— Матушка просила передать Вам, что Вы можете погулять по монастырю, пофотографировать. Приходите на вечернюю службу. Но интервью, к сожалению, она никому не дает, — немного виновато улыбается келейница настоятельницы Спасо-Вознесенского монастыря на Елеоне, игуменьи Моисеи.
Ну вот и все. Мне отказали в интервью.
О чем тут писать? А главное — чему удивляться? Матушка Моисея, во-первых, чрезвычайно занятой человек, во-вторых — настоящая монахиня и очень не любит суеты и излишнего внимания.
В-третьих, пришла я в середине дня, когда православный Иерусалим пребывает либо в послеобеденном отдыхе, либо в молитве. Может быть, если бы я подошла к ней после службы… напросилась бы на трапезу… передала бы приветы из Москвы… а может быть и нет.
Впервые я была в Вознесенском монастыре года за три до объединения Русской Православной Церкви Московского Патриархата и Русской Православной Церкви Заграницей, к которой принадлежит обитель. Здесь было тихо — далеко не все русские паломники доезжали до этого места. Пять минут над Стопочкой (место Вознесения Спасителя, отпечаток Его стопы; в византийскую эпоху здесь совершались богослужения под открытым небом, во времена крестоносцев над святыней была построена часовня, а сейчас это территория мечети) — вот и весь Елеон.
Нашей группе повезло — тогда настоятелем Иерусалимского подворья в Москве, от которого мы паломничали, был нынешний Патриарх Иерусалимский Феофил, и с матушкой он хорошо знаком. Да и общение между Иерусалимским Патриархатом и Русской Зарубежной Церковью было.
Обитель в Восточном Иерусалиме полюбилась сразу — совершенной неотмирностью, не показным благочестием, внутренней собранностью, отсутствием елейности. Монахинь с Елеона легко можно было узнать по тому, как они стояли на длинных греческих службах (Погребение Плащаницы Божией Матери — долгая, красивая и, к несчастью, мало понятная для русских служба) — прямо, как свечки, ни разу не присядут, даже на стенку не опираются. Вознесенные сердца, уже нездешние.
Поэтому душа как-то особенно откликнулась на последовавшее вскоре объединение двух частей Русской Церкви, произошедшее как раз на праздник Вознесения.
Сегодня мне снова везет. На Елеоне тихо.
Сестры в кельях, редко-редко кто пройдет. Туристов нет. Из-за ограды почти ничего не слышно. Тишина стоит такая, что страшно наступать на землю.
Сейчас это одно из самых «русских» мест Иерусалима, хотя многие сестры — по происхождению арабки и по-русски говорят с сильным акцентом.
В 1870 году этот участок купил архимандрит Антонин (Капустин), основатель Русской Духовной Миссии в Иерусалиме. Человек, которого Русская Церковь будет вечно благодарить за те святыни, которые у нее есть в Палестине. Здесь же он и похоронен, в Вознесенском храме. За храмом похоронены первая настоятельница обители ин. Евпраксия, игуменья Тамара — настоятельница монастыря после октябрьского переворота, игумен Парфений — мученик начала ХХ века, зверски зарезан местными мусульманами, не желавшими соседства с христианами… Над каждой могилой подолгу останавливаешься, тянешь вполголоса «вечную память». Торопиться некуда.
Масличная гора, Елеон, har-ha-Zeitim на иврите, как мы помним из Евангелия, находилась за городом. Сейчас Иерусалим простирается гораздо дальше, но все равно кажется, что стоишь где-то на отшибе. Между Городом и Елеоном — дорога, древнее еврейское кладбище, Гефсиманский сад. Это Восточный Иерусалим, где в основном живут арабы-мусульмане. Часто они работают у христиан. Например, здесь, в русском монастыре, много лет охранником служит дружелюбный араб. В соседнем греческом монастыре «Малая Галилея» снимает угол мусульманская семья, заодно помогают убирать территорию. Туда я и направляюсь, нагулявшись вдоволь по аллеям и дорожкам русской обители.
Идти до «Малой Галилеи» минуты три. Сонная замусоренная улица, праздно шатающаяся арабская молодежь с намазанными гелем челками (откуда такая мода? все фанаты Элвиса Пресли, что ли?), матери семейств в хиджабах и традиционных арабских платьях, девицы — в хиджабах, но в узких джинсиках (и сюда западные ценности докатились), автобусы с арабской вязью по бокам (израильская автобусная компания «Эгед» сюда маршрутов не прокладывает), из каждой машины доносятся звуки какого-то местного аналога русского шансона, из каждой третьей торчит палестинский флажок…
А вот и «Малая Галилея». Ворота открыты — нет, все-таки сегодня мне определенно везет! Человек с фотоаппаратом — любимая жертва местного небогатого населения. Меня немедленно окружают дети с календариками, сумочками Jerusalem Made in China, деревянными четками… Мотаю головой — «Ля, ля» («нет» — араб.), показываю тряпичный кошелек с мелочью, зато нахожу чудом не растаявшую на солнце российскую шоколадку — дети счастливы, можно неторопливо идти дальше.
Откуда такое странное название — «Малая Галилея»? Местное предание гласит, что противоречий в Евангелиях от Матфея и Луки нет, хотя один евангелист сообщает о Вознесении на Елеоне, а другой — о встрече перед Вознесением в Галилее. Так вот, под Галилеей, как рассказывают иерусалимские православные, следует понимать именно это место. Говорят, здесь находилась гостиница для галилейских паломников.
Скорее всего, конечно, это просто благочестивая легенда, но смущать она никого не должна: Масличная гора тысячу раз исхожена стопами Спасителя, Его Матери, апостолов, монахов и мирян, простых паломников и православных императоров и царей… Короче говоря, здесь побывала вся Церковь — те, кто не были здесь физически, тысячу раз переносились сюда, читая и слушая Евангелие.
Храмы закрыты. В тени апельсиновых деревьев сидят греческие монахини, не знающие никакого языка, кроме родного. На смеси всех хоть немного доступных мне наречий пытаюсь упросить позвать игумена и открыть мне хотя бы часовню Благовещения Успения Божией Матери (по преданию, здесь молилась Богородица, когда Ей явился архангел Гавриил с райской ветвью и сообщил о том, что через три дня Она предстанет перед Своим Сыном и Богом). «Герондааааа!» — кричит на всю огромную территорию одна из матушек. И еще что-то кричит, моего знания греческих корней хватает, чтобы разобрать: русская, храм, Панагия («Пресвятая»). С треском раскрывается окошко в одном из зданий — выглядывает сонный игумен и так же громко отвечает — переводить не нужно, я уже догадываюсь, что он спит, ничего открывать не собирается, но ты тут погуляй, пофотографируй да помолись. Матушки разводят руками, улыбаются, даже подмигивают.
Как ни странно, мне совершенно не обидно. Я улыбаюсь в ответ и снова брожу, уже по греческому монастырю, среди масличных деревьев. Возле любимой часовни останавливаюсь надолго — рядом похоронен русский игумен Серафим, который привез мощи святых мучениц Великой Княгини Елизаветы Феодоровны и инокини Варвары из Шанхая. Снова «Вечная память», снова думаю о связи Святой Земли с Россией…
Выхожу из ворот монастыря, когда солнце уже стремительно катится к горизонту, зависая над Золотым куполом на Храмовой горе, хорошо видным отсюда. Очень хочется напоследок написать что-нибудь пафосно-символическое, вроде того, что «все на Елеоне устремлено в небеса». С трудом подавляю в себе это желание. Правда неприглядна: этот район — замусоренный, совсем не живописный, застроенный домами-коробками, среди которых найти многочисленные святыни далеко не просто. Если уж говорить о символах, то Елеон более всего напоминает душу человеческую. Суета, сор, а чтобы заглянуть в те сокровенные уголки, где она встречается с Богом, их еще надо найти.
И когда находишь — нет больше места ни суете, ни сору. Бог да душа.
Елеон в фотографиях
Читайте также: