Елена Зелинская
В моей семье, как, вероятно, во многих семьях блокадников, День Победы — это день воспоминаний и благодарности. Не цепь случайностей, а жизни и тяжелый военный труд множества людей — вот причина, по которой моя мама осталась жива, а потому живу я и наши дети. Водитель, который вел машину по ломающемуся льду Ладожского озера, ополченцы, которые рыли окопы вокруг города, советские солдаты, которые освободили Кубань, где на последней грани выживания находился эвакуированный из блокадного Ленинграда детдом… Незнакомые и близкие.
Все мои родные разделили судьбы Отечества, никого не миновало и никто не уклонился: восемь человек лежат в братских могилах на Пискаревке и двое — на Левашовском. Один вернулся из боя под Старой Русой с обгоревшим лицом, другой дошел до Берлина, третьего контузили под Выборгом, в день, когда уже объявили перемирие. А та самая тетка моя, на которую, говорят, я похожа, прослужила врачом на санитарном поезде и воевала до 47 года… Никого из них уже нет с нами. Деды с отцовской стороны, сибиряки-хуторяне, сгинули при коллективизации, а уж как повоевали бы вместе со своими земляками, когда они обороняли Москву…
Бессмертный полк и Бессмертный барак в судьбе одной семьи. С чьим портретом мне идти по Невскому?
На вопрос, надо ли делать табличку «Последний адрес» на стене дома, откуда забрали деда, мама ответила: тут либо всем надо, либо никому. А погибло столько, хоть все стены завешивай…
Но вот что важно для меня сейчас. Благородный порыв благодарности подхватил сотни тысяч людей и привел их с портретами их родных на улицы города — значит так оно и должно быть.
Не политическая трескотня, не навязанный набор лозунгов, а самое теплое, самое светлое, что есть у человека — обращение к своей семье, к своим прадедам, к корням — вот что важно оказалось для всех.
Оказалось, что важно быть причастным к чему-то, что больше тебя, значительнее, без чего ты типа былинки для манипуляций. А вот ты идешь с портретом деда, среди тысяч и тысяч таких же благородных лиц на старых фотографиях — и ты не одинок.
И отступают все споры — про точные-неточные даты, про клещи государства, про провалы и вранье сводок. На первое главное место выступает человек, обычный, с похожими на твои глазами, который горел в танке, чтобы ты сегодня со своими детьми шел по светлому Невскому.
Вот чего точно не надо — это ранжировать благодарность по рейтингу. Один пойдет на шествие, другой помянет тихо дома, третий всплакнет у могилы, четвертый отстоит литургию, а кто-то поедет в Дом престарелых с подарками, а еще один напишет гневный текст: за шумихой забывают обеспечить тех, кто еще с нами, жильем и достойной медицинской помощью.
Никуда нам не деться от конъюнктурщиков и манипуляторов, тех, кто будет стараться использовать народное переживание, чтобы срубить дивидендов. И никуда не спрятаться от дураков, которые будут наматывать ленточку на все, что шевелится. И тяжело противостоять милитаристскому угару — заразная штука.
Но, я думаю, справимся: наши павшие нас не оставят в беде. Их вон сколько — целый Бессмертный полк.