Ребенок растет в церковной семье, ходит в храм, исповедуется, причащается, исправно читает утреннее и вечернее правило, соблюдает по мере возможности посты – и вдруг охладевает ко всему, что связано с Церковью.
Почему подростковый жизненный кризис часто оказывается кризисом церковности? Об этом мы беседуем со священником Игорем Прекупом.
Читайте также:
Когда подростки уходят из Церкви
— Почему у воцерковленных родителей дети уходят из церкви?
— «Воцерковленность» – понятие не настолько строго определенное, чтобы можно было на этот вопрос ответить с указанием на конкретные причины. Ведь в широком смысле таковыми называют всех, кто систематически ходит в храм, исповедуется, причащается, постится. С какой периодичностью – вопрос открытый, насколько сознательно – тоже, насколько искренне и глубоко старается вникать в содержание веро- и нравоучения христианского, а также смысла богослужебных текстов – это и вовсе тема отдельная. Однако все это – социальный слой, который мы именуем «воцерковленными людьми».
Люди этой категории настолько отличаются друг от друга во всех отношениях, что вне храма трудно себе представить, что они хоть где-то могут пересечься. Соответственно и причины ухода из Церкви их детей – разные. Нередко противоположные.
Если попытаться сказать в общем, то есть, конечно же, одна объединяющая… нет, не причина, а почва: кризис взросления. Ребенок сознает себя «уже не маленьким», он улавливает в себе все, что свидетельствует о его приближении к взрослому состоянию, подчеркивает, демонстрирует. Его раздражает опека, он критически переосмысливает все, чем он жил раньше. Все, что относится к периоду детства, он норовит сбросить как постыдное, свидетельствующее о его детскости, как бы компрометирующее в глазах тех, кто должен видеть в нем «большого»: послушание, аккуратность, целомудрие – вообще все, хранящее от скверны, отметается как лягушачья шкурка. А взамен: вызывающая внешность, алкоголь, курение, наркотики – надо все попробовать, ведь взрослые это все знают, им это можно, а значит, когда я себе это позволю, то и приобщусь взрослости. Только вот… «сказка ложь, да в ней намек»: преждевременно уничтожая «шкурку», рискуешь так и не стать человеком. Протест против «детскости» осуществляется по-детски, личностному созреванию такой отрыв отнюдь не способствует.
Это общее место для всех подростков: и верующих, и неверующих. Разница лишь в том, что протекать этот период может трагично, с отречением от «предков» с их идеалами, или сравнительно мягко, органично сочетая новое мировосприятие с прежней мировоззренческой основой. И далее все очень индивидуально: насколько доверительными были отношения родителей с детьми, насколько сами родители были искренни в своей вере (как она проявлялась в их жизни, в том числе и семейной), насколько они были терпеливы и уважительны к своим детям, когда их начинало «плющить» и «колбасить», хватало ли им чуткости и ума, чтобы сбалансировать контроль над взрослеющим ребенком и доверие к нему – от всего этого и многого другого зависит останется ли ребенок в Церкви.
И если он перестает посещать храм, тоже надо смотреть еще: а как он вообще к вере относится? Верует ли он, или это для него отошло в область «узости сознания»? Сохраняет ли он нравственные устои, привитые в детстве, или оплевал их? Что значит «уходят из Церкви»? Отрекаются от Христа? Переходят в другую религию? Начинают интересоваться всякой духовно чуждой ерундой и устраивают в своей голове питомник тараканов? Или годами не причащаются, а может, просто перестают систематически исповедоваться и причащаться?
Это все разные степени «ухода». Последние варианты – это даже не «уход», а, я бы сказал, «отход»: человек себя продолжает считать православным христианином, старается не быть сволочью (о чем, к сожалению, не каждый «воцерковленный» заботится), помнить заповеди (замечая за собой отступления от них), иногда даже молится, но пока не в состоянии через что-то переступить…
Я в курсе насчет канонов о тех, кто без уважительной причины не участвовал в богослужении три недели кряду, но тем не менее, не могу сказать, что они, оторвавшись от богослужебной жизни, «ушли из Церкви». Дай Бог им, конечно, поскорее опомниться и вернуться «в объятия Отча».
— Многие священники говорят, что, более 75% воцерковленных подростков перестают ходить в храм. Получается, что 8 подростков из 10 уходят из Церкви… А что бы вы могли сказать по этому поводу?
— Во-первых, меня больше беспокоят оставшиеся двое из десяти. Что их удержало? Чем для них является Церковь? А Христос? Кто Он для них? Он и Его заповеди? Евангелие для них – стержень жизни или не читаемая, а «почитаемая» книга»? Насколько они искренни в своем выборе? Не удержало ли их в церковной среде понимание, что это «удобно» и «перспективно»? Не поняли ли они, что в этой среде очень успешно можно спекулировать на высоких идеях? Не стало ли ханжество и лицемерие их жизненным стержнем?
Во-вторых, как уже было сказано выше, «уход» и «отход» не одно и то же. Кто-то может и уходит, а кто-то, да, отпадает, но помнит о Боге и, если ему в Отчем доме было хорошо в детстве, он туда Промыслом Божиим вернется. А вот если там ему было плохо… тогда шансов, конечно, меньше, но «неисповедимы пути Господни»: неизвестно, через что и как Он его приведет к Себе вновь. И, возможно, не последнюю роль в этом сыграют детские воспоминания о положительном духовном опыте.
— Как бороться с этой проблемой?
— Проблему надо решать. Чего с ней бороться? Ее надо видеть, анализировать. Желательно с помощью хорошего духовника, православного (опять же, высокопрофессионального) психолога, нелицемерных друзей, видящих со стороны наши промахи. Думаю, очень важно, чтобы дети чувствовали себя в семье – дома. Чтобы они дорожили этим домом и его ценностями. Тогда и при наличии неверующих бабушек с дедушками, дядей и теть (а это, ведь, тоже одна из причин расшатывания религиозного мировоззрения детей из воцерковленных семей, но не изолировать же их от родственников…), и общаясь с неверующими друзьями, наши дети не будут «смотреть на сторону». Ну а если дома у них нет, не стоит удивляться, что они его ищут в другом месте и под чужим крылом.
— Должны ли приходы решать эту проблему и если – да, то каким образом?
— Должны. Как?.. Есть известное высказывание Сталина, которое, при всей моей неприязни к его политике, не могу не признать безупречно справедливым: «Кадры решают всё». Решать проблему надо не только на уровне приходов.
Но и на приходском уровне кадровой политики очень многое можно осуществить, если набраться терпения и найти понимание со стороны паствы и правящего архиерея.
На что в первую очередь необходимо обратить внимание?
Дети очень чувствительны к фальши.
Когда в младшем школьном возрасте им христианство преподносится как лубок, они (и то не все) это скушают и спасибо скажут, а вот потом, когда у подростков обострится чувствительность к всевозможной «лакировке», то рвотная реакция на фальшь непроизвольно будет переноситься и на то истинное, что фальшиво упаковывалось. В лучшем случае оно будет не отторгнуто, а отставлено (опять же из-за нормальной подростковой реакции на «муси-пуси») как пригодное для малышей и старушек.
Другой момент, очень важный, чрезвычайно даже важный, когда мы говорим о фальши: диссонанс между священными новозаветными словами, поучениями святых Отцов, богослужебными текстами, наставляющими в любви, смирении, самоотвержении – с одной стороны и встречаемым в церковной среде (особенно пагубно, когда это замечается в «кругу избранных», будь то священнослужители, клирошане или же «бабушки-свечкодуйки») равнодушием (еще хуже, если с показной сердобольностью), гордостью, тщеславием, корыстолюбием (неважно, материальным или моральным), а то и просто бытовым хамством – с другой. Этот диссонанс страшно травмирует детскую душу (даже, если его лично никто не обидел). Пока ребенок чувствует себя при родителях, эти похлестывания по сердцу могут не давать мгновенного результата. Но он подрастет. И по мере того, как он начнет осознавать себя самостоятельной личностью, «старые раны» начнут ныть…
Ну и, конечно же, среда. Не надо думать, что воскресные школы, православные лагеря и т.п. – панацея от заразы мира сего. Например, одно мое духовное чадо недавно рассказало, что с какой-то попсой (не помню точно, о чьем творчестве шла речь) она познакомилась именно в лагере одного как бы православного детско-юношеского хора.
Почему я сказал, что меня еще больше волнуют те двое оставшихся из десяти? – В искусственно созданной среде обитания, в эдаких лабораторных условиях по выведению православного христианина, наряду с целенаправленно прививаемыми христианскими понятиями и навыками, успешно культивируются проникающие из мира сего споры его сорняков. Причем тем успешней, что детки-то у нас вырастают не просто с привившимися и не устраненными пороками, а с иезуитскими (не в обиду католикам будь сказано) способностями маскировать порок видимостью добродетели. Вот это страшно! Не так страшен «отход» с возможностью пережить кризис и вернуться, и быть обретенным Отцом, как погибель при внешнем благополучии.
И самое страшное, если эти «благополучные» да «благонадежные» захотят продвигаться по церковно-иерархической лестнице. Ведь как «играть по правилам», чтобы получить по церковной линии искомый результат в виде тех же мирских благ, они уже знают. И что немаловажно: порой церковная стезя весьма привлекательна для того из «оставшихся», кто понимает, что при его, в лучшем случае, посредственных дарованиях – это единственная возможность всплыть на поверхность «житейского моря».
Повторюсь, дети очень чувствительны к фальши. Только одни ее отторгают, а другие впитывают и органично ею проникаются.
Вот, где проблема № 1. И если ее не решить в ближайшее время, хотя бы в основном, все наши прекрасные миссионерские и просветительские начинания могут обернуться грандиозным кошмаром.
Читайте также:
Подростки. Самая трудная тема – любовь