Владыка был для нас ходячим Евангелием
– Что из наследия митрополита Антония сейчас звучит особенно актуально для нас, современных христиан?
Елена Садовникова. В офисе Фонда Митрополита Антония Сурожского
– Пожалуй, самая востребованная и волнующая тема – как быть христианином в повседневной жизни. Как жить так, чтобы люди со стороны, без нашего заявления о том, что мы ходим в церковь или носим крест, понимали, что речь о христианах, и чтобы мы сами это поняли?
Каждые два года, начиная с 2007 года, наш фонд совместно с Домом русского зарубежья проводит конференции и семинары по наследию митрополита Антония. Самый важный этап – выбор темы, что именно актуально сейчас для христиан, над чем будем размышлять вместе с нашей аудиторией?
Протоиерей Владимир Архипов в документальном фильме о владыке «Прикосновение» сказал, что тот был для нас ходячим Евангелием. Не потому, что митрополит Антоний постоянно говорил о Евангелии или все время обращался к нему, интерпретировал притчи и слова Христа – он жил так, что при взгляде на него люди вспоминали Евангелие. Хотя, конечно, проповеди и беседы владыки в конечном итоге – это толкование Евангелия. Как и вся жизнь, как каждое движение. Владыка стремился всем своим существом жить по-евангельски.
Помню, при подготовке конференции Фредерика де Грааф как-то посоветовала: «Для показа на конференции нужно выбрать такой фрагмент видеозаписей, где владыка просто ходит во время службы». Я никак не могла понять, что она имела в виду, а потом пригляделась и увидела, что в том, как владыка ходит, какие у него жесты, – видно настоящее человеческое достоинство, отношение к иерархии духа, души и тела, воплощается богословие материи, которое он исповедует.
В прошлом учебном году мы начали приближаться к этой теме – как быть христианином в современной жизни, и хотим ее сделать темой предстоящей в 2019 году конференции. Она оказалась сложной и для обсуждения, и для восприятия. Мы начали с острых вопросов, которые касаются каждого из нас и связаны с болезнью нашего общества. Мы стали говорить о правде и лжи, о мужестве и страхе. Причем только начали затрагивать тексты владыки на эту тему, настолько тяжело и трудно подойти к ним. Вот это, мне кажется, и актуально в его наследии сейчас: как отражается то, что мы – христиане, на каждой стороне нашей жизни.
– Что, на ваш взгляд, вроде многократно в проповедях митрополита Антония прозвучало, затем было издано в книгах, но так и осталось не прочитано, не понято?
– Действительно, наследие владыки пока очень мало усвоено, мало изучено и очень мало существует серьезной критики. Я имею в виду критику не в смысле критиканства, а в смысле обсуждения и осмысления, что же он на самом деле говорил: в его беседах, в его текстах очень много смысловых пластов.
Например, на наши семинары мы подобрали текст о целомудрии. Когда его прочитываешь, ты понимаешь, насколько концентрирована его мысль и насколько глубоко и радикально он подходит к каждой проблеме. Он совсем не пытается в обычном стандартном ключе размышлять о целомудрии как о воздержании, напротив, он говорит, что это разные вещи.
Митрополит Антоний Сурожский
В самом первом абзаце он сосредоточивает внимание на том, что обращаться к целомудрию в человеке можно только в том случае, если человек сперва осознает свое достоинство, поймет, что он Богом уважаем и любим.
Мы не привыкли так смотреть в корень слов и понятий, которыми оперируем, «очищать смыслы», как, по словам протоиерея Сергия Овсянникова, делал это митрополит Антоний.
Есть целый ряд глобальных тем в наследии митрополита Антония, которые, мне кажется, в значительной степени ускользают от нашего внимания, например, медицинская тема. Мы знаем, что владыка получил медицинское образование, что он был хирургом на фронте и прочее.
Но мало известно, какая огромная работа была проделана им за 54 года служения священником: он был сооснователем хосписного движения в Великобритании, вице-директором первой в Англии медицинской этической группы, которая была впоследствии преобразована в Институт этики, он был духовным руководителем основателя и членом совета директоров организации, помогавшей и помогающей в настоящее время людям с психическими заболеваниями. Все это – очень мало исследованный пласт, и там есть что почерпнуть современным людям, особенно у нас в России, где вопрос взаимодействия пациент-врач стоит очень остро.
Еще одна малоизученная тема – устроительство Церкви. В его беседах звучал, в основном, богословский подход, но нашего внимания ждет и осмысление практической стороны вопроса – как он строил епархию, приходскую жизнь, направлял разработку и воплощение Устава епархии, формирование богослужебной традиции и так далее.
Вызов существует во все времена
– Как митрополит Антоний касался церковных проблем, современных ему и, возможно, будущих?
– У владыки было особое зрение, он видел будущее, но говорил об этом прикровенно и очень осторожно. Очень редко он занимался какими-то предсказаниями и пророчествами.
Его позиция – Бог верит в человека. Какие бы ни сложились обстоятельства, какие бы ни возникали опасности, все равно есть надежда на то, что человек будет соответствовать своему достоинству и найдет свой путь.
О строительстве Церкви же он говорил так: «Мы строим Церковь, как можно более похожую на первоначальную древнюю Церковь, когда людей, абсолютно ничего общего между собой не имущих, одно только соединяло – Христос, их вера».
Когда я читаю эти слова, у меня сразу перед глазами возникает созданный им приход, община, владыка, который служит, проводит беседы, как я это видела в начале 90-х годов. Действительно, люди, которые собрались вокруг него, по большей части ничего общего между собой не имели (даже удивляешься задним числом: как они вместе оказались и уживались?). И, говоря его словами, одно только соединяло их – Христос и вера.
– Владыка не говорил, чем отличались вызовы для христиан 40-х, 60-х, конца 90-х и самого начала нулевых?
– Довольно часто владыку приглашали на различные беседы на тему «Вызовы современного мира» или «Проблемы современного мира».
В одной из бесед владыка отметил, что примета нашего времени в том, что вызов современности не принят. Каждый старается, чтобы этот вызов принял кто-то другой.
Но самая главная его мысль – вызов существует во все времена. Это буря, которую люди все время видят. Для людей зрелого поколения – старый мир рушится, и то, что им казалось надежным, исчезает. А люди молодые видят мир становления, который не удается понять, но эта буря всегда современна, она просто предстает в ином обличии. Позиция владыки – не нужно бояться этого хаоса, ведь он будет присутствовать всегда, независимо от времен и народов. Нам нужно вспомнить притчу о буре и то, что Христос всегда в эпицентре бурь, которые будут в нашем мире постоянно.
– Говорил ли он об ошибках, которые недопустимо совершать в Церкви?
– Сразу трудно ответить насчет ошибок, потому что его подход был таким – владыка говорил: «Мне легче взращивать хорошее, чем бороться с плохим». Я сейчас читаю, перевожу его беседы и все время отмечаю для себя: человек верил, что, махая белым полотенцем в темной комнате, темноту не разгонишь, лучше открыть окно и впустить свет. Он так и говорил и о Церкви, и об отношениях людей друг с другом: обращая внимание на то хорошее, что можно взрастить.
Конечно, он указывал на ошибки, указывал на то, что Церковь – это не клуб по интересам. Зачастую он очень резко нас одергивал, он говорил о том, что если что-то мешает смотреть на Христа, надо это что-то отодвигать, что основное в богослужении – это молитва, и нужно быть чрезвычайно осторожным, чтобы не мешать другим молиться.
Так что из этого легко понять про ошибки. Допустим, есть хор, который упивается чудесными голосами или замечательными распевами, это прекрасно, но можно заподозрить, что это не всегда помогает молиться, можно увлечься слушанием музыки. Если в храме во время богослужения происходят какие-то разговоры, даже самые благочестивые, это вполне очевидно не способствует общей молитве, и так далее.
Другой момент: принципиальной позицией владыки Антония было то, что из церковной жизни нельзя делать карьеру. В его храме, в его приходе никто не получал зарплату. Речь не только о материальном поощрении. Я как-то в разговоре с Фредерикой де Грааф спросила: «Ты не помнишь, мне кажется, что владыка никого не хвалил?» Она подумала и сказала: «Да, действительно».
Несмотря на это, люди стремились приносить свой труд, приносить свое вдохновение и привязанность к храму. И библиотека, и книжный магазин – все работало, как сейчас говорят, на общественных началах, точнее, на общинных. Этот феномен меня очень заинтересовал, я стала спрашивать, как же так, не хвалил, а люди оставались в приходе. Кто-то из его прихожан ответил так: «Когда мы там были, когда помогали, убирали в храме, владыка мог так пообщаться с человеком, что человек понимал – он увиден».
И это давало ощущение, что не нужна награда – это труд, это твое вдохновение, которое ты даришь Богу, потому и благодарности не нужно. Стоит задуматься, не делаем ли мы карьеры из Церкви, или из благотворительных организаций, или из любого творческого процесса…
– С одной стороны, это понятно, с другой стороны, людей нередко обижает «Делай во славу Божью, не жди благодарности», сказанное, возможно, без той любви, которая была у владыки Антония.
– Да, здесь, конечно, очень тонкая грань, поэтому наследие владыки завораживает, ставит вопросы и требует очень внимательного подхода. Это такой узкий путь, по которому идти очень трудно. Владыка предлагал самое сложное, у него не было никакой морковки: делай так, и все будет у тебя хорошо.
Знаете, меня тоже коробит от часто слышного «Во славу Божию». Но по сути в этом подходе ничего плохого нет, только важно, чтобы это был на самом деле дар Богу, а не способ воспользоваться бесплатным трудом даже в самых благих целях. И чтобы это был принцип для всех без исключения.
Митрополит Антоний Сурожский. Фото: Сергей Бессмертный
Он никого не тащил за собой за руку
– Какое место занимает митрополит Антоний в контексте православия ХХ века?
– Для меня это вопрос довольно сложный, потому что я специально не изучала богословие, религиозно-философскую мысль прошлого века. Могу отметить только несколько моментов, которые прозвучали во время одной из наших конференций. Греческий богослов Коста Каррас охарактеризовал владыку как богослова-практика.
Богословие митрополита Антония сейчас в Греции, в Румынии – одно из самых обсуждаемых. Причем владыка никогда не пытался выразить свои богословские взгляды, его текст, разговор был направлен на того человека или на ту аудиторию, которая в данном случае его слушала, это было во спасение этих людей, а не для того, чтобы выразить богословские взгляды. Поэтому его богословие отрывочно присутствует в текстах, его трудно собрать вместе, и существуют пробелы, когда он что-то не высказал, а подразумевал.
Очень интересная характеристика служения митрополита Антония и его личности прозвучала на конференции в Лондоне, посвященной 100-летию со дня его рождения. Протоиерей Александр Фостиропулос отметил, что судьба владыки имеет исторический контекст – это эмиграция, Франция, Вторая мировая война, русские корни, это жизнь в Великобритании… Но этот контекст, плюс то богатство, которое дал ему Бог, владыка переплавил в молитвенном подвиге и принес Христу так, что его нельзя формально причислить к какой-то конкретной группе и направлению. И за долгую жизнь ярко просияла одна черта – устремленность ко Христу.
Важно и то, что митрополит Антоний сделал удивительную попытку воплотить принцип соборности через серьезную проработку решений Собора 1917-1918 годов, через устав, через строительство Церкви, через создание епархиального совета и так далее.
– Есть что-то, что вы открыли для себя заново – из личных разговоров с митрополитом Антонием, из оставшихся после него записей бесед?
Митрополит Антоний Сурожский
– Да, конечно. У меня есть четкое ощущение, что мои взаимоотношения с владыкой продолжаются, они не закончились. Это не воспоминания о прошлом, а отношения, и многое происходит в области понимания. Десять, двадцать лет назад услышанное, увиденное накапливалось, впечатляло, и это продолжает питать, открывать все новые и новые удивительные вещи. У меня сейчас отчетливое впечатление, что впереди еще масса удивительных открытий и в его наследии, и для меня лично. Это так замечательно, что очень хочется делиться с окружающими.
Например, я переводила одну из его бесед о качестве жизни, которую он, вероятно, прочитал для работников паллиативной медицины. Когда я переводила эту беседу, даже не очень понимала, почему, когда владыка говорит о качестве жизни тяжелобольных, он рассказывает о человеческом достоинстве, приводит героические примеры узников концентрационных лагерей. Я думала, какое это имеет отношение к уходу за тяжелобольными?
Только закончив перевод, после размышлений, я поняла – владыка говорит о том, что качество жизни не измеряется тем, в каком состоянии и положении находится человек, какой у него диагноз. Качество жизни измеряется тем, что это человек, в какой бы он ситуации ни находился, чем бы он ни был болен, самое главное – это его человеческое достоинство и измерение Вечности, которое в нем есть.
Такое отношение зиждется на убеждении, что христианство дало человечеству понятие личности. Оно не позволяет людей заносить в категории: больной, здоровый, ребенок, взрослый, молодой, пожилой, мужчина, женщина – это не важно. Важно, что это – личность.
– Вспомните, пожалуйста, истории, когда через владыку люди приходили ко Христу.
– Мне очень сложно привести такие примеры – у каждого человека был свой путь. Впечатляло, что владыка, во-первых, не звал в Церковь; с другой стороны, он не только приводил людей, но и умел удержать. Этот вопрос звучит для меня сейчас остро: печально видеть, что в 90-е годы люди хлынули в Церковь, но многие не удержались, у них возникло разочарование и чувство того, что это им не нужно.
С владыкой, в его приходе такого не было, и это удивительно, я не могу это осмыслить, видимо, осмысление еще предстоит. Люди находились в приходе десятилетиями и продолжают находиться – совершенно разные – врачи, хиппи, музыканты, бизнесмены. Они делают усилие для того, чтобы прийти в церковь – им нужно ехать на машине издалека, нужно оторваться от семьи, зачастую принадлежащей к другой конфессии или вообще неверующей. Он умел именно удержать в Церкви.
– Вы не раз подчеркивали, что удержать не около себя, а около Христа.
– Да, совершенно верно. Владыка, благодаря своей харизматичности, мог бы привлекать сотни тысяч, но он очень страдал от такой привлекательности своей личности и очень старался быть прозрачным, чтобы люди приходили не к нему, а именно ко Христу.
Как я уже сказала, он специально не призывал в Православную Церковь. Он с большим трудом принимал людей из других христианских конфессий.
Он говорил: «В первую очередь вы должны быть верны той Церкви, которая вас привела ко Христу, и быть ей благодарны. Только тогда, когда вы поймете, что православие может вам дать больше, только тогда поднимайте разговор о принятии».
Как-то каноник Джон Биннс, настоятель университетской церкви в Кембридже, сказал: «Митрополит Антоний мне помог стать лучшим христианином, чем я был».
– А все-таки почему люди оставались в Церкви? Что для этого делал митрополит Антоний?
– Может быть, потому, что владыка позволял людям быть собой и вызывал, сохранял, поддерживал в них действие Святого Духа. Он никого не тащил за собой за руку, а осторожно поддерживал огонь веры, и этот огонь разрастался, человек понимал, что Церковь – это его дом. Такое впечатление, что в пастырском служении он, когда видел, что Святой Дух действует на человека, очень деликатно отступал, чтобы личность духовника не загораживала этого. Но с другой стороны, он поддерживал людей и позволял им быть самими собой, и поддерживал их самобытность, для того чтобы человек находил свое место в Церкви.
Митрополит Антоний Сурожский
– Читая наследие митрополита Антония, слушая воспоминания знавших его людей, обращаешь внимание на то, что владыка ратовал за личное общение человека с Богом. Сомневаешься в чем-то, скажи о сомнениях Богу…
– Я много раз спрашивала тех людей, которые долго были в приходе владыки, о его пастырском подходе. И очень часто совершенно разные люди, независимо друг от друга, в разное время, говорили о том, что «тут всё на самом деле».
Владыка все время призывал к реальным взаимоотношениям с конечной Реальностью, а конечная Реальность – Господь Иисус Христос. Человек всем своим существом рвется к Реальности.
Одни из моих самых сильных впечатлений – богослужения Страстной недели в его приходе. Это были реальные переживания Евангельских событий, а не воспоминания о них, ты как бы переходишь в совершенно другое измерение, а точнее, туда, где нет измерения вообще. И получалось так под влиянием владыки и его воспитанников-священников: они действительно молились и старались быть открытыми и честными, и каждый верующий за ними как бы вливался в этот поток.