Я хорошо помню день, когда мне было больно по-настоящему.
Это не было похоже ни на ласковое сочувствие, ни на благородную эмпатию, ни на искренние соболезнования. Больше всего это походило на удар под дых в подворотне – корчишься, согнувшись, держишься за живот и не можешь вдохнуть. А боль твоя стоит перед тобой и говорит равнодушно: «Все, ты мой! Влип, голубчик. Поздно рыпаться!»
Это был день, когда в раковой клинике в веселом городе Гамбурге умер мой самый любимый мальчик, четырехлетний Дениска, один из первых детей, к которым я пришла волонтером в отделение онкогематологии.
Он был классный парень, у него были рыжие кудри – они успевали отрасти и завиться кольцами в перерывах между блоками химиотерапии – и насмешливые глаза. Он был хулиган и мудрец, он был настоящий друг, такого больше не будет.
Но дело не в этом. Каждый из тех, кого я проводила за те семь лет, что по мере сил занимаюсь организацией помощи, был уникален и неповторим, и с каждым вместе ушел целый мир.
Мне было так больно не потому, что Денис был лучше всех, а потому, что я его полюбила. Вот он, первый и главный секрет нашей уязвимости.
Вы живете хорошо и правильно, вы взрослый ответственный человек, вы внимательны к людям, вы не грубите, не оставляете за собой мусора на лесных полянках, может быть, даже помогаете ближнему в меру сил.
Вы отлично выглядите даже в собственных глазах, что уж говорить про окружающих. А потом внезапно приходит эта самая сволочная любовь, этот лучший дар Святого Духа, и разрезает вас на куски и сшивает заново на живую нитку, и вот вы стоите один-одинешенек на ледяном ветру, без щита и меча, мягкий и беззащитный – и вас можно брать голыми руками.
И вас некому защитить, потому что защита отныне – это вы. И спасти некому, ибо спасение – вы же. И спрятаться негде. Так как укрытие – это тоже вы. Вы – старший. Вы – тот, кому непременно скажут на самом краю: «Ну придумай что-нибудь!»
Перед тем, как написать этот текст, я попросила своих друзей в социальных сетях ответить мне на вопрос, как они справляются с таким количеством боли.
Надо сказать, что у меня не простые друзья. Считайте, что я хвастаю, но это люди, на которых держится мир. Они работают в благотворительных фондах, кормят и лечат бездомных людей и кошек; среди них полно усыновителей – те, кто взял из детских домов детишек с таким диагнозом, про который большинство обычных граждан даже слушать боится. Они помогают в самых страшных больницах, они тушат пожары и опекают библиотеки в таких медвежьих углах, куда и пожарная машина не доедет. Они знают про боль, горе и нищету много больше, чем благополучное большинство.
Надо вам сказать, что почти никто не ответил, что он ПРИВЫК. К боли трудно привыкнуть…
Один из самых мужественных людей, которых я знаю, написал: «Иногда мне хочется выключить мир!». Это Рубен Давид Гонсалес Гальего, чьи книжки вы наверняка читали. «Я не беру работу домой!» — написала моя подруга, умница-психолог, мама моей прекрасной крестницы. Она работает с детишками с тяжелыми пороками развития. Доктор из отделения кардиореанимации написал, что ходит в спортзал и лупит «грушу», давая выход эмоциям. Несколько человек честно оценили свое состояние: «Я на последнем пределе!». Удивительно, но все они говорили о том, что можно назвать иностранным словом «стресс-менеджмент».
«Я не беру работу домой!» — написала моя подруга, умница-психолог, мама моей прекрасной крестницы. Она работает с детишками с тяжелыми пороками развития»
Они хотели бы научиться правильно дышать, снимая напряжение, иметь больше времени на прогулки в лесу, на кофе с друзьями и игры с детьми.
Но мне кажется, никто из них не захотел бы отказаться от любви – какого небесного покоя не сулил бы этот отказ.
Мои друзья написали мне множество правильных вещей:
- Иди маленькими шагами, не бросайся спасти всех.
- Огороди свою зону, балуй себя, не стесняйся угощать себя пирожными и дарить себе хорошие книги. Ты этого стоишь.
- Помогай тем, кто вокруг – если так поступят все, в мире не останется несчастных.
- Не сердись на тех, кто не с тобой. Злость деструктивна.
- Учись радоваться. Мир дает к этому очень много поводов.
Вы можете продолжить список, вспомнив то что вы любите, и чем дорожите. А я расскажу вам про конец того дня, когда умер Дениска.
Я сидела на полу, в темноте, в углу, и тихонько подвывала. А передо мной на ковре жужжал мобильник. Номер был незнакомый, и звонил этот человек сердито и упорно. Я не хотела его слышать. Да что там, я просто не могла. Но он звонил и звонил, и я нажала кнопку ответа. Он звонил от метро. У него было всего полчаса. Он привез деньги на какого-то другого ребенка. Он очень торопился, а я все никак не могла понять, почему он чего-то хочет, неужели он не понимает, что мне больно. Он приказал мне одеться и быть у метро через пять минут. Знаете, я встала. И напялила пальто. И сделала шаг правой ногой. А потом – левой. Потом снова правой. И дошла до метро. И, собственно, продолжила жить дальше.
В конце будут несколько строк Давида Самойлова. Их очень любит моя подруга Ира Ясина, живущая с тяжелейшим рассеянным склерозом сильнее, ярче и активнее многих очень здоровых людей.
О, как я поздно понял,
Зачем я существую,
Зачем гоняет сердце
По жилам кровь живую,
И что порой напрасно
Давал страстям улечься!
И что нельзя беречься,
И что нельзя беречься…
Татьяна Краснова