Владимир Лучанинов
Насилие всегда будет насилием, как бы его не называли
Сейчас — будто бы последние времена наступили — в православном сообществе оживлённо обсуждается тема наказания. Правда, речь идет о наказании детей — и исключительно телесном. Причем, прилагательное «телесное» стыдливо ускользает, оставляя существительное «наказание» в одиночестве, отчего последнее несомненно выигрывает, более одухотворяясь.
К тому же, говоря просто о наказании, каждый родитель имеет в виду что-то свое, – легче прийти к единству и признать, что детей наказывать, конечно же, надо, но с любовью.
Слова «назидание» и «наказание» имеют одинаковый смысл. И следует признать, что назидать, то есть наказывать с любовью, действительно, можно. Патерик изобилует подобными примерами.
Когда к авве Аммону пришли братья и потребовали изгнать из обители монаха, впадшего в блудный грех и державшего у себя женщину, святой пришел к бедолаге в келью и специально сел на сундук, куда нерадивый инок спешно спрятал женщину. «Ищите», — сказал старец, не вставая, вошедшим следом за ним правдолюбцам. Монахи не смели просить авву встать. Обыскав все углы, они никого не нашли и извинились перед горе-монахом. Когда обвинители ушли, святой Аммон с любовью посмотрел на страдальца и сказал: «Подумай о своей душе, брат».
Такие сюжеты евангельского «наказания», как и родившая их притча о блудном сыне, трогают меня до слез, но при этом и обезоруживают. Вообще, настоящее христианство делает человека слишком уязвимым, но, возможно, только в полной уязвимости человека в его жизнь и приходит Христос. Говорю «возможно», потому что, если честно, самому мне этот опыт недоступен.
Чтобы подражать в любви авве Аммону, нужно быть убедительным примером для других, а у меня это всегда плохо получалось, да и вообще родитель я так себе…
Есть другой тип наказания, более естественный для нашего брата, не обремененного высокой духовностью, — определить границы. Если словесные назидания не эффективны, наказываем ребёнка лишением какого-либо вожделенного предмета или действия. Даём понимание о правилах и обязанностях, которые выполнять просто необходимо. Такое наказание полезно как для детей, так и для родителей — оно дисциплинирует и создает систему координат. Вообще и это сложно, так что вновь и вновь приходится рассказывать о своих педагогических неудачах Христу, вспоминая слова Его брата апостола Иакова:
«Если же у кого из вас недостает мудрости, да просит у Бога, дающего всем просто и без упреков, — и дастся ему. Но да просит с верою, нимало не сомневаясь, потому что сомневающийся подобен морской волне, ветром поднимаемой и развеваемой. Да не думает такой человек получить что-нибудь от Господа».(Иак. 1: 5-7)
А есть тип наказаний, когда мы ребенка бьем. Предлагаю не вуалировать, а так и говорить — битье ребенка в воспитательных целях. Часто мы к этому прибегаем или редко, шлепаем рукой, ремнем, крапивой, прыгалками или бьем кулаками – все это одинаково называется битьем, как одинаково именуется кражей утащенная малышом в гостях конфета и похищенные чиновником-казнокрадом народные миллиарды.
Кража может иметь смягчающие обстоятельства, насилие тоже – но оно всегда будет насилием, а насилие не может быть нормативным, тем более в христианской семье. Мне понятно, как шлёпают ребенка в сердцах. Я и сам, к сожалению, срывался. Трудно иногда не выйти из себя, ведь встретиться со свинством собственных детей куда больней, чем со своим собственным.
Но, мне кажется, стремясь к Свету, важно не переставать называть темное темным.
Поэтому меня очень беспокоят утверждения, что детей можно бить, лишь бы не раздражаться, в полном спокойствии и самообладании. Просто в голове не укладывается, как такое возможно…
Говорить о наказании с любовью в этом случае, как минимум, странно. Это как молитва с проклятиями или поцелуй с отвращением. Битье и любовь – вещи взаимоисключающие, их могут объединить разве что садомазохистские и гомосексуальные мотивы, которые, как известно, имеют в своем развитии самую прямую связь с телесными наказаниями детства.
Пороли — и вот, гении вырастали!
Часто аргументом выставляют вековую традицию: всех, мол, на Руси-матушке пороли, а люди-то до чего прекрасными вырастали! Если даже принять на веру, что все вырастали прекрасными, мы неизбежно сталкиваемся с элементарной ошибкой мышления – из одного вовсе не следует другое.
Напротив, христиане и созданная ими цивилизация через посеянные евангельские зерна меняют представления целых народов, именно поэтому мир не зарастает плевелами и даже становится лучше. В золотой век христианства взрослые с детьми с удовольствием смотрели на казни, но потом стало очевидно – такие зрелища для души губительны. В период расцвета церковных наук детей еще спокойно сажали в темницы и казнили. Сейчас представить такое в христианской стране просто немыслимо. Совсем недавно не было и малейшего понятия об инклюзии, ребенок с особенностями сразу становился изгоем общества. Сегодня, слава Богу, все меняется.
Надеюсь, что следующим христианским поколениям телесные наказания внутри семьи покажутся столь же неуместными, как сегодня нам видится, например, публичная порка розгами в школе.
Тело будет помнить до гроба — за ошибкой следует подзатыльник
В молитве священника, которую читает он в алтаре во время Божественной Литургии, есть слова: «Избави мя от совести лукавой». Мне кажется, лукавая совесть в церковном сообществе прекрасно паразитирует на множестве неправильно воспринятых установок.
Помню, как однажды ужаснулся я собственному лукавству. В сложной ситуации на улице мне нужно было как мужчине проявить свою силу, я же опустил глаза и прошёл мимо. Для любого мужчины очевидно — лучше походить с синяком и опухшим носом, чем мучиться, ощущая себя предателем и трусом. Но «лукавая совесть» сразу предложила обоснование, напомнила о подставленной щеке из Евангелия, о пользе смирения и ощущения собственного недостоинства…
Вместо евангельского блаженства о миротворцах и гонимых за правду — ироничный тезис Чацкого: «Блажен, кто верует, тепло ему на свете». И, действительно, тепло: я, единственный мужчина в той ситуации, струсил, не полез в драку с верзилой-хамом, нахожу для успокоения евангельскую цитату, а после иду на исповедь, получаю и утешение священника (а он, конечно же, утешит и придумает как меня оправдать). Да это вообще универсальная схема: можно бесконечно нарушать заповеди, жить будто Евангелие написано для других, но, оставаясь в Церкви, утешаться ее теплотой и всепрощением, особенно в наше время сплошной икономии, когда нет ни епитимий, ни отлучений, вообще никаких канонических взысканий… И получив такое сочувствие и мощную поддержку, у себя дома практиковать свирепую акривию, но так, чтоб треклятая ювенальная юстиция ничего не узнала, — шлепать за провинности беззащитного ребёнка…
А когда станет больно и чудовищно пусто внутри, вспоминать премудрости Ветхого Завета, и не допускать мыслей о том, что получающий сегодня тумаки ребенок, возможно, никогда не ощутит ценности своей жизни, своих желаний и мыслей. Скорее всего, он не сможет признать эту ценность и в другом.
Ему будет крайне сложно удерживать границы своего внутреннего пространства, потому что сейчас он растет в обстановке грубого нарушения этих границ.
Возможно, всю жизнь он будет бояться людей, хоть внешне это будет заметно лишь специалистам, а в доброжелательном и открытом общении он будет ждать подвоха. Он будет бояться ошибиться, потому что его тело будет помнить до гроба, что за ошибкой следует подзатыльник.
Михаил Ватутин. «Воспитатель». 1892, холст, масло.
Польза от битья — шелковый на всю жизнь
Суть всех обсуждений о битье сводится к одному: приносит ли это пользу. Безусловно, приносит! Для родителей. Бессознательно можно вымещать на детях свои промахи и неудачи. Так сказать, канализировать аффектики. Вспоминается мастерски и тонко написанный Толстым эпизод романа «Анна Каренина», когда Алексей Александрович Каренин, узнав о романе своей супруги с Вронским, оказался абсолютно не готов к такому вызову. Тупиковость ситуации выводила его из привычного равновесия: он знал, что не решится вызвать Вронского на дуэль, а о разводе, учитывая его высокое положение в свете, не могло быть и речи. Приехав домой, Алексей Александрович нашёл давно лежавшее дело, рассмотрение которого он долго откладывал. Решив это дело, он мог дипломатически расквитаться со своим давним недоброжелателем. Всю свою неприязнь к Вронскому и Анне Каренин, немедленно севший за бумаги, излил на этого недоброжелателя. Когда Каренин отправил написанную депешу, он почувствовал, что ему стало легче.
В случае гнева на домочадцев очень часто происходит нечто похожее, ведь на своих злиться всегда проще и безопаснее.
Еще одна очевидная польза — возможность добиться послушания. Если ребёнка бить, скорее всего, он будет делать то, что от него требуют.
Вопрос об использовании насилия следственными органами всплывал и обсуждался неоднократно. Никто не сомневается, что без избиения подследственный, какой-нибудь матерый рецидивист, скорее всего, не назовет своих подельников и не признает свою вину. Насилие и страх – удобные инструменты для того, чтобы добиться послушания. Не исключение и отношения родителей и ребёнка.
Так что родители, следующие этим путем, в накладе точно не останутся. По крайней мере, до подросткового возраста, а если повезет, возмездие может и не наступить — ребенок останется шелковым на всю жизнь. Но ведь это совсем другие темы и дискуссии: «Расцерковление», «Инфантильность» и прочее, прочее, прочее…
Благо в православном сообществе всегда есть, что обсуждать и комментировать.