Имеем дело с теми, кто остался
Когда я только начинал свою церковную жизнь, у меня состоялся один примечательный разговор с приятелем, который посещал какую-то протестантскую общину. Скорее всего, он был или баптистом, или пятидесятником, не важно. Главное – он противопоставлял жизнь в его общине тому, как это устроено у нас – православных.
У них всё предельно понятно и строго, кто является членом общины, тот и участвует в богослужении. Если ты не научен вере, не знаешь Евангелие, не можешь расстаться с дурными привычками, например, курением и выпивкой, не говоря уже о серьезных грехах, ты не допускаешься до богослужения. Если не исполняешь своего послушания, например миссионерского, не допускаешься до богослужения, если ты не платишь десятины… и так далее.
А у нас? А у нас, как известно, совсем по-другому. Помню, примерно в то же время услышал ироничные слова отца Александра Меня, которые он повторял часто, когда при нем сравнивали протестантов и православных, причем сравнение было явно не в пользу последних: «Баптистам хорошо, к ним приходят лучшие, а нам приходится иметь дело с теми, кто остался».
Мимохожане и захожане
Я не готов размышлять на тему, почему так сложилось и кто прав, как в идеале должна быть устроена жизнь христианской общины. Ответы на эти вопросы требуют специального разговора. Как священник должен встречать человека, желающего приступить к таинствам, но при этом явно не понимающего, куда он пришел?
Есть специальное слово для такого рода православных – захожане. Бывают православные прихожане, бывают православные мимохожане (которые знают, что они в Бога не веруют, и потому, если и переступают порог храма, то до священника не доходят), и с теми и другими всё более или менее понятно. А есть и такие православные, которые искренне считают себя верующими, иногда приходят в храм и приступают к таинствам. Вот их-то и можно, с определенной долей условности, назвать захожанами.
Впрочем, сами они, как правило, называют себя невоцерковленными или не очень воцерковленными, и мне представляется, что это очень точное самоопределение. Надо сказать, что эта категория православных, по моему ощущению, самая многочисленная.
Утилитарные просьбы
Понятно, что перед нами, священниками, и не только, стоит очевидная задача помочь воцерковиться невоцерковленным, дать возможность захожанам стать прихожанами. Это непростая и важная задача. Как правило, захожане не хотят становиться прихожанами, они убеждены, что в их отношениях с Богом и так всё нормально, они крещены, живут по заповедям, ходят иногда в храм, но без фанатизма.
Если они и обращаются к священнику, то обычно с утилитарной просьбой – освятить икону, крестик, машину, отслужить панихиду, налить святой воды и так далее. И вот здесь важно, пользуясь случаем, а на самом деле Божиим промыслом, рассказать человеку, в чем смысл этого освящения, или святой воды, или молитвы за усопших. Мой опыт свидетельствует о том, что люди, как правило, очень внимательно слушают тебя и с благодарностью принимают эти слова.
Пожаловаться
Бывает, что доходят они и до исповеди, как правило, не столько с покаянием, – откуда ему взяться, если с Богом у них всё хорошо и правильно, – а с жалобами на жизнь.
В психотерапии есть такая задача, с которой сталкивается психотерапевт в начальной стадии своей работы с клиентом: перевести жалобу, с которой пришел человек, в проблему. Дело в том, что с жалобой трудно что-то сделать. Конечно, от того, что мы выслушаем человека, он получит облегчение, но всё же с жалобой нужно идти в милицию, или ЖЭК, или в Кремль. А вот если мы хотим что-то изменить, надо постараться понять, как эта боль или нужда связаны именно со мной, а не с родственниками, соседями, сослуживцами и так далее, какие потребности, смыслы для меня стоят за этой жалобой.
Думается, что похожая задача стоит и перед нами – помочь человеку заглянуть в себя, посмотреть на свою жизнь с точки зрения вечности и Евангельского благовестия. Надо сказать, что многие жалобы просто перестают быть актуальными, правда, появляются проблемы, но уже совсем другого характера, и решить их можно только с Божьей помощью, и потому без благодати, подаваемой нам в таинствах, уже никак нельзя.
Господь выше принципов
А как же быть, если человек, придя на исповедь и собираясь причаститься, явно не очень понимает, к чему, точнее к Кому, он приближается? Допустить или нет? А если он при этом не вычитал положенных молитв, да и вообще толком не умеет молиться? Каждый такой случай очень индивидуален. Почему человек пришел в храм именно сейчас? Зачем он хочет причаститься? Бывает так, что его привело какое-то страшное горе, беда или страх, например перед предстоящей серьезной операцией, и тогда я благословляю причаститься.
Да, есть правила и принципы. И, наверно, я их нарушаю в таких случаях, но я убежден, что Господь выше всех наших принципов, и «правила для человека, а не человек для правил». Конечно, необходимо, даже в предельно краткой форме напомнить человеку, что такое Причастие и как к нему надо готовиться, а по возможности договориться с ним об отдельной встрече без спешки и суеты.
Первое причастие советского школьника
Навсегда в моей памяти остался рассказ одного сейчас очень известного московского протоиерея, а тогда молодого священника, о своем первом причастии. Он был вполне себе советским школьником и мечтал стать великим футболистом. Вместе с ними в семье жила его бабушка, которую он очень любил. Бабушка была верующей женщиной, прихожанкой Ильи Обыденного, регулярно посещавшей храм и безуспешно пытавшейся привести туда и внука.
Когда бабушка внезапно умерла, он не находил себе места и всё время думал о ней. И вот как-то, возвращаясь домой и вспоминая бабушку, он проходил мимо храма, куда она ходила. Дверь была открыта, он вошел.
Шла служба, хор пел что-то непонятное, но благостное, люди, сложив на груди крестообразно руки, медленно друг за другом куда-то шли. Молодой человек пошел за ними… и подошел к Чаше. Пожилой священник, поняв, кто пред ним, не оттолкнул его, а ласково сказал ему, чтобы он дождался его после службы. В следующее воскресенье он уже причастился и остался в Церкви навсегда.
Как Алеша Карамазов
Когда есть возможность рассказать человеку о подготовке к таинству, лучше постараться убедить его, чтобы он пришел в следующий раз. Главное, не оттолкнуть человека формализмом или, не дай Бог, грубостью и раздражением. Ведь и врач, выписывая сильнодействующий препарат пациенту, будет плох, если сделает это без раздумья, а по совету соседки больного, например. А здесь больше, чем лекарство. Одно только утешает, что и Врачом является не столько священник, сколько Сам Господь.
Но бывают и более сложные ситуации. Приходит человек на исповедь с тяжким грехом. Можно, конечно, указать пришедшему, что по тому или иному апостольскому правилу или правилу Трульского собора он не имеет права не то что сейчас, но и в ближайшие несколько лет приступать к Чаше. Но, скорее всего, это его может оттолкнуть от Церкви на многие годы, если не навсегда. И здесь опять же требуется очень индивидуальный подход. Нужно постараться услышать, понять человека, насколько он раскаивается и понимает, почему тот или иной поступок или состояние недопустимы для христианина. Желает ли он жить иначе, не просто по-другому, но по-христиански.
Конечно, радостно, когда Господь приводит в храм юношей с устроением Алеши Карамазова, который говорил: «Не могу я отдать вместо «всего» два рубля, а вместо «иди за Мной» ходить лишь к обедне». Не все такие оказываются у баптистов. Однако всё же в основном нам приходится сталкиваться с другим устроением. Потому так важно для нас, пастырей, умение понять человека, принять его и проявить сочувствие.
Должна произойти встреча, установиться, по возможности, доверительные отношения и только тогда есть надежда, что захожанин захочет еще раз придти в храм и, может быть, со временем станет и прихожанином, а не окажется среди мимохожан. Такой контакт между священником и приходящим к нему – необходимое условие для дальнейшего воцерковления человека, но недостаточное.
Громкое обличение
Дальше многое зависит от самого приходящего, как говорил, кажется, преподобный Макарий Оптинский: «Я могу показать тебе, куда смотреть, но глаз своих я тебе дать не могу», или как гласит древняя восточная мудрость – «можно привести лошадь к водопою, но заставить пить ее нельзя». Так или иначе, но без этого желания и усилия услышать человека, понять его, проявить сочувствие – даже при самом ревностном отношении к каноническим правилам ничего не получится или выйдет, как в этой реальной истории из приходской жизни конца 80-х годов, которую мне лично поведала отнюдь не захожанка, а прихожанка нашего храма.
Наш храм тогда еще не был передан Церкви, и вообще их было очень мало, а люди, почувствовав, что наступают новые времена, потянулись к вере. В одном храме, который только что открылся, был очень строгий батюшка. Монах, человек очень эмоциональный и ревностный, зачастую он любил публично отчитывать людей за их грехи, обличая их невежество.
Эта женщина рассказывает: «Пришла я на исповедь, батюшка стал меня спрашивать довольно раздраженно, когда на его вопрос: «Венчана ли я?» я ответила: «Нет». Он еще пуще разошелся и стал громко кричать на меня при всём народе, что я, мол, такая и сякая, еще дерзаю приходить на исповедь. Я стою и плачу, пытаюсь открыть рот в свое оправдание, но он не дает и слова сказать. Так я ушла под строгими взглядами бабушек, рыдая и тихо проговаривая про себя: «Батюшка, ты хотя бы спросил, а замужем ли я».
Портал «Правмир» и независимая служба «Среда» проводят цикл дискуссий о приходской жизни. Каждую неделю – новая тема! Мы зададим все актуальные вопросы разным священникам. Если вы хотите рассказать о болевых точках православия, своем опыте или видении проблем – пишите в редакцию, по адресу discuss.pravmir@gmail.com.