Семья Биченовых живет рядом со школой №1 в Беслане. 1 сентября 2004 года старшая дочь Тамары Диана должна была пойти в девятый класс, а Дамир – в первый. В тот год было много первоклашек, только из одного двора, где живут Биченовы, девять ребят. Диана должна была прийти в школу чуть позднее. В тот момент, когда началась стрельба, она с друзьями только подходила к школе, и ей удалось убежать.
Тамара Биченова: Началась линейка, а первоклашки должны были выйти чуть позднее, их должна была встретить вся школа. Все детки были такие красивые! С огромными букетами цветов! И вот мы слышим: «Ждем новых учеников!»
И тут началась стрельба, шум. Все со двора кинулись в школу, кричали, в глазах ужас! Одна женщина с совершенно сумасшедшими глазами кричала: «Бегите, там террористы! Там стреляют!» Мы сначала были ошарашены и не понимали, что происходит, все же думали, что это какая-то инсценировка. Все побежали кто куда. Мы с нашей соседкой Фатимой Бибоевой и ее двумя детьми – сыном-первоклассником и четырехлетней дочкой – были вместе. В какой-то момент Фатима потерялась, и я с ее детьми и Дамиром сломя голову побежала на второй этаж школы в актовый зал. Все это происходило на уровне инстинкта – куда-то бежать, прятаться, потому что прозвучало слово «боевики». С нами бежало еще много людей. Зал был закрыт, один мужчина взломал дверь, и мы там спрятались.
Когда мы были в учительской комнате при актовом зале, Казбек Бадоев (его убили на второй день) давал нам указания, чтобы не кричали, чтобы позвонили своим близким, сообщили, где мы. Вокруг была стрельба, шум, но мы все же еще надеялись, что проходят какие-то учения. Просто в голове не укладывалось, что у нас здесь, рядом с отделением милиции, может произойти что-то страшное… Бедные дети смотрели на нас молящими глазами и твердили: «Все кончится? За нами придут? Нас выведут отсюда?»
Так прошло минут двадцать. Стало тихо. Мы услышали шаги, и кто-то ударом ноги открыл нашу дверь. Зрелище было жутким: мужчина был в маске, во всем черном, в огромных черных ботинках, с автоматом в руках, весь обвешанный патронташем, гранатами. Мы постарались детей успокоить, Казбек сказал, что этот дядя нас сейчас отсюда выведет. И в сопровождении этого боевика мы гуськом перешли в спортзал. Там уже было очень много людей, боевики развешивали мины, устанавливали бомбы. Первый убитый, Руслан Бетрозов, был там же в зале, и так как мы попали в спортзал последними, единственное свободное место было только рядом с ним…
Конечно, в мире происходили и более страшные вещи, многие люди пережили более ужасные события, но каждая мать меня поймет. Когда твой ребенок идет на праздник, радуется предстоящему событию, и тут такое… В самом начале жизни у него такой перелом, такой кошмар…
Когда мы вошли в зал, Фатима стала мне махать руками: «Тома, я здесь!» Детей я передала, и сами мы сели недалеко от них. Фатима погибла… Дети остались живы, живут сейчас с папой. Таких поломанных семей много…
Боевики заставили людей выбросить сумки, телефоны. Если они слышали, что звонит телефон, готовы были расстрелять человека. У боевиков были рации и радиопередатчики, и они комментировали новости: «Вы слышите? Говорят, что здесь всего 360 заложников! Они даже не хотят озвучить реальное количество!» Тогда террористы заставили учителей составить списки находящихся в зале.
Боевики – кто они?
Тамара Биченова: Сказать, что среди них был кто-то более человечный, нельзя, но был один, кто разрешил детям забежать в туалет, чтобы они выпили воды. Я сама была свидетелем.
Говорят, что две шахидки, которых вскоре взорвали, якобы начали протестовать по поводу того, что, мол, мы шли не на такое дело, не детей и женщин убивать. И с ними за их возмущение расправились.
Ходить в туалет нам разрешали только в первый день, но уже к вечеру это было прекращено. Мы поднимали руку, и по десять человек строем боевик выводил нас в соседний класс, где они сделали отверстия в полу, и люди справляли свою нужду туда. Когда нас привели в этот класс впервые, у меня была мысль, что нас повели на расстрел.
Когда нас выводили в классы в туалет, мы умудрялись сорвать немного цветов, там были «Декабрист», «Раковые шейки», они с довольно сочными кисленькими листьями. Кто-то нам подсказал, чтобы мы листочки срывали и детям давали. Был кабинет домоводства, где мы смогли взять немного сахара, сухого молока. Наша врач Лариса Мамитова пыталась давать маленьким детям таблетки «Глицин», они у кого-то оказались с собой.
Многие дети быстро истощились. Одна знакомая девочка страдала болезнью почек, она была при смерти, у кого-то был сахарный диабет, у кого-то начались проблемы с сердцем. Дамир уже на второй день был сильно истощен, тем более, что он перед этим два дня ничего не ел – у него было отравление. У многих детей поднялась температура, началось обезвоживание. Они просто лежали и просили: «Хотим пить! Хотим есть!»
Когда вошел Руслан Аушев, я была метрах в десяти от него. Его сопровождали двое мужчин, один с камерой, он снимал зал. Сам Аушев был в черном плаще, видно было только его лицо. Разговора нам не было слышно. А после того, как он вышел, боевики стали более озлобленными. Что произошло, мы понять не могли. Но грудных детей он вывел.
На третий день все заметили, что террористы стали вносить в зал сумки, многие надели противогазы, началась беготня, суета. Заложники все наблюдали, но находились в отрешенном состоянии. Все к тому времени обессилели, кто в полудреме находился, кто практически при смерти. Никто уже не обращал внимания на провода, взрывные устройства, ложились рядом с ними.
Тамара Биченова: Мы ждали любого исхода, лишь бы скорее… Мы даже говорили: «Скорей бы уж нас взорвали!» Надежды, что дети смогут это пережить, не было.
К тому же боевики нам постоянно говорили: «Вы видите? Вы никому не нужны! Россия за вас даже пальцем не шевельнет. Им важно убить как можно больше боевиков любыми средствами, так что вас тоже будут убивать». Честно говоря, мы верили, что они были правы, что исход будет один… Мер же никаких не предпринималось.
Боевики неоднократно озвучивали: «Ни глава вашей республики, ни главы других республик, никто не хочет выйти, чтобы вам помочь». Вторым лицом после Дзасохова тогда был Мамсуров, его дети тоже были среди заложников. Я не знаю точно, но говорят, что якобы было предложение вывести его детей, но он сказал, что там, где дети моей республики, там и мои будут. Я не могу утверждать, что это было сказано, но как он мог поступить иначе? Он был бы просто предателем в таком случае…
Взрывы
Тамара Биченова: Одно взрывное устройство лежало на стуле практически у наших ног. И после взрыва я подумала, что если бы взорвалось это устройство, от нас бы просто ничего не осталось. Скорее всего, взрыв произошел или в центре зала, или там, где находятся шведские стенки. Там как раз больше всего людей и погибло. Было ощущение, что нас всех как будто облило кипятком. Все тело кололо, горело. Нас подбросило сантиметров на 10-15 от пола. Первая мысль была, что своего ребенка я больше живым не увижу, потому что ребенок такое пережить не может.
Тут же произошел следующий взрыв. Меня и контузило, и оглушило. Звуки стали размазанными – стрельба, крики, стоны… Мы находились около двери, которая была завалена партами, сейфами, чтобы никто не убежал. Во время взрывов это все рухнуло, и люди стали бежать в эту дверь, в них стали стрелять, и люди стали падать. Я ощущала тяжесть этих тел и понимала, что раз я что-то еще чувствую, значит, я жива. Но я понимала, что меня сейчас или затопчут, или я просто задохнусь. Я пыталась попятиться назад и кричала: «Дамир, беги!», – надеясь, что он меня услышит.
Потихоньку я смогла выбраться из этого месива – были слышны хрипы, стоны, вокруг много крови. А когда я смогла оглядеться, я увидела жуткую картину… Причем я не смотрела назад на дверь, а смотрела вглубь зала. Передо мной на коленях стоял боевик и кричал мне: «Беги! Сейчас еще одна взорвется!»
И тут я увидела людей, которые бежали из тренажерного зала в помещение школы, и вместо того, чтобы оглянуться и побежать назад в открытую дверь, я побежала за этими людьми обратно в школу. И мои ноги принесли меня обратно в актовый зал, куда мы спрятались в самом начале. Нас было человек 10-15 там, я пыталась выяснить, не видел ли кто моего Дамира, но никто ничего мне не сказал.
Наверное, я неправильная мама, наверное, мне нужно было бежать искать своего ребенка. Кто-то потом говорил, как он спасал одного или нескольких детей. Такие герои были. Но человек в критической ситуации действует непредсказуемо. Я была уверена, что сына я потеряла, и сама сейчас погибну тоже…
Мы просидели там неопределенное время, потом спрятались за кулисами. Были слышны взрывы, танковые выстрелы… Говорят, что из танков стреляли именно по актовому залу, но когда мы там были, стрельбы еще не было.
И тут мы увидели бойцов «Альфы». Они уже смогли проникнуть в школу. Они нам что-то кричали, показали, что надо лечь на пол. Потом они схватили нас и, прикрывая собой, начали выводить из зала. То, что мы вокруг увидели, невозможно забыть – море людей, море крови, оторванные руки, ноги… Потом, уже в больнице, я узнала, что там еще и пожар был. Но когда это было? Почему не успели вывезти, вынести людей? Непонятно… Это одна история, моя. Но есть другие, более страшные истории.
После первого взрыва Дамир вместе с другими детьми, увидев открывшуюся дверь, смог проскочить в нее, и они побежали в сторону дома. А всех жильцов из близлежащих домов эвакуировали, и как Дамир сам потом рассказывал, он был в ужасе и шоке, когда понял, что дверь закрыта и никого дома нет. Потом кто-то из взрослых вывел его на улицу, где уже стояли машины скорой помощи, и там Дамир увидел своего отца.
Потом Владимир, муж Тамары, говорил: «Тома, я вижу, ко мне бежит мальчик, а я его совсем не узнал. Я его схватил на руки, но просто как ребенка». Дамир начал обнимать отца и говорить: «Папа, не ходи туда, маму убили, если и ты пойдешь туда, тебя тоже убьют! И с кем я останусь?» И пока Тамару не нашли, все родные думали, что она погибла.
Встреча с Дамиром
Тамара Биченова: Когда меня вывели из школы, посадили в автобус – старый такой, и повезли в больницу. Всю дорогу я думала: «Что я скажу мужу, когда он спросит, где наш ребенок? Как я посмотрю ему в глаза? Как получилось, что я осталась жива, а мой сын остался там?!»
Тамаре оказали первую экстренную помощь, а затем, т.к. у нее были травма головы и ожоги голени, ее увезли во Владикавказскую больницу. Родные уже были рядом с Тамарой и уверяли, что с Дамиром все нормально, он находится в детском отделении. У Дамира было одно огнестрельное ранение в мягкие ткани в области плеча – видно, пуля попала рикошетом – и ожог спины. И на второй день они увиделись.
В палату заходило много людей, которые смотрели вокруг умоляющими глазами в надежде увидеть своих родных в больнице, а не в морге.
Тамара Биченова: Самое тяжелое началось тогда, когда нас выписали из больницы, это было примерно на двадцатый день. Каждый день в нашем дворе проходили траурные мероприятия, хоронили по семь-восемь человек. Семь-восемь гробов стояло во дворе, и так на протяжении недели…
Где-то месяц шли поисковые работы. Много было людей, которых не могли опознать, многие трупы отправляли в Ростов на анализ ДНК. Да я до конца не уверена, что некоторые похоронили именно своих родных. А кому-то и хоронить было нечего…Я обошла всех соседей, выразила соболезнования, у кого были погибшие.
У Дамира дома началась страшная тревога. Мы живем на первом этаже, и если он слышал шаги над головой, он дико пугался и постоянно повторял: «Давайте уедем отсюда! Давайте уедем!» Он мог долго лежать на диване с открытыми глазами. Я спрашивала: «Дамир, о чем ты думаешь?» Он отвечал, что ни о чем. Просто смотрел в стенку. Часами. А ему всего семь лет было…
Если Дамир слышал, например, в новостях слово «боевик», он выбегал с огромными глазами и говорил: «Вот видишь, мама! А ты говорила, что боевиков больше нет!» С таким испугом семья жила примерно год. В школу Дамир ходить не смог. Он постоянно озирался, вздрагивал на любой шум, часто были истерики. И родители решили пропустить школьный год.
Сейчас Дамиру 18, первого сентября он идет в 11-й класс. Конечно, со временем многое осозналось. У Дамира есть четыре друга-ровесника, которые тоже были в школе, они часто собираются вместе, вспоминают. Но только в этом году Дамир решился первого сентября пойти на кладбище, чтобы принять участие в траурных мероприятиях.
Что помогло пережить тот ужас?
У всех выживших заложников был реабилитационный период. С ними много работали психологи. Приезжали специалисты из Москвы, работали в Беслане два-три года, занимались с детьми. Тамара с Дамиром ездили в крымский санаторий «Гурзуф». Поездка была очень хорошей, запомнилась очень красивая природа.
Было много помощи от разных людей. Дети очень сочувствовали. Дамир переписывался со многими детьми из Москвы, Чувашии, других мест. Письма были очень сердечные, разумные. Дамир старался всем отвечать.
Тамара Биченова: Когда я еще была в больнице, у меня взяла интервью журналистка Светлана, она работала на Би-Би-Си. И через пару недель в английской газете «News of the World» была опубликована статья. Для меня было большой неожиданностью, когда Шери Блэр, супруга британского премьера Тони Блэра, от имени своего благотворительного фонда «Barnardo’s» пригласила нас в Англию.
Я, конечно, была смущена – мы скромные люди из маленького Беслана, как это возможно – ехать на встречу с британским премьером? Но все-таки мы поехали. И поездка была замечательная. Были приглашены еще несколько людей, кто перенес в своей жизни экстремальные ситуации. Они были награждены, премированы этой благотворительной компанией.
Тамара с Дамиром пробыли в Англии пять дней. Программа была насыщенной и незабываемой. Например, Дамир познакомился с Ральфом Шумахером, который подарил мальчику дорогие именные часы Oris, специальную куртку для автогонщиков, еще много всего. Была встреча со знаменитыми английскими актерами, миллионером Мохаммедом аль-Файедом, Тони Блэром и его супругой Шери. Был шикарный торжественный обед. К ним подходили знаменитые люди, выражали сочувствие.
Тамара Биченова: Казалось бы, что для них Беслан? Но мы чувствовали, как они прониклись нашей болью. Такие чуткие, внимательные люди… Я рассказывала о тех днях в школе, и я видела слезы, искреннее сопереживание…
Дамиру вручили 8 тысяч долларов, причем сказали, что это деньги на личные нужды мальчика – либо на учение, либо на приобретение какой-то техники, компьютера. Был забавный момент: Дамир в последний день захотел московский салат и голубцы. И куратор, которая сопровождала группу в поездке, нашла в Лондоне русский ресторан, привезла Дамиру и салат, и голубцы.
Жизнь продолжается?
Тамара Биченова: Вначале было ощущение полного тупика, невозможности жить с тем, что мы пережили… Но как говорят, время лечит… И все же каждое первое сентября тревога возвращается… А вдруг все опять повторится?
Что делать, если мы живем в таком мире? Мы почему-то думали, что наша полиция, органы защиты будут работать как-то иначе. И если такое повторится, все будет то же самое…
Конечно, ни мы, ни дети этот ужас никогда не забудем. Очень жаль, что это им пришлось пережить… Не дай Бог никому такое увидеть!
– Дамир, ты собирался первого сентября 2004 года в первый класс. Что-то осталось в воспоминаниях от предвкушения праздника?
– Если честно, я вообще не хотел идти.
– В школу не хотелось идти?
– Не знаю, меня не тянуло, не хотел.
– А потом вы пришли с мамой на линейку. В тот момент, когда все начало происходить, было понятно, что это действительно реальная опасность?
– Как только мы стали выходить на линейку, во двор школы забежала какая-то женщина, стала кричать что-то про автоматы и за голову держалась. Мама меня сразу наверх потащила, в актовый зал, и мы там спрятались. В итоге нас потом оттуда вывели. Террорист нас вел, а я даже не знал, кто он, я маленький был, и я начал его спрашивать, я прямо так и сказал: «Вы за нас?». Он говорит: «Да-да». Мы спустились в спортивный зал.
– И там уже стало понятно, что все очень серьезно?
– Да, стало понятно, что все очень страшно.
– Что в эти три дня было самое трудное?
– Вообще, всё было трудно. Трудно было находиться там. Я маме с первого дня говорил: «Сейчас домой придем, и бабушка с дедушкой мне борщ сварят». У меня бабушка жива, а дедушка умер давно.
– Дамир, боевики кем казались?
– Если честно, то был один – мне показалось, что он был из них всех более нормальный. Он был в белой майке и ногой держал кнопку на взрывном устройстве. У него была бутылка, и я смотрел на воду. И когда все боевики куда-то вышли, а некоторые смотрели в окна, он мне сказал четко на русском: «На, только быстрее». Я выпил воду, он обратно бутылку забрал, поставил на прежнее место. И потом к нему подошел главарь и начал что-то говорить про воду. Потом на своем языке что-то говорил, они вышли, и тот террорист уже больше не зашел.
– Он тоже был в маске?
– Да, он маску не снимал, но он четко на русском говорил, без акцента.
– Как удалось спастись?
– Дверь была забаррикадирована, были нагромождены парты, сейф, стулья. Когда взрыв произошел, парты и стулья попадали, а сейф остался, как и стоял. Я привстал, парту поднял, а в глазах у меня осколки, ничего не видел. Вообще плохо помню тот момент. И то ли я маму не увидел, то ли не нашел, я выбежал через щель, а у нас же рядом дом.
Я только за поворот во двор забежал, а там кто-то с автоматом запрыгнул в палисадник, в мою сторону прицелился и выстрелил в меня. Но кто-то меня выхватил оттуда и унес. Меня усадили в машину. Я папе по дороге в больницу говорил, что мама умерла. Я много раз повторял это.
Владимир Биченов, отец Дамира, рассказывал, что когда начался штурм, все мужчины побежали спасать заложников: «Совсем не важно было, родной это человек или нет, твой это ребенок или чужой, хватали всех, потому что необходимо было экстренно оказывать помощь. Все дети были одинаковые – худые, в крови, с невероятным ужасом в глазах».
– А потом ты как узнал, что мама жива?
– Папа на следующий день узнал, что мама рядом в больнице лежит. И меня к ней сразу отвели, я с ней сидел.
– Что было потом?
– После больницы я год в школу не ходил, потому что я боялся. Ко мне мои друзья заходили, с кем я должен был закончить школу, соседи мои, они говорили: «Пойдем в школу». Но я не соглашался, я боялся. И сейчас я буду заканчивать школу в 19 лет.
– Есть погибшие среди друзей?
– Соседи и друзья погибли. Двое друзей погибли.
– Как-то удается вернуться к нормальной жизни?
– Забыть это в любом случае никак не получится. Удается жить как-то. Я даже не знаю, как сказать… Такого даже врагу не пожелаешь – это ужасно.
Я лет шесть все эти события связывал именно с мусульманской религией. Но сейчас я понимаю, что мусульмане не такие, как боевики. Сейчас у меня много есть друзей-мусульман – и чеченцы, и дагестанцы, и я с ними очень хорошо дружу, общаюсь. Я понимаю, что в любой нации есть очень хорошие люди и есть очень плохие.
– Это не зависит от веры и национальности.
– Да. Это зависит от самого человека.
– Дамир, а ты в церковь ходишь?
– Бывает, нас возят в женский монастырь, мы там причащаемся, я часто рядом бываю в лагере в Алагире. Но я не очень придерживаюсь религии. У меня крестик есть, но я его с собой никогда не ношу.
– Дамир, а как ты думаешь, что должно произойти в мире, в жизни, чтобы такого больше не случилось?
– Лично я думаю, что всё зависит от человека. Если мусульманин считает себя человеком, он не пойдет в такую мечеть, в которой ему скажут «убей». Это не от нас зависит, а от самого человека – от его окружения, какой сам человек, как и чему его учат, как его воспитывают.
– Кем хочешь стать, когда закончишь школу?
– Я в юридический буду поступать во Владикавказе, в ГАИ буду работать скорее всего.
– Есть какое-то главное желание?
– Лично я хочу, чтобы такого больше нигде и никогда не повторилось. Это очень страшно и ужасно, я лично никому не желаю такое пережить.
Беседовала Тамара Амелина