Блиц-опрос: Самая дорогая память о Великой Отечественной

Подготовили Мария Моисеева и Анна Данилова

Солдаты Великой Победы

Ранним утром 22 июня 1941 года фашистская Германия без предупреждения напала на Советский Союз. В этот день началась страшная война, чье черное крыло накрыло практически каждую семью, забрав у детей отца, у жены — мужа, у матери —   сына… Пять лет кровопролитной войны унесли жизни более чем 26 млн советских граждан. Победа, доставшаяся нам такой ценой, определила судьбу нашей страны, изменив   ход новейшей истории.

Но победа была потом. А 67 лет назад, когда Вячеслав Молотов по радио объявил о начале войны, никто не знал, как долго она продлится и чем закончится. В едином порыве вся страна поднялась на защиту Родины, на защиту города, семьи, детей, будущего. И сегодня, наверное, нет семьи, которой бы не коснулись потери, где бы не вспоминали своих близких, отдавших свои жизни за Победу. На основании чего складывалось представление о войне у наших современников, что произвело на них наибольшее впечатление? Об этом мы и попросили рассказать священников и мирян.

 

Виктор Судариков, кандидат физико-математических наук, бакалавр богословия, администратор просветительского форума «Правмир», ответственный редактор портала «Правмир».

О войне я знаю, прежде всего, не из книг, а от живых участников. Оба моих деда воевали, поэтому картины горящего оставляемого Киева, Курской битвы, форсирования Днепра — сколько себя помню, были передо мной…

Дедушка Константин Васильевич большую часть войны был командиром машины связи артиллерийской бригады. Его рассказы о непарадной, «окопной» войне помню с детства.

А книги были уже позже — проза Ю.Бондарева, В.Некрасова, Б.Васильева.

Дедушка рассказывал много. А я слушал, но при этом был слишком молод и глуп, чтобы догадаться всё это записать. В 1941 году дедушке было 33 года. Он уже пережил голод в Поволжье, репрессии близких. Перед войной возглавлял (в должности начальника отдела МГРС) разработку системы оповещения Москвы от бомбежек…  

Вечером 21 июня 1941 года мои бабушка и дедушка были в Большом театре. Там давали «Лебединое озеро». В антракте среди зрителей в театральном буфете выделялся немецкий военной атташе, одетый в парадную нацистскую форму… А на следующее утро к нам домой принесли повестку. Бабушка (ей через 5 месяцев предстояло родить мою маму), быстро собрав вещи, успокаивала супруга: «Не волнуйся, Костюша, говорят, война продлится 4 недели, ну — 4 месяца». «Эх, Ируня, как бы не 4 года…» — сказал дедушка, обнимая жену.

На призывном пункте у них, семерых штатских, случайно собранных мужчин, отобрали гражданские документы и отправили на какой-то пункт на Западной Украине, вручив единственную бумажку одному из них. Со временем они поняли, что этот «старший» — человек с неустойчивой психикой. Добраться до пункта им не удалось — он был быстро захвачен немцами. Перед этими безоружными людьми открылась картина страшной катастрофы, паники и смерти первых дней войны. Для начала им пришлось силой отбирать бумаги у впавшего в истерику товарища. Потом они чуть было не попали в окружение и, наконец, где-то по Киевом нашли нужный призывной пункт. Однако и столицу вскоре пришлось оставить.

«Любимый город может спать спокойно», — повторял дедушка про себя слова довоенной песенки, уходя из горевшего Киева… Сначала он был командиром пехотного взвода и, по-моему, до самой смерти помнил имена своих бойцов, павших и живых. А потом, учитывая его инженерный опыт, дедушку определили командовать машиной связи артиллерийской батареи.

Помнится его рассказ о том, как за их ЗИС-5 гнался немецкий истребитель Ме109 (Мессершмидт). Заходя снова и снова и поливая пулями дорогу, он все же не смог догнать петлявший по перелескам грузовик. Тогда дедушка получил медаль «За отвагу». А воевал он и в Польше, Венгрии, Румынии — до весны 1945-го года.

Константин Васильевич Малиновский. Солдат Великой Победы.

Наталья Волкова, редактор газеты « Саратовские епархиальные ведомости»

Когда началась война, моему дедушке, Василию Тимофеевичу Кожевникову, было лет 13-14. Точнее не помнил он, рассказавший мне единственную историю из своей военной биографии — да и то, только после того, как я, семилетняя, вдруг заинтересовалась странным шрамом у деда на шее. Мы сидели с ним на крыльце дачи: я что-то детское тараторила ему, а он подставлял мне большую голову — здоровое левое ухо и улыбался. Тут-то я и увидела шрам — дедушка как-то неловко повернулся. «Деда, что это?» — кожа над глубокой выбоиной была светлее, а внутри — темнее, очень пугала…

…Когда началась война, Васька был маленький — на фронт его не взяли. Старших братьев тоже — они были машинисты, гоняли поезда с продуктами, с боеприпасами ближе к линии фронта, а потом обратно — в тыл, с ранеными. Ваську они к себе забрали — помогать кочегару. Обидно было, но все-таки — помощь нашим!

Составы постоянно бомбили. А останавливаться было нельзя — важные грузы, да и смысла никакого. И вот рассказывал дед: «Едем мы, я в кочегарке лопатой машу, быстрее паровоз разгоняю, кругом — грохот, чад, огонь, свист! Где небо, где земля — непонятно. И кричу от страха, и плачу, и молюсь, и ругаюсь как старшие братья — все собираю от ужаса. А лопатой не перестаю махать, потому что не должен состав медленнее ехать. Слезы катятся, а руки туда-сюда…».

В одну из бомбежек бомба попала в паровоз. Деда ранило в шею. Да и в теле его ладном и смуглом (цыганские крови) до самой смерти маленький кусочек бомбы той сидел. А после пятидесяти он начал глохнуть. Но всегда, когда смотрел по телевизору фильмы о войне, говорил: «Ты не верь, Наташа, если говорят, что на войне не страшно. Врут».

Протоиерей Александр Авдюгин, настоятель храма-часовни св. Богоотец Иоакима и Анны г. Ровеньки Луганской области, редактор региональной православной газеты «Светилен»

Многие из моих родных воевали. Отца в 14 лет угнали в Германию.

Война отразилась и на моем детстве, хотя я родился через 9 лет после ее окончания.   Немецкая каска служила миской у бабушкиного кота Барсика и пса Шарика, а в сарае потолок подпирало противотанковое ружье. Родители гоняли нас, детей, за то, что мы искали, находили, а затем взрывали оставшиеся в земле боеприпасы.

К участникам войны всегда относились с благоговением. Они для нас были героями. Все. Независимо от ранга, наград и ранений.

У моей бабушки, ее уже давно нет, все собаки были Шариками. Так уж сложилось, чисто по Булгаковски. Так вот у самого черного Шарика, году эдак в 64 или 65 миской для еды была немецкая каска. Как то я пристал к своему дядьке с вопросом: откуда она взялась?

И он мне рассказал, что увел эту каску у немецкого мотоциклиста, который его выпорол за то, что он плохо помыл его мотоцикл.

Я спросил:

— Дядь Вась, а что каска была такой ценной?

— Каска как каска, — ответил мой дядька, просто при тревоге, которую немцы для профилактики проводили неожиданно и почти каждый день, он (немец) не смог ее сразу найти и за это был наказан. Его тут же, отправили на передовую, а это был Сталинград….

Вот такая удивительная каска была у бабушкиного Шарика.

Из книг больше всего запомнились «Блокада» Чаковского, «Живые и мертвые» Симонова и «Они сражались за Родину» Шолохова. Именно книги, не связанные с фильмами, которые были поставлены по ним позднее. Их, наверное, отличает и объединяет сочетание «ярости благородной» с умением не потерять в этом трагическом времени   способности любить.

Юлия Данилова, главный редактор журнала «Нескучный сад»

Начала отвечать на вопрос «Правмира» и поняла, что про войну я знаю очень мало. Школьная трескучая пропаганда осталась в советском детстве, а кино про танковые сражения я никогда не любила. Невыносимо было заранее знать, что все погибнут.

У меня воевал дедушка, в Сталинграде. Он был связист, протягивал провода под обстрелами, был тяжело контужен. Ничего героического дед не вспоминал, только повторял: «Так страшно было, Юлька, так страшно, описать нельзя». И плакал. А бабушка была совсем девчонкой, и ее чтобы подкормить отправила мама в деревню к тетке — под Клином. А тут немцы. Жители все попрятались в лесу от бомбежек и боев, а скотина в деревне мычит недоенная. Бабушка до сих пор на тетку свою обижается — та ее посылала доить корову, своих детей жалела. И еще бабушка помнит, как шли через их деревню полки сибиряков — свежие, крепкие силы, надежда.

 Иерей Игорь Фомин, клирик храма Казанской иконы Божией Матери на Красной Площади

Два моих деда воевали, поэтому, наверное, я с детства приучен к патриотическому восприятию и уважению к подвигу наших предков. Помню, как дедушка каждый год 9 мая надевал ордена и шел на парад. И я, маленький, тоже всегда на них присутствовал и был необычайно горд за своего деда.

Когда подрос, я начал читать книги про войну, смотреть фильмы. Вообще, в Советском Союзе большое внимание уделяли патриотическому воспитанию. А сейчас, будучи взрослым, я с благодарностью отношусь к тому, что совершили наши деды и прадеды для того, чтобы мы жили спокойно.

Один священник, уже почивший, рассказал мне историю. Однажды он пришел в дом к одной старенькой бабушке, чтобы ее причастить, и увидел, что у нее дома вместе с иконами, лампадами и святынями лежат две старые гаечки, не очень аккуратно обтесанные и закругленные. Батюшка: «Что же это Вы, матушка, вместе с иконочками гайки храните?» Матушка всплакнула и сказала: «Знаете, это ведь не просто гаечки, это наши обручальные кольца. До войны я встречалась с молодым человеком, мы очень любили друг друга, но не успели пожениться — началась война, и он ушел на фронт. В 1942 году он пришел в отпуск на побывку на 10 дней. И мы решили обвенчаться. Время было тяжелое, колец не купишь. Он взял две гайки и обточил их на скорую руку. Эти гаечки и стали для нас обручальными кольцами. С войны мой муж не вернулся. Замуж больше я так и не вышла — верность хранила, одна сына воспитала».

Иерей Сергий Круглов, клирик Спасского собора г.Минусинска Красноярского края

Война… Для меня это, помимо прочего, еще и пример того, как, исполняя заповедь Христову, можно положить душу свою за други своя. Ради предотвращения большего зла взять на себя грех убийства. Конечно, в большей степени это относится к солдатам-христианам, понимавшим, что к чему, но, в общем, и ко всем воевавшим. Недаром литература о войне у нас всегда была так остро сопряжена с нравственными темами.

Как все советские дети, о войне я узнал из книг, фильмов, воспоминаний родственников о военных годах. И отношение к войне, как к народному подвигу, чему-то святому, воспитанное в детстве, до сих пор в основном таким и осталось.

Первыми книгами о войне, помню, были рассказы «От Москвы до Берлина» Сергея Алексеева, «Сын полка» Катаева, книжки про пионеров-героев (Лару Михеенко и т.д.). Потом были и другие книги о войне, конечно. А вот эти, детские, сейчас даже читают и любят и мои дети.

Рассказов о войне — много… Много и трагических, и забавных ,конечно… Меня как священника особо интересовал простой факт:»Не бывает атеистов в окопе под огнем», вера на войне… Ни для кого сейчас не секрет, что на оккупированных землях германское командование открывало православные храмы, стремясь завоевать популярность у населения (этот факт, кстати, как отмечают историки, был одним из повлиявших на решение Сталина об изменении политики в отношении Церкви). Где-то прочел, что в Смоленске был открыт собор, и Богослужения даже посещал Паулюс со своими офицерами… о когда ему объяснили, что русские во время службы молятся о победе русского оружия, Паулюс моментально переменил милость на гнев.
Так-то, подумал я, знай наших!

Анна Данилова , кандидат филологических наук, главный редактор портала «Правмир»

Для меня Великая Отечественная – это мои прабабушка и прадедушка. Он погиб на фронте , она вскоре умерла от туберкулеза.

Кудряшов Алексей Федорович, 1905 г .р., уральский казак. Закончив всего 7 классов школы, он был удивительно интеллигентным и образованным человеком. Он умел видеть красоту окружающего мира, слышать красоту слова и смог передать это детям. Им он привил настоящую любовь к книгам, он умудрялся в 30-годы достать, например, книги Жюля Верна.

Он работал в НКВД Оренбурга. А его жена во всех переездах возила с собой икону из местного взорванного храма. Не просто икону, а огромных размеров алтарную дверь с иконой архангела Михаила.

А потом, он был определен в штрафбат за побег в его смену двоих заключенных из тюрьмы. Судя по всему, он был реабилитирован, видимо, был ранен.

Мы думали, что он погиб, прокладывая «Дорогу жизни», а оказалось, что сильно позже, в апреле 44-го. В 39 лет.
Вскоре от туберкулеза умерла и Пелагея Алексеевна: пошла простуженная на Урал полоскать белье в холодной воде, чтобы оно было белым. «Я свое уже отжила», — писала она своей дочери, моей бабушке, в Москву. А бабушка тогда, выпускница обычной Илекской школы, училась в МГУ на филфаке. Профессора ее называли «самой светлой головой», а туфли, взамен вконец развалившихся, ей купили соседки по общежитию.

  22 апреля 1944 года Алексей Федорович погиб под Ленинградом. Беспартийный сержант, командир пулеметного расчета, похоронен на Петропавловском кладбище.
С фронта он каллиграфическим почерком, каким мы сейчас и писать-то не умеем, переписывал своей супруге, моей прабабушке Пелагее, «Жди меня» Симонова.

Жди меня, и я вернусь.

Только очень жди,

Жди, когда наводят грусть

Желтые дожди,

Жди, когда снега метут,

Жди, когда жара,

Жди, когда других не ждут,

Позабыв вчера.

Жди, когда из дальних мест

Писем не придет,

Жди, когда уж надоест

Всем, кто вместе ждет.

Жди меня, и я вернусь,

Не желай добра

Всем, кто знает наизусть,

Что забыть пора.

Пусть поверят сын и мать

В то, что нет меня,

Пусть друзья устанут ждать,

Сядут у огня,

Выпьют горькое вино

На помин души…

Жди. И с ними заодно

Выпить не спеши.

Жди меня, и я вернусь,

Всем смертям назло.

Кто не ждал меня, тот пусть

Скажет: — Повезло.

Не понять, не ждавшим им,

Как среди огня

Ожиданием своим

Ты спасла меня.

Как я выжил, будем знать

Только мы с тобой,-

Просто ты умела ждать,

Как никто другой.

1941

Когда я представляю, как читала это письмо прабабушка, как писал его прадедушка, мне вспоминается «Темная ночь» в исполнении Марка Бернеса.

Скачать

Именно такой запомнила историю своих родителей моя покойная бабушка, такими и я их вижу сейчас, разделенными расстояниями, холодом, войной и смертью, но бесконечно друг друга любящих.

 Иерей Александр Добродеев, Руководитель сектора Синодального отдела МП по взаимодействию с правоохранительными учреждениями

Все мое детство я читал очень много военной патриотической литературы. У меня даже была книжка «Герои войны» с рассказами очевидцев боевых действий, на которой была изображена звезда. Мне очень нравились военные рассказы. По радио все время крутили песни, по телевизору демонстрировали военные фильмы. В детстве мне особенно нравился фильм «Три танкиста и собака», «На войне как на войне». Тогда у меня было четкая уверенность, что наше героическое прошлое — война — это наше достояние (что-то достойное), важное дело нашего народа и отдельных людей. Это были люди невысокого статуса, но хорошие. То, что они сделали на войне — это очень доброе, полезное и правильное дело. Мне всегда очень нравились песни «Хотят ли русские войны», «Соловьи», «Тревожно солдату». До слез.

Помню, как зачитывался книгой «Горячий снег», книгами про маршала Жукова. В свое время выписывал роман-газету и журнал «Юность». В те годы публиковали много романов и рассказов о войне. Я ими просто зачитывался.

Мой дядя, муж моей крестной, Андрей Васильевич Буцких рассказывал, как они отступали в первые дни войны, как его ранила фашистская пуля, о наступлении фашистов, о том, как приходилось отступать.   

Татьяна Ивашкова, писатель

Пожалуй, самая дорогая дл меня военная история — это история знакомства моих бабушки и дедушки. Они прожили вместе 61 год и отмечали годовщину свадьбы 9 мая — начиная с 9 мая 1945 года. Дедушка ушел на фронт в 18 лет, прошел от Москвы до Берлина в войсках химзащиты. Бабушке было 16, когда ее угнали в Германию с Украины. Из лагеря ее забрали на работу в немецкую семью. Они встретились, когда весной 45-го она шла по дороге — искать своих. А маму мою зовут Одерита. В честь реки Одер…

Дорогие читатели, а какая история о войне наиболее дорога вам?