Протоиерей Константин Камышанов
Почему у нас постов четыре, а не два или двенадцать? Почему посты у нас почти треть года?
Все очень просто. Два поста – Великий и Рождественский – отнесены к области духа. В их время ожидается особенная устремленность души вверх, к Богу. В Рождественский пост ей предлагается вслед за Христом выйти в мир, как бы родиться в духе и пойти ко Кресту. Великим постом – подумать о крестном финале своей жизни со Христом, со-распятии и со-воскресении.
Об этой синхронности жизни души человека нам было сказано при нашем крещении. Там были слова из Апостола, что мы обязуемся жить со Христом, умереть с Ним и вместе с Ним воскреснуть. Воспоминанию этих обетов и посвящено предпасхальное говение.
Два других поста относятся к области земного делания и праведности. Петров пост – о начале христианской жизни. Он подобен первой проповеди апостолов, недавно осененных Святым Духом. В нем призыв выйти на проповедь и служение людям Христа ради. А Успенский пост – о второй половине земного пути христианина. В течение этого поста мы сравниваем свою жизнь с жизнью и успением Божией Матери.
Два поста. Два поста начала и два поста финала.
Успенский пост «молодой». Вначале был один Великий пост. Более того, святые отцы еще в четвертом веке считали, что в году достаточно всего одного многодневного поста. Однако практика Церкви потребовала дополнительного говения. Отчасти это связано с тем, что человеку требуется более понятная форма духовных упражнений. Речь идет не о постовой гастрономии, а об идее поста.
В первые века христианства на Руси главными храмами столиц удельных княжеств оказались Софийские соборы. В наименовании этих кафедр в честь Премудрости Божией имелась претензия как на преемничество славы ромеев и греческой церкви, так и на некое вхождение устроителей в высокие замыслы и тайны Бога.
Но так получилось, что в Древней Руси богословие не прижилось и не могло прижиться. Это в Греции с ее высокой культурой античности и непрерывной вековой школой философии всегда находились светлые головы, которые могли не только войти в тайны мира, но и транслировать их простому народу. Результатом стала очень высокая культура иконописи, храмового строительства, книжного богословия, литургики и монашеской практики.
Юному русскому народу ближе оказалось богословие жизни. То есть уподобление Христу не посредством тайнозрения, учения или монашеских практик, а поиск Христа в обыденной жизни сердцем и поступками. В этом плане идеалом стала жизнь Божией матери. Поэтому и главные храмы всех более или менее значимых русских городов стали Успенскими соборами.
Образ Божией Матери оказался более близок для восприятия и подражания. Тем более, как оказалось, и он ведет к частному вознесению и избавляет от могилы. Кроме того, ее (Богородицы) опыт частного воскресения хоть и связан с подвигом, но лежал не через личное распятие. Если жизнь Христа характеризуется проповедью и распятием, то жизнь Божией Матери – служением и смирением. Этой форме спасения и посвящен пост.
В нашей духовной жизни нет более изуродованного и травмированного понятия, чем «смирение» В последнее время оно прижилось в форме казарменного повиновения начальству в духе солдата Швейка – делать любую прихоть духовного фельдфебеля с выключенной головой. Заставят надеть на голову мешок – наденет. Заставят жениться – женится. Заставят пойти в монахи – пойдет. Заставят терпеть алкоголика в семье – будет терпеть. Заставят намазать на хлеб и съесть самодурство и крепостничество начальника – намажет и съест.
Место смирения пытается занять бессловесная рабская покорность пред самодурством, невежеством, злобой, властностью, сребролюбием и обстоятельствами. Такое смирение культивирует не христианское братство, а удобное рабство и допустимое насилие. Можно предположить, что такие отношения могут быть кому-то выгодны и удобны, но в церкви они недопустимы и смертельны для нее, потому что убивают любовь – основу церкви.
Христос сказал:
– По тому, что вы имеете любовь между собой, узнают, что вы ученики Мои.
Он не сказал, что по тому, как вы подчиняетесь начальству, узнают, что вы мои ученики. Его ученики не могут быть рабами друг друга. И еще было сказано, что тот, кто хочет быть первым, должен быть слугой других. Как Христос служит нам, так и мы должны служить друг другу. Где мы такое видели? Часть причин искажения понятий любви и смирения связана с психологическими отклонениями.
В психологии есть пары зависимых и больных людей. Целая наука – виктимология – посвящена изучению насилия и парадоксального союза жертвы и насильника. Оказывается, они нужны друг другу. Психологами была открыта закономерность связи пьющего мужа и терпящей жены как дополняющей друг друга пары.
Поразительно, что часто женщина, оставив одного мужа-пьяницу, находит точно такого же другого. В духовной жизни продуцируются подобные связи в уродливом явлении младостарчества, где старец или старица являются суррогатным коллективным главой семьи: мужем, матерью, дедом или бабкой и оракулом по совмещению.
Власть младостарца держится не на семейной любви или приходском братстве, а на предсказаниях судьбы и страхе. Вместо ткани отношений здоровой семьи или апостольской любви культивируется суррогатное общее вымышленное послушание ежедневной раболепной бессмысленности. Чем большей бессмысленностью и решительностью связаны члены секты, тем она прочнее, влиятельней и солидней. Рвут паспорта, ведут придуманную брань, не ходят к врачам и разваливаются на глазах, гнобят детей и закапываются в землю. Эти психи свои связи называют смирением и послушанием.
Такое смирение можно определить так: «Смирение – это когда хорошему человеку плохо, а он терпит». Такая разновидность сектантского мазохизма обросла культурной формой в виде особых икон, особых молитв, жалостного сиротского фольклора и тоскливых песен многочисленных поющих матушек, у которых что ни песня, то не слава Богу. Известная фраза великого Иоанна Златоустого, прошедшего гонения и перенесшего великие страдания, стала мантрой упитанных и благополучных участников этих групп:
«Слава Богу за все».
Можно подумать, они приняли вселенское горе и могут к хвале Господа добавить едкое «за все». Вот, Ты мне сделал плохо, а я Тебе прощаю. Все это отдает фальшью и претензией к Богу.
Может быть, такие прихожане удобны в управлении. Может быть, таким прихожанам проще живется. Но Господь дал власть духовникам Божию, а не личную. И Он спросит за духовные эксперименты над прихожанами и за применение свой личной власти. Спросит за то, что руководили не властью послушливого и смиренного Христа, а своей неукротимой волей. Он спросит строго, как с татя и убийцы, который перелезает ограду не христовой дверью, а инуде и расхищает словесных овец Господа, ища корысти или извращенного удовлетворения властолюбия.
Яркий пример такого искажения, доведенного до абсурда, мы видим в диалоге митрополита Антония Сурожского с пацифистом:
Мне вспоминается, как яростно на меня однажды напал молодой человек, который был пацифистом, за то, что я таковым не являюсь. Он разорвал бы меня на куски, он убил бы меня: как я смею!
Вот как это было: я проводил говение для оксфордских студентов где-то за городом. После первой беседы ко мне подошел молодой человек и сказал: «Владыка, я покидаю ваше говение, потому что вы – не христианин».
Я сказал: «Пожалуйста, уйти – ваше право, но у вас есть передо мной обязательство. Если я не христианин, вы должны меня наставить на путь истинный». Он говорит: «Хорошо. Вы – не пацифист и поэтому не христианин». – «А вы – пацифист?» – «Да». – «И не прибегнете ни к какой форме насилия, никогда, ни в какой ситуации?» – «Нет». Я сказал: «Представьте, что вы входите в эту комнату и видите, как хулиган собирается изнасиловать вашу невесту. Как вы поступите?» – «Я к нему обращусь и постараюсь убедить этого не делать». – «Предположим, он не станет слушать; что вы сделаете?» – «Я опущусь на колени и буду молить Бога вступиться», – он не уточнил, каким образом: пошлет ли Бог ангелов или кого-то еще, кто не пацифист.
Тогда я говорю: «Предположим, пока вы речь держите и молитесь, он насилует вашу невесту, встает и довольный уходит. Какие ваши действия?» – «Я попрошу Бога, Который из тьмы сотворил свет, обратить зло в добро». Увы, мой ответ был (и вам уже известно, что я плохой христианин или вовсе не христианин): «В таком случае, если бы я был вашей невестой, я поискал бы себе другого жениха».
В этом диагнозе мы видим две симптоматические вещи, присущие «псевдосмирению», – выключенность ума и придание пассивности или ненасилию мистической священной формы. В этом поступке священен не Христос, а форма.
Смысл смирения – в корне его слова: «мир». В данной ситуации со студентом мир становится ближе не тогда, когда студент безучастно терпит зло. Мир стал бы ближе тогда, когда он попытался бы остановить это насилие. Связать желание преступника – меньшее зло, чем насилие над невиновным человеком. Хотел и под действием связующего перехотел – невелика беда. В результате второго решения Христа стало бы «больше».
Для принятия подобных решений мало выучивания мантр и заучивания поведенческих шаблонов. Для хорошего решения подобных коллизий требуется задействовать все имеющиеся силы души и дары, данные нам Богом. Для этого душа должна проснуться и вспомнить о том, что она подобна Богу по уму, по любви и по мудрости. Мудрость в данном случае – это союз ума и любви в Боге. А все это требует напряжения и внутренней работы.
Так вот Успенский пост, предпринимаемый в честь смиреннейшей Божией Матери, и служит таким упражнением в премудрости и смирении. В сМИРении как в поиске мира.
Все мы имеем какие-то жизненные проблемы. У всех нас есть противники, которые досаждают нам. Некоторые христиане, особенно отчаянные и расточительные, имеют даже врагов. И все мы почти ежеминутно находимся в борьбе со своими любимыми и ближними. Как зверь в дикой природе, человек борется за доминирование в домашней стае. Борется с родителями за какое-то глупое первенство во мнении. Борется насмерть на работе из-за «косточки». Борются в семье и в монастырях. Борются в армии и на православных приходах. Борются до смерти люди на Украине. Другие, забыв Бога, наживаются на этой борьбе.
Человек даже борется с Богом, выясняя, кто кому должен служить и быть на посылках. Борется с Богом за то, чтобы самому быть центром Вселенной.
Немирное состояние стало нашей нормой. Мы часто даже Христа проповедуем неудержимо и яростно. Вроде бы правильные слова, но произносятся с такой агрессией и глухой надменностью, что от нашей проповеди бегут как от пожара.
Этот пост посвящен одной из заповедей Нагорной проповеди, лежащей в основе главного свойства Божией Матери – смирения:
«Блаженны миротворцы, ибо они сынами Божьими нарекутся».
Отметим важную деталь – наречение «сынами» означает две вещи. Первая заключается в том, что нас могут принять в семью Господа и Божией матери, так что и она нам станет названной матушкой. Тут уместно вспомнить явление Божией матери преподобному Серафиму Саровскому. Она явилась к угоднику вместе со святыми девами и сказала, указывая на него:
– Сей нашего рода.
Вторая – в том, что мы должны осознать свое сыновство от Бога. То есть царство определяется не только наличием царя, но и наличием подданных. Так и здесь. Мы должны хотеть стать сыновьями Бога. Мы должны попытаться осознать, что это такое, и реализовать эту причастность к «семье» жизнью. То есть мы должны хотеть жить как имеющие высокую честь сыновья и дочери великого Бога. Жить так, как жила сама Матерь Божия.
Финал нашей жизни будет зависеть от того, вернули ли мы членство в небесной семье. Неслучайно первое чудо Христа, совершенное Им по просьбе Матери, произошло на семейном празднике – на свадьбе.
Мы помним притчу о блудном сыне. В ней особенно поразительны слова о том, что отец не вышел, а выбежал навстречу блудному сыну. Кроме нас в этот пост и Сам Бог будет предпринимать усиленное участие, если только мы захотим обратиться к Нему.
Нас, как и блудного сына, тоже ждет перстень на палец. Этот перстень – также символ вхождения в семью Бога, символ отцовской власти и имения. Готовы ли мы протянуть свою руку Богу? И готова ли эта рука? Гребла ли она все время к себе или она была заменой руки Бога среди моих ближних? Принимала лихву или очищалась подаянием?
– Стяжи мир вокруг себя, и тысячи спасутся вокруг тебя.
Это сказал преподобный Серафим Саровский. Смысл этого поста в подражании главной добродетели Божией матери – в стяжании мира. Помирись со всеми. Раздай долги и дай в долг. Всем все прости. Родителей упокой послушанием. Детей не сгибай по своей воле. На работе уклонись от зла и интриг. И главное – приди в мир с Богом. Убери все, что стоит между тобой и Богом. Поищи Его. Порадуй Его своим сыновним лепетом молитвы и нежностью милующего сердца.
Мирное устроение души мы должны усвоить как основу спасения и уничтожения смерти.
Смерть не за горами. Но смерть есть обман. Уродливый гроб, черные повязки, землистые заплаканные лица родни и страшная музыка духового оркестра – не финал нашей жизни. Если посмотреть на икону Успения, то мы увидим, что Божия Матерь сидит на руках как спеленатый младенец. Когда-то она держала Бога на руках, а вот теперь Он ее взял на ручки.
Оказывается, умирая на земле, мы в том мире только рождаемся как младенцы. И неспроста Бог так строго и ревностно бережет тайну загробного мира, чтобы мы принесли на суд не знания о мире или хитрость, или расчет на устройство на новом месте, а одну чистую и бескорыстную любовь в виду полного неведения об оплате наших трудов. Ведь настоящая любовь абсолютно бескорыстна и незагадлива.
Любовь к Богу и людям, которой мы учимся постами почти треть года, – есть упражнения в мире и любви. Треть времени, как определила Церковь, мы должны посвящать Богу. Треть года, треть каждого дня, треть мыслей и треть чувств должны быть о любви и мире. Много ли это или мало – быть на треть влюбленным в людей и Бога? Очевидно, что это минимальная профилактическая доза, излечивающая первородный грех.
Размышления о нашем будущем младенчестве на руках Христа в начале будущего века и размышления о том, что это родство и сыновство берется нашим миролюбием среди людей – являются сутью этого поста. Пример применения его на практике – жизнь Божией Матери. Постом Бог хочет видеть то, как мы стараемся обрести личную святость и блаженство, и помогает нам изо всех сил. Наша задача – не оттолкнуть Его руку и не наломать дров.
Фото Алексея Мякишева
Блажени кротцыи, яко тии наследят землю;
Блажени алчущии и жаждущии правды, яко тии насытятся;
Блажени милостивии, яко тии помиловани будут;
Блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят;
Блажени миротворцы, яко тии сынове Божии нарекутся.