Блестки Руси уходящей, Святой Руси. Часть 1. «Давно я ждал эти глаза»

«Русь уходящая» – так озаглавил Павел Корин законченный им в 1959 году живописный реквием патриархам, старцам, монахам и мирянам – Святой Руси, тысячелетие хранившей веру отцов и теперь при «власти Советов» получившей приговор на «разрушение до основания». «Блёстками Руси уходящей» назвал в 1999 году старец Иоанн (Крестьянкин) монахиню Иулианию (Соколову), запечатлевшую на себе образ Святой Руси. С каждым годом в «заветам Ленина верной» стране таких людей становилось всё меньше и меньше. Что это были за люди – люди «уходящей, Святой   Руси»?

 Монахиня Иулиания (в миру Мария Николаевна Соколова; 8.11.1899, Москва – †16.02.1981, Семхоз) родилась в семье священника. После окончания гимназии поступила в частную художественную студию, преподавала рисование, работала художником-графиком в разных издательствах. В 1920-е годы изучала иконопись у В.О. Кирикова. После открытия в 1946 году Троице-Сергиевой лавры посвятила себя иконописи, реставрации и обучению молодёжи. С 1957 года в течение 23 лет руководила созданным ей иконописным кружком при Московской Духовной Академии, а с 1976 – реставрационно-иконописной мастерской. Автор книги «Труд иконописца». Награждена орденами святого Владимира III степени (1970) и II степени (1975), орденом преподобного Сергия Радонежского (1980). За десять лет до кончины приняла тайный постриг с именем «Иулиания».   Её жизнь – пример того, сколь многое может сделать один, верный Богу человек, в жизни другого человека, в жизни прихода, в жизни всей Церкви.

Ниже мы публикуем фрагменты воспоминаний о монахине Иулиании (Соколовой) из цикла радиопередач, подготовленных совместно с храмом святителя Николая в Клённиках и иконописной школой при Московской Духовной Академии.

Жить Богом всеми своими проявлениями

Рассказывает внучатая племянница монахини Иулиании Наталья Евгеньевна Алдошина:

— Отец Иоанн (Крестьянкин, †5.02.2006 – А.Н) говорил, что о матушке Иулиании должно вспоминать не только как об иконописце, но и о человеке-христианине, жившем Богом всеми своими проявлениями. А это в наше время исключительная редкость. Это «блёстки Руси уходящей, Святой   Руси».

Отцу Иоанну мы обязаны тем, что он духовным взором провидел, как пройдет юбилей монахини Иулиании, который мы отмечали в 1999 году. Старец попросил усилия всех, знавших Марию Николаевну, сосредоточить на том, чтобы собраться в день её столетнего юбилея, вспомнить её едиными устами и единым сердцем и для нового поколения священников и будущих пастырей в стенах Московской Духовной Академии воскресить её яркий духовный облик. Его благословение всех встрепенуло, и со всей земли Русской в этот день собрались ученики, близкие друзья, совсем тогда уже старенькие чада маросейской общины. Насколько же вечер оказался драгоценным! Через несколько лет это было бы невозможно повторить.

 
Вся жизнь Марии Николаевны, монахини Иулиании, связана самым тесным образом с жизнью маросейской общины и стала исполнением завета духовного отца, святого праведного Алексия (Мечева; 17.03.1859, Москва – †22.06.1923, Верия; пам. 9 (22) июня – А.Н): «Забывать своё «я», жить скорбями и радостями каждого человека, с которым нас Господь поставил».

Так вспоминал о монахине Иулиании   на вечере памяти в Московской Духовной Академии последний из маросейских прихожан и духовных чад отца Алексия и отца Сергия (Мечева;   17.09.1892, Москва – †24.12.1941, тюрьма Ярославского НКВД; сшмч., пам. 24 дек. (6 янв.) – А.Н) Владимир Владимирович Быков (†29.10.2004 – А.Н.):

— Не об иконописице Марии буду говорить я вам, а о сестре маросейской общины, созданной московским старцем отцом Алексием, об удивительно духовном человеке – Марии, с которой по произволению Господа встретился в храме Николы в Клённиках в 1922 году.

Маросейская община всецело связана со старцем Алексием и отцом Сергием   Мечевыми. Мария Соколова духовно выросла в этой общине. Всё, что только возможно, вложил в открытую душу Марии отец Алексий Мечев: великое духовное учение Православной Церкви, глубокое постижение любви к Богу, любовь к людям, смирение, проникновенное понимание Слова Божия. А Господь дал Марии глубокую веру, талант иконописца, умноженный её молитвой и большими трудами. Человек умный, наблюдательный, талантливый, она обладала огромным внутренним духовным даром, постоянной молитвой, изучала Слово Божие, вникая, постигая каждое Божественное слово, и щедро делилась с нами прочитанным.

После смерти старца отца Алексия Мария стала духовной дочерью отца Сергия. Но не только духовной дочерью, но и его другом и советчиком. Мария Николаевна постоянно помогала многим людям. При этом никто не знал, что помогала она. Никогда в наших разговорах не было осуждения, пустых разговоров. При Марии это было бы даже и невозможно. Все разговоры, так или иначе, касались религиозных тем: вспоминали ушедших, говорили о жизни Церкви, о прочитанных духовных книгах, о сказаниях и преданиях, дополняющих жизнь святого. Иногда разбирался отрывок из учения святых отцов. Тему и тон разговора всегда задавала Мария Николаевна. И мы уезжали домой радостные и обновленные душою.

Наталья Евгеньевна Алдошина:

 
— Вечер оказался настолько поразительным! Он продолжался около 5-6-ти часов при полном актовом зале – это тысяча человек. Никто не шелохнулся, все были объяты одним, каким-то особым чувством тепла, которое все испытали и потом говорили об этом.

Поистине особые люди жили тогда! И важно помнить, какими невероятными испытаниями ими была сохранена вера для нас. Теперь мы можем только благодарить Бога и батюшку отца Иоанна, благословившего этот вечер, понимая, как духовное руководство помогает нам делать правильные акценты в жизни.

«Давно я ждал эти глаза»

Хотелось бы немного попытаться восстановить связь Марии Николаевны, монахини Иулиании, с жизнью маросейской общины и поговорить сейчас не только о её обширном творческом пути, но о сокровенных моментах жизни, чуть-чуть их приоткрыть. Нужно сказать, что в один из самых тяжёлых периодов для Церкви она как иконописица сохранила и передала своим ученикам живые традиции древней иконописи. Но еще очень важно то, что она была духовной дочерью московского старца, святого праведного Алексия Мечева.

Когда Марии Николаевне исполнилось 10 лет, умер её отец священник Николай Александрович Соколов, бывший настоятелем храма Успения Божией Матери на Таганке. За короткий период он сумел заложить в дочери прочный фундамент для дальнейшего укрепления веры в Бога. А в обществе уже начались сильные колебания в сторону полного неверия.

Вскоре Мария Николаевна почувствовала необходимость духовного руководства. Кто-то из близких посоветовал ей пойти на Маросейку, в храм святителя Николая, к отцу Алексию Мечеву. Батюшка, увидев её, встретил такими словами: «Давно я ждал эти глаза». Этим драгоценным воспоминанием однажды она поделилась со своей ученицей Ириной Васильевной Ватагиной (†24.04.07 – А.Н.).

Отец Алексий стал её духовным руководителем. И с первой же исповеди у отца Алексия она стала записывать все его слова в дневник, который вела в течение 10-ти лет, практически до конца жизни батюшки. Его пастырское окормление определило дальнейший духовный, творческий и жизненный путь Марии Николаевны. Впоследствии именно она составила наиболее полное жизнеописание отца Алексия. Оно вышло в издательстве «Русский Хронограф» в 1999 году. Вот что там пишет Мария Николаевна: «Отец Алексий всегда возводил руководимых им к подвигу духовному, т.е. наиболее трудному и существенному. Но всё трудное начинается с легкого. Внешний подвиг необходим. Хотя и самый малый, он воспитывает силу воли, без которой невозможен никакой, тем более духовный подвиг. Надо прежде взвесить силы и возможности.   «Семь раз примерь, — говорил батюшка, — один раз отрежь. А уж на что решился, того надо держаться, во что бы то ни стало. Иначе цель достигнута не будет. Например, молитвенное правило пусть будет небольшое, но оно должно выполняться неукоснительно, несмотря ни на усталость, ни на занятость, ни на другие помехи».
Отец Алексий так определял путь человека ко спасению: «Надо полюбить Господа всем своим существом и отдать Ему всего себя: все мысли, чувства, желания направлять на то, чтобы угодить Господу. И стараться направить душу свою и характер так, чтобы ближнему было легко с нами жить. И, как в жизни, так и в поступках, надо забывать своё «я», забывать себя, быть как бы чуждым себе, а жить скорбями и радостями каждого человека, с которым нас Господь поставил. Так и в молитве нужно искать не для себя радости и утешения, а забывать себя, отстраняясь от себя, просить только силы у Господа исполнить Его повеления на земле, куда он нас послал для того, чтобы мы, исполняя Его волю, работали Ему и трудились для Него».

И этот путь избрала Мария Николаевна, следуя заветам духовного отца до конца своей жизни.

Глубокое писание  

Это внутреннее следование заветам духовного отца старца Алексия мы ощущаем, читая письма самой Марии Николаевны близким ей людям. Вот её письмо к Нине Александровне:

  «От себя я хотела тебе написать просто несколько словечек на твое письмо. Мне почувствовались две вещи во всём, что пишешь, и хочется тебе сказать, как меня учили на это смотреть. Первое – это ты хочешь понять всё своим умом и усиленно трудишься, должно быть, над этим. Ты хочешь в свою маленькую чашечку перелить океан. Разве это можно? Что такое наш ничтожный ум? Он не более, чем маленькая чашечка. Как же можно этим умом и своими усилиями почерпнуть весь безбрежный океан мудрости, которая помещена в тех или других выражениях.

Меня учили оставлять непонятные места, не усиливаясь в них разбираться. Это усилие приходит со временем, постепенно – по мере роста и приближения к Источнику Мудрости. Тогда только открываются тайны, скрытые в простых словах.   Так было у всех, у всех. Этого не мы добиваемся, а нам дается.

Можно по-разному ко всему подходить и нам, так же, как по-разному подходили к Спасителю окружавшие Его люди. Ведь апостолы тоже не всё понимали из того, что говорил им Учитель, но любовь к Нему и детское доверие говорили их сердцам: «Он не может сказать ничего плохого, а если мы не понимаем, то потому что мы малы, грубы». Так считает и ребенок, любящий свою мать. Были другие, которые разумом старались всё постичь и понять в такой личности   как Христос и споткнулись в несообразности и непонятности, начали критиковать и придираться. И отпали от Него.

Много можно еще всего сказать, но в письме всего нет возможности написать. Мне думается, ты попадаешь в этом своем усилии всё понять в молитвах на неверный путь. Разве ты забыла, кто написал это всё, какие люди? Лучше счесть себя за маленькую и ещё ничего не понимающую, и обойти такие набегающие на душу вопросы молчанием, чем всего пытливо доискиваться. Этого хочет разум, а не сердце. Потом, ты так переживаешь лицемерие в отношении к людям, которое тебе не нравится и прочее.

Меня учили: «нужно ко всем относиться как должно», что бы у тебя на душе ни было. В том, что нет истинной любви, – каяться и смиряться.   Любви надо искать. Но придет она только от прикосновения всех любящего Духа Святого к нашему злому сердцу. Его пришествие надо заслужить. Для этого нам дана вся жизнь. И удивляться тому, что у нас нет любви, нельзя, потому что мы злые, но надо всё делать напротив. Вот тебе моё «глубокое писание».

«Под Твою милость прибегаем»

Наталья Евгеньевна Алдошина:

— Время духовного становления   Марии Николаевны совпало с особо тяжёлыми и бурными событиями в России. Отец Алексий каждую субботу после всенощной выходил на краткий молебен перед чудотворной Феодоровской иконой Божией Матери. Однажды во время такого молебна из глаз Царицы Небесной полились слёзы. Вскоре наступил 1917 год.

 
Сестра Марии Николаевны, Лидия Николаевна, вспоминала: «С наступлением зимы 18-го–начала 19-го годов Москва стала похожа на убогую деревню. Дома собственников отбирались, сажались туда управдомы. Улицы и тротуары не чистились. Трамваи перестали ходить. И народ передвигался пешком посередине улицы с мешками за спиной в надежде что-нибудь достать себе для пропитания. Распространялись рассказы о бандитах, прозванных «прыгунчиками». Они по вечерам нападали на одиноких прохожих. Но две девушки, одна из них будущая монахиня Иулиания, а другая Павла Федоровна Хватова, ходили в храм утром и вечером каждый день. Батюшка благословил им дружить и поочередно ночевать друг у друга. Жили они не близко. Но с батюшкиным благословением ничего не страшно. Крепкая вера в его молитву делала девушек бесстрашными, а частые исповедь и Причастие давали бодрость и покой.

Бывало, по окончании праздничной всенощной, когда храм был переполнен, батюшка начинал сам, встав на колени, петь полным бодрости голосом: «Под Твою милость прибегаем…». И вся церковь вторила ему, как один человек, проникаясь надеждой, что Пресвятая Богородица услышит моления находящихся в скорбях и пошлет Свою милость. Все расходились из храма в полной уверенности, что наступающая ночь, чреватая всякими последствиями, пройдет спокойно».

В Москве наступил голод. Мария Николаевна рассказывала, что были моменты такие, «что мы не видели хлеба по 2-3 месяца. Карточная система на нас не распространялась, так как мама попала в разряд «лишенцев» за то, что была и женой, и дочерью священника.   В это тяжелое время у нас не было ни работы, ни заработка.   Мама снова заболела и слегла». Мария Николаевна попросила отца Алексия причастить маму. Он посетил их, помолился и сказал: «Манюша, я на столике пролил воду и намочил салфетку. Ты уж приведи в порядок, вытри столик». Когда Мария Николаевна проводила батюшку и стала снимать салфетку, то под ней был конверт, а в нем сто рублей. Так отец Алексий помогал бедствующим.

Мария Николаевна рассказывала, что «в нашей семье возникла мысль уехать куда-нибудь, чтобы спастись от голодной смерти». Она пошла к отцу Алексию за благословением и услышала такие слова: «Если мы будем убегать от посылаемых нам Богом испытаний, то они постигнут нас там, куда побежим, поэтому лучше потерпите здесь».

Благодаря маросейским знакомым Мария Николаевна поступила в Объединение научно-технических издательств, где работала художником-графиком. Такая работа давала ей возможность располагать своим временем. А в маросейский храм в эти тяжёлые годы приходило всё больше и больше людей. Увеличивалась под руководством старца отца Алексия община верующих. Между духовными детьми были распределены послушания. Мария Николаевна, ежедневно посещавшая храм, заведовала ризницей. Также в её обязанности входило следить за порядком во время исповеди у батюшки. По благословению батюшки был установлен сбор средств для помощи нуждающимся, престарелым и многодетным. И члены общины ежемесячно отдавали десятую часть своего заработка тем, кому было поручено это послушание.   Мария Николаевна, монахиня Иулиания, выполнила это благословение батюшки до конца своей жизни, тайно помогая нуждающимся.

Еще нужно сказать о том, что батюшка видел художественные таланты и духовное устроение Марии Николаевны и благословил её обучаться иконописному делу. Но вскоре уже, в 1923 году, отец Алексий окончил свой земной путь, а всё попечение о пастве и храме передал своему сыну, иерею Сергию.

Отец Сергий

  Отец Сергий унаследовал от своего отца пламенное сердце и всей душой принял духовную семью батюшки. Он сам обладал богословским умом, привлекал молодежь из интеллигенции, для которой его беседы были настоящим откровением. Он стал глубоким почитателем древней иконы. Он же благословил Марию Николаевну заниматься иконописью с Василием Осиповичем Кириковым (†6.02.1978 – А.Н.), опытным реставратором, иконописцем и копиистом древних икон.

В 1929 году отца Сергия арестовали. Вскоре после его ареста начались преследования прихожан, духовных чад и духовенства маросейского храма. Многие подверглись репрессиям. Мария Николаевна неоднократно навещала отца Сергия в ссылке. Как раз тогда отец Сергий благословил нуждающихся в духовной поддержке обращаться к ней с полной откровенностью и доверять так же, как ему самому.

Владимир Владимирович Быков:

— Отец Сергий находился в заключении, и он писал нам: «Если около вас нет священника, идите к Марии Николаевне Соколовой, и она даст вам всегда точный и ясный ответ». Мария человек была своеобразный. Когда бы мы ни пришли к ней, она сидела за небольшим столиком, выполняя очередную графическую работу для издательства, или писала икону. Наклонив голову, внимательно слушала она собеседника, и ты понимал, что она сейчас вся в тебе, вся в твоём горе, в твоих сомнениях, бедах. Внимательно слушая тебя, поднимала голову и всегда давала чёткий и ясный ответ.  

После закрытия храма

Наталья Евгеньевна Алдошина:

— В 1932 году храм святителя Николая в Клённиках был закрыт. Незадолго до его закрытия Мария Николаевна выполнила 13 его драгоценных акварелей. Чтимый образ храма, Феодоровской Божией Матери, был передан Марии Николаевне и хранился   у неё почти до самой кончины.

28 сентября 1933 года Мария Николаевна вместе с Сергеем Алексеевичем, будущим епископом Стефаном (в миру Сергей Алексеевич Никитин; 16.09.1895, Москва – 28.04.1963, Калуга; епископ Можайский с 2.04.1960 по 9.04.1962, с 19.07.1962 до кончины – вр. упр. делами Калужской епархии – А.Н.) и еще несколькими членами общины участвовала в перенесении мощей праведного Алексия Мечева. В те годы Лазаревское кладбище ликвидировали и перезахоранивали усопших на Введенскую гору (в обиходе «немецкое кладбище»). По свидетельству Марии Николаевны, мощи святого Алексия оказались нетленными.

Несмотря на то, что отец Сергий находился то в заключении, то в ссылке, община продолжала жить. Отец Сергий желал, чтобы и после закрытия храма богослужения не прекращались. Поэтому всю маросейскую общину поделили на отдельные группы так, чтобы в каждой группе был человек, хорошо знавший богослужение.

Небо и земля

  Встречи одной из таких групп проходили на квартире у Владимира Владимировича Быкова. Вот как он вспоминал о собрании маросейских прихожан под руководством Марии Николаевны Соколовой:

— Наступление властей на Церковь было тогда настолько жестоким, что отец Сергий отчетливо понял, что может наступить время, когда церкви останутся без иереев. Из сестёр и братьев общины он создал группы по 10-12 человек. Одной из групп руководила моя Елена. У Марии Николаевны была своя группа.

Наталья Евгеньевна Алдошина:

— По воспоминаниям Елизаветы Александровны Булгаковой, Мария Николаевна каждый день уходила в группу часов в пять вечера. После богослужения предлагалось скромное угощение, во время которого Мария Николаевна читала что-нибудь интересное: или ещё мало известные воспоминания о батюшке Алексии, или общие письма отца Сергия. Очень ценные были эти вечера!

Владимира Владимировича Быкова:

— Иногда Мария Николаевна просила разрешения собрать свою группу у нас на квартире. Помню, однажды Мария Николаевна читала письмо отца Сергия, присланное из ссылки. После рассказала несколько апокрифических сказаний и легенд о равноапостольной Марии Магдалине. Потом молились: читали вечерню и утреню.

Письмо отца Сергия ранее разбиралось Еленой на нашей группе, и когда все разошлись, жена сказала мне: «Ты знаешь, я сгораю от стыда: мой разбор письма и Марии Николаевны, — это небо и земля. Слушая её, я поняла, на сколько ступеней стою ниже Марии». И я, слушая тогда Марию, поражался степенью её духовного совершенства и необыкновенного понимания мысли отца Сергия, выраженной в этом письме.

И душа оживала

Наталья Евгеньевна Алдошина:

— Почти всегда кто-нибудь из присутствующих провожал её домой, чтобы побеседовать по дороге. Жила Мария Николаевна с мамой, Лидией Петровной, на Большой Коммунистической в 2-хэтажном старом доме с деревянными высокими воротами и калиткой, которая, к нашему большому сожалению, скрипела. На втором этаже в левом углу комнаты с двух сторон отгороженный шкафами был уголок Марии Николаевны. В углу – столик. Во время богослужения он покрывался, как в церкви, соответственно празднику: в Богородичные праздники – голубой салфеткой, в воскресные – белой и т.д. Она написала маленькие иконы каждого праздника. Икона ставилась на столик и перед ней лампада и Евангелие, цветы или зимой – ветка сосны.

Литургии совершались редко. Елизавета Александровна вспоминает, что она присутствовала на литургии всего однажды. Это связано с тем, что священников почти не осталось. Первым вернулся из заключения отец Николай, духовный сын батюшки Алексия Мечева, живший в Пензе. Он поселился за 100 км от Москвы и стал приезжать служить. Потом рукоположили Федора Никаноровича.

Так жизнь и шла. Когда, бывало, придешь воскресным днем, перед Марией Николаевной раскрыт толстый том Лопухина или разложены воспоминания об отце Алексии. Видимо, она готовилась к предстоящему занятию. Иногда она звала ещё живых тогда духовных чад батюшки и читала им написанное ею, спрашивая их мнение.

Летом она жила в квартире Лидии Николаевны и писала житие Иоанна Кущника. Зайдёшь, она прочтет написанную новую часть работы. Поразительно было, как она глубоко понимала переживания святого.

Мы обращались к Марии Николаевне за духовной поддержкой, а ей было всего 32 года, и польза от общения была огромная, душа оживала.

Продолжение следует…