Тайны типографии Тульского обкома партии
В сентябре месяце 1990 года, уже после вечерней службы, в Оптину заехала грузовая машина из Донецко-Луганской епархии. В Софрино свечами, ладаном и иконами загрузилась и решила крюк сделать, так как в православной среде уже все знали, что в Оптинском монастыре был самый большой выбор православной литературы.
Нынче, когда вспоминаешь тот «выбор», невольно улыбаешься. Репринт малочисленный, местные брошюрки самиздатовского вида, да молитвословы с Псалтырью. Впрочем, по тому времени это богатством считалось. Помню, как радовались небольшой книжечке Паисия Величковского «Крины сельные», которую в Минске удалось приличным тиражом издать.
Главой донбасского десанта был епархиальный секретарь Донецкой и Луганской епархии отец Анатолий Пята. Епархию же в те годы возглавлял епископ Иоанникий (ныне – митрополит на покое). На монастырской привратной вахте, когда узнали, откуда эта будка алюминиевая приехала, тут же мне сообщили, так как иных трудников со степей донбасских в монастыре на тот день не просматривалось.
Встретил я секретаря епархиального, монастырь ему немного показал и к нам в издательский отдел привел, где тут же получил внушение от зашедшего в отдел иеромонаха (уже не помню кого) за то, что забыл об оптинском гостеприимстве, которое после поклонения святыням монастыря обязательно должно в трапезной продолжиться.
До позднего вечера беседовали с отцом Анатолием о книгах, изданиях, новостях церковных и событиях донбасских. Затем повел его по лесной тропинке к месту отдохновения от трудов праведных.
Скитской храм Льва Катанского использовался в те года как гостиница для паломников. На первом этаже была оборудована келия для приезжающих священников и, хотя для отдыха и ночлега все было сделано вполне достойно, сырость времен запустения и разрухи пробивалась сквозь свежую штукатурку, и спастись от нее даже под теплым одеялом было невозможно. Поэтому, не мудрствуя лукаво, отправились мы обратно в монастырь. В издательском отделе было и уютней, и теплее, да и диван имелся, вкупе с чайником.
За чаем разговор об изданиях церковных, а их тогда можно было на пальцах перечесть, продолжился. Наши первые «серенькие» на провинциальных небольших типографиях Козельска, Белева и Сухиничей брошюрки с объяснениями Символа веры и церковных Таинств у епархиального секретаря вызывали восхищение. В Луганске в те года издать что-либо подобное было невозможно. Власть внешне рапортовала о перестройке внутренней и внешней, но по сути оставалась все той же советской.
Когда же я рассказал секретарю епархиальному, что «Душеполезные поучения» аввы Дорофея вышли в типографии Тульского обкома партии, тот изначально не поверил, а потом до своего отъезда на следующий день все расспрашивал, как это нам удалось первую после октября 17-го толстую монашескую книжку именно у коммунистов издать.
Надобно заметить, что в 1990 году в той тульской типографии не только авва Дорофей был напечатан. Уж не знаю, что там был за руководитель и кто его курировал, но когда мы забирали «поучения» православного подвижника, типографские станки на полную мощность выдавали книжные листы с солженицынским «Архипелагом».
Батюшку дайте!
Утром, когда грузили пакеты с литературой, секретарь епархиальный неожиданно предложил вернуться в родные края и идти к архиерею с прошением о рукоположении.
– Священников катастрофически не хватает. Приходы один за другим регистрируют, а священников нет. У нас каждый день в приемной две-три делегации с одним криком: «Батюшку дайте!»
Нельзя сказать, что не было таких мыслей о священстве. Не только были, они с каждым днем все крепли и конкретизировались, но это желание стать священнослужителем как далекая мечта определялось, к которой идти и идти надобно. А здесь сразу четко и конкретно: приезжай и будь!
Проводил секретаря епархиального и целый день из-за этого предложения маялся, все из рук валилось. После вечерни остался в храме, стал у иконы благоверного князя Александра. Молюсь. Не идет. Разброс, разнос и мельтешение в голове. Пошел к раке с мощами преподобного Амвросия (это уже позднее стало ясно, что там в те года мощи прп. старца Иосифа были). Кричу молча, чего делать-то, подскажи?! И старец не отвечает.
Духовник в Москву укатил, иным насельникам монастырским в сане священническом как-то не с руки все предыстории и истории личные выкладывать. Вспомнил Пушкина, вернее, слова из сказки его: «А теперь ты воротись,/ Не горюй и спать ложись». Решил, что совет Александра Сергеевича вполне насущный. Отправился спать. В скит, где на самой верхотуре храма Льва Катанского была у меня келейка чердачного типа, идти не захотел, пристроился на диванчике в издательском отделе. Крутился, вертелся – не могу уснуть, хоть и устал за день изрядно. Решил сменить дислокацию, идти в скит. По лесу прогуляюсь, подышу, авось и сон придет, под ночную службу скитскую.
Потихоньку топаю из монастыря, к себе в келью. До ночной службы еще пара часов, поэтому движений монахов и паломников (в те года паломники еще допускались к скитской службе) не наблюдается.
Лес. Прохладно. Воздух – нектар, причем нектар, напоенный веками истории и молитвами старцев.
Недалеко от колодца догоняю монаха, бредущего в ту же сторону, к скиту. На нем – фуфайка поверх подрясника. Невольно думаю: «Ладно я, «приписанный» к монастырю, без особых служебных послушаний и молитвенных правил… Но чего этот брат в час ночи тут бродит?»
Догоняю инока и хлопаю его по плечу:
– Брате, ты чего не спишь-то?
– Да вот погулять решил. Благодать-то какая, да?
Инок поворачивается ко мне, и я четко понимаю, что «попал». На меня, улыбаясь, смотрит архиепископ (ныне митрополит) Калужский Климент.
Архиерею о своих проблемах я ничего не рассказывал, но, видно, встреча с владыкой равновесие душевное определила и, добравшись до подушки – сразу уснул.
«Толковая Библия» за двести рублей
Проснулся, когда уже не только полунощница монастырская отошла, но и литургия заканчивалась. Спал бы дальше, если бы не дежурный по паломнической гостинице. Разбудил с укором и указанием: срочно в издательский, отец Мелхиседек вернулся, требует.
– Спишь, брат?! – спросил утвердительно игумен.
– Да сплю вот, – не нашелся я и чего ответить. Да и что отвечать, если меня, честно говоря, никак совесть за данный проступок не мучила, так как, пока до монастыря дошел, иное главным стало: прав был Пушкин, утро мудрым оказалось. Решение откристаллизовалось и определилось: буду просить благословение на отъезд из обители.
Не успел даже разговор на тему, меня мучившую, завести. Игумен сам, каким-то только ему известным опытом или чутьем, обо всем догадался, а может, и доложил кто, Бог весть…
– Да, брат, говоришь, из Луганска приезжали? – с улыбкой вопросил глава издательского отдела и благочинный монастыря одновременно. Должно отметить, что у отца игумена была в те времена четко определенная черта: когда он занимался проблемами благочинническими, то это – сплошная серьезность и пунктуальность, а вот на издательском поприще умение пошутить и, так сказать, нетривиально решить то, что по всем предпосылкам никак не поддавалось разрешению – было само собой разумеющейся способностью. Чего я в нем никогда не видел (надеюсь, что и нынче это так), так это даже маломальской растерянности, даже, казалось бы, в безвыходной ситуации.
Помнится, во второй год восстановления монастыря, когда «народная тропа» к святыням обительским быстро преобразовалась в асфальтированную дорогу с едущими и идущими многочисленными паломниками, а на козельском автовокзале срочно увеличили количество автобусов из первопрестольной, затеялись довольно серьезные предприниматели построить гостиницу с увеселительными заведениями на берегу Жиздры, рядом с монастырем.
Прекрасно знали и четко вычислили новоявленные «новые русские», что окупятся затраты очень быстро и красоты, монастырь окружающие, с определением «святые» станут источником великих прибылей.
Монахи это тоже понимали и, естественно, не только обсуждали, но и молились, чтобы не попустил Господь появления рядом с их обителью развлекательного «туристического объекта» со всеми присущими ему кощунственными ингредиентами. На одном из таких «обсуждений», где участвовал отец наместник (ныне митрополит Владимирский и Суздальский), отец Михаил – эконом монастыря и мой наставник, мне довел Господь присутствовать.
Наместник намечал и разрабатывал конкретные юридические, хозяйственные и прочие аргументы, как этой агрессии противостоять, и распределял обязанности между своими помощниками. Отец эконом, который в те времена обладал властью начальника, прораба, экономиста, механика, бухгалтера и политрука в одном лице над более чем двумястами трудящимися по найму и собственному желанию монастырскими работниками, разрабатывал механизмы силового противостояния. Отец Мелхиседек, как всегда, привнес в этот сугубый практицизм свое понимание:
– Не выйдет у них ничего!
Глаза духовно-хозяйственных наставников обратились к игумену.
– Так мы вчера с отцом Михаилом это дело уже обсуждали и решили, что преподобный Амвросий им провода телефонные ножницами «чик», и всё…
Совещание тут же закончилось.
Не знаю, где и как преподобный вмешался, но идея создания у стен монастырских непотребного строения была благополучно похоронена.
И со мной произошло подобным образом.
Не услышал я от наставника своего «отлупа» за свое сугубо собственное решение, а было благословлено готовиться к причастию и отъезду.
На следующий день, после литургии, получив положенную монастырскую зарплату, я отправился прощаться с монастырем и скитом. Грустно было, а вот сомнения не одолевали. Сегодня понятно почему: реальная духовная поддержка была. Ее трудно описать и о ней рассказать, но внутренне она не просто чувствовалась, она руководила.
За прощальным чаем отец Мелхиседек, кроме характеристики-рекомендации, вручил мне двести рублей.
– Это зачем? – не понял я. – Зарплату ведь получил.
– Пригодится. Бери, бери.
И точно. Всем, кого рукополагали в Луганске, нужно было приобрести в епархии «Толковую Библию» Лопухина. Стоила она – 200 рублей.