Библия: Каноничность, богодухновенность, авторитет – лекция Андрея Десницкого

Андрей Сергеевич Десницкий — доктор филологических наук, ведущий научный сотрудник Института востоковедения РАН, консультант Института перевода Библии, выпускник МГУ, автор книг по библеистике.

Сегодня я хотел поговорить о Библии как о корпусе текстов. Мы говорили в первый раз о библейских текстах, прежде всего ветхозаветных, с точки зрения их соответствия археологическим фактам.

В другой раз мы говорили о том, кто писал библейские книги. Каждый раз мы рассматривали или отдельные эпизоды, или библейские книги по отдельности. А есть нечто целое, общее. Есть Библия как сборник канонических текстов, и нам многое легче понять о природе этого сборника, когда мы начинаем с вопросов канона.

Канон – слово хитрое, о нем сегодня говорят в разных смыслах. Канон, грубо говоря, – это правило. Древнегреческое слово «канон» означало тростник или линейку, которую из этого тростника делали, то есть это была прямая палочка, чтобы линию прочертить или построить что-то ровное. И от этого «правила» (славянское слово «правило» – то, что позволяет сделать правильным, прямым) уже пошли всевозможные узкие значения. Канон – это что-то, что определяет либо поведение, либо внешнюю форму человека, а также и состав Библии.

Но когда мы говорим о каноне, то на самом деле мы задаем вопрос, который можно даже не связывать с понятием «канон». Кто сказал, что Библия – это Божественное Писание, откуда мы это взяли? Книг на свете много, в том числе хороших, и как быть со всем остальным, что не входит в состав библейских книг, и что это за книги? И, наконец, если мы говорим о некоем Божественном Писании, Священном Писании, Слове Божьем, то откуда мы берем это слово «божественный», что мы под ним подразумеваем? Понятно, что будут атеисты, которые скажут, что это все абсолютно ничего не значит.

Но если оставаться в рамках традиционной религии, причем любой религии, которая имеет отношение к священному тексту, если начать с самого простого, а именно: «Кто сказал, что это Божественное Писание?», то ответов будет довольно много, причем ответы будут, конечно, конфессиональные. И если очень-очень обобщать, то раввинистический иудаизм, то есть основное направление иудаизма, которое мы знаем, даст ответ такой: пророкам, начиная с Моисея, было ниспослано откровение, они под действием Божественного вдохновения это откровение записали, этот текст и является Священным Писанием.

Что касается христиан (я сразу даю ответы, потом к ним буду подводить аргументацию), ответов тоже может быть много, но мне представляется, что наиболее адекватные ответы изнутри христианства – это соборное решение, которое вынесла община об этом тексте, как ни странно. Казалось бы, все то же самое, тоже некий авторитетный автор, о проблеме авторства мы говорили в прошлый раз (кто не слышал, может найти запись этой лекции на сайте «Правмир»). Оказывается, что в христианской Церкви нет круга авторов, чьи имена однозначно относили бы книгу к каноническим. Мы говорили о том, что, например, Лука как евангелист или Марк как евангелист не такие уж и авторитетные, а, например, Евангелие от Петра, казалось бы – первоверховного апостола, в круг канонических текстов не входит, и вряд ли оно было написано Петром.

Давайте посмотрим сначала просто на факты. Иудейский канон включает в себя то, что мы называем Ветхим Заветом, а иудеи называют Танахом. Тут я ничего нового не говорю, просто чтобы все понимали, о чем идет речь. Если давать наши, принятые в русской традиции названия книг и приводить их в нашем привычном порядке, то это будет: Пятикнижие, Иисус Навин, Судьи, Руфь, четыре книги Царств, две книги Паралипоменон, первая книга Ездры, Неемия, Иов, Есфирь, Псалтырь, Притчи, Екклесиаст, Песнь Песней, Притчи Соломона, Исайя, Иеремия, Иезекииль, Даниил и двенадцать малых пророков. Это иудейский канон. Когда он появился? Единого ответа нет. В раввинистической традиции принято считать, что он был составлен книжником Ездрой после возвращения израильтян из плена. Соответственно, Ездра занялся кодификацией и собиранием всего и дописал кое-что сам, и так появился Танах.

Слово «ТаНаХ» – это сокращение по трем главным буквам трех групп книг: Тора, Невиим, Ктувим. Тора – Пятикнижие, или закон, или учение. Мы называем это Пятикнижием, но значение слова «Тора» скорее – учение или закон. Невиим – Пророки. В иудейской традиции это не совсем то, что мы называем этим словом, потому что они относят туда ранних пророков, это, грубо говоря, исторические книги, которые принадлежат автору Второзакония (об этом мы говорили, когда рассуждали об авторстве), то есть это – Иисус Навин, Судьи, книги Царств и поздние пророки (их и мы считаем пророческими), кроме книги Даниила, которая вместе со всем остальным входит в третий раздел Писания, или Ктувим.

Закон и Пророки – такое определение Священного Писания дается и в Евангелии не один раз, а все то, что не вписывается в Закон и Пророки, оказывается в качестве приложения к Писанию – в Ктувим.

С точки зрения современной науки, все произошло несколько позже. Считается, что окончательную форму этот список еврейских книг принял только после разделения синагоги с церковью на рубеже I-го и II-го веков. И связывают это обычно с городком Явне (в синодальной традиции он называется Иамния) в Галилее, куда после иудейского восстания бежала значительная часть выживших книжников и фарисеев. В условиях, когда храм разрушен, когда нет больше храмового иудаизма, к которому они привыкли, остается Книга, остается премудрость, и нужно составить список того, что является Священным Писанием в отличие от других книг, апокрифических и прежде всего христианских. Именно потому, что появляются христианские тексты, и нужно поставить некоторые заборы и сказать: «Нет, наше Священное Писание – только это».

Кроме того, надо сказать, что было не просто выбрано некоторое количество книг, но был выбран определенный текст этих книг. Сегодня его называют масоретским от еврейского слова масора – традиция. Традиционный вариант текста, то есть канон, для иудаизма – это не просто список книг, но определенная форма, определенный текстуальный вариант этих книг, выбранный из довольно большого числа вариантов, которые тогда существовали. Это всё азбучные истины, я бы об этом не стал говорить, если бы не требовалось с самого начала понять, о чем мы вообще разговариваем, когда говорим о библейском каноне.

Интересно, что иудейский канон не исчерпывает всех книг, которые были написаны до Нового Завета. В нашу Библию входит, например, книга Иисуса сына Сирахова, и в ней есть прекрасное предисловие, которое показывает, как появлялись эти книги: «Дед мой Иисус, больше других предаваясь изучению Закона, Пророков и других отеческих книг и приобретя достаточный в них навык, решился и сам написать нечто, относящееся к образованию и мудрости, чтобы любители учения, вникая и в эту книгу, еще более преуспевали в жизни по Закону. Много бессонного труда и знаний положил я в это время, чтобы довести книгу до конца и сделать ее доступною и тем, которые, находясь на чужбине, желают учиться и приспособляют свои нравы к тому, чтобы жить по Закону». То есть дед написал текст на еврейском языке, а внук перевел, чтобы и те, кто на чужбине и не знают еврейского языка или плохо его знают, могли с этой книгой ознакомиться и жить по Закону.

Вот то, что в христианской традиции уже стоит на грани Писания и Предания. Мы не можем представить себе предисловие к книге Бытия: «Дед мой Моисей, сойдя с горы Синай, написал ту книгу, а я взял и перевел ее, скомпоновал и отредактировал». Конечно, нет. А здесь уже не совсем такой подход к тексту. Можно написать предисловие к своему переводу, можно описать причину создания этой книги, обстоятельства того, как она переводилась. Это уже, строго говоря, комментарий к Закону. Книгу Иисуса сына Сирахова мы сегодня можем видеть в составе Библии, но по сути дела это уже начало комментариев. Это начало того, что в православной и католической традиции называется Преданием.

И, конечно, книга Иисуса сына Сирахова не одинока в этой группе книг, которые находятся уже на грани Писания и Предания. Причем в разных христианских традициях эти дополнения будут разными. Католики добавят к этому иудейскому канону книги Товита, Иудифи, Премудрость Соломона, Премудрость Иисуса сына Сирахова, Варуха (причем шестая глава Варуха у католиков будет посланием Иеремии), первую и вторую Маккавейские книги.

Кроме того, греки добавят к этому вторую книгу Ездры. Это та, которая в английских изданиях будет называться first Esdras, а первая Ездры в русской традиции будет там называться Ezrah. Почему такие названия? Потому что одно из еврейского, другое из греческого. Тут еще с названиями бывает путаница. Например, наша первая, вторая, третья и четвертая книги Царств в еврейской традиции – первая и вторая Самуила и, соответственно, первая и вторая Царей.

И славянский, и русский в Библии добавят третью книгу Маккавейскую, третью книгу Ездры, то есть вторую Esdras. Маккавейских всего было четыре, но вот четвертую никто не добавляет. Впрочем, стараниями наших коллег Шмаиной-Великановой и Брагинской недавно было выпущено прекрасное издание комментированных русских переводов всех четырех книг.

Оказывается, что даже в христианской традиции какого-то единого, четкого круга книг, входящих в этот широкий канон, нет. И эти книги, которые не входят в еврейский список, называются по-разному. Протестанты их называют апокрифами – «тайными», так можно перевести это слово. Православные их называют неканоническими, а иногда следом за католиками второканоническими (католики принимали канон, что называется, в двух редакциях, поэтому у них есть первый и второй каноны; у православных такого, как ни странно, нет).

Теперь давайте посмотрим на христианский канон. Иудейский канон – нечто очень четкое, когда бы он ни появился: раввинистические иудеи скажут, что появился он во времена Ездры, ученые скажут, что на рубеже I-го и II-го веков, но в любом случае все согласятся, что к середине II века иудейский канон уже был, он был очень строго определен и была выбрана определенная форма текста и состав книг. В иудейском каноне книга Даниила была без тех подробностей, которые появились в христианских изданиях: история про Сусанну и старцев, про Бела и дракона и так далее – это последние главы книги Даниила в христианском варианте.

Казалось бы, христианский канон должен был тоже ко II веку сложиться, но ничего подобного. Списки оказываются в разных источниках разные. И практически нет никаких споров. Не то, что один говорит: «Вот эта книга каноническая, мы ее признаем», а другой говорит: «Нет, это не каноническая ни в коем случае, ты ошибаешься». Споров-то нет. Как-будто это что-то второстепенное, не существенное. Более того, слово «канон» никто не употребляет. Вплоть до IV века такого понятия нет. Говорят о книгах, которые нужно читать, о книгах, которые не нужно читать, о книгах, которые то ли нужно, то ли не нужно читать. Спорные книги, непонятные, и границы нету. По сравнению с иудаизмом совершенно другая картина.

Среди спорных текстов в Новом Завете – послание к Евреям (в основном на Западе), Откровение (в основном на Востоке) и прежде всего второе послание Петра. Также появляются дополнительные книги, которых сегодня в изданиях Нового Завета мы не встретим.

О четырех Евангелиях нет никаких споров или разногласий. О большинстве посланий и Деяниях апостольских тоже нет разногласий. Но есть большая промежуточная категория, которая – то ли да, то ли нет. Давайте посмотрим на примере. Вот список Муратория, или Мураториев канон, так его тоже называют, – это перечень книг, которые входят в Библию, он был сделан во II веке и был найден человеком по имени Мураторий. Тут в Новом Завете нет целых пяти книг: Иакова, обоих посланий Петра, последнего из посланий Иоанна и послания к Евреям, зато есть Откровение Петра.

Кирилл Иерусалимский в катехизисе IV века приводит свой список книг. В Новом Завете у него присутствуют: второе послание Петра, два послания Иоанна и Откровение. Видите, в Мураториев канон входило второе Иоанна, а у Кирилла не входило. В рукописи, которая называется Codex Claromontanus (IV век), тоже есть отличия, но совсем другие, чем у Кирилла Иерусалимского: нет Евреев и Откровения, зато есть целых три лишних книги – послание Варнавы, Деяния Петра и Откровение Петра. Откровение не включали долго на Востоке, а послание к Евреям не включали долго на Западе.

Ощущение полного разброда, о каком каноне можно говорить? Более того, Иоанн Дамаскин (VIII век) в своем трактате «Точное изложение православной веры» в главе «О Писании» причисляет к Новому Завету «Правила апостолов», написанные Климентом Римским. Даже в VIII веке еще окончательного списка новозаветных книг у всех не было, более того, его нет по сю пору. Есть Эфиопская Церковь, в которой тридцать пять книг Нового Завета. У всех остальных поместных христианских Церквей (не считая мормонов у которых свои фантазии) в новозаветном каноне двадцать семь книг, но эфиопы кое-что добавили.

У эфиопов есть книга «Синод» о церковном устройстве, есть книга под названием «Климент» (имеется в виду Климент Римский, но его имя связывают с совершенно разными текстами), это письма апостола Петра к Клименту, его преемнику, есть Книга обетования, это опять церковное устройство, и Дидаскалия – «учение» в переводе с греческого, это близко к «Апостольским постановлениям». Все книги достаточно уникальны именно для эфиопской традиции.

Эфиопия – это экзотика. Знаете, как в Австралии выжили сумчатые животные, которые везде вымерли? Они раньше много где жили, но в Австралии у них не было естественных врагов. Они были отделены от остальных континентов и потому там сохранились. Вот и эфиопы после арабских завоеваний были отделены от остальной части христианского мира, и у них сохранилась архаичная форма новозаветного канона, который сильно отличается от всех остальных. Но это значит, что до арабских завоеваний (VI-VII века) такая форма канона где угодно могла бытовать, просто в остальных местах она вымерла, как сумчатые на всех континентах, кроме Австралии.

Получается, что первый список канона Нового Завета, который мы сегодня знаем, появляется всего лишь в IV веке. Это послание Афанасия Александрийского. Афанасий Александрийский употребляет впервые слово «канонизованные книги», от слова «канон», то есть соответствующие канону как правилу. И он называет «канонизованные» книги Ветхого Завета – двадцать две книги иудейского канона без книг Есфири, Варуха и послания Иеремии.

Я не случайно здесь упоминаю двадцать две книги иудейского канона и не расписываю какие, потому что здесь возникает куча проблем, если автор отдельно не оговаривается, какие двадцать две книги он имеет в виду. Во-первых, почему двадцать две? Если бы это был русский текст, было бы тридцать три, конечно. В еврейском алфавите двадцать две буквы, поэтому хочется подверстать число книг под двадцать две, но как это достигается? Двенадцать малых пророков – это одна книга. А с книгами Царей и Самуила (они в русской традиции Царства) вообще хорошо – они могут быть одной книгой, потому что они Царства в греческой традиции, или они могут быть двумя книгами – Самуила и Царей, а могут быть четырьмя, если считать каждую отдельно, но тогда двадцать две точно не получится.

Так что когда мы видим двадцать две книги еврейского канона без перечисления, мы толком ничего не знаем. Более того, Иеремия идет с Варухом или без? Книга Варуха – это дополнение, которое отсутствует в еврейском каноне. А «Послание Иеремии» в одних текстах – это последняя глава книги Варуха, а в других – отдельная книга. «Плач Иеремии», кстати, – каноническая книга в еврейской традиции, но это все может быть внутри одного корпуса Иеремии – книга Иеремии с Варухом, с Посланием и Плачем, если это оговаривает автор, а если он говорит просто: «Иеремия», то мы не знаем, что он туда включает. Двадцать две книги иудейского канона – это, грубо говоря, абстракция.

В данном случае Афанасий Александрийский перечисляет их, и у него есть отличие от всех сегодняшних канонических списков, потому что у него нет книги Есфири. Нетрудно угадать почему, до сих пор книга Есфири вызывает кучу нареканий. В свое время даже у дьякона Андрея Кураева были всякие материалы на эту тему. Книга эта, простите, описывает геноцид, говоря современным языком. Сначала хотели всех евреев убить, а потом евреи убили всех своих врагов. В этой книге в еврейском тексте ничего не говорится о Боге. Не упомянут Он там. Просто такая придворная интрига, роман из жизни персидского двора. В греческом тексте там есть молитвы, там есть благочестивые рассуждения, наставления, но это более длинная версия. А еврейская книга Есфири очень подозрительна, неслучайно к ней всегда относились с предубеждением. И Афанасий Александрийский ее в свой список не включил.

Но у него есть и книги «не канонизованные, но предназначенные отцами для чтения». Как раз туда попадает Есфирь, туда попадают Премудрость Соломона, Премудрость Сираха, Товит, Иудифь – это неканонические (кроме Есфири) книги Ветхого Завета. Туда же относятся Дидахе и Пастырь Ермы, это два новозаветных текста на грани Писания и Предания, которые сегодня ни у кого, даже у эфиопов, в Новый Завет не входят. А в то же время это очень интересные тексты, особенно Дидахе, просто великолепный. Он показывает нам, как жила ранняя Церковь. Пастырь Ермы – несколько мистический текст в духе Апокалипсиса.

И есть указание, что все остальные книги читать не следует. Но что это значит? Значит ли это, что, например, Афанасий Александрийский отвергал книги Ездры, кроме первой, или все Маккавейские книги? Да нет, он их мог просто не знать. Такое ощущение, что Афанасий Александрийский просто приводит список книг, которые он точно считает входящими в Библию, и список книг, которые стоят на ее грани, может быть, опираясь при этом на то, что было в наличии. Может, у него просто не было Маккавейских книг, и его паства не интересовалась этими книгами. Мы не можем этого знать наверняка. Важно, что для него само понятие канона – это что-то вроде списка литературы основной и дополнительной, а вовсе не закрытый перечень книг, которые единственные составляют Священное Писание. Если бы он хотел сказать, что вот эти книги не надо читать точно, он бы мог их перечислить.

В православной традиции можно часто услышать, что канонический список книг Библии издал наш любимый с некоторых пор Трулльский собор, который проходил в 691-92 годах и, строго говоря, был не собором, а скорее богословской комиссией, которая работала в известном зале Константинополя in Trullo (и потому так назвали этот собор, иногда его называют Пято-шестым, но это уже история Вселенских соборов, не будем в это вдаваться). У него действительно есть документы, но когда говорят, что Трулльский собор привел список канонических книг Библии, то имеют в виду, что его второе правило подтверждает некоторые канонические документы, до этого уже существовавшие.

Как всегда бывает, собор признает какие-то решения своих предшественников, других соборов. Он перечисляет «Апостольские постановления», правила Лаодикийского и Карфагенского соборов – и в общем-то всё, никакого списка библейских книг в правилах Трулльского собора мне найти не удалось, может, я плохо искал. А если смотреть на эти списки, на которые ссылается Трулльский собор, то выясняется, что это три разных списка и что он их все скопом одобряет, не читая. Давайте на них посмотрим подробней.

«Апостольские постановления», возможно, восходят к апостолам, но ученые говорят, что окончательный свой вид они приобрели к концу IV века. Последнее – 85-е правило. То есть это последнее, что интересовало составителя этого документа, самые не важные вопросы среди всех. Перечисляю: «Да будут у вас, клириков и мирян, книги почитаемые и священные: пять книг Моисея, Иисуса сына Навина, Судей, Руфь, Царств четыре, Паралипоменон две, Ездры две (две!), Есфирь, Юдифь, Маккавейских четыре (у нас ни у кого сегодня четырех нет), Иова, 151 Псалом (хорошее замечание: в том списке, который сегодня в православной традиции, тоже 151, у евреев – 150), пять книг Соломона (без уточнения, очевидно – с «Премудростью» и с «Одами Соломона»), шестнадцать книг Пророков (четыре больших и двенадцать малых, это легко понять, Варух есть или нет, «Плач Иеремии» – кто его знает: шестнадцать книг Пророков по крупному считаем, не мелочимся; двадцать две еврейских книги здесь хотя бы расписали). Помимо этого пусть будет упомянуто для наставления ваших новоначальных «Премудрость многоученого Сираха» (предисловие к которому мы с вами читали).

Даже «Апостольские постановления» оставляют канон не закрытым. Есть что-то на границе канона, это не совсем Библия, но практически Библия. И самое интересное: поскольку это правило 85-е, то в таких случаях предполагается, что чем ближе к концу, тем меньше уверенности, что это подлинное правило, потому что всегда легко дописать. На первое место вписать что-то новое трудно, а на последнее очень легко. Для Нового Завета приводится список, который мы сегодня знаем, но без Откровения, То есть двадцать шесть остальных книг из нынешнего канона плюс два послания Климента Римского. «И постановления вам, епископам, мною, Климентом, изреченные, в восьми книгах», причем отдельно упомянуто, что читать это могут только епископы, а всем остальным не следует. Как и в Ветхом Завете, есть промежуточная категория – эти самые «Предписания епископа Климента».

Правила Лаодикийского собора – это даже чуть раньше, чем «Апостольские постановления». В них опять-таки последнее правило, 60-е (причем оно есть не во всех списках правил Лаодикийского собора), то есть тоже не самый важный вопрос из обсуждаемых. Собор приводит список книг, которые должно читать: двадцать две книги Ветхого Завета, отдельно оговаривается, что к Иеремии добавляется Варух, Плач и Послание. Но больше ни одна книга из неканонических сюда не попала. Варух и Послание попали, видимо, потому, что идут в комплекте с Иеремией, они уже срослись с Иеремией, а все остальное нет. И двадцать шесть книг Нового Завета, опять без Откровения.

И, наконец, Карфагенский собор, примерно то же самое время – конец IV века. Но Карфаген – это Запад, на Западе уже и тогда подходили более строго к юридическим вопросам и списки сверяли тщательнее. Поэтому 47-е правило – не последнее, оно где-то в серединке надежно стоит. Требуют, чтобы «кроме канонических писаний ничто не читалось в Церкви под именем Божественных Писаний». Вот уже очень четкий принцип, который мы не видим в предыдущих правилах, а именно что это именно канон и это граница, которая отделяет Божественное от не Божественного.

И дальше идет список книг Ветхого Завета, я даже не буду зачитывать, это нынешний католический канон, более широкий, чем еврейский, и немножко более узкий, чем греческий и славянский. И двадцать семь книг Нового Завета. У католиков с 397 года есть канон Библии, с тех пор не меняющийся. А у православных еще в VIII веке Иоанн Дамаскин думает, добавить там что-то или не добавить. И в VII веке Трулльский собор не считает нужным разбирать эту маленькую подробность: какие книги входят в Священное Писание. Какой-то абсурд.

Давайте задумаемся над тем, что такое каноничность книги, почему мы вообще говорим «канон» применительно к Библии. Вот Божественное Писание, Священное Писание, в него входят такие-то книги. Но это может быть еще и состав книги: сколько глав и в каком порядке. Тот же самый Даниил, мы знаем, есть еврейский, есть греческий, он различается по составу. Есфирь различается. К Иеремии добавлять или не добавлять эти дополнительные книги? Даже то, в каком порядке расположены главы или книги, можно считать вопросом канона.

Для иудеев это точно так, потому что у них никаких греческих Есфирей, не сохранился и ее точный текст. Если мы посмотрим на еврейский канон, именно Масоретская Библия – канонический текст иудаизма. Они не все абсолютно одинаковы, там есть расхождения, но они очень невелики по сравнению с греческими, латинскими, славянскими рукописями. Может быть, это вопрос перевода? Очень часто об этом спрашивают. Вот русский канонический перевод, имеется в виду синодальный (его, слава Богу, никто не канонизировал). Католики попытались канонизировать Вульгату на Первом Ватиканском соборе, и это породило больше проблем, чем решило. Так что переводы у нас вроде бы не считаются каноническими, хотя часто так говорят.

А может быть, это трактовка? Иногда можно увидеть Библию с каноническими комментариями. Если это иудейское издание, то это будут скорее всего комментарии Раши, хотя вроде бы их никто не канонизировал. Более того, у евреев в иудаизме нет понятия «канон». Может быть, отношение этой книги к другим книгам? Смотрите, вот Иисус сын Сирахов служит своего рода комментарием к каноническим книгам, он стоит на грани с момента своего создания именно потому, что это такое послесловие, а если мы откроем православное издание синодального перевода, то увидим, что третья Ездры и третья Маккавейская тоже вынесены как бы в примечание к Ветхому Завету.

А в чем критерий каноничности, что заставляет отцов соборов утверждать, что эта книга канонична, а та нет? Авторство? Относительно послания к Евреям (мы с вами говорили об этом в прошлый раз) сомнения были очень сильные и очень давно; кто его написал, до сих пор никто толком не знает, и в древности тоже не знали.

Цитируемость? Что другие канонические книги ссылаются на эту книгу? Ничего подобного. В послании Иуды есть ссылка на «Вознесение Моисея», текст, который никем и никогда не включался ни в какие канонические списки. Это апокриф Ветхого Завета. И тем не менее Иуда его цитирует совершенно спокойно.

Литургическое использование этих текстов? Скажем, Откровение не читается в православной традиции и книга Руфь не читается, а Премудрость Соломона читается, в паремии входит, хотя она неканоническая в еврейской традиции и Лаодикийский собор ее не перечисляет.

Может быть, актуальность книги? Но тогда каким образом у христиан в каноне сохранилась книга Левит? Ее никто никогда не пытался выкинуть, но в ней говорится о вещах, которые для христиан почти полностью утратили всякую актуальность. Получается, что единого критерия каноничности и не назовешь, вот так сложилось.

Давайте посмотрим на Новый Завет. Очевидно, в нем кроется разница между иудаизмом и христианством. В иудаизме нет Нового Завета. Во-первых, Иисус сам ничего не писал. Во-вторых, книги, которые до нас дошли, дошли на другом языке, нежели язык Иисуса и апостолов. В-третьих, из двадцати семи книг того канона, который мы знаем, двадцать одна книга – это переписка. Апостолы писали эти послания, но мы не про все знаем подробности, когда, кем и где они были написаны. Обычная картина: пишется послание какой-то общине или какому-то лицу по какому-то конкретному поводу. Это не то, что Моисей сошел с горы Синай, даровал закон и объявил: «Вот скрижали, на которых начертаны десять заповедей», то есть всем и навсегда. Это очень ситуативные вещи.

Получается, что в Новом Завете нет никакой привязанности к некоему аутентичному тексту, это не стенограмма речений Иисуса, хотя такие сборники были. Это даже не запись на том языке, на котором Он говорил. С самого начала это перевод или пересказ. Четыре Евангелия – это четыре пересказа, а Послания – это переписка по каким-то конкретным вопросам. Тогда получается, что новозаветный канон – это не столько перечень книг, которые ниспосланы Всевышним в какой-то торжественной обстановке раз и навсегда, а это некий слепок с опыта ранней Церкви: то, что рассказывали об Иисусе, то, как апостолы наставляли свои общины, то, как они общались друг с другом. Некоторое количество текстов, которые этот опыт передают, в которых этот опыт отражен, формируют Новый Завет как собрание книг.

Что осталось вне канона? Для раввинистического, традиционного иудея ответ звучит однозначно: устная Тора. Моисею на горе Синай были дарованы письменная Тора и устная Тора, то есть комментарий сразу в готовом виде на все абсолютно положения письменного текста. И с тех пор они хранились без изменений. А может, остались апокрифы, те книги, которые не вошли в состав канона? И апокрифы, как скажет протестант, а православный или католик скажет: «Предание». То есть то, что было вокруг Писания, то, что несло в себе это Писание как некий центральный элемент, но вовсе не является чем-то равнозначным Писанию, как устная Тора: она есть нечто неотъемлемо привязанное к письменной Торе, без нее письменная Тора ничего не значит. Но слово «апокрифы» уже обозначает, что к ним отношение совсем другое.

А есть ли что-то, что вне канона, но в Библии? Вы знаете, да. Во-первых, я приводил разные списки, которые характерны для православной традиции, и по ним уже можно судить, что граница канона на православном Востоке никогда не понималась как государственная граница, которая на замке, как некоторый рубеж, который нельзя переходить. И что самое интересное: когда началась реформация, то протестантский канон повторил иудейский канон Ветхого Завета. Протестантский канон равнозначен иудейскому. Они выбросили то, что, с их точки зрения, добавили католики.

В середине XVII века был такой Константинопольский патриарх Кирилл Лукарис, который впал в кальвинизм и решил выбросить эти лишние книги из библейского канона и вообще от них избавиться. Был целый Константинопольский собор, который его обличил в ереси, низложил и который при этом подтвердил старый канон Лаодикийского собора, более узкий. То есть собор сказал: «Канон-то у нас вот, но выбрасывать мы ничего не будем», фактически закрепив эту промежуточную категорию книг, которые в канон не входят, а в Библию – да. С точки зрения Запада, начиная с Карфагенского собора, – это безумие, с точки зрения Востока – это нормальная картина.

Граница между Писанием и не-Писанием размыта, есть большая серая зона. Сегодня в гуманитарных науках любят говорить об этой гибкой логике или, по-английски, fuzzy logic, то есть одновременно одно и другое. Граница условна, субъективна. Оказывается, что православные в этой логике с самого начала живут, когда идет речь о каноне.

Это подводит нас ко второму вопросу – об авторитетности библейских книг. Я неслучайно начал с канона, он достаточно прост и удобен для начала этого разговора. И мы начали этот разговор, что причины попадания той или иной книги в каноны не понятны, могли включить – могли не включить. Но в какой-то момент община верующих приняла эту книгу как свое наследие, очень важное и центральное для нее. А по каким формальным признакам, даже не очень и поймешь. В Ветхом Завете в исторических книгах есть ссылки на «Книгу праведного», на «Деяния царей израильских», «Деяния царей иудейских». Это некие книги, которые явно существовали тогда, когда писались книги Царей и Самуила, но не дошли до нас. Почему не дошли, почему их не включили в канон, а книги Царств включили? Непонятно, так сложилось исторически.

Так вот, вопрос об авторитетности в особенности остро встал во время Реформации. Почему? Потому что протестанты начали с того, что выбросили из Ветхого Завета все, что католики, с их точки зрения, туда добавили, и оставили только то, что было у евреев, иудеев. Но они при этом приняли еврейскую модель, по которой канон Ветхого Завета был составлен книжником Ездрой. То есть, дескать, уже в V веке до нашей эры, до Рождества Христова еврейский канон сложился, и не надо его трогать, вот у евреев он остался таким, каким был.

Конечно, сегодня гораздо меньше уверенности в том, что оно так и было. Собственно, сегодня никто из ученых всерьез эту точку зрения не разделяет, но во времена Реформации это было общим местом, а раз так – выбрасываем все лишние, это не Библия. Вы знаете прекрасно протестантский принцип Sola Scriptura, то есть только Писание является источником догматического богословия. Для католиков еще и Предание, православные в общем-то ближе к католикам, хотя немножко иначе формулируют, но для протестантов только Священное Писание является источником вероучительных истин.

А раз так, то предельно важно, вторая Маккавейская книга входит или нет. Почему? А там описан эпизод: Иуда Маккавей приносит очистительную жертву за своих павших собратьев. И автор это явно одобряет, он говорит: «Какая великолепная, благочестивая мысль». Если это Божественное Писание, то надо молиться за умерших, никуда не деться, Писание требует этого, ясно приводит примеры, одобряет и призывает к повторению. А если Маккавейская книга – не Писание, то это никакой роли не играет вообще.

Вот в логике Sola Scriptura, в протестантской логике это действительно предельно важно, а раз так, то очень важна эта граница. То, что внутри канона, – авторитетно, то, что вне канона, может быть интересно, занимательно, любопытно, благочестиво, познавательно, но не более того: вероучительного авторитета, с точки зрения протестантов, у такой книги нет. Для католиков все выглядит немножко иначе, потому что они говорят о Предании как о втором источнике Откровения и Маккавейскую книгу заносят в число библейских книг. Это второй канон, подтвержденный Тридентским контрреформационным собором.

Но дело даже не в этом. В конце концов, если есть Предание, если есть ранние церковные документы, то это настолько же авторитетно, это две ноги, на которых стоит католический богослов, и эта граница для него не очень важна, хотя она и в католицизме есть, и была подтверждена Тридентским собором в пику реформаторам. Если мы смотрим на православную, восточно-христианскую традицию, то у нас этой границы, получается, не было и до сих пор нет, если у нас греческие и русские Библии не совсем совпадают. И никто на эту тему не волнуется.

Я абсолютно уверен, что если будет новый всеправославный собор, то этот вопрос точно даже не поднимут. Там будут о многих вещах говорить, но точно не о составе Священного Писания. В православной традиции граница между Писанием и Преданием достаточно условна в этой гибкой логике, имеется в виду, что не очень важно, где заканчивается Писание.

Я расскажу небольшой анекдот из реальной жизни. Православный священник в Америке идет в подряснике по улице. Его встречает бродячий проповедник, принимает его, из-за его одежды, за какого-то выходца из экзотической арабской страны Востока. Подходит к нему и говорит: «Хотите, я вам расскажу о Церкви, основанной на Библии?» Это нормальная протестантская логика. Есть Библия как Священное Писание, и Церковь, чтобы быть истинной, должна основываться на этом Священном Писании, иначе какая же она истинная Церковь? А этот священник ему отвечает: «Хотите, я вам расскажу о Церкви, которая написала Библию?»

И это уже нормальная православная логика. Потому что было время, когда Библии не было, то есть был Ветхий Завет, естественно, а Новый Завет появился не сразу, он существовал в виде устных преданий, в виде рассказов, документов, отдельных посланий, которыми обменивались апостолы с общинами. Но они не говорили: «Вот, я вам написал Священное Писание», а говорили: «Я вам пишу послание». И в результате Церковь, с одной стороны, эти тексты породила, они возникли внутри Церкви, а с другой стороны, она именно их отобрала из большого количества разных текстов, которые внутри этой Церкви родились. В этом смысле Церковь написала эту Библию.

Вот две логики, достаточно разные, но при этом обе видят в Библии высший авторитет. Хотя можно по-разному здесь себя повести. Сегодня, например, более популярна такая точка зрения: с Библией все понятно, давайте лучше ее не трогать и не думать, у нас есть более актуальные вопросы на повестке дня…. и дальше идет повестка дня. И не будем о ней больше ни слова. Из Писания и Предания дергаются цитаты, образы, аргументы, то те, то эти, бессистемно. Под мою идею я цитаты там всегда найду. Даже атеизм можно оправдать от Библии. «Рече безумец в сердце своем: несть Бог». В Библии сказано: «Бога нет»! Стоит вырвать цитату – и пожалуйста, даже атеизм из Библии доказывается.

В 1943 году, в Ватикане вышла энциклика Divino Afflante Spiritu, и наш замечательный ученый А.В. Карташев в 1944 году в Париже переложил ее для православных читателей. Времена потрясения – хорошие времена для занятий фундаментальными вещами, потому что практическими просто невозможно заниматься. Он постарался понять общий принцип, как подходить к этой проблеме Писания и Предания. Он немножко тяжело пишет: «Но что есть Священное Предание? <…> …сфера церковного Предания, безусловно и догматически обязательного, должна мыслиться в некоем минимальном круге символьных положений. Все другие циклы разнородных преданий в Церкви должны располагаться около этого основного стержня нашей веры в виде концентрических кругов разного достоинства, разной силы и обязательности, переходя затем к кругам преданий и совсем необязательных, временных, местных, условных, спорных и даже дефектных».

Концентрические круги. Есть центр. Как дерево растет. Есть центр, ствол на нем постепенно нарастает. И в такой картине Писание, по-видимому, будет самым центральным элементом этого ствола. Вокруг него Символ веры, догматические формулировки соборов, какая-нибудь «Лествица», на самой периферии – приходская практика, которая сложилась, которая может быть дефектной, условной и спорной. И смысл в том, что центральная часть задает вектор всему остальному. Если у дерева кора начинает расти отдельно от ствола, то эта кора отваливается. Или дерево начинает расти, искривляясь в другую сторону. То есть ствол задает направление. Ствол есть стержень, на него нарастают постепенно эти круги.

И тогда вопрос не в том, где граница между Писанием и Преданием, какое кольцо отнести к Писанию, какое кольцо – к Преданию, а вопрос в их соподчиненности – какое центральное, какое периферийное относительно друг к другу. И вот это, мне кажется, очень хороший и верный принцип для традиционного, консервативного, православного, как хотите назовите, подхода к вопросу об авторитетности и о библейском каноне. Еще раз скажу, что на Западе, в католическом мире, все гораздо более формализовано, чем в православном, и меньше оставляет место относительности. Хорошо это или плохо – это уже вопрос оценок.

Это подводит нас к очень интересному вопросу о богодухновенности текста. Стоп! Мы же с вами говорим «Божественное Писание», Священное Писание», «Слово Божие». Так что же тогда? Только что я долго рассказывал вам, что все относительно. Так что же – относительно и то, что есть Слово Божие, что не есть Слово Божие? Протестанты вообще с этим никак не согласятся.

Но давайте посмотрим сначала, откуда это понятие богодухновенности берется. Берется оно из самого Писания. Никакого пророчества Писания не могут позволить себе произносить сами.. «Ибо никогда пророчества не были произносимыми по воле человеческой, но изрекали его святые Божии человеки, будучи движимы Духом Святым». Это из второго послания Петра. И из второго послания к Тимофею: «Все Писание богодухновенно и полезно для научения, для обличения, для исправления, для наставления в праведности».

Это очень интересные отрывки. Во-первых, получается, что когда писались эти строки, то Писания-то еще целиком не было. Новый Завет еще не сложился. Это же не последние строки, даже во втором послании к Тимофею. Получается, это было написано, а потом еще писалось что-то дальше. Тогда к чему относится «все Писание»? К Ветхому Завету, который был уже закончен и более-менее сложился (Закон и Пророки), или к некоему общему принципу – вообще все писание, все, что написано?

Возникает логический парадокс. Внутри текста есть некая формула, которая как бы описывает весь текст. Но всего текста нет внутри этого текста. Если я напишу письмо и скажу: «В этом письме я то-то сделал», то я могу сказать про это письмо, но могу ли я сказать: «Во всех письмах», имея в виду те письма, которые даже еще не написаны? Второе Петра и второе Тимофея – это из последних текстов Нового Завета по любым оценкам, но все равно.

Кроме того, обратите внимание, что «все Писание» и «всякое пророчество» – немножко разные вещи. «Все Писание» – это общее определение, Писание как некая цельность, как некий корпус текстов, а вот «никакое пророчество» или, переводя в положительную формулу, «всякое пророчество» – это как раз дробность, частичность. Можно ли из этого выводить, что в Писании абсолютно все продиктовано Богом, вдохновлено Богом, или это относится только к пророчествам, а не ко всему тексту в целом? Эти цитаты можно истолковать очень по-разному, если подходить логически. И их действительно по-разному толковали.

Например, в своей статье А.Р. Фокин очень хорошо подвел итоги учения о богодухновенности у ранних отцов Церкви. Он пишет, что все Священное Писание, по учению отцов, «было написано совместно действиями Бога и людей, при этом забота Святого Духа распространялась вплоть до отдельных букв и слогов, за которыми стоит таинственный духовный смысл. Но святые писатели полностью пользовались своими естественными способностями. Акт вдохновения не имел бессознательный, безотчетно пассивный характер».

Возникает некоторое противоречие. Если брать мейнстрим ранних отцов, то получается, что, с одной стороны, Бог и человек писали это вместе, а с другой – Святой Дух действовал вплоть до отдельных слогов, диктовал эти самые слоги. Может быть, здесь есть риторическое преувеличение, потому что отцам было невероятно важно подчеркнуть, что это текст не человеческий, а Божественный, поэтому они именно Божественную природу всячески выделяли, подчеркивали, а то, что он человеческий, это и так видно. Он же написан буквами на пергаменте, не с неба в виде огненных явлений он спустился, а людьми написан, поэтому важно подчеркнуть именно его Божественную сторону.

Интересно, что во времена Реформации очень много вопросов, которые рассматривались и в ранние века, вдруг были заострены и в полемике вокруг Реформации получили некую чеканную формулировку, или несколько противоречивших друг другу формулировок. Один из деятелей Реформации И.А. Квенштедт сформулировал это так: «Святой Дух вдохновлял пророков и апостолов не только в том, что касается содержания и смысла Писания или значения слов, так что они могли по собственной воле облекать и украшать те мысли своим собственным стилем и словами, но Святой Дух поддерживал, вдохновлял и диктовал самые слова, всякое и каждое выражение по отдельности». Принцип буквальной диктовки.

Сегодня для многих, я бы сказал, фундаменталистов (может быть, это слово сегодня звучит ругательством, но оно имеет свое техническое значение, это термин) это принципиальный момент, что в Священном Писании продиктованы Богом не только отдельные слова, но даже отдельные морфемы, предлоги, приставки, суффиксы. Нет ничего, что было бы не продиктовано Богом напрямую. Такие вот есть вероисповедные формулировки.

У католиков все немного погибче и попроще. Правда, на первом Ватиканском соборе в 1870 году было определение диктовки, которое еще шло от Тридентского собора времен контрреформации, и диктовка была заменена на вдохновение, что уже не совсем то же самое. Вдохновение можно понимать довольно широко и разнообразно. А второй Ватиканский собор еще через сто лет утверждает «безошибочность книг Писания в деле спасения», признавая в то же время человеческую ограниченность их земных авторов. Текст, в котором есть нечто божественное, и безошибочное, и вечное и одновременно по-человечески ограниченное.

Интересно, что еще до второго Ватикана подобную формулировку принял православный конгресс в Афинах: «Механически-буквальное понимание богодухновенности священных книг… не может быть защищаемо православными богословами, как уклоняющееся в своего рода «монофизитство», а должно быть исправлено в свете Халкидонского догмата о богочеловечности. Участие в написании Библии человеческого элемента с его ограниченностью объясняет особенность ветхозаветных книг как исторических источников, их ошибки и анахронизмы, которые могут быть исправлены внебиблейскими данными». Вот то, что второй Ватикан через тридцать лет принял. Так часто бывает. Паровоз братья Черепановы изобрели, а запустили его в Англии. Православные богословы идею выпустили, но тиражировал ее второй Ватикан.

Сегодня американец греческого происхождения отец Теодор Стилианопулос формулирует это так: «Священное Писание – не прямое откровение (то есть не диктовка – Бог продиктовал, а пророк или апостол записал), а письменное свидетельство об откровении. Читать о творении в Книге Бытия – не то же самое, что при нем присутствовать». Казалось бы, понятно. Но смысл в чем? Модель Бог диктует сверху, а пророк записывает. Или пророк описывает свой опыт, свое переживание единения с Богом.

И дальше в другом месте: «Богодухновенность объемлет не только жизнь конкретного автора и составление отдельных книг, но и религиозную общину, которая хранит эти книги, а также постепенное выделение книг в священное собрание (библейский канон)». Здесь идея вдохновенности расширяется. Речь идет не просто о том, что Бог некогда продиктовал, секретари записали – и пошло в тираж, а о том, что это вдохновение действовало на разных этапах.

Сегодня кому-то кажется абсолютно неприемлемой мысль, что у Пятикнижия или у книги Бытия было несколько авторов. Как – это не Моисей? Тогда это получается не боговдохновенная книга, вы подрываете авторитет Писания! Если вы верите во Второисайю, вы не верите во Христа! Такие заявления реально звучат. Но смотрите, Стилианопулос предлагает видеть это так: действие Святого Духа не ограничивается, Святой Дух не диктует же с пяти утра до шести вечера, а потом замолкает – и все, больше не беспокоить. Он действует в жизни общины, и то, что в этой общине рождаются предания, тексты, что эти предания фиксируются в письменном виде, из этих письменных текстов возникает постепенно корпус Ветхого и Нового Завета, – это тоже действие Духа.

И получается, что богодухновенность гораздо более широка и глубока, чем представление о диктовке, которая произошла один, два, три или сто двадцать восемь раз и на этом все закончилось. У протестантов есть такое определение – «период молчания Божьего». Имеется в виду время между Ветхим и Новым Заветом, когда Бог молчал. Это довольно странно звучит, не правда ли? Ни одна книга этого периода, если датировать соответствующим образом, не вошла в Священное Писание. Значит ли это, что Дух перестал действовать? Вряд ли.

Давайте посмотрим на библейские тексты еще раз. Посмотрим на те тексты, где говорится о диалоге Бога и человека. Их много. Я выбрал только некоторые, очень небольшое количество. Особенно у пророков Ветхого Завета: «И услышал я голос Господа, говорящего: кого Мне послать?.. И я сказал: вот я, пошли меня». Это сцена призвания Исайи в знаменитой 6-й главе. Исайя описывает свой опыт богообщения. У него есть и прямые слова Бога, которые он предваряет «говорит Господь» или «так говорит Господь», но здесь он описывает свой опыт.

А Иеремию надо цитировать целыми главами, он даже спорит с Богом, возражает. Иеремия очень печальный пророк, депрессивный, и у него с Богом иногда идет серьезный спор. То есть мы слышим два голоса. Собственно, это мы слышим еще в книге Бытия, где Авраам торгуется с Богом относительно числа праведников в Содоме, которые минимально необходимы для спасения этого города. Это вообще восточный базар. Это не просто Богом продиктованный текст о том, как это все происходило, хотя можно понять и так. Это очень своеобразная, очень культурно обусловленная запись опыта общения с Богом.

А вот из Павла: «Относительно девства я не имею повеления Господня, а даю совет, как получивший от Господа милость быть Ему верным». Павел в данном месте очень четко разделяет повеление Господне и свой личный совет. У нас сегодня есть богословы, которые считают, что они безошибочны и непогрешимы двадцать четыре часа в сутки семь дней в неделю по любому вопросу. Апостол Павел таковым не был. Он говорит: «Вот это есть заповедь от Господа, это вы безоговорочно делайте. Ну, а тут я не знаю, как Господь, а мое мнение вот такое». При этом он не отделяет себя, о себе он говорит: «как получивший от Господа милость быть Ему верным», то есть в конечном итоге совет Павла тоже от Господа. Это его опыт, проистекающий из его опыта веры. Но это не прямая заповедь Господа.

Мой любимый пример из того же послания к Коринфянам (в Синодальном переводе): «Благодарю Бога, что я никого из вас не крестил, кроме Криспа и Гаия, дабы не сказал кто, что я крестил в мое имя. Крестил я также Стефанов дом; а крестил ли еще кого, не знаю». Он говорит: «Я никого из вас не крестил. А, ну да, Криспа и Гаия я крестил, чтобы никто не сказал, да еще Стефанов дом, может еще кого-то, даже не помню». Если бы этот текст был продиктован Богом, то, наверное, Господь Всеведущий, Всезнающий точно бы сказал с самого начала, что он окрестил Криспа и Гаия, Стефанов дом и еще тех, тех и тех, а больше никого. Здесь мы видим человека, который торопится, оговаривается, делает поправки в своей собственной речи.

Но, естественно, это не влияет на авторитетность его основной мысли. Это не значит, что он вообще все перепутал: Христос то ли воскрес, то ли не воскрес, то ли спас, то ли нет… Нет. Есть вещи догматически значимые, есть вещи, которые ясно провозглашаются тем же Павлом как весть от Бога, как Его воля, как Его наставление. И есть мелкие подробности, в которых он может быть не точен, в которых он может всех деталей не помнить, но которые, тем не менее, не столько заставляют нас сомневаться в истинности его текстов в целом, сколько показывают эту человеческую природу. Здесь слышишь голос живого человека, а не гром с небес, который раздается и выдает уже законченные фразы. Мне кажется, что это намного интересней.

Что такое богодухновенность или вдохновенность, как иногда пишут? «Духновенность», это скорее по-славянски, «вдохновенность» – скорее по-русски. Кто-то скажет, что это диктовка свыше. Если так, то предельно важно знать, что такое канон, потому что все, что за пределами канона, лишено этого качества напрочь, ведь тогда авторитетность этого текста проистекает именно из этого факта. И в этом случае важно, кто написал текст. Предельно важно, что именно Моисей написал все Пятикнижие, потому что если там были еще и другие, то поди разберись, кто кому что диктовал, а вот Моисей – это великий пророк и никаких вопросов к нему нет. Это позиция фундаменталистов.

Есть, наоборот, позиция либералов. Либерал в современном богословии – это совсем не то, что вы подумали, глядя на меня. Это человек, у которого идеи вполне определенные, то есть для классического либерала (я, конечно, утрирую и фундаменталиста, и либерала) вдохновение – это примерно то, что переживал Пушкин: некоторый импульс, некоторая вспышка в его сознании, в его чувствах, «и руки тянутся к перу, перо к бумаге» – и пророк пишет гениальный текст пророчества. Пушкин, или Шекспир, или Бродский пишет гениальное стихотворение, но природа этого творчества более или менее одна.

И поэтому не очень важно, что там написано. Написано, что запрещаются однополые браки, но это же они просто не поняли, это не от Бога, это от людей. Написано что-то еще, но это не важно, это временно и условно. Но вот та Божественная искра, которая в этом горит, нам является в этом тексте, мы должны ее поддерживать, развивать и продолжать дальше. Вот это, грубо говоря, либеральная позиция. А я себя считаю здравым консерватором, сотворчество Бога и человека мне кажется наиболее адекватным взглядом. Я не навязываю его вам, прекрасно понимая, что навязать не имею сил и возможности.

Я, может быть, пытаюсь показать логику этого взгляда. Бог и человек выступают со-творцами этого текста и вступают в диалог. Более того, Библия – это книга, которая описывает прежде всего опыт этого диалога. В диалоге, естественно, есть реплики одной и другой стороны. В диалоге есть контекст – это очень важно, потому что невозможно правильно понять диалог, если не знаешь, как, в какой обстановке, по какому поводу, в связи с чем это все говорилось. И Библия несет в себе всё это. Это опыт богообщения, и в нем есть элемент человеческий и элемент Божественный. Причем они неслитно и неотделимо сочетаются, так что нельзя вычленить какой-то элемент и сказать, что вот это Божье слово, а человеческого в нем ничего нет. Тогда оно должно быть написано на ангельских, не понятных нам языках. Но если мы скажем, что это всего лишь человеческие предания, мифотворчество, тогда мы становимся атеистами, что тоже вариант, но не для меня.

А вот как это сочетать – это очень тонкая материя. Боюсь, что механизм богодухновенности мы с вами не откроем, а если бы мы открыли, то новые библейские книги начали бы писать. Почему мы не можем добавить, если мы знаем, как это делается? Это, конечно, вечный вопрос: можно ли что-то добавить? В Америке в 1960 годах было такое представление, что нужно к Новому Завету добавить послание Мартина Лютера Кинга, поскольку он как борец за свободу чернокожих американцев высказал важные идеи.

Вот как в американской конституции. Она не переписывается, это у нас в России меняют конституцию без конца. Американскую конституцию один раз приняли, и она остается, но к ней принимаются поправки. Эти поправки порой важнее, чем то, что в самой конституции сказано: свобода слова, отмена рабства – это все поправки. И тут такой же подход: у нас есть Библия, давайте к ней примем поправку, то есть дополнение в виде послания Мартина Лютера Кинга. Конечно, это немного смешно (хотя мормоны в Америке это сделали, они добавили книгу Мормона к Библии). Вряд ли это у нас сейчас произойдет.

Но мне кажется, что взгляд на богодухновенность с точки зрения здравого консерватизма – это взгляд на историю Церкви как на то самое действие Святого Духа, которое проявляется и в текстах (может быть, именно в текстах особым, зримым, ярким, убедительным образом), и в жизни этой общины, которая порождает текст, которая этот текст тем или иным образом развивает, дополняет, редактирует, меняет, если это необходимо, под действием Духа (то есть это не только вспышка вдохновения, а дальше пошла редакторская рутина, нет!) и этот текст в конечном счете в том или ином варианте принимает в качестве Священного Писания.

И православная неразбериха с каноном может как раз отражать тот факт, что не очень важно, какая конкретно форма в данном конкретном месте и времени будет принята, две Маккавейские книги, или три, или вообще ни одной, это не принципиально. Есть более принципиальные вещи: относительно состава Евангелия, например, где никаких разночтений нет, не было и, надеюсь, не будет (кроме как в желтой прессе, где постоянно открывают новый скандальный текст и говорят, что, вот, нам наконец объяснили, как это все было).

А что действительно важно, то это не столько границы, формальные критерии, сколько соотнесенность – что на первом месте, что на втором: что Евангелия в центре, Послания чуть дальше, книга Левит где-то на периферии (хотя никто не лишает ее канонического статуса, упаси Боже, но по актуальности своей она, скажем так, на очень незначительном месте для современных христиан). Мне кажется, что это как раз наиболее разумный подход, который сочетал бы те факты, которые есть, с теми принципами веры, с теми принципами христианского отношения к Священному Писанию, которые подсказывает нам церковная традиция.

Теперь надо дать возможность выступить с вопросами или замечаниями.

Вопросы:

– Вы сейчас коснулись нерасширяемости Писания, а можете как-то прокомментировать расширяемость Предания? С одной стороны, получается, что однажды богодухновенность была, а потом вдруг период молчания. С другой стороны, мы знаем, что Святой Дух присутствует в Церкви всегда. Неужели тогда у нас не появилось ничего, что могло бы расширить наше Предание?

– Возвращаюсь к очень мне дорогому образу растущего дерева. Например, была эпоха Вселенских соборов, и иногда спрашивают: «А может ли быть восьмой вселенский собор?» Теоретически да, никакого запрета на новые вселенские соборы я не знаю. Если соберутся через пару лет в Константинополе или где-то еще православные иерархи из разных поместных Церквей и действительно что-то невероятно важное там решат, и этот собор в принципе могут назвать Вселенским, то почему нет. Но такое ощущение, что эпоха их прошла. Эпоха написания библейских книг тоже прошла.

Или, например, могут ли появиться новые догматы? Такие как догмат о Троице, догмат о богочеловеческой природе Христа. Теоретически этого никто не запрещал, никто не сказал: «Никаких больше догматов никто, никогда не будет формулировать». В Православии принято говорить, что новые догматы не появляются, а раскрываются, что изначально присутствующие в учении Церкви положения просто обретают словесную формулировку. Но никто не сказал, что новые словесные формулировки не будут найдены. Я не думаю, что кто-то сейчас предложит новую догматику. Порой с уст не очень вдумчивых проповедников срываются некие потуги на новую догматику, но это звучит скорее анекдотично. Примеров, уж позвольте, не буду приводить.

Но, вместе с тем, что такое христианское творчество? Мы прекрасно понимаем, что в области иконописи или храмового строительства появляется все время что-то новое. А может ли появиться (интересный вопрос) новое богослужение? Конечно, возникают новые тексты. но сегодня, как правило, в православной традиции все пишется под копирку. Вот прославили святого, ему пишется некое стандартное величание, потом кондак, акафист – и все дела, но в этом, как правило, нет совсем ничего нового.

А может ли появиться новый богослужебный жанр, как когда-то появились нынешние богослужебные жанры? Я не знаю. Может быть, и может, но пока не ясно, будет ли это. Мне кажется, Предание – это такая вещь, которая растет сама по себе, и здесь пытаться угадать, как оно пойдет, просто бессмысленно. Потому что, в конечном счете, все то, что мы здесь делаем, включая эту лекцию, теоретически может стать частью Предания, может быть, уже становится. На вопрос о том, будет ли это воспринято, передано, отобрано, сохранено, нам ответят через столетия, говоря про наше время.

– Протестанты отбросили какие-то части Ветхого Завета, но протестантизм – это не единое направление, там несколько церквей. Например, лютеране просто указали, что эти книги являются несущественными, то есть они их не полностью выбросили.

– Да, конечно. Протестантизм достаточно разный, но вот Sola Scriptura, Sola Fide, Sola Gratia – это основополагающие камни протестантизма. Я не скажу «всего протестантизма», потому что мало ли какие могут быть где-то протестанты, но, скажем, Протестантизма с большой буквы.

Вот библейский канон. Я постарался очень кратко пояснить, почему в начале Реформации это был принципиальный момент. Реформация начинается с чего? Я очень утрировать сейчас буду, но смысл такой. Приходит Лютер к богословам и говорит: «Смотрите, что в Библии написано». Они говорят: «Ты ничего в этом деле не понимаешь. Вот у нас в Ватикане есть пятьдесят томов на разные темы. Вот мы туда пойдем и там проверим, а ты помалкивай». И он им говорит: «Нет, ребята, так не годится. Вот здесь в Евангелии сказано ясно, и вы мне про эти пятьдесят томов не заливайте. Ничего такого в этих пятидесяти томах, что противоречило бы Евангелию, найти нельзя. А если можно, то, значит, это все ерунда, все ваши пятьдесят томов».

Грубо говоря, из этого вырастает принцип Sola Scriptura, «только Писание», которое ограничено: ведь если оградить что-то нельзя, то нельзя и сказать, что только оно. Вот поэтому нужно ограничить Писание и сказать, что только оно является источником вероучения, а все остальное – это уважаемое, интересное, почитаемое, занимательное, но не источник вероучения. Конечно, отношение может быть разное. Я думаю, что те же самые лютеране к каким-нибудь преданиям про Блаженную Матрону Московскую отнесутся примерно так же, как баптисты и адвентисты, хотя они лютеране, а к Маккавейским книгам, наверное, не так, но это уже тонкости отношений. Принципиальная граница здесь довольно четко пролегает. Принцип Sola Scriptura и означает четкое разграничение того, что Scriptura, а что не Scriptura.

– Скажите, пожалуйста, каковы Предание и Писание, догматы дохалкидонских Церквей – армянской, коптской? Похожи на наши?

– Я о них на самом деле практически ничего не знаю, поэтому не буду говорить. Вот про Эфиопскую (она одна из дохалкидонских) я сказал. Новый Завет, насколько я могу судить, в остальных дохалкидонских Церквах тот же, что и у нас, – двадцать семь книг, а про Ветхий просто не знаю.

– К вопросу о том, когда установился еврейский канон. Какие все-таки есть основания считать, что он установился действительно в конце первого века? Я имею в виду не дополнения, которые существуют на греческом языке, а именно то, что существует на древнееврейском языке.

– Вопрос хороший, но долго я об этом рассказывать не буду, потому что надо для такой беседы готовить отдельный материал. Во-первых, история христианского канона нам известна неплохо, потому что этот вопрос периодически обсуждался. У нас около двух десятков источников из ранних веков, где перечисляются книги Нового Завета, есть много рукописей, из которых видно, что входило, а что нет. И мы себе неплохо представляем историю новозаветного канона, по аналогии и историю ветхозаветного канона христианской Церкви.

Что касается иудаизма, то ничего этого не сохранилось. У нас, конечно, есть иудейские источники, но Талмуд – это намного позже, а самое главное – у нас нет абсолютно никаких рукописей между Кумраном (а это максимум I век нашей эры) и Каирской генизой (это IX век нашей эры). Вся эта эпоха становления канона у нас прошла без сохранившихся до наших дней рукописей. Мы не можем посмотреть и сказать, как выглядела еврейская Библия. В Кумране много всего, в Каирской генизе только масоретский вариант, то есть уже сложившийся определенным образом.

Самая древняя полная рукопись – это вообще Ленинградский кодекс около 1000-го года. У нас нет ни одной полной еврейской Библии, которая была бы древнее, чем 1000-го года нашей эры, а это очень поздно. И она полностью масоретская, со всеми особенностями масоретского текста. Поэтому это во многом реконструкции, но реконструкции исходят из разных исторических источников, в том числе из талмудических, о том, что происходило после Иудейской войны.

Иудейская война – как рубеж, потому что Кумран (Кумран очень по-разному интерпретируют, но мы придерживаемся основной, мейнстримовской интерпретации) – это библиотека общины, которая была уничтожена во время Иудейской войны примерно в 70 году. А библиотеку успели спрятать. И мы видим по этой библиотеке, что было очень большое разнообразие.

Да и вообще в иудаизме до Иудейской войны 70-х годов было очень большое разнообразие идей, практик: были саддукеи, фарисеи, ессеи, уже появились иудеохристиане, – и они все спорят. И одновременно ходят простые люди, «народ земли», которые, с точки зрения фарисеев, прокляты, они вообще непонятно что о себе думают. То есть происходит такое брожение масс. А потом вдруг мы видим в талмудических источниках очень устоявшийся, очень монолитный внутри себя иудаизм (тоже не без споров, но определенное направление, которое близко к фарисейству – не тождественно ему, но очень ему близко).

Куда делось все остальное? Интересный вопрос. Были же разные, можно сказать даже, иудаизмы, а еще раввинистический иудаизм, и иудаизм, который по-гречески уже читает и изъясняется: Иосиф Флавий, Филон Александрийский, прозелиты в большом количестве, которые вообще не евреи, но тоже там участвуют. И вдруг это все как корова языком слизала. И перед нами только талмудический иудаизм, уже монолитный, строгий. Ну, появляются, например, караимы, но это уже отдельная история.

Исходя из еврейских источников, мужи Великого Совета, или синагоги, в Явне, в Галилее, после Иудейской войны, после разрушения Иерусалима налаживают новую жизнь в рамках иудейской религии без Храма, но с Книгой. И предполагается, что именно тогда эта Книга должна была стать такой же святыней, как Храм, и такой же оформленной. До этого был Храм, там все самое главное, а рукописи могли быть разными – здесь читали Иисуса сына Сирахова, здесь не читали, это не очень важно. Там приносились жертвы, а теперь жертв нет, значит, есть Книга, и эта Книга должна быть у всех одинаковая, иначе этой главной святыни нет.

В чем еще, может быть, отличается отношение христиан, так это в том, что Слово Божье для нас – это Христос, а для иудеев – это Тора, Танах. И поэтому христиане говорят, что не очень важно – Маккавейские книги включать или не включать, но Христос с нами, мы с Ним. А для иудеев (это я очень утрирую, но примерно) самое важное – Книга. Иудеи становятся прежде всего людьми Книги, перестав быть людьми Храма.

– Утверждают, что масоретский текст веками, с 1000 года, не изменялся ни на букву, даже была принята специальная система переписывания. Насколько это действительно так? Какова вариативность масоретского текста в разных рукописях?

– Лучше говорить – масоретские тексты, потому что есть некоторое их количество. Они очень похожи друг на друга, их вариативность действительно минимальна, это правда. Но нельзя сказать, что они абсолютно одинаковы. А самое главное, нельзя сказать, что все древние рукописи полностью совпадают с масоретским текстом.

Вот тот самый Кумран. Я думаю, все знают, о чем речь. Рукописи, найденные в середине ХХ века около Мертвого моря, не только в Кумране, но Кумран – самое главное место, там больше всего нашли. Это рукописи, которые были написаны начиная со II века до нашей эры и вплоть до середины I века нашей эры. Там довольно большое разнообразие. В одной и той же первой пещере в Кумране были найдены две версии книги пророка Исайи, и они разные. Видно, что еврейские тексты когда-то тоже были достаточно различными. И все эти еврейские тексты в Кумране лишены масоретских огласовок, примечаний.

Масоретский текст – это очень сложно устроенный текст. Мы сегодня об этом не говорим, хотя это интересная тема. Там буквы текста – это только костяк, а на них нанизано большое количество всяких дополнительных значков, которые помогают этот текст прочесть и понять. В Кумране еще никаких этих дополнительных значков нет, только буквы.

Так что претензии на то, что, начиная с пророка Моше, текст совершенно не менялся, конечно, не очень серьезны. Но правда и в том, что текст внутри себя гораздо более стабилен и единороден, чем любые христианские традиции. Даже если говорить о Септуагинте (греческом переводе Ветхого Завета), то между разными Септуагинтами разница бывает огромная.

– Последняя книга Писания – Откровение. Что мы относим к последним (по хронологии) текстам Предания? И считаются ли апокрифы Преданием или они остаются где-то в стороне?

– Откровение – не последний хронологически текст, он последний в сборнике скорее по тематическим признакам. Откровение – явно не последняя из всех написанных книг Нового Завета.

А какой последний текст Предания… Исходя из того понимания Карташева, которое я приводил, – никакой, потому что Предание существует, мы в нем живем. Вот вопрос, который все время задают протестанты. Они говорят: «У нас есть Писание Божье. Еще в нашем течении есть такое-то вероисповедное утверждение, вот это наш вероучительный документ, а у вас что?» Православный говорит: «А у нас Предание». Они говорят: «Так перечислите по пунктам». Православные говорят: «Извините, не можем», – а протестанты обижаются: «У нас-то раз, два, три, четыре, пять, а у вас что – неопределенное множество непонятно каких текстов, которые часто противоречат друг другу, а часть уже утратила всякую актуальность?»

Нет исчерпывающих признаков Предания, если мы понимаем Предание как опыт жизни Церкви, отраженный в документах, образах, обрядах, обычаях, иконах, храмах, во всем. Конечно, какое-то материальное выражение у него есть, это не просто идея в моей голове. Оно выражено в разных материальных предметах, которые принимаются церковной общиной как ее наследие, как то, с чем она живет и хочет жить дальше. Но это для протестантов очень расплывчатое определение.

Если подойти к парню и сказать: «Вот ты любишь девушку. Перечисли по пунктам, что тебе в ней нравится». Он скажет: «Глаза красивые, нос симпатичный, волосы приятные, голос хороший». Но это не то. Если ты любишь ее, то ты любишь ее целиком, ты даже, может быть, знаешь какие-то ее недостатки и все равно их принимаешь. Что-то в этом роде. Или взять образ семейной жизни. Для Церкви это более подходит, образ Церкви как семьи – очень библейский.

Каждая семья живет по своим правилам. Вы сможете сформулировать, по каким правилам живет ваша семья? Я могу сказать, например, что у нас есть такое правило: если коты начинают прыгать утром по хозяевам, их выставляют в коридор и запирают дверь. Если сын свободен и дома, его обязанность – вынуть посуду из посудомойки и поставить туда грязную. Я могу перечислить еще какие-нибудь правила, но это все ерунда. Все эти правила не опишут жизнь нас как семьи.

– Апокрифы тоже можно отнести к Преданию?

– Слово «апокриф» имеет разное значение. Для протестантов апокрифы – это книги, которые католики и православные включают в Писание, а протестанты не включают. Если вы увидите издания Библии с апокрифами, то это со всеми Товит, Юдифь, Маккавейскими и т.д. Для православных слово «апокрифы» обозначает книги, которые не входят в Писание, но стоят где-то на его рубеже, которые отчасти относятся к Преданию, а отчасти нет. Почему? Потому что, как ни странно, слово «апокрифы» по православной и восточно-христианской традиции обозначает одновременно два вида книг, и между ними нет строгой границы. Это тексты, которые признаются Церковью как часть Предания, но не наравне с Писанием. Например, «Вознесение Моисея» из древних, из более новых – «Хождение Богородицы по мукам».

А есть книги, которые не признаются, которые считаются еретическими – «Евангелие от Варнавы», например. И это все объединяется словом «апокрифы». Это слово опасно употреблять, не оговаривая его смысл. Для меня, например, та тема, на которую я сегодня говорил, – природа богодухновенности библейского текста – это одна из демаркационных линий. Человек, который говорит: «Библию продиктовал Бог», – явно понимает ее иначе, чем я. Человек который говорит: «Библия – это человеческий текст, в котором может быть искра вдохновения», – тоже явно понимает ее иначе, чем я.

– Какие-нибудь новые есть сейчас находки Кумранских текстов, новые переводы?

– Насколько я могу судить, Кумранские рукописи практически все описаны. Датировка издания текстов – это уже завершено, о новых громких находках в последнее время я не слышал. Конечно, по мелочи что-то всегда находится, но не такое, чтобы это сыграло серьезную роль. Корпус этот описан, более того – он очень неплохо изучен. Существует огромное количество литературы.

Фото: Ефим Эрихман

Видео: Виктор Аромштам

Читайте также:

• Библия: проблема авторства – лекция Андрея Десницкого (+ВИДЕО)
• Библия: текст и археология – лекция Андрея Десницкого (+Видео)

Просветительский лекторий портала «Правмир» работает с начала 2014-го года. Среди лекторов – преподаватели духовных и светских вузов, учёные и популяризаторы науки. Видеозаписи и тексты всех лекций публикуются на сайте.