Беслан: «Христос Воскресе!»

Я хотел бы сделать то, что, наверное, не очень принято в эфире радио «Радонеж»: взять в руки газету более чем светскую, иногда даже, пожалуй, бульварную: «Комсомольскую правду». И вот именно в этой газете тем неожиданнее было прочитать в минувшую субботу рассказ о 13-летнем мальчике, который был среди заложников — Саше Погребове. Поскольку дети сидели там голенькие, в этом спортивном зале в этой школе, террористы заметили крестик на шее этого мальчика. И вот, один из боевиков подошел, дулом автомата вдавил крестик в тело ребенка и потребовал: «Прославь Аллаха!» На что мальчик ответил возгласом: «Христос воскресе!» Собственно, вслед за этим должен был последовать выстрел, но последовал не выстрел. Последовал взрыв. Вот тут и произошел тот самый загадочный взрыв, который не дает покоя всем — и людям, со стороны смотрящим, и спецслужбам: что взорвалось в ту минуту, и почему тот взрыв, с которого началось (с одной стороны) бегство детей из этой школы, а с другой стороны — и штурм этой школы захваченной бандитами. Но вот была проломлена стена, и Саша выпрыгнул первым из детей и вслед за ним побежали сотни других ребятишек, тем самым спасшись из рук террористов.

Я бы хотел, чтобы эта история осталась в нашей памяти для того, чтобы понять, что же там произошло. Видите ли, недостаточно сказать, что захват школы с детишками — это преступление. На самом деле, это религиозное преступление. И произошедшее там нельзя квалифицировать иначе, как ритуальное убийство. Потому что люди, которые совершали эти действия, совершали их во имя своей веры. Они совершали убийство других людей с религиозными лозунгами и с религиозной мотивацией. И террорист, который с криком «Аллах акбар!», он тем самым, получается, совершает некий религиозный ритуал, и получается — приносит других людей в жертву своему божеству (в его собственном сознании так это выглядит).

Что это означает с религиозной точки зрения? С одной стороны, это означает, что нравственную планку оценки событий в Беслане нельзя поднимать выше того уровня, который был высказан Патриархом Алексием в его послании Президенту Путину тогда же, в субботу, 5 сентября. Патриарх сказал, что это — сатанизм. И вот более мягкая характеристика невозможна. Более высокая нравственная оценка — она невозможна! Второе. Мы же говорим об этом не для того, чтобы заклеймить и осудить. Для нас здесь важно другое. Для меня эти события — убийство детей иноверцами в этой кавказской школе — напоминают другую историю. Историю с первыми русскими святыми. Это были варяг Феодор и Иоанн, которые жили в Киеве. В 983 году, как повествует «Повесть временных лет», язычники в Киеве бросили жребий: нужно им было одного юношу и одну девушку найти и принести их в жертву своим языческим божествам древнеславянским. И жребий пал на Иоанна. Иоанн — юноша очень красивый и внешне и внутренне. И когда язычники пришли в дом Федора (это имя отца Иоанна) и потребовали выдать им сына, он, конечно, отказался. И вот тогда, конечно, разгневанная толпа язычников растерзала и Феодора, и Иоанна. Это были первые святые Киевской Руси. Замечу, это было за пять лет до Крещения Руси, до крещения киевлян.

Эта история показывает нам, что, с точки зрения Церкви, если человек был убит по религиозным мотивам, то это означает, что, независимо от предыдущей жизни этого человека, мы таких христиан считаем мучениками. Очень важно знать мотив убийц. Если хулиганы пьяные нападают и избивают — это одно, а другое дело, когда такие внешние действия совершает человек с негативной религиозностью и обращает на христианина свои действия. Может быть, с точки зрения права это одно и то же, но с точки зрения христианства — это уже исповедничество и мука за Христа.

Далее я бы провел другую еще параллель. В том же X веке, о котором мы говорили в связи с событиями в Киеве, — в Константинополе (в Царьграде) произошла очень похожая история, с точки зрения богословской (хотя, правда, с противоположным выводом и смыслом). А именно: византийский император Лев задумался над причинами поражения римских армий. Почему арабские орды раз за разом громили римские легионы? Дело в том, что это сегодня бывают несопоставимы уровни технологий и вооружений воюющих сторон. И мы видим, как американские крылатые ракеты (или летающие роботы) сражаются против каких-то берданок XIX века в Афганистане или в Ираке. А вот в былые столетия уровень технологической вооруженности враждующих сторон был довольно одинаков. Физическая сила у мужиков была тоже более или менее одинаковой у враждующих народов. Какие-то основные тактические уловки и военные хитрости тоже были, в общем, общеизвестны воинам-профессионалам. И поэтому исход боя в значительнейшей степени зависел от боевого духа, от морального настроя сражающихся сторон.

Так вот, Император Лев предположил (и, возможно, небезосновательно), что причина арабских побед заключается в особенности их религиозного строя. А именно: дело в том, что ислам обещает любому воину, павшему на поле брани, немедленное попадание в рай (естественно, в мусульманском понимании, т.е. с гуриями, а, между прочим, там еще вечно юные мальчики для желающих обретаются, в этом небесном супермаркете). И вот воин убежден в том, что он несомненно попадет в рай в случае своей кончины на поле боя. Конечно, такой воин действительно может оказаться гораздо более бесстрашен, чем противостоящий ему враг. И вот император Лев из этого сделал такой вывод: надо уравновесить боевой дух армий, и необходимо, чтобы и Православная Церковь провозгласила подобный догмат. И он начал давить на Патриарха Цареградского Николая (Мистика). Кстати, Мистиком этот Патриарх называется не потому, что он был мистиком в современном звучании этого слова (имел какие-то особые видения, откровения и голоса), а это его светская кличка. Его называли мистиком в том смысле, в каком позднее называли «тайным советником». Т.е. он действительно был тайным советником Императора, когда был еще просто придворным мирянином, до избрания на Патриарший престол. Так что это был его светский титул. Так вот, Император Лев давит на Патриарха Николая (Мистика), надеясь, что тот по старой дружбе исполнит его повеление. Однако же Патриарх занял строго церковную, догматическую позицию и отказался объявить новый догмат. Догмат, согласно которому любой христианский воин, павший на поле брани с иноверными, попадал бы в рай. Почему такой догмат невозможен? Потому что Господь судит так: «В чем застану, в том и сужу!» А воевать без ненависти очень трудно. И вот когда человек в последнюю схватку вступает, только Господь может решить, чего там было больше: жажды отомстить, ненависти или же желания защитить свою любимую родину, свои святыни и своих близких людей. Кроме того, правило, восходящее еще к Василию Великому, утверждает, что человек, прошедший войну, после этого на три года отлучается от Причастия. Даже если он был на войне по благословению Церкви и по приказу государства. Опять же потому, что нельзя воевать без ненависти. Как пожарник, который бросается в огонь, получает ожоги. Его потом надо лечить? Несмотря на то, что он совершил подвиг, он спас ребенка из огня и т.д., но лечить все равно его надо. Вот также и на войне человек получает ожоги души, и поэтому ему полагалась епитимия, по древним византийским церковным канонам, и он на несколько лет отлучался от причастия. И вот, Патриарх Николай скорее даже возобновил действие этих канонов, отвечая на давление Императора Льва.

Но все-таки есть другая ситуация… Одно дело, когда речь идет о воине с оружием в руках, участвующему профессионально и многие годы в боевых действиях. И совсем другое дело, когда речь идет о человеке безоружном, который был взорван другим человеком, который испытывал какие-то анти-христианские убеждения. И вот здесь я думаю, что психологически было бы очень уместно, если бы от имени Церкви было бы сказано, что «у нас есть Сверхнадежда надежд, и мы убеждены, что человек (мирный человек), который убит такого рода шахидами, по нашему мнению, именно он попадает в рай, а не шахид». Вот мне кажется, что, может быть, стоит от имени Церкви сегодня возвестить эту «анти-шахидскую догму». Почему это сегодня именно психологически и социально уместно? дело в том, что ведь главная цель этой волны террора, которая набросилась на нас, это посеять в нас самих паралич воли, панику, нежелание дальше жить, желание капитулировать. И вот в этих условиях для того, чтобы иметь мужество жить, иметь мужество работать и созидать Россию, — для этого необходима вера. То, что раньше казалось только высокими словами, что без веры не будет возрождения России, без веры нельзя жить, — сегодня это абсолютно буквально! Потому что если у тебя нет веры в Промысл Божий, который или сохранит тебя, или через эти страдания введет в Небесную славу, если у тебя нет такой уверенности, такого доверия к Промыслу Божию, и веры в то, что со смертью тела взорванного ничего не кончается для твоей души, тогда ты будешь парализован и будешь сидеть в каком-нибудь погребе за 101-м километром от Москвы, и не войдешь ни в метро, ни в храм, ни в школу, никуда.

И только вера, религиозная вера имеет мужество смотреть смерти в лицо. И даже дальше — через смерть вглядываться туда, в бессмертие. Поэтому очень важно, чтобы сейчас нормальная религиозная вера проснулась бы и вернулась к нашим людям. Я полагаю, что Промысл Божий, в конце концов, и подталкивает нас к этому.

Далее, когда мы говорим о том, что поступок, совершенный боевиками в Беслане, это сатанизм, это религиозное преступление, то здесь я считаю нужным усложнить еще эту перспективу.

Первое. Не стоит все же сатанистами считать всех мусульман. Они — разные. Скажем, буквально в прошлое воскресенье, 6 сентября, на следующий день после этой трагедии в Беслане, ко мне в московском метро подходит человек с лицом, в котором сегодня принято опознавать «кавказскую национальность», и говорит мне: «Скажите, я крестик нашел на улице, что мне с ним делать?» Я говорю: «Отнесите в храм» — «Нет, не могу. Я мусульманин, мне в ваши храмы нельзя заходить. Но как-то и совесть не позволяет выбросить его. Можно, я его вам отдам?» И дает мне этот крестик. Так что, разные они, конечно, мусульмане. И надо помнить, я думаю, о том, что в той школе, в Беслане, были и мусульманские дети. И сегодня, когда мы видим эти раздирающие сердце картины похорон детей, мы видим, что рядом соседствуют и кресты, и колья, которые вбивают мусульмане в могилы своих детей. Все это рядом. А с другой стороны, все же есть какая-то бессовестность в этих «телевизионных инъекциях политкорректности», когда после каждого очередного мусульманского теракта нам начинают твердить, что «у террора нет национальности, у террористов нет религии». Да что же, они инопланетяне что ли, что у них ни религии, ни национальности нет? Понимаете, все эти дешевые политкорректные банальности были бы уместны, если бы в нашем мире, на нашей планете теракты совершали по очереди представители всех мировых религий. Если бы мы слушали: «Надо же, буддисты захватили школу и расстреляли детишек…» Потом слышим, что даосы взорвали самолет… Потом рассказали, что христиане расстреляли посетителей какого-то театра… Вот тогда было бы понятно, тогда бы мы сказали, что у каждого народа есть право иметь своих подонков, у терроризма нет национальности, нет религии, а это вот такие выродки, которые живут повсюду и могут где угодно появиться, ведь в семье не без урода! Но когда начинаешь вглядываться в эту волну терактов, начинаешь понимать, что все это связано с одной, вполне узнаваемой, вполне определенной (и даже декларирована эта связь) религией. И недавно на страницах одной лондонской арабской газеты видный арабский интеллектуал (под арабским я в данном случае имею в виду человека из Саудовской Аравии), директор одного из арабских телеканалов признал, что нельзя уходить от этого вопроса «нашей нравственной и религиозной ответственности», потому что «весь террор в современном мире — это террор, творимый от имени ислама». Да, в значительной степени это так. Может быть, не на сто процентов, потому что есть и «тигры освобождения Тамила», есть и баскские террористы, есть какие-то троцкисты-чегеваровцы и т.д., но тем не менее, более 90 процентов терактов происходит под зеленым знаменем Пророка. И вот здесь, конечно, возникают вопросы: почему? Почему именно мир ислама порождает такого рода ситуацию? И тут приходится опять же удивляться иронии истории. Или Промыслу Божию… Если бы 30 лет назад нам бы сказали, что в XXI веке судьбы человечества будут зависеть от богословов, 30 лет назад мы бы рассмеялись и сказали: «Да вы что? Напротив, компьютерщики, генетики, физики и математики — вот кто будет определять лицо планеты в XXI веке!» Но сегодня понятно, что, действительно, мы стали заложниками дискуссий между богословами. Правда, под богословами я имею в виду в данном случае богословов мусульманских.

Дело в том, что мусульманский мир устроен, структурирован иначе, чем мир Православия или католичества. Там нет профессионального духовенства (что называется, рукоположенного, сакраментального), в мусульманском мире наиболее авторитетны голоса богословов — улемов. Улем — это человек, который минимум 12 лет своей жизни посвятил изучению Корана и затем, после этого, у него появляется право издавать от своего имени фетвы. И в этих фетвах он дает толкование тех или иных норм шариата, как их применять к современной жизни: т.е. толкует Коран применительно к современным обстоятельствам. И между этими улемами идет полемика по различным вопросам. Например, сейчас идет активная полемика в Интернете и в прессе в Саудовской Аравии между этими улемами по такому вопросу: убийство европейских заложников в Ираке, грех это или нет? И опять же, изряднейшая часть этих богословов склоняется к тому, что отнюдь это не грех. Кстати говоря, Саудовская Аравия сейчас, чтобы не стать мишенью для американских бомбежек, она старается отмежеваться от такого рода улемов, но в итоге бывает интересно читать, что несколько сот имамов были отстранены в Саудовской Аравии от своих должностей, а нескольким тысячам сделано предупреждение. То есть из масштаба такого рода репрессий (которые проводят государственные светские власти) уже понятно, что речь идет не об отдельных выродках, а о весьма массовом движении.

Вообще, всегда очень многое зависит от нюансов. Например, есть слово «шахид». Вообще, это слово высокое и хорошее. На нашем церковном языке это «мученик». И вот, дискуссия между этими улемами идет, скажем, по вопросу о том, кого можно считать шахидом? Когда-то, например, в Средневековье, сарацин-воин бросается против крестоносцев-рыцарей и в заведомо неравном поединке жертвует своей жизнью. Ну, понятно для любого народа, для любого эпоса такой богатырь будет считаться героем. Но можно ли считать шахидом человека, который бросается не против превосходящего численно врага в схватку, а который убивает себя вместе с детьми? Взрывает себя с женщинами, с безоружными людьми? Который даже не знает о твоем присутствии рядом с ними и который оскорбляет тебя и твою веру? Вот кто этот человек? Например, такой террорист, взрывающий автобус, самолет, школу вместе с собой, — кто он такой? Подонок, самоубийца или святой мученик? Конечно, политкорректно воспитанные, прошедшие школу Советского Союза, а потом российскую школу лидеры российского ислама, конечно, политкорректно заявляют: «Да, это самоубийца, вход в рай им будет закрыт вместе с шахидами и т.д.» Но, конечно, понятно, что голос российского муллы рядом с голосом муллы из Саудовской Аравии имеет совершенно разный вес в мусульманском мире. И есть известные имена, которые по Интернету или в каких-то своих посланиях вдохновляют таких террористов, в частности, даются благословения таким женщинам-шахидкам в Чечне. К таким улемам приходили люди, которые поехали в 2001 году в США взрывать себя в самолетах. Один из этих улемов до недавнего времени был деканом в Исламском университете в Мекке, и он тоже давал инструкции по работе шахидов в России… Так что здесь определенная ответственность есть. Хотя, пожалуй, это ответственность исламского мира за своих собственных чад: и за своих учителей, а не просто за плохих учеников! Виноват в этом Коран или нет? Сложный вопрос. Здесь нам тоже надо быть осторожными и тотальной чрезмерной демонизацией не заниматься. Например, не надо идти на поводу анти-исламских мифов. Например, один из анти-исламских мифов гласит, что в Коране сказано: «Убей неверного!» Это так, и это не так одновременно. Потому что в самом деле — в Коране есть такой призыв, но все-таки есть контекст. А контекст следующий: в этой суре Корана описывается такой эпизод. Была войн между мусульманами и немусульманским народом. Война закончилась перемирием, мирный договор был подписан. И вдруг этот договор нарушен не-мусульманской стороной. Вот в этом случае тогда, значит, и ты ничем уже не сдерживаешься, мусульманский воин, тогда убей неверного! То есть здесь более или менее понятна логика. По большому счету, она даже в современном Международном праве осуществляется, когда оно ставит партизан вне прав военнослужащих. Т.е. у компатантов, в терминологии Международного права, есть определенные права. Если ты в форме одной из воющей сторон, с оружием в руках, — ты можешь быть захвачен в плен, тебя не могут пытать, тебя должны содержать в плену в определенных условиях и т.д. Но если ты в штатской одежде и задержан с оружием на оккупированной территории, тогда ты оказываешься совершенно вне закона, с точки зрения Международного права. Поэтому не стоит демонизировать именно этот текст Корана. Специалисты говорят, что вот эту «школу ненависти» мусульмане проходят не столько после прочтения Корана, сколько после изучения хадисов. Здесь есть опять же такая параллель — между миром Православия и миром ислама. У нас, православных людей, есть Священное Писание и Предание святоотеческое. Соответственно, место священного писания в их сознании занимает Коран, а вот предание — это хадисы (истории, поучения, связанные с друзьями Магомета, его детьми, родственниками, — ближайшим поколением, жившим после Магомета, и их мудрые назидания какие-то). Вот, для примера, что можно в этом материале встретить. Скажем, описывается битва при Бадре — одна из ключевых битв ранне-средневековой истории, когда мусульманская армия разгромила персидскую армию.

Поясню, откуда я об этой истории услышал. Мне когда-то заместитель верховного муфтия Татарстана подарил несколько десятков книг на русском языке об исламе. Я с благодарностью этот дар принял, а потом уже, в самолете назад в Москву начал копаться среди них, и мое внимание привлекла книжка под названием: «О свободе дискуссий в исламе». В моем непросвещенном сознании как-то очень трудно совмещалось одно с другим: ислам — и свобода дискуссий! И поэтому я сразу за эту книжку ухватился в надежде, что сейчас еще одним моим анти-исламским предрассудком станет меньше. Однако, данного эффекта я все же почему-то не достиг, не смог расширить свое сознание. Итак, в книжке говорилось о следующем. После битвы при Бадре несколько тысяч пленных осталось в руках арабской армии мусульманской. И тогда в шатре у Магомета собирается военный совет и решают, что делать с этими пленными. Два предложения есть: убить или сохранить им жизнь и продать (поторговаться за этих заложников). В конце концов, мнение большинства, да и самого Магомета, склоняется к тому, что надо их продать и сохранить им жизнь. Так оно и происходит. Через день один из военачальников идет по военному стану мусульман и видит Магомета, сидящего со слезами на глазах. Генерал спрашивает: «В чем дело, пророк, почему ты плачешь?» — «Ты знаешь, мне сегодня ночью Аллах открылся и сказал, что мы сделали неправильно. Все-таки всех их надо было убить!» Автор этой брошюрки после этого замечает: видите, Магомет же не обрушил никаких репрессий на генерала, который дал ему неправильный совет. Значит, свобода дискуссий Кораном предполагается! Весьма замечательная на мой взгляд сценка!

Так что, конечно же, очень важно, кто подобные сцены подбирает из мусульманских писаний и преданий, кто их актуализирует и прилагает к сегодняшнему миру — это, конечно, уже зона ответственности улемов. И вот здесь есть определенная и наша с вами ответственность, потому что если сегодня мы (весь не-мусульманский мир) станем постоянно говорить: «ислам — значит террор», «ислам — значит война», я думаю, что последствия будут все-таки негативные. Например, если ребенку говорить сто раз: «Ты — свинья», то на сто первый раз он захрюкает! Так и здесь: очень важно, чтобы сами мусульмане в России (а многие из них дезориентированы, они сами не выросли в мусульманских традициях и сами еще не знают, что значит быть мусульманином), если им со всех сторон будут твердить одно и то же (мусульманин — значит террорист, боевик), то, в конце концов, у них может сработать такого рода рефлекс: «Ну ладно, была не была, раз это в наших традициях, давайте мне автомат, бомбу и т.д.» Поэтому здесь должна быть некая осторожность.

Кроме того, есть определенная доля ответственности всего мусульманского мира за своих подонков именно потому, что изряднейшая часть всего мусульманского мира считает их не подонками, а героями. Например, аналитики отмечают, что в прессе Катара (в Саудовской Аравии), да и в ряду мусульманских стран, трагедия в Беслане — на втором месте. На первом месте — все же новости из жизни королевской семьи, Беслан — на втором месте. И тон комментариев — предельно мягкий, с сочувствием скорее к боевикам, а отнюдь не к их жертвам, ни малейшего упоминания о том, что были даже и мусульмане среди тех детей, которые погибли… И вообще, надо заметить, что в современной арабской мусульманской прессе есть черта, которая свойственна и для еврейской прессы. Скажем, есть дивная книга, которую мы можем посоветовать всем нашим слушателям почитать, это книга известного американского публициста и мыслителя: «Смерть Запада». Одна из страниц этой книги, которая меня чрезвычайно заинтересовала и даже подвигла после этого пойти в магазин и купить кассету с видеофильмом, была следующая. Вот мы сейчас вспоминаем все Мэла Гибсона как автора фильма «Страсти Христовы». Но Мэл Гибсон — это человек с большой творческой биографией. Бьюкенен пишет о том, что оказывается мишенью для жесточайшей критики со стороны еврейской прессы Гибсон стал еще несколько лет назад, после того, как он снялся в фильме «Патриот» (и как режиссер, и как актер). И я посмотрел этот фильм — он действительно замечательный. Но почему еврейская пресса обрушилась на этот фильм, посвященный началу войны за независимость США против Англии? Казалось бы, вполне «канонический» сюжет для американцев, причем тут евреи? Оказалось, в фильме есть сюжет: нехороший английский офицер, который исполняет роль карателя, и городок, который поддерживал герой Мэла Гибсона в борьбе против англичан, этот английский офицер приказывает сжечь вместе со всем населением в церкви. И, конечно, это самая сильная и страшная сцена в этом фильме. А почему ополчилась еврейская пресса? Потому что, оказывается, это — попытка умалить значение Холокоста! Только ведь еврейский народ имеет право на то, чтобы быть народом-мучеником: не надо вспоминать о том, что и у других народов тоже детей убивали и т.д.! Знаете, действительно, в еврейской прессе есть такого рода акценты: «еврейский народ — это народ мученик, у него совершенно исключительная судьба, никто так, как он, не страдал». Я помню, несколько лет назад в Америке был скандал, потому что кто-то из ученых сказал, что массовое убийство детей (аборты) — это просто Холокост! И какой хай поднялся! «Как он посмел! Это оскорбление национальных чувств евреев!» Так вот, оказывается, что такой же комплекс характерен для арабской мусульманской прессы. То есть в роли страдающей стороны выступают только мусульмане. И весь новостной поток — только о том, как плохо им, как их обижает Запад, Америка, Россия и т.д. И ни слова о том, что вызывает давление западного мира и России на мусульманские регионы.

Итак, с одной стороны: в мусульманском мире действительно есть проблема. Это серьезнейшая внутренняя проблема ислама. Если он сам не желает этой своей проблемы замечать, тогда уж, извините, это уже наша обязанность — соседей по планете, зависимых от этого мира ислама, обратить внимание на эту их болезнь, которая оборачивается нашей болью! Второе. При этом, конечно, мы не должны скатываться до того, чтобы говорить о том, что каждый второй мусульманин — террорист, сатанист, бандит и мерзавец, это совсем не так! И, наконец, есть третья тема, которой я хотел бы коснуться. Я убежден (и при этом я прошу обратить внимание на модальность моей речи по этой тематике). То, что я сейчас дальше буду говорить, я могу квалифицировать только как мое наблюдение, мое ощущение, мою позицию. У меня нет доказательств того, о чем я буду говорить дальше. Может быть, если бы доказательства были, я был бы уже мертв, но пока — это просто мое убеждение. А убеждение следующее…

Я считаю, что сколько угодно можно бомбить афганские пещеры, чеченские леса, иракские деревни и города, и это ни в малейшей степени никак не скажется на судьбе глобального исламского терроризма. По той причине, что я убежден, что мозг, управляющий (на стратегическом уровне) исламским терроризмом, находится далеко за пределами мусульманского мира.

Аргумент у меня, например, есть такой: обратите внимание на то, что в США после 11 сентября 2001 года не было ни одного теракта! Ведь если мы считаем, что «исламский терроризм» — это ответ на «нехорошее поведение западного мира, включая Россию» (нехорошее — по убеждению мусульманских фанатиков), то в этом случае понятно, что больше всех мусульманский мир обижают США за последние годы: бомбят и там, и тут и т.д. Поэтому, казалось бы, совершенно естественно, что в ответ шахиды будут покупать билеты на самолеты, летящие в США и будут там регулярно себя взрывать. Тишина, однако… Тем не менее, полная тишина… И при этом, простите, я не могу поверить, что это потому, что там так хорошо работают органы правопорядка. Америка, насколько мне доводилось слышать от людей, живущих там, все равно довольно-таки аморфная страна, довольно недисциплинированная… Может быть, Германия могла бы мобилизоваться так, что, действительно, там муха не пролетит, а американский характер национальный, по-моему, совершенно другой. А тем более — в конце XX и в начале XXI века… Та, старая баптистская Америка уже ушла в прошлое. Очевидно, значит, или Америка неинтересна для террористов, или другая вещь: может быть, действительно, те инстанции, которые борются с исламским терроризмом, они же не только с ним борются, , они же не только с ним борются, о еще и имеют с ним какие-то договоренности.

Вторая вещь, опять же, из области догадок: нельзя не заметить потрясающую своевременность этой волны терактов в России. Потрясающую своевременность именно для нынешней политэлиты США. Мы с вами знаем, что совсем недавно, еще две недели назад, президент Буш проигрывал (по рейтингу, по опросам) своему оппоненту от демократической партии г-ну Кэри. Главный конек президента Буша: «Я защищаю Америку от терроризма!» Но при этом понятно, что выиграть выборы спустя четыре года после теракта 11 сентября уже трудно. Уже как бы та волна прошла, люди, конечно, переключаются на другие проблемы, и тут как раз какие-то интересные карты и козыри есть как раз у оппонента Буша. А вот здесь вдруг происходит что-то очень своевременно: снова тема терроризма становится «темой номер один». Конечно, гибели самолетов, конечно, уже никто бы не сочувствовал (тем более, где-то там в далекой дикой России, но когда после этого следует невероятнейший акт уничтожения целой школы — причем в прямом эфире, на глазах мирового телевидения — понятно, что сердца зрителей, обывателей преисполняются невероятным сочувствием и состраданием. И вот здесь, если бы подобная сцена произошла в США, для Буша это было бы падением рейтинга. А вот то, что подобное происходит в России, это снова делает Буша актуальным героем. Я, конечно, далек от того, чтобы обвинять Буша в организации подобного рода вещей (может быть, и сам г-н Буш является не более, как куклой, которую водят). Но я убежден, что за этой волной мирового терроризма стоят те, кто строит новый мировой порядок.

Несколько слов об этом подробно: что такое новый мировой порядок? Это уникальная совершенно модель человеческого общества, которая характеризуется сочетанием ранее несовместимых вещей: абсолютной свободы и абсолютного контроля. Ну, бывали в человеческой истории островки человеческой вольницы — казацкой вольницы… А бывали в человеческой истории и периоды тотального контроля. Но совместить одно с другим не удавалось никому. Что такое новый мировой порядок? Это означает, что тебе, человек (каждый отдельный человек) дается абсолютная свобода — свобода в выборе стиля жизни, мировоззрения, места жизни, места работы, бизнеса и т.д. Ты, в общем, совершенно свободен. Есть знаменитая цитата Жака Аттали, который был в начале 90-х годов президентом Всемирного банка, который говорит, что «общество будущего — это общество намадов (кочевников), т.е. людей, которые не связаны ни семейными, ни религиозными, ни профессиональными привязанностями, ни корнями, но, как и деньги, свободно перемещаются туда, где это выгоднее, не имея никаких пристрастий». Так вот, с одной стороны, вроде бы такая абсолютная свобода. Но при этом — и абсолютный контроль, потому что современные электронные технологии позволяют контролировать (просто в прямом режиме, на уровне видеокамер банальных) каждый твой шаг. Насколько я помню, в Великобритании сегодня работает свыше 700 000 видеокамер наружного наблюдения. Значит, каждый твой шаг — у каждого светофора, магазина, банковского окошка и т.д. — ради твоей безопасности! — он контролируется. Плюс к этому: электронная торговля, электронная подпись, электронная карточки, удостоверения и т.д., пресловутые наши электронные налоговые номера… То есть тебе дается свобода, но при этом, помни, человек: каждый твой шаг под контролем! Полная свобода — но при этом полная ответственность за твои поступки! Всевидящее око Большого Брата всегда рядом с тобой!

Но тем людям, которые не очень в курсе такой тематики, я адресую видеофильм «Враг государства», где эти технологии показаны. Я спрашивал специалистов в технологии слежки за человеком, и мне говорили, что в общем-то, все это не очень фантастика — это все вполне уже есть, хотя, конечно, уровень слежки, показанный в этом фильме, слишком пока еще дорогой. Тем не менее, технологии стремительно дешевеют.

Итак, сегодня в западном мире у власти — элиты, которые заинтересованы в том, чтобы повернуть колесо истории. Начиная с эпохи Просвещения в истории западного мира шло размывание христианских традиций под лозунгом «прав отдельного человека». Т.е. права и выбор отдельного человека выше таких интересов государства в целом — национальных, церковных и т.д. И поэтому под лозунгом «борьбы за индивидуальную жизнь человека» разрушалось все сверхиндивидуальное. Но когда люди всерьез укрепляются у власти, тогда у них начинаются меняться некоторые представления. Я помню, в 1993 году, когда летом шли столкновения красных демонстрантов — пенсионеров и ветеранов, ограбленных Гайдаром и Чубайсом, и столкновения с омоновцами ельцинскими. Пришел я как-то в «Московские новости», беседую со знакомым редактором в этой газете, и он мне говорит: «А ты знаешь, мы все-таки неправильно писали раньше. И это — моя вина. Потому что в советские годы мы писали о том, что должно быть понятие «преступного приказа», типа того, что солдат и офицер должен отказаться от исполнения приказа стрелять в свой народ и т.д. Но, ты знаешь, все-таки мы были неправы. Я все же думаю, что офицеры и солдаты должны выполнять любой приказ!» А перед этим он меня расспрашивал: «Скажи, ты бываешь в воинских частях, с офицерами встречаешься, какие у них настроения?» — «Анти-ельцинские настроения». И после этого: «Нет, мы были неправы, офицеры должны всегда стрелять, если им прикажут сверху!»

Это было летом 1993, и все мы помним, чем это кончилось в октябре.

Сегодня, мне кажется, нечто подобное — в глобальном масштабе. Люди, которые пришли к власти под лозунгами «прав человека», не на тех или иных выборах, а именно исторически (созидание социальных и культурных элит триста лет шло в западном мире), сегодня осуществляют поворот в другую сторону: надо свою власть как бы «зацементировать», увековечить. И теперь уже эти погремушки, эту мишуру либеральную — можно уже отбросить. Но как убедить западного обывателя, которому триста лет промывали мозги на эту тему, отказаться от свободы? Значит, нужно «свободно» отказаться от свободы! А как это сделать? Тебе тогда говорят: «Среди твоих прав, человек, есть важнейшее право: право на жизнь». И поэтому этим кукловодам позарез необходима какая-то смертельная угроза, перед которой беззащитен каждый отдельный человек. И тогда, когда это становится очевидным для всех, когда страх пронизывает все поры общества, тогда можно сказать: «Ребята, мы можем вас спасти! Но, правда, позвольте для этого надеть на всех вас ошейники!» В 80-е годы это делалось с помощью мифа о всесилии наркомафии (под этим предлогом говорили, что электронные кредитные карточки нужно вводить вместо денег, чтобы не было «черной наличности», которую потом самолетами увозят наркобароны в Латинскую Америку). А в 90-е годы образ врага сменился: теперь это не наркобароны из Латинской Америки, теперь это уже, соответственно, исламские террористы. Ну, а вывод все равно тот же самый: все равно, давайте избавляться от наличных денег, давайте жить под видеокамерами, давайте прекратимся в легко наблюдаемые (а впоследствии — в легко и управляемые) объекты.

Так что для меня это еще один мотив для того, чтобы не переходить на такой, слишком легкий путь обвинений именно мусульман. У них своя вина, у этих мусульманских террористов, помимо того, что они не заметили, в чьих руках они стали марионетками (это сугубый их грех, еще один), но и мы тоже должны уметь заметить эти ниточки.

Помните, с чего мы начали наш эфир? С рассказа о мальчике Саше Погребове, который в ответ на приказ прославить Аллаха, воскликнул «Христос воскресе!» А потом за этим последовал взрыв… Я вижу в этом промыслительную черточку такую. Я верю властям, когда они заявляют, что они не готовили этот штурм. Только если пресса и власти ждут умилительных аплодисментов в ответ на эти заявления, то меня, скорее, это пугает: «Господи, неужели они в самом деле не готовили штурм?» А еще вспоминаю, как Руслан Аушев обещал террористам в этой школе, что он гарантирует им, что довезет их до любой границы, никто их не тронет, и волос с их головы не упадет… Я сейчас скажу очень жестокую и страшную вещь: если бы я оказался в ситуации с заложниками, надеюсь, Господь дал бы мне сил, чтобы не умолять власти исполнить ультиматумы моего палача. И на Дубровке, и сейчас — главный мой страх был все-таки за то: а вдруг все-таки пойдут на капитуляцию? Ведь с этими людьми можно говорить только языком силы. Любая уступка — это сигнал им: давить дальше! Еще больше убивай, бери еще больше, языком силы можно еще большего добиться!

Я понимаю ситуацию российских властей: их достаточно долго и до сих пор пинают (и на Западе, и у нас) за спецоперацию на Дубровке, за те жертвы и т.д. В те дни, я помню, Михаил Леонтьев, тележурналист из программы «Однако» сказал следующее: «Всего три дня длилась трагедия на «Дубровке», но этого хватило, чтобы все говно всплыло наружу». Он имел в виду, что на экранах вновь появились персонажи ельцинской поры — С. А. Ковалев и прочие «правозащитники», и их дружный хор снова начал свое «кваканье»: «Надо уходить из Чечни», «права человека превыше всего», «человеческая жизнь выше всего, поэтому ни в коем случае никакой силы…» и т.д. Вот сейчас я именно этого более всего боялся.

Я понимаю позицию нашего Президента, я понимаю, что на него достаточно давили за прошлое, что он не поддался этому. Сейчас — тем более. Может быть, здесь действительно было вмешательство Промысла Божия, который от этих гамлетовских колебаний избавил власти и понудил их все-таки действовать.

Сегодня я смотрел новости, в частности, интересный сюжет из Германии, из Берлина. Обычный сюжет: к российскому посольству идут простые берлинцы, приносят цветы, соболезнования и т.д. А затем — интервью у посла РФ в Германии. Он начал разговор о том, что есть официальная позиция властей Германии, которая абсолютно солидарна с Россией в нашей боли, есть реакция простых немцев, которые тоже солидарны, а есть еще реакция прессы. И вот в прессе-то как раз все несколько иначе. И сказал следующую вещь — идет волна публикаций, которые из сообщений о волне террора в России делают следующий вывод: «итак, Россия неспособна контролировать свою собственную территорию». И тут, даже интонационно, интервью этого посла было обрезано и оборвано. А мне кажется, вот тут-то и начинается разговор о самом главном: т.е. нам готовы оказать не только гуманитарную помощь! И чем больше будет таких терактов, чем больше ими будет потрясен западный мир, тем больше будут нам говорить: «Господа, простите, но ведь вы не на другой планете! Мы от вас зависим. Мы, западный мир, зависим от вашего газа, от вашей нефти, нам нужен порядок. И поэтому мы хотим вам помочь. И поэтому пустите наши «голубые каски» (или просто НАТО), и наш спецназ лучше вашего справится со всеми ситуациями! Дайте нам под контроль вашу территорию!»