Некоторое время назад мне попалась заметка из испанского журнала 1935 года со статьей «Белые русские в Мадриде». О жизни русских людей в Мадриде до Гражданской войны почти ничего неизвестно; предлагаем Вам перевод статьи – уникальное свидетельство о жизни русских эмигрантов в Испании, о жизни молодой девушки, которая родилась ровно 100 лет назад.
Моя мама много плакала…
Нина Стерлигова – очень красивая девушка. Высокая, стройная, гибкая. В ее больших глазах лучится таинственный свет. Можно увидеть Нину Стерлигову на мадридских улицах с большим портфелем под мышкой, она всегда спешит, не обращая внимания на заглядевшихся на нее мужчин. У нее своя забота: заработать на жизнь, для чего она набирает невесть сколько разных работ. В этом огромном мире, на который ее, несколько раскосые, глаза временами глядят с горечью, она совершенно одинока.
Нина Стерлигова родилась в Москве в 1912 году. Она смутно помнит, как когда-то жила в чистом уютном доме с мамой и старой служанкой.
Ее мать много, много плакала. Весь день, и даже ночью, когда Нина уже лежала свернувшись клубком, готовая уснуть, она слышала, как плачет мама. Девочка росла в тревоге в этом вечно печальном доме. Ни о чем не спрашивая, она сама догадалась, что ее отец на войне.
Что такое война? Нина представляла себе что-то жуткое, и по ночам, когда мама ее не видела, тоже плакала. Тем не менее иногда в дом приходила радость. Мать утирала слезы, а старая служанка готовила лучшие сладкие блюда и ставила цветы в гостиной. Это было тогда, когда отец на несколько дней приезжал с фронта, чтобы обнять жену и дочку. Нина помнит, как отец, одетый в красивую военную форму, входит в дом и заключает ее и маму в объятия. Но наступало утро отъезда, и мать снова начинала плакать; отец, в своей сверкающей форме, снова уходил на войну, и тогда становилось грустно-грустно.
– Обычно дети, – говорит Нина, – у которых было счастливое детство, ничего о нем не помнят. Однако страдания, тяжелые переживания в детстве оставляют затем след, который никогда не проходит. Трудно поверить, но я помню дни революции в Москве. Я не знала, что происходит, но в душе у меня была целая буря страхов.
Я хотела тогда все время оставаться спящей, потому что не знала, что такое смерть. Мама плакала, как никогда. Я смотрела с балкона на пустые улицы, и слушала с ужасом звуки выстрелов. Иногда мама, расцеловав меня, выходила на улицу и возвращалась расстроенная и бледная, принося мне хлебную корку. Однажды я спросила у нее: «Это и есть война?»
Постепенно я стала догадываться, что война – это гораздо хуже, и что мой папа еще в большей опасности, чем раньше. Теперь он почти никогда не приезжал домой, и мы подолгу сходили с ума, ничего о нем не зная. Так шли месяцы, годы. Моя мать оделась в траур. Она уже не плакала. У нее высохли глаза, теперь она уходила каждое утро, чтобы вернуться ночью в полном изнеможении. Как-то однажды ночью мы вышли из дома, и пошли по незнакомым мне улицам. Я была в ужасе. Припоминаю, что мы ехали в телеге, потом шли пешком, и затем, когда я проснулась от какого-то страшного сна, мы плыли на корабле по морю. Мы навсегда оставили Россию.
Мой отец погиб, сражаясь с Красной армией
Постепенно я обо всем узнала.
Мой отец воевал в составе Белой армии под командованием генерала Врангеля, он погиб во время одного из бесчисленных штурмов Киева. Мы не знаем точно, погиб ли он в бою, или его расстреляли красные.
Моей матери пришлось подавить свою невыносимую боль, и когда все уже было потеряно, она пошла на улицу в поисках работы. Она всегда жила в достатке, а теперь ей пришлось устроиться рабочей на фабрику, только благодаря этому мы не умерли от голода.
Но жить дальше так было невозможно. В любой момент о нас могли узнать правду.
К счастью, моей бедной матери удалось спрятать кое-какие драгоценности, что позволило нам собрать деньги на отъезд. Я не знаю, во сколько обошелся побег, но подозреваю, что это была кошмарная цифра. Меня отдали в русскую школу в Югославии, где я училась, и которую я закончила. Моя мать, измученная столькими страданиями, вскоре умерла.
-А как вы оказались в Испании?
— Дело в том, что после окончания школы я стала давать частные уроки дочери одних дипломатов. Их направили в Испанию, и я поехала с ними. Это было летом 1931 года; только что провозгласили республику, и по Парижу ходили разговоры о том, что у вас здесь настоящая революция. Мои парижские друзья не советовали мне ехать. «Уехала от одной беды, и попадешь в другую, быть может, еще худшую», говорили мне. Но я не послушала. После всего, что случилось, мне было уже все равно, и я приехала сюда. Я сразу же поняла, что в этой стране живется, как ни в какой другой, и осталась здесь. Дипломатам, с которыми я приехала, пришлось уехать, а я предпочла остаться в Испании, потому что мне кажется, что здесь я могу позаботиться о себе лучше, чем где-то еще.
Настоящими жертвами революции были военные
Нина живет вместе с несколькими немецкими девушками и зарабатывает на жизнь уроками. Она преподает русский, немецкий, французский и сербский. К сожалению, несмотря на такое количество языков, учеников не хватает, но Нина надеется, что они появятся. Также она занимается переводами, потому что кроме этих пяти языков, она безупречно говорит по-испански.
— К тому же здесь я встретилась со многими русскими эмигрантами. Это симпатичные, трудолюбивые люди. Их общество приятнее, чем парижское. Русские эмигранты в Париже – совсем не такие, как мы. Они аристократы – или притворяются аристократами, и живут с надеждой, что вернется то, что по их вине было навсегда утрачено. Мы не мечтаем об этом, и потому работаем. То, что было – не вернется, да я бы этого и не хотела. Я хоть и жертва революции, но мне все ясно. Моих родителей я уже не воскрешу. Что мне до всего остального? Поверьте: настоящими жертвами революции были мы, семьи военных. Аристократия уехала со своими драгоценностями, некоторые – с большими состояниями, и было бы вполне справедливо, чтобы даже те, кто все потерял, в прошлом великие господа земли, познали что на земле есть горького и тяжелого. А мы…
Ради них погиб мой отец, которому нечего было защищать из своей собственности. Погибла царская семья, это правда, но нельзя забывать о тех бедных военных, что погибли прежде нее.
— А вы бы не хотели вернуться на Родину?
— Не знаю. Мне там нечего делать. Мне хотелось бы увидеть ее, чтобы узнать правду. Я не злопамятная, и если там все хорошо, я буду рада. Но отсюда невозможно узнать правду. Те, кто симпатизируют Режиму, говорят мне, что там прекрасно. С другой стороны, от эмигрантов вроде меня мне доводилось слышать жуткие рассказы, в духе дантовского «Ада»… В общем, поди догадайся, что там на самом деле! Пока мне хорошо в Испании. Хотелось бы, чтобы было побольше работы, и надеюсь, что она будет. В остальном, здесь живется лучше, чем где-либо. Бедняки здесь до сих пор красиво одеваются, бедность молодых не так печальна, как в других странах.
Хосефина Карабиас
Мы попытались узнать хоть что-то о судьбе Нины Стерлиговой.
Она вышла замуж за испанского архитектора Сантьяго Эстебан де ла Мора, и стала Ниной Стерлиговой де ла Мора.
Подпись ее мужа мы обнаруживаем под письмом, положившим начало «Ассоциации Друзей Советского Союза» 11 февраля 1933 года. В шестом номере журнале «Архитектура» за 1936 год – его победивший в конкурсе проект по расширению города Логроньо. Интересно, что вдохновением архитектора послужили планы расширения Москвы; очевидно, вырасти столице Риохи по планам симпатизирующего Советской России архитектора помешала гражданская война.
Во время войны Сантьяго Эстебан де ла Мора уехал в Колумбию, газета АВС от 10 августа 1939 года сообщает, что он находится в розыске. Кармен де Зулуэта, испанская республиканка, жившая в Нью-Йорке, вспоминала о колумбийских изгнанниках: «Среди них был Сантьяго де ла Мора, архитектор, уехавший в Россию в 1939 году, а затем, через несколько лет, он отправился во Францию и Англию, а оттуда перепрыгнул через Атлантику и Анды в Боготу. Он женился на русской девушке, молодой и изящной, и у них родился прелестный казачок, который однажды в холодный день пришел к нам в медвежьей шапке».
В 1942 году ему, вместе с другими архитекторами-республиканцами, позволяют вернуться на родину и снова заняться архитектурой. Сантьяго Эстебан де ла Мора скончался в 1987 году. О месте захоронения архитектора – и его русской жены – ничего узнать не удалось.
«Прелестный казачок» — очевидно, Хорхе Стерлигов де ла Мора, ему сейчас должно быть за 80. По всей видимости, он также жил в Мадриде, но затем вернулся в Колумбию, где его следы пропадают.
Материал подготовлен прот. Андреем Кордочкиным и Марией Игнатьевой
Читайте также: