Беседа с победителями

Беседу можно прослушать, скачав аудиофайл

Владимир Дмитриевич Мелентьев:

Операция «Багратион» это условное название Белорусской стратегической наступательной операции, разработанной ставкой Верховного Главнокомандования на летне-осеннюю кампанию 1944 года. Это одна из выдающихся операций Великой Отечественной войны. Успех её предопределил успех всех остальных операций летне-осенних кампаний, в результате которых было завершено освобождение советской земли от немецко-фашистской оккупации и, кроме того, советские войска освободили часть территории других государств европейских. Конечно же, операция «Багратион» имела непосредственное значение и для нас, ленинградцев, поскольку события Белоруссии предопределили капитуляцию в Финляндии, и победоносно была завершена таким образом Сибирско-Петрозаводская операция, которая привела к капитуляции Финляндии во Второй Мировой войне.

Александр Павлович Гаврин: А тут я хотел бы дополнить Владимира Дмитриевича. Как известно, 1944 год явился годом решающих побед Советской армии. И вот начало его было связано с полным снятием блокады Ленинграда. Это был первый сталинский удар. Ну а Белорусская операция по всем историческим документам относилась уже к пятому удару. Вот в этом пятом ударе и пришлось мне принимать участие, молодому тогда сержанту в составе 47-й гвардейской стрелковой дивизии 8-й гвардейской армии, действующей на левом фланге 1-го Белорусского фронта.

Теперь несколько слов о самой операции. К лету 44-го года обстановка на советско-германском фронте была чрезвычайно интересной. В ходе зимней кампании на советско-германском фронте образовалась два огромных стратегических выступа. Один в сторону советских войск в районе Белоруссии и второй на юге в сторону противника. Наличие этих выступов давало возможность каждой из противоборствующих сторон окружить и уничтожить группировку войск противника.

А.Л.:  Все были уже научены опытом и Сталинграда, и Курской дуги и хотели использовать эти позиционные преимущества для того, чтобы взять противника в котёл?

— Совершенно верно. Более того, к этому времени уделом фашистского руководства стал удел стратегической обороны. Под Курском им была предпринята последняя попытка наступления стратегического масштаба. К лету 44-го года гитлеровское руководство ломало голову: где же будет наноситься главный удар, чтобы там сосредоточить свои основные усилия? Белоруссия для противника была чрезвычайно важна, поскольку нельзя было терять стратегического выступа, кроме того, разгром группы армий «Центр» приводил советские войска непосредственно на Варшавско-Берлинское направление и непосредственно на территории фашистской Германии и восточной Пруссии. В то же время общее важное значение имел и южный выступ, на юге. Здесь советские войска ещё зимой 44-го года вышли на территорию Румынии.

А.Л.:  Но ведь насколько я понимаю, гитлеровская Германия всецело зависела от Румынских поставок нефти?

— Румыния являлась единственным поставщиком нефти для фашистской Германии. Потеря Румынии означала неминуемую капитуляцию в войне и, кроме того, Гитлеру, конечно, не хотелось терять две румынских армии, которые воевали на его стороне. Поэтому гитлеровское командование и решало, где же сосредоточить основные силы. А Советское командование, оценив ситуацию, решило главный удар нанести в Белоруссии. В то же время было принято решение демонстрировать усилия, так что советское командование будет наносить главный удар на юге против группировки войск, именуемой «Южная Украина» немецко-фашистской группировки.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, Александр Павлович, очевидно, наше Верховное командование тут играло на вот этой боязни Гитлера потерять нефтяные ресурсы для гитлеровской Германии, прежде всего?

— Совершенно верно. Потеря Плоештинского нефтяного района была потерей стратегического характера: воевать без топлива невозможно. В этой связи была организована и проведена операция, характеризующая советское стратегическое военное искусство — операция по стратегической маскировке и дезинформации основных военных действий в летне-осенней кампании 44-го года. С этой целью все шесть танковых армий, которые находились ещё зимой на южном крыле советско-германского фронта, были оставлены на юге, а танковые армии по временам войны являлись основным средством развития оперативного успеха в успех стратегический. Но дело в том, что как показал опыт войны, танковая армия, участвуя в фронтовой наступательной операции, теряла до половины своих танков, а зимой было проведено 10 таких операций. И в результате, к весне 44-го года в танковых армиях оставалось до батальона танков. Вот они-то и демонстрировали нахождение шести танковых армий. И поэтому противник, имея в виду, что основные танковые силы находятся на юге, здесь и сосредоточил свои основные усилия и свою основную танковую группировку. В то же время новые, изготовленные на заводах танки, грузили на железнодорожные платформы, а всю остальную часть платформы занимали тюками прессованного сена. Эти эшелоны с прессованным сеном шли на Белоруссию как корм для лошадей.

А.Л.: Получается, что гитлеровские разведчики с воздуха видели составы с сеном, а внутри этих стогов на железнодорожных платформах находились советские танки?

— Совершенно верно. И в результате в Белоруссии была сосредоточена танковая группировка в 5 тысяч 200 танков против 900 танков, которыми располагала группа армий «Центр».

А.Л.: То, что Вы говорите, конечно, интересно. И я был бы рад, если бы Александр Павлович Гаврин поделился своими личными воспоминаниями о том, как готовилась операция «Багратион».

— Владимир Дмитриевич уже подчеркнул, что операция готовилась очень тщательно. Особенно обращалось внимание на маскировку передвижения войск. Я в составе отдельного эшелона, который должен был идти на пополнение воинских частей из Горького (выпустили выпускников Горьковской военной школы радиоспециалистов). И когда мы следили по карте, куда же мы пойдём, у всех складывалось впечатление, что эшелон идёт на Украинские фронты: либо Первый, либо Второй, либо Третий Украинский фронт. Потому что мы проехали всю Белоруссию и вышли на Украину, а затем вдруг ночью неожиданно эшелон повернул на север. Нужно было ввести в заблуждение противника, что якобы эшелон движется на юг. На самом деле, в какой-то момент был резкий поворот в сторону первого Белорусского фронта. Вот так мы оказались (в том числе и 8-я гвардейская армия тоже получила назначение за перемещение в сторону Бреста) на Люблинско-Брестском направлении.

Мне хотелось бы обратить внимание на гениальность плана. В ходе наступления левого фланга первого Белорусского фронта стоял крупный город Брест. Это не столько город, как крепость, которая была известной ещё с середины 19 века. Но мы тогда мало знали о судьбе Брестских защитников 1941 года, тогда мало говорилось об этом. Но в планах командования, конечно, учитывался этот серьёзный орешек, как серьёзное препятствие для наступающих войск. Поэтому у нас разговор тогда шёл, как мы сумеем овладеть этой крепостью. Но практически не пришлось овладевать. Был разработан план, направленный на обход самого Бреста. И две группировки южного фланга Первого Белорусского фронта (южный в составе четырёх армий там, где, кроме 8-й гвардейской – 47-я, 69-я Польская армия, вторая танковая армия получили направление на Хелм, Люблин и Варшаву), а северная группировка тоже обходила с севера, и, таким образом, сама Брестская крепость, г. Брест, оказывался в окружении. Как бы в естественном окружении, не принимая, каких-либо дополнительных мер к изоляции Брестской крепости. Вот это, на мой взгляд, не поняло немецкое командование. И когда они почувствовали, что их окружают, было уже поздно.

18 июля мы в составе 47-й дивизии участвовали в прорыве. Интересна тоже сама организация прорыва. Немцы обычно рассчитывают, что идёт сперва разведка боем, артиллерийская подготовка, а затем уже наступление. А в этот раз перехитрили. Разведку боем превратили в сплошное наступление. Сперва мы 18 числа по одному батальону от каждой дивизии участвовали в прорыве, а немцы восприняли как уже главный удар. И в результате обошлось без больших жертв, кроме того, мы обеспечили ввод второй танковой армии, которая мгновенно рванулась вперёд.

К.К. Рокоссовский, 1944 г.

А.Л.: Александр Павлович, Вы назвали этот стратегический план 1944 года гениальным, но кого мы должны благодарить за гениальные военные решения?

Александр Павлович: Прежде всего, мне бы хотелось отметить гениальность командующего первого Белорусского фронта, в последующем маршала Советского союза, Рокоссовского К.К. Я думаю, что многие смотрели кинофильм, где показан момент, когда Рокоссовский докладывал о плане развития стратегической операции верховному главнокомандующему Сталину. И Сталин на первых порах не согласился с его планом, заставил подумать ещё раз и вернуться к этому разговору. Но Рокоссовский настоял.

А суть заключалась в том, что немцы, как правило, считали, что удар должен наноситься где-то на одном главном направлении. А он выбрал сразу два главных направления, и это оправдало себя. Это привело к тому, что, естественно, Брестский гарнизон (там сосредоточен был большой гарнизон) получился выключенным из военных действий, и они только тогда опомнились, когда войска наши были уже в Польше. Поэтому они сравнительно легко бросили Брестскую крепость. Наши воины окружили немецкие войска в ночь с 27 на 28 июля, которые пытались бежать на запад, но было уже поздно. Они плелись у нас в хвосте. Я думаю, что это как раз один из гениальных ходов, который обеспечил успешное продвижение наших войск и выход к Висле, Варшаве.

Владимир Дмитриевич: Действительно, военное искусство Белорусской операции великолепно показало себя, но я хотел бы сделать небольшое уточнение относительно действий К.К. Рокоссовского. Говоря о начальном этапе Белорусской операции, надо сказать, что было окружено 4 группировки противника и все они уничтожены в течение, буквально, одной недели.

Для сравнения: Сталинградскую группировку, окружённую, уничтожали в течение двух месяцев. И, надо сказать, что в ходе Белорусской операции мы впервые организовали подвижно-внешний фронт окружения. Опять-таки, для сравнения: под Сталинградом этот фронт был неподвижным, и немцы делали попытку деблокировать группировку Паулюса. И сколько Манштейн, (кстати говоря, фамилия правильно не Манштейн, а Залисский, это немецкий генерал славянского происхождения), так вот, сколько Манштейн не пытался деблокировать Паулюса, ему это не удалось. Тогда как в Белорусской операции противник не мог сделать ни одной попытки к деблокированию окружённых группировок, более того, темп наступления советских войск достигал 50-ти км в сутки, и мы перевыполнили замысел Ставки по продвижению операции. Замысел предусматривал выход на рубеж государственной границы, а мы были в конце операции в предместьях Варшавы.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, в сознаниях миллионов советских людей, после того как на экранах прошёл кинофильм, зафиксировался такой драматический момент, когда Сталин с недоверием относится к плану Рокоссовского, заставляет его даже выйти, ещё раз подумать, на сколько этот киносюжет исторически обоснован?

— Дело в том, что это не план Сталина, это план Генерального Штаба, который предусматривал нанесение одного удара на Рогачёвском направлении, а Рокоссовский настаивал на нанесении двух ударов. Так вот, практика показала, что то направление, которое предлагал Генеральный Штаб, оказалось неудачным: там оборону противника прорвать не удалось, а на том направлении, что настаивал Рокоссовский, оборона была прорвана, и группировка, прорвав оборону, вышла в тыл Рогачёвской группировке, и противник вынужден был отходить и на Рогачёвском направлении. Вот такой парадокс деятельности и планирования произошёл, в данном случае, командования фронта и Генерального Штаба.

А.Л.: Доводилось ли Вам в годы Великой Отечественной войны видеть К.К. Рокоссовского? Александр Павлович, видели когда-нибудь?

— Да. Но, конечно, я его видел издалека. Это было на Висле, в районе Магнушева, когда началось форсирование Вислы и овладение плацдармом южнее Варшавы 60 км. Дело в том, что форсирование таких больших рек — это всегда сложная проблема, тем более, что подготовленных мостов и переправ не было. Поэтому приходилось переправляться на подручных средствах. В то же время на подручных средствах нельзя было перевезти тяжёлые орудия, танки и другую технику. Поэтому наряду с командующим армией Чуйковым на нашем участке появился и К.К. Рокоссовский. Он удостоверился, что сперва прошёл бросок разведывательной группы, которая должна была захватить небольшой кусок земли с тем, чтобы обеспечить подход других частей. И вот, когда группа успешно решила задачу, затем инженерные подразделения выбросили на воду лодки. Стали ломать сараи, делать плоты и разные подручные средства. И в этот момент появился Рокоссовский.

А.Л.: Владимир Дмитриевич, а Вам доводилось видеть Рокоссовского в ходе Великой Отечественной войны?

— В ходе Великой Отечественной войны мне приходилось видеть его издалека, а вот после войны, я счастлив, поскольку был знаком с Рокоссовским лично. Дело в том, что мне после войны пришлось быть адъютантом у генерала Лисицына, его давнишнего друга. И они часто общались и по службе, и в частном порядке. И поэтому приходилось встречаться довольно часто. Он лично знал меня, и я мог удостовериться в его высочайших не только военных, но и человеческих качествах. Это Человек с большой буквы! Можно привести много примеров, характеризующих его именно человечность.

А.Л.: Поделитесь, пожалуйста, такими примерами.

— Один из примеров: нам дали в этот период в разведывательный батальон новые мотоциклы и новые бронемашины советского производства (раньше у нас были американские). Их определили в специальном военном городке. И Рокоссовский вместе с группой генералов приехал посмотреть на образцовые парки, где размещалась эта техника. Приезжаем к этому самому парку, дневальный не может открыть этот парк:

— В чём дело?

— Дежурного по парку нет.

Ищут дежурного по парку, найти не могут. Командир батальона в недоумении, в полном расстройстве, все остальные так же. И вдруг появляется этот дежурный по парку, лейтенант, и обращается к командиру батальона. Тот не даёт ему буквально слова сказать. Рокоссовский подходит, отстраняет его тактично:

— «Что у вас случилось, товарищ лейтенант?»

— «Товарищ маршал, жена рожает».

Рокоссовский говорит своему шофёру Васе Косневскому (Вася Косневский — дядя моей жены был):

— «Василий, пожалуйста, поезжайте с лейтенантом к его жене и немедленно отвезите её в госпиталь».

И обращается к генералу Лисицыну:

— «У Вас хватит места в машине, чтоб мне доехать до военного городка?»

— «Конечно».

Вот один из примеров человечности этого человека.

А.Л.: Конечно, на такие проявления добрых человеческих чувств ведь и военнослужащие отвечали искренней глубокой любовью к своему маршалу.

— Безусловно. Эта любовь была основана именно на таком человеческом отношении к подчинённым.

Мы зашли на территорию Германии как воины-освободители.

Владимир Дмитриевич Мелентьев: Говоря об операции, я закончил тем, что мы вышли на рубеж реки Висла. Хотел бы подчеркнуть ещё вот какую деталь: всё-таки, главнейшую роль в операции сыграла та маскировка и дезинформация, которую мы провели в подготовительный период. Если говорить о том, что мы освободили Белоруссию, то 3 июля 44-го года в Минске встретились войска 1-го танкового корпуса генерала Понурова и 5-й танковой армии генерала Ротмистрова, и этот день считается днём освобождения Белоруссии.

А.Л.: Александр Павлович, а Вам приходилось быть свидетелем этого исторического дня, который сегодня отмечается двумя нашими народами как день освобождения Белоруссии?

— Я недавно побывал в Бресте (были мы группой ветеранов от Пушкинского района в период с 20 по 23 июня), т.е. застали как раз самый кульминационный момент, когда брестчане отмечали годовщину начала ВОВ и подвиг воинов защитников Брестской крепости. Но мне хотелось бы вернуться к первым боям по освобождению Белоруссии. Я скажу, что у меня в памяти осталась выжженной буквально земля в Белоруссии. Большинство поселений были буквально уничтожены, сожжены, оставались только печные трубы, и может вывеска какая-нибудь «Иванцы» на немецком обязательно языке. Практически отсутствовало население, оно спряталось в ближайших лесах, оврагах или укрылось в погребах. Вот ещё одна характерная деталь жестокости фашистских войск даже при отступлении. Как-то однажды вдоль железной насыпи мы обнаружили, что по её сторонам валяются железнодорожные рельсы с обрубками шпал, свернутыми в спираль. Естественно, у всех возникла мысль: что за сила могла свернуть рельсы в спираль?

А.Л.: Владимир Дмитриевич, Вы тоже видели в ходе войны вот такие, закрученные в спираль рельсы на железнодорожных путях?

— Видите ли, в чём дело, я, будучи профессором Военной академии тыла и транспорта, читаю лекции как раз по Белорусской операции. Этот момент у нас в лекции присутствует. Дело вот в чём, как показал опыт, при наступлении советские войска в годы войны останавливались не потому, что у нас не хватало сил, а потому что у нас отсутствовали материальные средства для проведения дальнейшей операции. Главным средством подвоза была работа железнодорожного транспорта. Немцы, понимая это, сконструировали специальные устройства по разрушению железных дорог, оно называлось «крюк». Что это за «крюк»? К платформе прицепляли два паровоза, а над платформой железнодорожной лемех, как плуг, спускался вниз. Эти два паровоза тащили эту платформу, а лемех все деревянные шпалы переламывал. Кроме того, подрывные команды взрывали каждый рельс, а потом в этот самый крюк сделали приспособление: по лоткам сбрасывали толовые шашки и они взрывали каждую рельсу. В результате, чтоб восстановить железную дорогу, нужно было демонтировать те изуродованные рельсы, как говорил мой сосед, шпалы убрать и построить железную дорогу заново.

Вот, кстати говоря, о Белорусской операции: произошёл любопытнейший пример. Командующий 3-м Белорусским фронтом, генерал Черняховский, предусмотрел сохранение железных дорог на территории противника. Мы видим, партизаны взрывают железные дороги, но взрывали они отдельные участки, сплошного разрушения не производили. Так вот, он поставил партизанам задачу уничтожать эти крюки и команды подрывников; и рядовым отрядам такую задачу поставил, и авиации. В результате железная дорога была сохранена почти на 70% и не составила фронту никаких препятствий со снабжением войск. На других фронтах это не было принято, и Рокоссовскому К.К. пришлось во время этой операции совершенно неординарные меры предпринимать. Он мобилизовал и изъял автомобильный транспорт из артиллерийских частей, создал колонны автомобильного транспорта, которые подвозили боеприпасы и топливо войскам. А артиллерию перевёл на конную тягу, мобилизовав лошадей у местного белорусского населения.

А.Л.: Интересные детали. Я попрошу Александра Павловича продолжить рассказ.

— Я бы ещё хотел на один момент обратить внимание. Когда мы подходили к границе, многие обратили внимание, что на нашем участке лежит пограничный столб, самый обычный советский пограничный столб. Он лежал три года и вот, никто ни из населения не тронул его, ни власти. Очевидно всё-таки, что большинство населения надеялось, что вернутся советские войска и поставят этот столб пограничный на своё место. Так оно и произошло при нашем участии. Эта характерная деталь: насколько свято берегли всё, что связано с советской властью, Советским Союзом.

А.Л.: Уважаемые Александр Павлович и Владимир Дмитриевич, у меня вообще создаётся впечатление, что белорусский народ показал удивительную преданность Советскому Союзу в годы Великой Отечественной войны, и ведь, наверно, не случайно то, что и сегодня ни один из народов бывшего СССР не проявляет такой тяги к объединению с Российской Федерацией, как белорусы.

— Совершенно верно. Достаточно сказать, что с нами вместе воевала армия белорусских партизан численностью в 143 000 человек. Более того, когда мы освобождали Полесье, то я был чрезвычайно удивлён фактам, с которыми мы встречались. Оказывается, многие населённые пункты, несмотря на трёхлетнюю оккупацию, продолжали оставаться советскими. Мы входили в населенный пункт и видели вывески о том, что это сельский совет депутатов трудящихся и красный флаг на крыше этого здания. Но я хотел ещё несколько слов сказать, дополнить выступлением моего коллеги, характеризуя военное искусство. Дело в том, что Белорусская операция имела огромное значение на весь ход вооруженной борьбы в летне-осенней кампании. Вот любопытный пример. Немецкое командование, поняв, что их обманули в очередной раз, танковую группировку с юга направляет на западное стратегическое направление. И Ставка Верховного Главнокомандования, получив эти сведения, тут же отдаёт приказ перейти в наступление Украинским фронтам. Украинские фронты наносят удар по ослабленным группировкам войск противника на юге, овладевают Румынией. Румыния заявляет о выходе из войны на стороне фашисткой Германии, объявляет ей войну и предоставляет советскому командованию две своих армии. А затем то же самое происходит с Болгарией. Болгария так же выходит из войны и так же предоставляет советскому командованию две своих болгарских армии.

Я хотел бы в этой связи, говоря о военном искусстве, и в частности о стратегии, сказать несколько слов, что сегодня эти позиции, эти факты или не признаются, или фальсифицируются. И всё внимание средств массовой информации сводится к тому, что муссируют недостатки, которые были в каждой войне. У каждой стороны были недостатки, это скрывать нельзя, но главное состоит в том, чтобы объективно давать характеристику военному искусству. И в этой связи военное искусство Белорусской операции сегодня представляет огромный интерес для историков не только нашей страны, не только нашего государства, иностранных государств, и более того, превосходство его, великолепные образцы признаются, в том числе и нашими противниками. Как пример, по возвращении советского пленного фельдмаршала Паулюса на пресс-конференции на вопрос: «Правда ли то, что вы читали лекции советским генералам о стратегии?», он ответил: «После того, как советская стратегия показала нам своё преимущество в контрнаступлении под Сталинградом до Берлинской операции, подобные лекции должны были бы читать советские генералы для генералов третьего рейха».

А.Л.: Разрешите, задам вопрос Александру Павловичу. Когда мы начинаем говорить о достоинствах тех или иных военных операций, мы часто, по прошествии 65 лет, забываем о том горе, о той страшной жестокости, с которой неизбежно сопряжена любая война. И, хотя это всегда, конечно, очень тяжелые воспоминания, я попросил бы Вас этими воспоминаниями поделиться.

— В ходе наступательной операции наша дивизия, как и другие, наверно, неоднократно сталкивались с жестокостью фашистских оккупантов. Вот конкретный пример. Мы освободили большой концентрационный лагерь Майданек, расположенный недалеко от Люблина. После Хелма наши части повернули на северо-запад, таким образом, отрезая пути отхода немцев. И вот там был освобождён лагерь Майданек. В этом лагере было уничтожено более 1 500 000 человек. Но что произвело на нас особое впечатление: после освобождения вся охрана сбежала, некоторые охранники были уничтожены и люди освободились. И вдруг мы со страхом увидели, что народ не двигается почти, делает несколько шагов. Нет того ажиотажа, скажем, свободы, бегут. Оказывается, когда мы подошли поближе к пленным, это были люди — кости, обтянутые кожей в буквальном смысле. Он сделает буквально несколько шагов и садится. Мы старались чем-то угостить, кто кусок хлеба, у кого-то сахарок остался, у кого-то махорка есть угостить. Так вот, их очевидно, уже предупредили, что ни в коем случае нельзя есть.

Он говорит, вот у меня есть два кусочка хлеба и мне этого должно хватить на целый день, я по крошкам питаюсь. Оказывается, мы потом уже узнали, что немцы готовили из этих людей чистую кожу для фабричных изготовлений различных деталей. И в складах обнаружили мы не только кипы волос, коронок, но и человеческой кожи. Оказывается, из человеческой кожи немцы делали дамские сумочки и другие изделия. Это неслыханная жестокость! Конкретно, когда мы увидели, в шоке были, думали, старики. Спрашиваем: «Сколько вам лет?» Он говорит: «Мне 19 лет. Попал в плен в 1942 году».

Естественно, это вызвало чувство мщения, чувство негодования. Я вам скажу, что мы часто, преодолевая усталость, трудности определённые стремились как можно быстрее выйти к Висле и двигаться на запад. А с выходом к Висле как раз обозначилось главное направление. Главное направление — это Берлин.

А.Л.: Разрешите, я задам такой непростой вопрос: Люди, которые освобождали Майданек, люди, которые освобождали Освенцим, люди, потерявшие своих близких. Они в основной массе мстили немецкому населению, или же всё-таки как-то Сталин смог их развернуть в русло своей основной идеи о том, что Гитлеры приходят и уходят, а немецкий народ остаётся?

— У каждого человека, участвующего в той операции, накопилась масса причин, не только гнев выражался во всем обличии. И вот интересна деталь: поддерживала гнев и ненависть наша печать. Особенно такие писатели как Эренбург, Симонов и другие…

А.Л.: Чтобы не быть голословными, давайте напомним читателям стихотворение К.Симонова «Если дорог тебе твой дом».

Если дорог тебе твой дом,
Где ты русским выкормлен был,
Под бревенчатым потолком,
Где ты, в люльке качаясь, плыл;
Если дороги в доме том
Тебе стены, печь и углы,
Дедом, прадедом и отцом
В нем исхоженные полы;

Если мил тебе бедный сад
С майским цветом, с жужжаньем пчел
И под липой сто лет назад
В землю вкопанный дедом столб;
Если ты не хочешь, чтоб пол
В твоем доме фашист топтал,
Чтоб он сел за дедовский стол
И деревья в саду сломал…

Если мать тебе дорога —
Тебя выкормившая грудь,
Где давно уже нет молока,
Только можно щекой прильнуть;
Если вынести нету сил,
Чтоб фашист, к ней постоем став,
По щекам морщинистым бил,
Косы на руку намотав;
Чтобы те же руки ее,
Что несли тебя в колыбель,
Мыли гаду его белье
И стелили ему постель…

Если ты отца не забыл,
Что качал тебя на руках,
Что хорошим солдатом был
И пропал в Карпатских снегах,
Что погиб за Волгу, за Дон,
За Отчизны твоей судьбу;
Если ты не хочешь, чтоб он
Перевертывался в гробу,
Чтоб солдатский портрет в крестах
Снял фашист и на пол сорвал
И у матери на глазах
На лицо ему наступал…

Если ты не хочешь отдать
Ту, с которой вдвоем ходил,
Ту, что долго поцеловать
Ты не смел,— так ее любил,—
Чтоб фашисты ее живьем
Взяли силой, зажав в углу,
И распяли ее втроем,
Обнаженную, на полу;
Чтоб досталось трем этим псам
В стонах, в ненависти, в крови
Все, что свято берег ты сам
Всею силой мужской любви…

Если ты фашисту с ружьем
Не желаешь навек отдать
Дом, где жил ты, жену и мать,
Все, что родиной мы зовем,—
Знай: никто ее не спасет,
Если ты ее не спасешь;
Знай: никто его не убьет,
Если ты его не убьешь.
И пока его не убил,
Помолчи о своей любви,
Край, где рос ты, и дом, где жил,
Своей родиной не зови.
Пусть фашиста убил твой брат,
Пусть фашиста убил сосед,—
Это брат и сосед твой мстят,
А тебе оправданья нет.
За чужой спиной не сидят,
Из чужой винтовки не мстят.
Раз фашиста убил твой брат,—
Это он, а не ты солдат.

Так убей фашиста, чтоб он,
А не ты на земле лежал,
Не в твоем дому чтобы стон,
А в его по мертвым стоял.
Так хотел он, его вина,—
Пусть горит его дом, а не твой,
И пускай не твоя жена,
А его пусть будет вдовой.
Пусть исплачется не твоя,
А его родившая мать,
Не твоя, а его семья
Понапрасну пусть будет ждать.
Так убей же хоть одного!
Так убей же его скорей!
Сколько раз увидишь его,
Столько раз его и убей!

Владимир Дмитриевич: Действительно, стихотворение было злободневно, актуально. Народ, безусловно, в этот период был возмущен чрезвычайно. Всё то, что творили немцы, вызывало гнев, ненависть и дело доходило до того, что дети писали отцу на фронт письмо со словами: «Папа, убей немца». Но в последующем ситуация изменилась.

Александр Павлович: Я помню такой интересный момент. Перед наступлением, с Вислы уже, мы готовились к наступлению. Прошли у нас открытые комсомольские собрания. И вот на комсомольском собрании выступает замполит дивизиона майор Носонов, такой хороший деловой человек (но он, очевидно, был подвержен взглядам Эренбурга). Говорил, как Эренбург, что Германия — это шайка разбойников, что все они не достойны жизни. Отец негодяя фашиста, он создавал это отрепье, мать породила это дитё страшное. В Германии летали не птицы, а самолёты, на полях ходили не стада, а бороздили танки, немки рожали не детей, а лётчиков, автоматчиков, пулемётчиков, поэтому отношение к ним должно быть иное.

Конечно, на комсомольском собрании многие говорили: «Я буду мстить!» Но вам скажу так, когда мы форсировали Одер, появилось статья Александрова в газете «Правда» под заголовком, если мне память не изменяет, «Товарищ Эренбург ошибается», где было сказано, что мы воюем не с немецким народом, не с Германией, а с фашизмом. Гитлеры, как носители фашистской идеологии приходят и уходят, а народ Германии остаётся. И вот эта идея сталинская, что народам надо жить, надо им помочь создать новое государство, охватила всех. Я могу несколько примеров привести, когда некоторые не в меру разозлённые люди пытались мстить, их останавливали товарищи. Был такой случай. Мы зашли в фольварк немецкий, там группа наших разведчиков, как они говорят, вернулись из похода своего, умываются. Немка плачет, а пара детей её за подол держит. Командир говорит: «В чём дело?» И мы почувствовали, что сержант, такой крепкий, требует что-то от немки. И вот он (командир) говорит: «Кто такие? Прекратите». Сама обстановка потребовала, чтобы изменил отношение сам командир вот этой группы разведчиков. Он заявил: «А вы знаете, что они у меня жену уничтожили, детей сожгли? И вы хотите, чтобы я к ним добродушно относился?» В ответ, я не помню сейчас, кто сказал: «Ну что же мы, звери что ли? Мы что, будем так же поступать, как немцы?» И вот идея, что мы человечны, мы несём не столько зло, не столько мщение, сколько мир, спокойствие, она буквально преобладала над мщением, местью. Ну, ещё одна деталь: немцы раньше нас узнали, что был приказ командующего фронтом организовать походные кухни и кормить оставшихся немцев.

А.Л.: Какой командующий приказал?

— Это Жуков был. В ноябре месяце командование фронта сменилось. Рокоссовский перешёл на Второй Белорусский фронт, а командование Первым Белорусским фронтом возглавил Жуков. И вот, тогда был подписан приказ, поскольку немцы, командование, руководство Германии, Берлина бросило на произвол судьбы свой народ. Не оставило никакого провианта. Поэтому было решено из солдатских запасов организовать питание немецкого населения. И немцы, как только увидят походную кухню, стаей бегут, старики и дети, женщины. Правда, мужчины не появлялись. Мужчины прятались, потому что либо они дезертиры были, либо они сбежали с фронта и боялись, конечно, возмездия.

Памятник русскому солдату в Трептов-парке

А.Л.: Получается, что знаменитый памятник в Трептов-парке, где советский солдат держит на руках немецкую девочку, он с вашим фронтовым опытом согласуется?

— Абсолютно согласуется. Больше того, у нас было несколько примеров таких, действительно, когда спасали в бою немецких детей, в самом Берлине уже, но и не только в Берлине.

А.Л.: Снова прошу поделиться воспоминаниями Владимира Дмитриевича Мелентьева.

— Я в продолжение тех слов, что были сказаны моим коллегой, хотел бы сделать небольшое уточнение. Действительно, наша советская пропаганда воспитывала в нас чувство ненависти к противнику, это вполне естественно. Однако в августе 44-го года в газете «Правда» появилась статья, в которой говорилось, что да, немцы принесли много зла и жестокостей для советского народа, но мы не должны заниматься мщением, мы должны войти на территорию западных стран, в том числе и Германии, как воины-освободители, а не воины, жаждущие возмездия. И поэтому вся пропаганда была повернута вспять. А поскольку в сталинские времена демагогия подтверждалась практическими делами, то вскоре вышел приказ: «За мародёрство, недостойное поведение, бесчинство и прочее по отношению к населению других государств, придавать суду военного трибунала с определением в штрафные роты и батальоны». И мы зашли на территорию Германии, даже если у кого-то и был гнев — не как воины-захватчики, не как воины фашистского уклада, а как воины — освободители. И благодаря этому, сколько ни пытались немцы создать партизанское движение в нашем тылу, ничего из этого у них не вышло.

А.Л.: Для того, чтобы подвигнуть гражданское население на активные партизанские действия, гражданское население должно увидеть звериный облик захватчика. В противном случае обыватель проявляет пассивность. И тут надо сказать, эта ненависть нацистских идеологов к славянским народам оказала им дурную услугу, потому что ярость благородная вскипала и уже с первых месяцев Великой Отечественной войны в ответ на злодеяния, совершенными немецко-фашистскими оккупантами, народ отвечал массовым партизанским движением. И это движение, может быть, как нигде, во всей полноте проявило себя на территории Белоруссии.

Владимир Дмитриевич: Партизанское движение — это, конечно, великое событие минувшей войны. Говоря о Белорусской операции, надо отметить ещё одну важную деталь. Дело в том, что при освобождении Белоруссии вместе с нами действовали польские войска. Ещё в октябре 43-го года на территорию Белоруссии зашла первая Польская дивизия имени Тадеуша Костюшко, а в Белорусской операции вместе с нами действовала целая Первая Польская армия, которая вместе с нами участвовала и в освобождении Варшавы. Операция «Багратион», о которой сегодня шла речь, — одна из выдающихся операций Второй Мировой войны, в ходе которой были решены проблемы полного освобождения советской территории от немецко-фашистской оккупации. Она создала для этого все необходимые предпосылки.

Запись с эфира: 5 июля 2009 г.

Подготовили: Наталья Збарская, Татьяна Алешина.