди, нигде себя больше не нашедшие, то есть в известном смысле социальные аутсайдеры.

74% семей в Москве выбрали курс светской этики и мировых религиозных культур. 90% в Санкт-Петербурге. Почему?

По сути ставится вопрос, повесткой дня нынешней дискуссии совершенно не предусмотренный: о власти епископа в Церкви. О желании гораздо более деятельного участия клириков и мирян, монастырского братства и прихода в принятии решений, касающихся важнейших аспектов их церковной жизни.

На самом деле, Дмитрий Соколов, а Митрич – творческий псевдоним. В начале его журналистского пути Соколовых было так много, что нужно было сделать имя хоть немного отличающимся, со временем Соколовы по большей части из журналистики ушли, а Митрич так и остался Митричем.

Много горя нам оттого, что многие церковные активисты немножко перепутали Церковь с КПСС, которая называлась скромно ум, честь и совесть нашей эпохи. Если бы мы больше говорили о том, что Церковь – это собрание кающихся, что безгрешных людей нет, – пользы для внешних было бы больше.