Богословские и пастырские размышления о практике православного крещения

Жизнь Церкви подобна эллипсу, два центра (полюса) которого образуются Крещением и Евхаристией. Вокруг них упорядоченно располагаются все другие Таинства, священнодействия, богослужения, которые либо на них направлены, либо от них производны. И Крещение, и Евхаристия — сущностно-цент­ральные базисные явления взаимодействия людей и Бога: Дух Божий производит в настоящем, здесь и сейчас, дело спасения, осуществлённое во Христе раз и навсегда, а человек через свою веру открывается дару благодати, которая его спасает.

И в Крещении, и в Евхаристии вера и принятие Таинства нераздельны. Принятию Святых Даров — Тела и Крови Христовых — предшествует произносимая епископом или его представителем-священником анафора, которая есть не что иное как раскрытие Троической веры Церкви: хвала Отцу, благодарность за спасение Сыну и молитва ко Святому Духу о благодатном богоприсутствии. Аналогичную структуру демонстрирует и таинство Крещения: спасительному водному омовению предшествует исповедание веры крещаемым либо, если он не говорит, его крёстными родителями. Это исповедание веры также представляет собой раскрытие веры в Триединого Бога, во имя Которого крещаемый в заключение принимает Крещение (Мф 28:19).

Точно так же, как анафора относится к Евхаристии, исповедание веры относится к Крещению. Именно здесь его изначальное место. Лишь позже (V–VI вв.) “Верую” было введено также и в Божественную литургию. Так как и Крещение, и Литургия суть выражение единой веры Церкви, нельзя удивляться тому, что анафора и Символ веры местами выказывают значительное сходство. Итак, мы видим: и Крещение, и Евхаристия опосредуют единое Божественное спасение и требуют полного исповедания единой веры в Триединство Божие и в вочеловечение Одного из Троицы — Сына — ради спасения мира.

Крещение и Евхаристия

При этом Крещение — необходимая предпосылка для участия в Евхаристии. Крещаемый должен вслух исповедовать свою веру, дабы Церковь могла удостовериться, что он впоследствии будет в состоянии сказать своё да и аминь (ср. 1 Кор 14:16) произносимой священником евхаристической анафоре вместе со всей общиной и в полной убеждённости. Каждый причащающийся должен прежде пройти очищающие воды Крещения, поскольку у естественного человека, рождённого в отпадшем от добра мире, отсутствует способность быть причастником Тела и Крови Христовых. По слову Евангелия (Мф 7:6), он относится к тем псам, которым негоже давать святыню. Прежде чем он приблизится к святыне, он сам должен стать святым, то есть быть призванным и избранным Богом. И именно это происходит в таинстве Крещения.

Причастник принимает участие в Евхаристии, что означает, что он принимает свою долю Тела и Крови Христовых вместе со своими братьями и сёстрами по вере и через это принятие образует вместе с ними Единое Тело Христово — Церковь; тем самым Божественная литургия необходимым образом может совершаться только в церковном общении и обращает отдельных верующих в членов Тела Христова (ср. 1 Кор 10:1 и сл.). Но в Кре­щении не участвуют; его принимают, единое и нераздельное, и причём единственный раз. По своей сути это не общинное богослужение; каждый принимает его для себя. Долгое время для Крещения использовали не помещение храма, а обособленный баптистерий; тем временем община ожидала в храме входа новокрещёных, чтобы приветствовать их пением Елицы во Христа крестистеся, во Христа облекостеся (Гал 3:27), а затем вместе с ними участвовать в приношении бескровной Жертвы и в Евхаристии.

В этой связи поучительно установление, о котором говорится в Священном Писании: евангелист Лука сообщает о пути двух учеников в день Воскресения из Иерусалима в Эммаус (Лк 24:13–31). В дороге к ним присоединился незнакомец, поучавший их по Писанию Ветхого Завета о значении крестной смерти Мессии и в конце пути открывшийся им в преломлении хлеба как Сам воскресший Распятый. Вряд ли может возникнуть сомнение в том, что этот всем известный эпизод имеет таинственно-евхаристическое значение. Воскресший Сам открывается в преломлении хлеба и ещё раз показывает ученикам, каким образом Его спасительная смерть должна реализоваться в будущем. А если присовокупить предшествовавшее поучение из Писания к предваряющей преломление хлеба благодарственной молитве, то можно удостовериться, что перед нами — формальная евхаристическая основа литургии Церкви. Как мне представляется, в связи с нашей темой особое значение должно иметь то, что при этой, так сказать, евхаристической теофании Господь является не одному ученику, а двум, и соответственным образом делит хлеб на части для обоих. Уже здесь общинный характер Евхаристии узнаваем самым безошибочным образом.

Это установление акцентируется ещё сильнее, если мы противопоставим ему рассказ о Крещении, изложенный тем же апостолом Лукой в Деяниях Апостолов (Деян 8:26–39). На обратном пути из Иерусалима эфиопский вельможа, приближённый царицы, читает Священное Писание Ветхого Завета, не понимая его. Его догоняет апостол Филипп, ведомый ангелом, объясняет вельможе прочитанное им как пророчество о Сыне Божием и о Его спасительных деяниях — и по желанию этого человека крестит его в придорожном водоёме. Параллель этого эпизода с событием в Эммаусе напрашивается сама собой: за исполненным верой пониманием Писания следует преподание в Таинстве возвещённого спасения. И столь же отчётливо выступает существенное различие Крещения от преломления хлеба: Крещение — не общинная процедура. Крещаемый ни с кем не разделяет воды Крещения; крестящий может совершать Таинство над крещаемым в отсутствие других лиц, не говоря уже о других активных участниках.

Такое установление, содержащееся в Священном Писании, призвано предостеречь против новейших тенденций в нашей Церкви, тщащихся “встроить” Крещение в общинное празднование Божественной литургии. И хотя принятие Крещения имеет своей целью участие в евхаристическом жертвоприношении и приобщение Святых Даров, но оно — не часть Литургии, а её предпосылка, которая должна быть от неё отделена.

Крещение и вера

Однако предпосылкой благодатного восприятия Крещения должна быть вера, по слову Господню: Кто будет веровать и креститься, спасен будет (Мк 16:16). И эти слова имеют глубочайшие последствия для нашей практики Крещения. Крещению детей или взрослых необходимым образом должно предшествовать соответствующее наставление в вере. Время оглашения (катехумената), то есть наставлений и вхождения в религиозную жизнь Церкви, в древние времена было само собой разумеющимся и в наши дни вновь приобрело актуальность. Катехуменат не следует смешивать с теологическими штудиями; готовящегося к Крещению нужно подробно ознакомить с основами христианской веры и христианской жизни. Для этого никоим образом недостаточно каких бы то ни было упрощенно-диф­фузных представлений о вере в Бога и уж тем более принадлежности к определённой национальности. Напротив, предметом обсуждения должна стать основная специфика православной веры: Бог как Триединство. Он — в Трёх Лицах, и Он Един. А Один из Троицы стал человеком и даже, пройдя через смерть, дошёл до места обитания умерших, чтобы привести к Божественной, высшей жизни всех, кто на земле, и всех, кто под землёй. Учение о Троице и христология образуют остов данной нам в предании Церкви христианской православной веры. Об этом можно говорить простыми и понятными словами. И в каждом отдельном случае выявляется, может ли человек поверить в эти “невероятности”, и именно в этом — благодатное и до конца необъяснимое Божие избрание. Тех, кто считает, что не в силах принять эти истины веры, настоятельно необходимо удерживать от Крещения: Крещение без такой веры не полезно ни крещаемому, ни Церкви.

Кроме всего прочего, Крещение — это отпущение грехов. По моему мнению, в допущении или недопущении к нему заложено первичное право Апостолов вязать и разрешать. Оно доверено епископам, а в их отсутствие — священникам, которым не следует стесняться осуществлять это право в ту или другую сторону в полном сознании своей ответственности перед Богом. Критерием отпущения или неотпущения грехов, что прежде всего означает допущение или недопущение к Крещению, на мой взгляд может быть только вера крещаемого. Исходя из этого проясняется, вообще говоря, и значение покаяния и его тесной связи с Крещением: покаяние есть не что иное как возобновление Крещения (как говорят, “Таинство второй благодати” — Ред.). Поэтому я не считаю неважным то, что исповедующий священник пытается исследовать не только этически-нравственное, но и вероисповедное состояние кающегося и в каждом случае преподать соответственные предостережения и оказать помощь.

Крещение и возраст

Коль скоро вера и Крещение связаны неразрывно, тотчас же возникает следующий вопрос: как обстоит дело с Крещением несовершеннолетних детей, которое тем временем в течение многих столетий стало, так сказать, нормальным случаем Крещения, хотя чинопоследование Крещения в своей основе предполагает взрослого крещаемого? Этот вопрос ставят перед нами, например, баптисты, постоянно заостряя его самым настоятельным образом. Полагаю, что мы должны отнестись к этому серьёзно, но считаю также, что ответить не так сложно, как это может показаться на первый взгляд.

Возможно, что этот вопрос стоял в Церкви уже во времена апостольские. Если это так, то существенную помощь в его решении должны были оказать слова Господа: пустите детей и не препятствуйте им приходить ко Мне, ибо таковых есть Царство Небесное (Мф 19:14, ткж 18:3 и слл.). Основанием для этих слов Господа, пожалуй, в меньшей степени выступает детская беззлобность, которая, так сказать, автоматически исчезает при вступлении в зрелый возраст, — та беззлобность, которая, будучи идиллически привлекательной, наверное, так Ему нравилась, — нежели нечто иное. Скорее эти слова становятся понятными только если принять во внимание эпизод, когда народ Израиля невзирая на то, что Бог указывает ему на ряд неблагоприятных обстоятельств, противится тому, чтобы пойти в землю, предназначенную ему Господом. Наказание за это велико: сорок лет он должен блуждать в пустыне, прежде чем ему будет дан второй шанс войти в Обетованную землю. Но дожить до этого могут и должны только те, которым при неблагочестивом решении народа было меньше двадцати лет, то есть они были несовершеннолетними и поэтому в решении не участвовали (Чис 14:29–31; Втор 1:39). В конце концов именно им дарована Земля обетованная. Однако в подлинную Землю обетованную, в Царство Небесное, о котором говорит Господь, могут войти только те, кто Его не отвергает, — те, кто подобен несовершеннолетним тех давних времён.

Их есть Царство Небесное, а не тех, кто противится вере. Применительно к Крещению, понимаемому как вхождение в Царство Божие, это означает, что несовершеннолетние могут и должны по указанию Бога переступить этот порог; вполне достаточно их собственной неспособности к неверию. Но им нужны руки тех, кто их несёт, а позднее — помогающие руки тех, кто направляет их первые шаги, берёт их с собой в путь жизни и веры. Иными словами, детей можно крестить только тогда, когда у них есть верующие родители или крёстные, твёрдо намеренные сделать всё, что в их силах, чтобы Крещение, осуществлённое в детстве, шаг за шагом соединялось с той верой, без которой оно вообще бессмысленно. Разумеется, никто не может гарантировать, что такого рода усилия достигнут цели и закрепят это достижение, — и сегодня, в эпоху безграничного индивидуализма и духовной атомизации, в ещё меньшей степени, нежели прежде, когда ещё было принято обсуждать и решать вопросы жизни и веры сообща: в семье, в роде, в племени и народе. Но если, исходя из обстоятельств, на возможность подобного воспитания детей в вере и в религиозной жизни рассчитывать не приходится, то их крещение следует отложить, отсрочить, как крещение неверующих взрослых. Однако если налицо готовность, то, вообще говоря, на место ещё невозможного наставления в вере детей вступает наставление в вере их родителей и восприемников, в том числе и если они уже крещены, но до сих пор мало знакомы с верой и духовным опытом своей Церкви. В известных случаях это может привести к крещению всей семьи или её части, взрослых и детей вместе, так что новую актуальность получают эпизоды Священного Писания, в которых говорится, например, о том, как был принят в Церковь Крисп, начальник синагоги в Коринфе, со всем домом своим (Деян 18:8; ср. Деян 11:14; Деян 16:15,31–33).

Следовательно, с Крещением никогда нельзя слишком спешить, так как благодать спасения оно даёт только верующим. Но необходимо также уяснить, что Крещение — это не своего рода завершение учебного курса с выдачей свидетельства, за которым уже ничего не следует, а вхождение в новый мир, в Царство Небесное, и начало нового образа жизни. Тот, кто после Крещения не молится, никогда не бывает в церкви или бывает очень редко, подобен человеку, купившему железнодорожный билет, а потом вернувшемуся домой, так никуда и не уехав. Крещение предполагает минимум веры, но вера эта должна в дальнейшем возрастать и процветать; оно призвано ввести в действие процессы веры и жизни, которые длятся до тех пор, пока Богу не будет угодно призвать крещёного из этого мира.

Крещение и служение

Согласно канонам Крещение совершает епископ или священник. Это следует из уже упоминавшейся апостольской власти подразделять людей на тех, кому их грехи отпускаются, и тех, кому они не отпускаются, а также из того, что Крещение означает отпущение грехов par exellence (по преимуществу — Пер.).

Тем не менее в Деяниях Апостолов нам встречается креститель, который не стоит в ряду епископско-священнической преемственности избранных Господом двенадцати патриархов Нового Израиля, но относится к числу тех семи, которые были избраны и посвящены не для молитвы, а для службы за трапезой, то есть для попечения о бедных (Деян 6:1–6), а именно Филипп. Нам не сообщается, как проходила дальнейшая жизнь в вере вельможи двора царицы Кандакии. Однако ясно одно: для полного членства в Церкви ему после Крещения недоставало ещё очень существенного момента, а именно возложения рук ради исполнения Святым Духом. Этого Филипп ему преподать не мог, также как не мог преподать возложение рук людям в Самарии, где он учил и крестил (Деян 8:5–17). Для этого требовалось, чтобы дополнительно пришли и молились апостолы Пётр и Иоанн.

Этот эпизод поучителен в двух смыслах. С одной стороны, Крещение не завершено, если крещаемый не запечатлён печатью Святого Духа, что в нашей Церкви осуществляется через помазание святым миром. Следовательно, Миропомазание есть заключительная часть Крещения, неразрывно с ним связанная, — и всё же их следует различать. В известной степени Крещение и Миропомазание образуют две стороны медали и оба эти таинства являются предпосылкой к участию в Евхаристии. С другой стороны форма разделённости Крещения и дарования печати Духа уверовавшим самарянам между разными лицами, преподающими таинство, — с одной стороны, Филиппом, с другой — Петром и Иоанном — доказывает, что в Церкви с самого начала были различные служители с различающимися полномочиями. Известно ведь, что и до сего дня миропомазание совершается только епископами и священниками, в то время как Крещение в случае особой нужды может быть произведено диаконами, церковнослужителями или мирянами, — как мужчинами, так и женщинами. Но в любых обстоятельствах осуществить введение человека в Церковь, которое делает его способным быть причастником Тела и Крови Христовых, могут только те, кто получил права на апостольскую власть вязать и разрешать, а к числу таких лиц миряне и диаконы не относятся.

Своего рода библейское проверочное испытание этого тезиса можно усмотреть в призвании Павла и в рассказе о его присоединении к Церкви (Деян 9; 22:12–16). Анания из Дамаска получает от Бога повеление принять Савла, он же Павел, незадолго до этого ослепшего при явлении ему Христа, которое перевернуло всю его жизнь. Анания передаёт ему весть: “Ты прозреешь и исполнишься Святого Духа”. Павел прозревает и принимает крещение, — очевидно, от Анании, возложившего на него руки. В соответствии со словами Анании на этот раз принятие Святого Духа связано с принятием водного крещения. Анания явно обладает, в отличие от Филиппа, и властью преподавать Святого Духа. Следовательно, мы не ошибёмся, если будем в соответствии с Преданием рассматривать Ананию как первого епископа Дамаска, а не как мирянина из местной общины. А если далее в тексте сказано, что Савл после этого начал принимать пищу, то этим могло быть обозначено, что он впервые принял там и Святые Дары, — какое предположение может быть более вероятным? В конце концов, в Дамаске была христианская община, а цель всякого Крещения, завершившегося принятием даров Духа Святого, — это приобщение Телу и Крови Христовым в церковной общине.

Крещение и Православие

Мы говорили о нерасторжимой связи веры и Крещения. Разумеется, вера, которая при этом имеется в виду, может быть только истинной, православной верой, которую исповедует, свидетельствует, защищает и излагает единая святая соборная и апостольская Церковь, ведомая Божественным Духом. Будучи хранительницей веры, она подаёт и Крещение. И хотя Церковь как таковая неодолима до конца времён, но только как целое, а не в своих отдельных частях или членах. Поэтому в своей истории Церковь предстаёт перед нами в постоянном борении за истинную веру во всех тех своих членах, вера которых может угаснуть или претерпеть внутреннее повреждение. Ересь — повреждение веры — это не только возможность, но и реальность, которая постоянно сопровождает Церковь в её историческом бытии и угрожает ей. Поэтому и в вопросе о качестве и благодатной действительности крещения ей противостоят те, чья вера или вероисповедная практика искажены мелкими или крупными искажениями. Эта проблема, существовавшая с самого начала, к середине III века сконцентрировалась в так называемый спор о крещении еретиков, в котором Римский папа Стефан и епископ Киприан Карфагенский дискутировали друг с другом как представители противоположных точек зрения. В то время как Киприан представлял мнение, согласно которому крещение еретиков, то есть такое крещение, которое преподаётся при обстоятельствах искажения веры, никоим образом не даёт спасения и поэтому само по себе есть ничто, Стефан придерживался той точки зрения, что еретики, как только они исповедуют себя принадлежащими к истинной Церкви, могут рассматриваться как крещёные христиане. Нельзя сказать, что при этом дело было в дискуссии внутри западной Церкви; категорий такого рода древняя Церковь не знала. К тому же, например, Фирмилиан, епископ Кесарии Каппадокийской, принадлежал к числу ревностнейших сторонников Киприана. Но образцовым в этом вопросе для всего Запада стало воззрение другого латинянина из северной Африки, а именно епископа Августина, который писал: Hic (то есть Christus) est qui baptizat ‘Христос — Тот, Кто крестит’ (Тракт. VI, 7), — безразлично, является ли тот, кого Он использует как инструмент, православным или еретиком. Этим, наверное, объясняется позиция в этом вопросе римо-католи­ческой Церкви. Она принципиально признаёт всякое крещение водой, осуществлённое во имя Трёх Божественных Лиц, а вероисповедный статус того, кто крестит, при этом в основном роли не играет. Поскольку “Тот, Кто крестит — Христос”, в случае острой нужды речь может идти и о ком-то, кто сам не крещён. У него должна быть только воля к совершению того, что совершает Церковь¹, а хотя бы даже частичное содержательное представление об этом действии вовсе не необходимо.

Это учение о тех, кто имеет право крестить, никоим образом не может служить образцом для подражания для православных; мы не можем признавать крещение, совершаемое некрещёным, действующим от имени непонятно какой Церкви, — именно потому что при этом опускается соотнесённость с Церковью, которая должна конкретизироваться во вполне определённых лицах. И хотя такое соскальзывание в римо-католическом учении о Крещении здесь и сейчас может быть скорее чисто теоретической проблемой, но другая проблема в гораздо более сильной степени вторгается в повседневную жизнь католиков: с некоторого времени в этой Церкви допускаются к причастию крещёные дети, ещё не прошедшие конфирмацию, что означает, что их крещение ещё не завершено и не запечатлено дарованием Святого Духа. Конфирмация осуществляется только годы спустя после первого причастия и по большей части епископом (священники должны получить на это особые полномочия от правящего епископа), в результате чего богословы испытывают крайние затруднения при попытках истолковать смысл этого таинственного действия². В новейшее время пришли к тому, что трактуют это событие как своего рода ритуал инициации — введения в сознательную религиозную жизнь взрослых. И неудивительно, что в конечном итоге это не может никого убедить и воодушевить.

Я обращаю здесь внимание на эту проблему римо-католи­ческой практики крещения потому, что она даёт возможность показать, что различия между Православием и римским католицизмом никоим образом не ограничиваются теми “классичес­ки­ми” пунктами (филиокве, опресноки, примат папы, эпиклеза, чистилище), о которых можно прочесть в любом богословском справочнике, но непосредственно касаются и ежедневно практикуемого преподания таинств, которое достаточно часто обнаруживает различия, достигающие гораздо большей глубины, чем думают многие.

А как же наша собственная Церковь — Православие — рассматривает крещение инославных христиан? Как она при случае поступает с теми, которые, будучи крещены вне Православия, хотят к ней присоединиться? Этот вопрос — и это следует здесь специально подчеркнуть — по своему значению далеко выходит за рамки урегулирования оттенков перехода отдельных людей; скорее здесь на примерах отдельных переходов выказывается степень близости Православия с теми сообществами верующих, из которых происходят конвертиты. В этих случаях гораздо более отчётливо, нежели в богословских трактатах и дискуссиях, проявляется, какое экклезиологическое качество православная Церковь усвояет другой и насколько трудно составить суждение о различиях, которые их разделяют.

К сожалению, взгляд на недавнее прошлое и на настоящее вселенского Православия не даёт единой картины. Нас, современных людей, мало заботит тот факт, что Московская Церковь в период с 1620 по 1667 год перекрещивала римо-католиков, а протестантов — ещё до 1721, коль скоро нам известно, что к такому решению привели (церковно)политические, а не догматические причины³, которые, однако, спустя определённое время вновь оказались в центре внимания в соответствии с древней традицией⁴. С тех пор распространённая практика Русской Церкви — признавать Крещение и конфирмацию, а также при случае и рукоположение римо-католических конвертитов, в крайнем случае принимать их через отречение от ересей, покаяние и принятие Святых Даров, а протестантов в силу отсутствия у них апостольского преемства — через миропомазание.

Гораздо более, нежели временные колебания по этому вопросу в Русской Церкви XVII века, способствует заблуждению решение, принятое Константинопольским Патриархатом в правление Кирилла V, согласно которому отныне всех, исповедовавших латинскую веру, следует считать некрещёными и обращаться с ними соответственно⁵. И хотя это решение базировалось на церковно-политических основаниях, сравнимых с основаниями решения, принятого в Москве в 1620 г., оно по большей части до сих пор остаётся в силе. Однако применяется оно далеко не всегда, и прежде всего приостанавливается, когда представляется нецелесообразным; тем не менее для этого всегда привлекаются соображения икономии, будь они высказаны или нет, и тем самым сохраняющаяся сама по себе правовая норма теряет свою строгость путём исключений⁶. В современной практике эта икономия проявляется по большей части в том, что при принятии римо-католиков греческая Церковь довольствуется миропомазанием.

Такое расхождение теории и практики оказывает сомнительное впечатление не только на внешних. Именно в диаспоре, где православные поместные Церкви зачастую вынуждены со рвением пытаться осуществлять на практике своё отчасти чисто теоретическое единство, оно создаёт немалые проблемы. Не в последнюю очередь оно заставляет задуматься о надёжности и достоверности позиции Православия в межконфессиональном диалоге.

Крещение и Троичность

Следовательно, нам нужно навести порядок в собственном доме. Мы наверняка наилучшим образом справимся с этой задачей, если, покончив постепенно со всеми церковно-полити­ческими амбициями и с враждебностью прежних и нынешних времён, устремим взгляд на древнейшие традиционные установления Православной Церкви касательно крещения в неправославных общинах верующих. Важные предпосылки к дифференциации в этом вопросе содержат уже 8-е и 19-е правила Первого Никейского собора⁷, 1-е правило святителя Василия Великого⁸, а также так называемое 7-е Константинопольское правило⁹. Однако только священник Святой Софии в Константинополе по имени Тимофей ок. VI в. потщился систематически и подробно изложить соответствующую позицию Церкви в своего рода окружном послании¹⁰. Его труд явно стяжал всеобщее признание и одобрение, так что целиком вошёл в такие нормативные кодексы канонического права, как греческий “Номока­нон” и славянская “Кормчая книга”¹¹, а в правило 95-е Трулльского собора (692 г.)¹² — в сокращённом виде, как резюме. В начале Тимофей пишет:

“Три чина существуют для тех, кто желает присоединиться к святой кафолический и апостольской Церкви Божией. Первый чин — для тех, кто ещё не принял святое Крещение, второй — для тех, кто не должен быть крещён, а лишь помазан святым миром, наконец, третий — для тех, кто не нуждается ни в крещении, ни в помазании, но лишь отвергает своё лжеучение, как и все другие таковые же”.

За этой классификацией следует длинный список еретических группировок, отчасти представленных краткими или более пространными характеристиками. Он особо интересен нам потому, что для каждой отдельной группы из упомянутых фиксируется, какой из названных способов соединения с Церковью следует применять, если члены этой группы желают обратиться в Православие.

Согласно списку креститься должны маркиониты, энкратиты¹³, сторонники гностических систем, николаиты, монтанисты, манихеи¹⁴, — то есть принадлежавшие к синкретическим религиозным общинам, в верованиях которых черты христианства зачастую распознаваемы лишь с трудом. Однако Тимофей однозначно причисляет к тем, кто должен креститься, и христианские секты, как то: евномиан¹⁵, сторонников Павла Самосатского и Фотина, савеллиан¹⁶, последователей Маркелла Анкирского и др. Общее для них то, что их вера в Троицу выказывает серьёзные недостатки и отклонения, которые существенно нарушают принципы христианской веры (если не разрушают их) либо, например, полным отрицанием Божественности Христа в радикализованных формах арианства, либо провозглашением Божественной Троичности простым чередованием внешних форм проявления одного Бога. Миропомазывать, но не крестить следует согласно Тимофею квартодециман, новациан, ариан, македониан и аполлинаристов¹⁷. При этом легко можно уяснить, почему не следует крестить квартодецимиан и новациан. В их случае речь идёт не о собственно еретиках, а о раскольниках, которые считают, что должны держаться в отдалении от Великой Церкви из-за определённых практик, которые они сами полагают существенными, но природа которых на самом деле — скорее дисциплинарного характера (пасхалия или практика покаяния). Более удивителен отказ от крещения ариан, македониан и аполлинаристов, поскольку они всё же несомненно сторонники ересей, с которым Церковь ожесточённо сражалась в IV веке, а отчасти ещё и долгое время спустя. И в то время как ариане и македониане оспаривали единосущность Божества Отца, Сына и Святого Духа, аполлинаристы замещали разумную человеческую душу во Христе Его Божественностью и тем самым отрицали косвенным образом средоточие Его человеческой природы. И коль скоро древняя Церковь тем не менее довольствовалась миропомазанием бывших сторонников этих лжеучений, из этого можно сделать вывод о том, что в этих случаях Троическая вера (и христология) были хотя и нарушены, но не разрушены.

Наконец, Тимофей называет тех, от которых при обращении в Православие следует требовать отречения от ереси, как, например, мелетианиты, египетские раскольники, которые были против приёма в общение отпавших во время гонений, и прежде всего — несториане и различные группы монофизитов¹⁸.

Если не считать названных в конце несториан и монофизитов, то список ересей Тимофея для нас непосредственного значения не имеет. Но при ближайшем рассмотрении он даёт чрезвычайно существенные критерии, к которым следует обращаться при принятии переходящих в Православие, когда речь идёт об определении экклезиологического статуса неправославных христианских религиозных группировок вообще и о выборе процедуры возможного перехода из этих группировок в православную Церковь. При этом решающим был и остаётся в конечном итоге вопрос, сохраняется ли в них суть Троической (и христологической) веры и совершается ли крещение с исповеданием этой веры. Во-вторых следует выяснять, обладает ли соответствующая община церковным служением апостольской преемственности и полномочиями, в силу которых только носители этой преемственности могут совершать крещение через исполнение крещаемых Духом Святым.

Хотя мы вряд ли можем пренебречь тем, что латинское добавление filioque к Никео-царьградскому Символу веры, которое было введено в римо-католической Церкви и унаследовано почти всеми общинами, образовавшимися из неё в течение двух тысячелетий, носит крайне сомнительный характер, поскольку рассматривает Бога Отца как единственный пребывающий источник тринитарной Божественности, но Троическая вера этим не разрушается в своей сердцевине и не ставится существенным образом под вопрос. Следовательно, если мы не стали бы крестить даже ариан и пневматомахов, коль скоро такие бы нашлись, то никоим образом не следует предпринимать этот шаг по отношению к римо-католикам, англиканам, лютеранам или реформатам из-за filioque; в противном случае мы попираем традицию нашей собственной Церкви. Точно так же мы не можем принимать через миропомазание тех христиан, которые приняли дар Духа Святого от носителей традиционного апостольского служения, поскольку наша православная Традиция явным образом предписывает воздерживаться от этого в случаях с несторианами и монофизитами.

Но такое апостольское служение отсутствует у большинства реформатских Церквей, которые его даже отвергают как таковое, так что верующие этих Церквей, как я полагаю, находятся в том же статусе, что и самаряне после крещения Филиппом и до прихода апостолов Петра и Иоанна. И если доныне некоторые колебания в этом отношении возникали в связи с англиканизмом, то введение рукоположения женщин создало для данной проблемы в том, что касается этой общины, совершенно новое измерение. То же относится и к старокатоликам¹⁹. Высказывая это замечание, я полностью отдаю себе отчёт в том, что проблема женского рукоположения будет поставлена и в православной Церкви, и даже сейчас она серьёзно обсуждается там и сям и получает одобрение известных богословов и иерархов. Возможно, что в связи с этим нам предстоит тяжёлая и болезненная борьба, которая по степени ожесточённости превзойдёт древние битвы вокруг проблем троичности и христологии, поскольку эта тема возбуждает эмоции людей нашего времени сильнее, чем любая другая.

Однако ярость и возмущение — самые неподходящие советчики при решении богословских проблем. Это доказали уже решения, принятые при крещении латинян в 1620 и 1755 гг., которые, очевидно, ныне должны рассматриваться как решения ошибочные. И если я ещё раз обращаюсь к ним в заключение, то потому что в обоих случаях в силу отсутствия иных богословских обоснований использовалось указание на предписание древней Церкви производить троекратное погружение крещаемых, и сегодня в ряде православных Церквей отвержение крещения римо-католической Церкви и протестантских общин оправдывается этим доводом. Действительно, предписание троекратного погружения содержится в некоторых древнецерковных канонах, как в 49-м и 50-м апостольских правилах²⁰. Однако и Древней Церкви известны как обоснованные исключения случаи крещения через обливание или даже окропление, которые в так называемых западных Церквах постепенно стали нормой. Можно считать такую эволюцию достойной сожаления, но она никоим образом не должна служить обоснованием повторного крещения. В общем-то к этой ситуации относится поговорка о том, что не следует швыряться камнями, если живёшь в стеклянном доме, потому что я вряд ли раскрою секрет, вспомнив, что по меньшей мере в настоящее время и в православных Церквах немало крещений совершается обливанием, а не погружением. И есть ли смысл применять двойной стандарт перед лицом этого факта? Правомочно задаться вопросом, оправдана ли такая практика Традицией и выражается ли при этом в степени, соизмеримой с Таинством, соумирание и совоскресение со Христом, которое, согласно словам Апостола (Рим 6:4–8), призвано осуществляться в Крещении. Но тот, кто задаёт такой вопрос, может и должен поставить его и перед православной Церковью.

Перевод с немецкого М. Журинской