Болезнь и смерть
В наше время чрезмерная до фанатизма забота о здоровье, которую цивилизованный мир всячески поощряет и подпитывает, приводит к разного рода крайностям, в том числе и от обратного, когда некоторые православные родители считают, что раз они полагаются на волю Божию, то нет необходимости ни закалять детей, ни водить к врачам. Есть в этом хоть какой-то резон?
Нет никакого резона. И лечить, и закалять детей нужно непременно, так как православный человек, всегда памятуя о том, что душа выше тела, тем не менее избегает языческогo или нехристианского спиритуализма, который в теле видит лишь какую-то временную клетку, узы и нечто вторичное и необязательное. Поэтому, конечно же, разумное отношение к своему телу христианин должен и в себе хранить, и в детях воспитывать. Другое дело, что западная за; бота о здоровье есть некий коммерческий феномен, который в чистом виде спродуцирован соответствующими производящими корпорациями. Повсеместное распространение фитнес-клубов, одежды, особого диетического питания, особых оздоровляющих препаратов и тренажеров — все это вещи экономически сугубо выгодные, побуждающие к тому, чтобы смоделировать определенного рода сознание. Тут даже идеология носит исключительно прикладной характер, но дальше поверхности, на мой взгляд, дело не идет.
Какие ограничения должна иметь эта погоня за здоровьем, ставшая сегодня чуть ли не знаменем современной цивилизации?
Прежде всего, надо не уподобляться американским старушкам, которые стремятся в семьдесят лет выглядеть на двадцать, ведь культ вечной молодости, культ тех, кто боится думать о смерти и просто дальше этой жизни ничего себе не представляет, — это атеистический культ. И, конечно, безумие заниматься в 60 — 70 лет подтяжками лица, увеличением бюста, обманом не столько даже окружающих, сколько самого себя — я вовсе еще не та бабулька, какой являюсь на деле.
Разумное попечение о том, чтобы выглядеть сообразно своему возрасту и уметь выглядеть в этом возрасте благообразно — вот путь для христианина.
Для многих диета и пост в сознании уравнены. В чем тут разница?
Пост предполагает некие упражнения для тела, которые являются инструментом для пользы души. Диета — это телесное воздержание для телесного же украшения или лучшего плотского устроения, но дальше этого не идет. Если при тех или иных болезнях предписано воздерживаться от некоторых продуктов, значит, нужно воздерживаться. Вредно вам есть жареное мясо, так не ешьте его и в скоромные дни. Что касается поста для болящего, то здесь все очень индивидуально.
Всегда ли болезнь посылается человеку за грехи?
Не обязательно. Бывает, что человек заболеет и избежит какого-то искушения, к примеру, не поедет на встречу и не столкнется с чем-то опасным в духовном или жизненном, практическом смысле. Или прочитает какую-нибудь книгу, которая перевернет его душу, — и слава Божия ему через эту болезнь откроется. Или благодаря безропотному перенесению страданий он возрастет в иную меру. Так что неправильно говорить, будто болезнь всякий раз есть наказание Божие за грехи. Но о себе рассуждать так — полезно.
Значит не обязательно младенец, тяжело болея, расплачивается за грехи родителей?
Не обязательно. В Евангелии от Иоанна сказано: «И проходя, увидел человека, слепого от рождения. Ученики Его спросили у Него: Равви! Кто согрешил, он или родители его, что родился слепым? Иисус отвечал: не согрешил ни он, ни родители его, но это для того, чтобы на нем явились дела Божии» (Ин. 9, 1 — 3). И понятно, что это не единственный случай в истории человечества. Скажем, блаженная Матрона, которая с детства стала страдалицей за Христа, была предельно ограничена в физических проявлениях своей жизни. Но ведь это не по грехам ее родителей и тем более не по ее личным грехам была дана ей такая болезнь, а для того, чтобы она стала тем гигантом духа, каким стала, чтобы смогла вырасти до того подвига великого предстояния за людей и утешения их, на какой была избрана Богом. Или Артемий Веркольский, который умер, убиенный молнией в отроческом возрасте. По грехам родителей? Нет. Потому что он был избранником Божиим, которого Господь взял к себе чистым.
Иногда то или иное ограждение физической немощью попускается ребенку для того, чтобы он, взрослея, обретал веру и становился глубже, чем мог бы быть при телесной красоте и физическом здоровье. А иногда ребенку попускается недуг для того, чтобы его родители возросли в большую меру веры, крепости и благочестия. Так что все сложно и невыводимо одно из другого, как математическое действие, как дважды два — четыре: родители согрешили — родился больной ребенок.
Однако ведь на практике часто бывает, что болезнь ребенка — это расплата за грехи его родителей. Можно ли уберечь своих детей от такого рода болезней?
Конечно, болезнь болезни рознь. Есть болезни, которые, несомненно, проистекают от грехов родителей, и другой природы они просто не бывают. Это определенные болезни, проистекающие от табакокурения, от винопития или невоздержанности в грехах против седьмой заповеди: «Не прелюбодействуй» (Исх 20, 14), то есть болезни, прямо проистекающие от родительских грехов, и здесь, конечно, нужно прежде всего обращать внимание на причину, а не на ее следствие. Если же иметь в виду подверженность болезням человеческого естества в принципе, то нужно помнить, что человеческая природа исказилась не нашим конкретным грехом, но после грехопадения прародителей в нее вошли болезни, скорби и самая смерть. И поэтому сама по себе благочестивая жизнь родителей не является непременным гарантом здоровья их детей. Бывает, что у вполне благочестивых родителей дети умирают во младенчестве или имеют те или иные недуги. К примеру, святой страстотерпец царевич Алексий…
По евангельскому слову, болезнь не обязательно результат греха самого человека или его родителей, но, конечно же, это не означает, что они не должны задумываться о последствиях своей жизни по отношению к здоровью собственных детей. В случаях грубых страстей — того же винопития или наркомании — все достаточно очевидно, но то же самое бывает, хотя и тоньше проявляется, и в случаях других страстен, не столько конкретных грехов, сколько страстей. Ведь непреодоленные а и которые человек осознает, но с которыми не находит решимости должным образом бороться, искажают его душевный и телесный состав, что тем и иным образом отпечатывается и на детях. И не то, чтобы это становится некоей обусловленностью их непременного впадения в те же самые страсти, но некая предрасположенность и необходимость памятования, что сия опасность близко к ним подходит безусловно, есть.
Можно ли сказать, что существует генетическая предрасположенность к тому или ин иному греху, к тем или иным вредным привычкам и заболеваниям?
Предрасположенность ко греховным страстям, конечно, как тенденция передается. Понятно, что дети алкоголиков имеют очевидную опасность быть подверженными алкоголизму, а дети блудников, распаляющих в себе плотские страсти, имеют большую опасность не устоять в целомудрии и чистоте. Но это лишь тенденция, а не детерминированность. Это скорее то, что в личности человека играет роль подводных камней, которых можно и должно избежать. Ибо у каждого из нас есть те или иные греховные страсти, преимущественно для нас опасные, однако окончательной связанности ими нет. Понятно, что генетическая предрасположенность объективно существует. И как святость, так и греховность накапливаются в поколениях. Но любой грех всегда останавливается покаянием.
Говорят, что грехи передаются до третьего-четвертого поколения Что это означает?
Это означает, что, передавая детям те или иные свойства, черты характера, например: тягу к путешествиям или тягу к домоседству, сами по себе нравственно нейтральные, мы передаем и те предрасположенности либо устремлении к добру, либо в укорененности в греховных страстях, которые попускали в своей жизни. Например, человек, не борющийся с собственной гневливостью, эту склонность к гневливости передаст и своему ребенку. Человек, допускавший в своей жизни блудные, нечистые страсти, передает предрасположенность, не детерминированность, а именно предрасположенность к такого рода страстям. Это не значит, что дети связаны родительскими грехами, что они непременно эти же грехи совершат. Но как мы знаем на самом простом уровне, что дети алкоголика должны особенно беречься от того, чтобы выпить лишнюю рюмку, так и дети родителей, одержимых какими-либо более сложно описываемыми страстями, должны быть особенно осторожны, чтобы не впасть в них. Хотя опять же не нужно забывать, что если грех и передаются до третьего и четвертого поколения, то праведность до седьмого колена спасает. В любом случае святость преобладает над греховностью.
Почему попускаются такие детские болезни, как бесноватость?
Детская бесноватость попускается по тем же причинам, почему и другие болезни. Какие-то болезни детей, в том числе и такого рода состояния, как бесноватость, бывают по грехам родителей — для их вразумления. Какие-то бывают в силу общей падшести человеческого рода и открытости человека духам злобы поднебесной; в особенности, если он пребывает вне ограждения церковными Таинствами. Какие-то, по слову Евангелия, бывают, дабы явилась нам всем слава Божия. Причины здесь могут быть многоразличными, и единственно, что не нужно в лоб утверждать, будто все связано с конкретной греховностью конкретных родителей или даже самого ребенка. Не следует говорить о родителях, что они страшно согрешили, поэтому у них родился такой больной ребенок. Причина может быть как в общей падшести людей, так и в том, что накопилось в предыдущих поколениях этой семьи. И им эта болезнь дается как крест в том числе и за усопших близких во искупление их грехов. Я знаю семью одного благочестивейшего священника, служащего за границей, у которого в молодости родился ребенок с болезнью Дауна, и он через всю свою священническую жизнь нес этот крест и это попечение о нем как долг любви, хотя по-человечески это трагедия. Но для того чтобы этот священник вырос в меру того дивного образа настоящего батюшки, каковым он является это было, несомненно, попущение Божие, которое дано было потерпеть тому, кто смог такое вместить.
Детские страхи, отчего они?
От разных причин. По большей части, естественных, поэтому рассуждать об этом — дело психолога и педиатра. Но иногда бывает, что дети ощущают определенного рода духовное неблагополучие, которое есть в том или ином месте, в среде тех или иных людей. Объясняется это тем, что дети, душой чище и открытее невидимому миру, чем мы. И то, к чему взрослые уже закоснели, не чувствуют этого, забывают, детьми ощущается как некая реальная сила, в том числе, и отрицательная, демоническая. Скажем, дети тут же заболевают, оказываясь в доме людей, заведомо грешных. Взрослым все нипочем, а детям плохо становится. Или ребенок не принимает какого-то родственника или друга семьи, который вроде бы всем своим видом свидетельствует ему свою расположенность и ничего для него плохого не делает. Но со временем выясняется, что не все так просто в отношении того человека. Кстати, дети очень часто, ничего, конечно же, не зная о том, что такое сексуальные меньшинства, отталкиваются от их представителей. Иными словами, есть нечто на уровне естества, что побуждает ребенка не принимать такого рода греховность.
Если ребенок с детства замкнут до предела, ни с кем не общается, надо ли прибегать к помощи медицины?
Одно дело, если необщительность ребенка — это просто черта характера, другое дело, если поставлен медицинский диагноз — аутизм, тогда нужно применять лекарства. Тут ведь вопрос принципиальный: в случае любого заболевания, даже психосоматического, в плане лечения необходимо сочетание врача телесного и врача духовного. Но, впрочем, в данном случае надо очень и очень трезво оценить, действительно ли речь идет о болезни.
В ситуации, когда родители узнают, что их сын или дочь страдают от наркомании или алкоголизма, нужно ли им обращаться к психиатру?
Наверное, тут могут быть очень разные выходы, но один из возможных — это сочетание помощи Церкви (если речь идет о церковном молодом человеке) с помощью православного врача. Мне представляется, что по отношению к наркоманам, бывшим или только борющимся со своей страстью, сотрудничество близких, священника и обязательно православного психиатра это союз желательный, если не необходимый.
Если у молодого человека после лечения от наркомании начал развиваться социальный аутизм, да еще в крайних формах, в таком случае тоже надо прибегать к врачам-психиатрам?
Конечно, нужно. Может быть, родители могли что-то сделать и до того, но теперь уже трудно рассуждать об этом. Задним умом всякий крепок. Однако то болезненное состояние, в котором молодой человек пребывает теперь в результате всех душепагубных экспериментов над собой, безусловно, должны выправлять и врачи.
Как себя вести и родителям, если, что весьма типично для подобной ситуации, сын (дочь) не хочет идти к врачу и принимать лекарства?
Не вполне понятно, что при этом можно сделать, потому что он уже совершеннолетний, и не считает себя связанным никакими обязательствами по отношению к окружающим. Вот еще одно доказательство, насколько накоманияия и алкоголизм опасны, даже если речь идет о последствиях для как бы вылечившихся людей.
Вообще в каких случаях неустроенности семейных отношений надо прибегать к психиатрической помощи?
В случае психиатрических болезней. Если в подтексте вопроса прочитывается опыт западной цивилизации, когда психиатр на секулярном уровне является заместителем исповедника для неверующих или не знающих Таинства исповеди христианских конфессий, то, конечно это подмена, суррогат. И идти путем такой подмены было бы нежелательно. Господь дает нам достаточно сил с тем, чтобы с помощью Божией благодати и собственной ответственностью за жизнь решать подавляющее большинство жизненных проблем, которые нам попускаются. Другое дело, если у кого-то в семье недуг – шизофрения или какое-то другое, несомненно, психиатрическое заболевание. Тут, конечно необходимо обращение к психиатрической помощи; и в таком случае неправомочно и даже дурно лечить путем отчитки и изгнания бесов. Но неправомочно и другое: духовные проблемы, даже если они могут быть определены в медицинских терминах — склонность к истерии, склонность к депрессивным состояниям, параноидальный синдром, — решать с помощью психиатрии, неважно: с помощью таблеток или иных методов психотерапевтического воздействия.
Почему не допускается заочное отчитывание, если, к примеру, дальний родственник или знакомый пребывает в безумном состоянии, а о Церкви и слышать не хочет?
Чин отчитки, подразумевает личное участие человека, одержимого духами злобы поднебесными. Другое дело, что бывает, что путают отчитку как таковую с разного рода чинопоследованиями молебнов и иных чинов церковных, в которых испрашивается освобождение человека от страстей, от недугов, от пьянства, еще что-то. И тут, конечно же, допустима молитва и в отсутствие самого человека, и вопреки воле его близких. И даже, если он говорит: «не молитесь за меня», безумием было бы руководствоваться этими его словами. В данном случае объективное знание того блага, которое может принести личная, а в особенности церковная, молитва тому, о ком молятся, выше его собственного запрещения или запрещения его близких.
Сейчас среди православных бытует очень много чудовищных суеверий, вплоть до того, к примеру, что христианину нельзя делать переливание крови, если она от мусульманина.
Мусульмане при всех их вероучительных заблуждениях — чада Отца нашего Небесного, наши братья и сестры, в том смысле, что мы все потомки Адама и Евы. Они также несут в себе, хоть и замутненные лжеучениями Мухаммеда, образ и подобие Божие. И считать, что кровь их настолько нехороша, что данная человеком жертвенно, для помощи другому, не может быть употреблена, — дикое суеверие. Осознанно же от любого переливания крови отказываются только сектанты-иеговисты, неверно толкуя некоторые слова Священного Писания.
Некоторые священники советуют своим духовным чадам подавать за болящих по семь сорокоустов в разные монастыри одновременно. Какой в этом заложен смысл?
Сорокоуст — это литургическое поминовение человека на каждой Божественной литургии в течение определенного периода времени — месяц, сорок дней, год. И, конечно же, такого рода поминовение имеет великую силу, потому что Евхаристия, Бескровная Жертва — это высшее из поминовений и предстояний, которые совершаются в Церкви. Выше молебнов, выше иных каких-то особых богослужебных молитв. Однако понимая это, мы должны понимать и то, что Литургия, совершаемая на каждом отдельном престоле; в храме, в приходе, в монастыре, в кафедральном соборе,— это одна и та же литургия, которая служится во всей Вселенской Церкви.. И в этом смысле семь литургий, параллельно заказанных в разных монастырях и в разных приходах, не могут в Жертве Христовой ничего увеличить. Точно так же, как если бы мы написали десять записок в одном храме с одним именем и подали бы их на одну службу, это не означало бы, что наше поминовение за данного человека будет в десять раз сильнее.
Если же последовательно, по окончании одного сорокоуста или по окончании одного поминовения вновь подавать его, с тем чтобы череда церковного предстояния за того, о ком мы просим, о ком молимся, не прерывалась, то это, безусловно, дело доброе. И всегда у православных такой благочестивый обычай был, чтобы за человека не только его близкие, но и вся Церковь постоянно молилась, в особенности в период чрезвычайных обстоятельств.
Безусловно, из этого не следует, что необходимо отказываться от подачи поминовений при посещении святых мест и монастырей только из-за того, что где-то за этих же людей оно уже совершается. Потому что благоговея перед тем или иным угодником Божиим, перед той или иной святыней, перед чудотворной иконой Спасителя или Божией Матери и заказывая поминовение о наших близких не из суеверного желания, чтобы от чисто количественного умножения наших прошений возникло новое качество, а по любви и по доверию к этому святому, другу Божию как предстателю за всех прибегающих к нему, конечно, такого рода поминовение по мере нашей веры принесет им пользу.
И разумеется, сказанное о том, что надо избегать количественного подхода, не означает, что нужно идти путем умаления любви к святым или, в более широком смысле, к святыням и благоговения к ним. То есть то, что литургия, совершаемая на каждом престоле, есть литургия всей ‘Вселенской Церкви, не отменяет того, что святые в храмах, посвященных им, или связанные с этими местами своей жизнью, имеют здесь сугубое предстательство и осуществляют попечения и о тех, кто тут подвизается, и о тех, кто тут молится. Святой преподобный Сергий Радонежский обещал молитвенно во все времена быть неотступно с братией основанной им обители.
И мы верим, молясь перед его мощами или на литургии в Троице-Сергиевой Лавре, что он молится здесь с нами cyгyбо, и по сравнению с другими местами это особо ощутительно.
Преподобный Иоанн Дамаскин в «Точном изложении православной веры», говорит, что Бог —«везде сый и вся исполняяй», тем не менее на земле есть места особого присутствия Божия — и прежде всего это храмы. Так и в данном случае: хотя, конечно же, святой достигает своим предстательством любую точку на земле, но храм, ему посвященный, место его подвига есть место его особого присутствия и попечения. Поэтому самое важное при поминовении ближних — не смутиться душой, ведь то, что исходит от любви и от благоговения, не может принести вреда.
Нужно ли в случае серьезной болезни ребенка или тяжелых жизненных обстоятельств отцу и матери молиться вместе?
Конечно, добро молиться вместе. И в данном случае нужно не только отцу и матери, но и прочим членам семьи, если таковые есть, вместе молиться о том, кому сейчас труднее всего, кто сейчас в недуге или в тех или иных тяжелых жизненных обстоятельствах. На то и семья, чтобы быть вместе и быть рядом с тем, кому плохо.
Что означает «молитва по соглашению», в каких случаях нужно к ней прибегать?
Что такое «молитва по соглашению», явствует из самого ее названия. Это совместное исполнение того или иного молитвенного правила несколькими православными людьми, которые соглашаются исполнять его ответственно и серьезно на протяжении какого-то срока. «Молитва по соглашению» есть прямое исполнение слов Спасителя: «Если двое из вас согласятся на земле просить о всяком деле, то, чего бы ни попросили, будет им от Отца Моего Небесного, ибо где двое или трое собраны во имя Мое, там Я посреди них» (Мф. 8, 19 — 20). Итак, основа такого молитвенного делания — евангельская. Но для того, чтобы во всем этом не было элемента своеволия и самохотения — мол, мало мне моего обычного правила, утренних и вечерних молитв, хочу как-то особенно помолиться, — а было чистое желание предстояния души пред Богом и объединения в молитве с другими людьми, то в данном случае необходимо взять благословение у священника, который может сказать, полезно тебе участвовать в этом или сейчас нет, так как ты можешь возгордиться, начать ощущать себя каким-то особенным и поэтому пока лучше тебе еще до таких вещей дорастать.
Чаще всего «молитвой по соглашению» является чтение Псалтири, когда десять, пятнадцать, двадцать, тридцать человек начинают читать псалтирь каждый со своей кафизмы, в конце которой присоединяют поминовение как всех участвующих в этом молитвенном делании, так и тех близких, кто находится в списке, составленном изначально молящимися. А назавтра читавший первую кафизму читает вторую, читавший вторую, читает третью и т.д. Так что каждый день по кругу прочитывается вся Псалтирь.
«Молитвой по соглашению» может быть чтение того или иного канона — Иисусу Сладчайшему, Пресвятой Богородице или перед Ее иконой «Неупиваемая Чаша» или другого какого-либо канона, который читается целиком и неизменно и тоже с добавлением в конце имен тех, о ком их близкие хотят вместе помолиться.
Бывает и иной вид «молитвы по соглашению», кого скажем, друзья, родные или просто члены прихода, видят, что какого-то человека тяжелые искушения одолевают или он попал в беду, берутся его вымаливать, вместе предстоять за него пред Господом. В любом случае все это дело доброе и очень организующее, приучающее к ответственности м молитву. Ты можешь. собственное молитвенное правило сократить, но когда знаешь, что если не прочитаешь свою кафизму, то из-за тебя сегодня вся Псалтирь не будет вместе прочитана, страшно становится и приподнимешь себя от одра сонного и поставишь на молитвенное чтение.
Как нужно сугубо молиться о болящих?
Формы этой молитвы могут быть многоразличны — необязательно акафист, есть каноны о болящих, есть молебном пение, есть призывание Божией Матери в различных скорбях и обстояниях, есть призывание святых угодников, которых мы знаем как целителей и помощников наших в душевных и телесных скорбях. Образ молитвы может быть многообразен, но очевидно, что она не может не родиться в сердце церковного человека.
Если твой тяжело заболевший близкий отказывается ложиться в больницу, надо ли жестко на этом настаивать?
Это очень зависит от меры духовного возраста человека. Приснопамятному Святейшему патриарху Пимену сказали, что или он срочно ложится на тяжелую операцию, или ему предстоит скорая и очень мучительная смерть. Он решительно отказался от этой операции, вручая себя в руки Божии. Мы знаем, что Господь дал ему после этого еще около двух лет жизни, дал дожить до великого юбилея 1000-летия Крещения Руси и тем самым вступить даже в своей земной жизни в новую эпоху церковного бытия. Но для этого нужно быть человеком столь глубокой духовной и молитвенной жизни, как патриарх Пимен. А бывает, что человек отказывается от лечения болезни, напротив, не по Вере, а по малодушию. Ему не хочется думать о болезни, так как поначалу еще не очень тяжело. И вместо того, чтобы вручить себя в руки врачей, он хочет какое-то время пожить в своей воле, чем-то успеть насладиться или, если выразиться деликатнее, утешиться, лишь бы только не думать о предстоящей болезни и возможном умирании. Конечно, это не благочестивое поведение. И такого внутреннего расположения в своем близком поощрять нельзя. Так что, как и во всем, здесь дело не в поступке как таковом, а во внутренних мотивах и духовных побуждениях, которые за ним стоят.
Нужно ли до последних сил терпеть боль? А если врачи дают наркотики как обезболивающее?
Конечно, анальгетические и в какой-то мере наркотические средства нужно применять, ведь не всякую физическую боль обычный человек может вытерпеть. Если есть возможность облегчить страдания больного, нужно их облегчить, только не до такой степени, чтобы сознание уходило от него и чтобы не было погружения в такое состояние,
когда психическая и духовная адекватность утрачиваются. Тут надо придерживаться общего принципа: раз медицина, как любая наука, дана нам от Бога, значит, разумно прибегать к ее действенной помощи. И выбор, как всегда, за самим человеком: и один, сломавший ногу, по ложному смирению, откажется идти к врачу, пока нога не загниет, а другой без ропота и с покорностью к Промыслу Божию начнет лечиться.
Но можно ли, чтобы больной принимал успокаивающие лекарства и транквилизаторы?
Об этом лучше спрашивать того, кто способен по поводу каждого конкретного лекарства дать конкретный ответ. Потому что нельзя сказать вообще о транквилизаторах или успокаивающих, опять же здесь дело — в разумной мере. Но, думается, неполезно держать человека в таком состоянии, когда он приходит в себя только для того, чтобы проглотить пару ложек бульона и не имеет возможности никак духовно реагировать на действительность. С другой стороны, разве можно вовсе отказать ему в лекарственных средствах, которые дали бы возможность передохнуть от боли и как-то оценить свое состояние, хотя бы для того, чтобы сосредоточиться на памятовании о собственных грехах и успеть поисповедаться и причаститься, не страшась того, что через секунду снова наступит страшный болевой шок? Поэтому дело опять-таки скорее не в препарате как таковом, а в мере и цели его применения. То же касается и наркотиков.
Как помочь своим престарелым родителям или дедушкам и бабушкам избежать страха смерти?
Самое большое, что могут сделать верующие члены семьи для своих старших невоцерковленных родных и близких, это привести их в ограду церковную к покаянию. Потому что ну какой же смысл в том, чтобы уберечь их от страха смерти, если его отсутствие будет вести и к отсутствию мысли о вечности? Ведь страх смерти промыслительно попущен Творцом, ибо она чужда нашей природе и вошла в нее только через грехопадение как его следствие. И неприятие ее душой, всем естеством своим, является для человека мощнейшим побуждением задуматься о собственной конечности и о пути к спасению. И в этом смысле, когда при той или иной тяжелой болезни, диагноз. которой известен близким, но старательно скрывается от того, кто почти неизбежно вскоре покинет земной мир, такую позицию для христианина нельзя считать оправданной. Ибо человек может так и дойти до своего жизненного предела, пребывая в перманентной иллюзии все нового выздоровления, все новой медицинской помощи, обеспечивающей ему еще столько-то времени жизни такой же, какой он жил прежде, и за всем этим можно не успеть душу свою никак для вечности подготовить. Да, конечно, есть и другого рода опасность, когда человек, осознав неминуемое приближение смерти, проходит через состояние уныния и отчаяния. Но лучше такой кризис, чем прохладножительное доживание своей старости. Что же касается родных и близких, то лучше всего в этот момент не оставлять больного, не уходить от него, мол, мы тебе сказали, и теперь ты сам справляйся, как можешь, — а быть рядом. Но их долг — поставить его перед фактом нашей земной конечности, от которого все мы хотим спрятаться. И во многих и многих случаях это осознание близости конца меняет человека и даже самых закоренелых безбожников и атеистов приводит к покаянию и к тому, что они приближаются к ограде Церкви. По крайней мере, мы должны им такую возможность дать.
Если же говорить в более широком смысле, то для христианина старость — это и великая, и достойная пора жизни. Не случайно, слова «старик» и «старец» — однокоренные. И как правило, духовная умудренность, за редчайшими исключениями подразумевает и немалый жизненный путь. Пора мудрости — это пора, когда за всевозрастающей физической ограниченностью тем не менее открывается возможность для более глубокого, сосредоточенного, когда созерцательного, когда молитвенно-попечительного отношения к действительности, к близким. Это пора плодоношения человека, от которой не нужно бежать. И в этом смысле церковное, христианское отношение к старости антитетично современному светскому отношению, которое стремится вычеркнуть ее как важнейшее время человеческой жизни, то есть лукаво продлить видимость молодости до невозможного предела, вплоть до самого конечного. Но это все ложь, перечеркивающая слова псалмопевца Давида о той поре человеческого существования, в конце которой труд и болезнь, но которая почти для решительного большинства из нас подразумевает возможность искупления чего-то в нашей жизни, за что нам лучше здесь потерпеть, чем там, в вечности. Поэтому будем подводить наших близких к правильному отношению к старости и побуждать их с благодарностью ее принимать и радоваться этим годам жизни.
А чем это можно объяснить, если человек испытывает настоящий ужас при одном упоминании о смерти, никогда не ходит на похороны и даже на кладбище к своим родителям?
Могу сказать только одно: невроз, связанный со страхом смерти, — это неизбежное следствие атеизма. Для человека неверующего действительно существуют две возможности: одна — не думать о неизбежном конце, забываясь водкой или привычным просиживанием у телевизора, вторая — панически его бояться. Ну а как не бояться? Мы все пели и плясали, а теперь нужно за это расплачиваться. Никуда от этого не денешься! Вот безбожие и формирует в человеке только такое отношение к смерти. И в некоторых случаях оно принимает столь крайние формы.
И я не знаю другого выхода, кроме того, чтобы человек, страдающий подобного рода неврозами, хотя бы на пороге своего земного бытия вошел в ограду Церкви. Только тогда они могут быть преодолены. Все иное суррогаты, которыми западноевропейская цивилизация, при всех нынешних экономических возможностях, предлагает страждущим обманываться. Или, как американские старички, путешествовать по миру и умереть, к примеру, в Японии. Или сдавать клетки своих органов, чтобы кто-то когда-то из них что-то клонировал — на случай, если вдруг из этого что-то получится. Или бороться со страхом смерти путем замораживания своего тела, чтобы его вернули к жизни в 2900 году. По сути дела, это еще безнадежнее, чем мумификация египетских фараонов: те верили, что если из них мумию сделают, то боги воскресят их в последний день. Правда, боги в их представлении были весьма относительной мощности, раз для воскрешения человека необходимо было как следует его телесный состав сохранить. Но зато воскрешение души имелось в виду как обязательное. В наше же время за гробом предполагается только пустота. Поэтому весь мир, так или иначе, борется за продление человеческой жизни во что бы то ни стало. Однако приходит лишь к очередным, все более изощренным, суррогатам. Ведь кроме веры в невидимого, Бога и в бессмертие души, ничто человека не спасет, и людям воцерковленным тут другого совета не дашь: молитвой, благочестивой жизнью рядом, любовью, свидетельством о Православии, всем своим бытием подвигать наших близких к ограде Церкви. Все иное будет неправдой.
Нужно ли, несмотря ни на что, вселять больному надежду на выздоровление в том случае, если он панически боится окончательного медицинского приговора?
Скрывать от верующего человека его подлинное состояние неполезно, потому что он должен подготовиться к смерти, к умиранию, к встрече с вечностью. И хотя по немощам человеческого естества он тоже бывает склонен бежать от этих мыслей, но где же будет наша любовь, если, облегчая ему теперешнее психологическое состояние на неделю, на месяц, на полгода, мы рискуем его вхождением в вечность! Как можно сопоставить на чашах весов какой-то конечный срок земного бытия с бесконечным благобытием в Боге, которое стоит за порогом смерти? И если мы люди верующие, то для нас нет вопроса, какова цена того, что на одной чаше и что на другой.
С неверующим человеком сложнее, ибо знание о близкой смерти может привести к унынию и отчаянию, и поэтому подводить его к осознанию того, что он приблизился к концу своей жизни, нужно более деликатно. Но с нас спросится, если мы, уберегая человека от конечных выводов, в итоге лишим его возможности последнего кризиса своего земного существования, когда в этих страданиях душа его может открыться навстречу благодати Божией и он, как благоразумный разбойник, успеет сказать: «Помяни меня, Господи, егда приидиши во Царствие Твое» (Лк. 23, 42).
Я знаю об одной страшной кончине, когда к умирающему от рака человеку, крещеному, но по жизни неверующему, который уже был на пороге покаяния, пригласили экстрасенса, и он принес ему видимое облегчение, дав иллюзию, что с ним все будет хорошо. И в результате человек внезапно умер, полтора дня испытывая чудовищные боли, так что близкие уже не успели ни священника привести, ни как-то сами ему помочь.
Православные молятся не только о том, чтобы у них не было внезапной смерти и чтобы было время к ней подготовиться, но и о непостыдной кончине, как говорится об этом в просительной ектенье на литургии. Объясните, что это означает?
Тут можно привести одну небезызвестную для всех цитату, что непостыдная кончина бывает тогда, когда умирающему не становится мучительно стыдно «за бесцельно прожитые годы». Но ведь это действительно так. Это такая кончина к которой человек покаянно оборачиваясь на прожитое, приходит, принося некий плод своей жизни Господу. Не обязательно плод каких-то больших внешних дел то, что называется — достижений. Не все праведники умирают, видя торжество правды Божией или некоторых своих начинаний. Но при непостыдной кончине совесть человека, очищенная покаянием, согласна с волей Божией. А при не постыдной, мирной кончине человеку дается возможность окончательно примириться с Богом, со своей совестью, с окружающими людьми и отойти «от земного бытия, не оставляя здесь по отношению к ним неразрешенных долгов, непрощенных обид, непринесенного покаяния.
Во многих молитвословиях мы просим избавить нас от напрасной, то есть внезапной, смерти, к которой христианин не успевает достодолжным образом подготовиться. Мы молимся, чтобы перед самой кончиной мы бы успели сознательно и глубоко исповедаться, приобщиться Святых Христовых Таин, чтобы мы успели остановиться, оглянуться назад и хотя бы в глубине души вздохнули о том грехе, который мы уже не сумеем исправить, но сумеем окончательно осудить в себе перед концом своего земного бытия. Однако если Господь Промыслом Своим определяет нам болезнь и скорбь как некую конечную часть нашего земного пути, то хотя бы в этом приятии воли Божией о себе мы должны явить себя христианами.
- Святитель Иоанн Златоуст говорит о трех возможных путях спасения:
- о пути без греха, который практически для нас закрыт;
- о пути покаяния, омывающего собственные грехи, что мы тоже редко умеем делать в должной мере;
- о пути смирения и приятия — без ропота — воли Божией, через скорби или страдания нам открывающейся, и чаще всего такой путь, в том числе и перед концом жизни, является наиболее удобоспасительным для каждого из нас.
Предсмертная болезнь для человека — это время не только телесной, но и духовной слабости или, напротив, время духовного возрастания?
Мы никоим образом не должны рассматривать болезнь и немощи перед смертью, как слабость того или иного человека. Сами по себе болезненность, страдательность, смерть как таковая — все это, безусловно, следствия грехопадения. Но это касается всего человеческого рода, а каждый конкретный человек перед концом своей жизни проходит путь, который определяется Промыслом Божиим, исходящим из того, что в данном случае для него спасительнее и полезнее. Бывают болезни и страдания праведников, которые помогают возрасти им в высшую меру праведности. Скажем, преподобный старец Амвросий Оптинский был предельно слабым по физическому естеству и болел большую часть своей жизни, так что многие и многие годы не мог совершать того, к чему душа его всегда стремилась и что так питает подавляющее большинство священнослужителей. Он не мог сам совершать Божественную литургию, хотя был иеромонахом. Но теперь-то понятно, какой в этом был Промысел Божий, дабы неся свой крест страданий, преподобный Амвросий вышел навстречу всем страждущим и стал тем, кем мы почитаем его, — всероссийским старцем, великим помощником людям в их скорбях и недоумениях.
То же самое относится и к простым людям, отнюдь не столь великим в святости. Одному перед концом земной жизни болезни посылаются для его вящего укрепления, другому — для того, чтобы он отстал от тех или иных страстей и привычек, хотя бы ближе к концу земного пути, третьему — во искупление того недоброго и греховного, что было им совершено в своей жизни. Но кому, как, за что и в какой мере посылаются болезни — это тайна Промысла Божия, которая может открыться только душе самого человека, внимательного к своей духовной жизни. Судить же о том или ином из окружающих нас людей, признавая, что болезнь или особо тяжелое умирание достались ему по его грехам, неблагочестиво и неблагоразумно.
Верно ли, что смертельная болезнь учит не только самого человека, но и его, близких, тех, кто рядом с ним?
Да. Ведь предваряющее смерть время умирания, как правило, проявляет то, что действительно есть в отношениях людей друг с другом. Не то, что они изображают или, если сказать жестче, не то, во что они играются, и не то, какими им эти отношения хотелось бы видеть для самих себя и представлять для других. Близкая смерть обнажает эти отношения такими, какие они на самом деле. И страдание и умирание близкого человека отнюдь не всегда облагораживают его окружающих. Как раз именно в этот период проявляется подлинная мера внутреннего приятия или неприятия друг друга. Если за всем стоят истинные сердечные чувства, то какие-то недорешенности, шероховатости, вторичные упреки, взаимные обиды уходят. А если нет любви друг к другу, то, напротив, быстро слетают вежливость, комплиментарность, внутрисемейная политкорректность, и практически уже не скрывается, что от больного и умирающего устают, им тяготятся, общения с ним избегают и с какого-то момента начинают со стыдом, не сознаваясь себе в этом, желать ему скорейшей смерти, то есть по сути освобождения от такой жизненной ситуации. Так что в любом ! случае и для тех, кто рядом с умирающим, этот личный опыт очень важен.