Во многих московских школах – централизованное тестирование младшеклассников. К его специфичным вопросам готовились за несколько недель, а родителям школьников пришлось отвечать на подробные вопросы психолога о «чувствительных» вещах. Цели этого тестирования не понятны ни детям, ни учителям — обозреватель Правмира Антон Размахнин, за неимением других вариантов, предполагает худшее…

«Папа, я боюсь ходить в школу на этой неделе. Нам придется писать городской тест…» — моей дочери-второкласснице восемь лет, и она нервничает перед страшным и экстраординарным мероприятием.

Ничего удивительного: почти месяц назад на родительском собрании точно так же нервничала их учительница. «Если тест будет проходить по всем правилам, то мы – учителя – из классов удаляемся, в течение целого дня дети будут писать тесты», — рассказывала она. И умоляла родителей на весенних каникулах подтянуть таблицу умножения – потому что на остальные тестовые задания детей «натаскивали» половину марта и начало апреля, а вот таблицу в классе не освоишь, нужно заучивать.

Фото: thesun.co.uk

Фото: thesun.co.uk

Это «что-то вроде ЕГЭ для начальной школы», нужны тесты для «подготовки к оценочной деятельности», а рейтинг по итогам тестирования выставляется не самим ученикам, а школе и ее учителям в целом – примерно так «доводят» до родителей младшеклассников смысл этого мероприятия.

«Оценочная деятельность» — это, в смысле, нормальные школьные оценки: если кто не знает, современный стандарт для младшей школы подразумевает, что в первых двух классах ученик никаких «баллов» в дневник и журнал не получает. Конечно, в реальности тетради второклассников давно заставлены пятерками, четверками и непременными мрачными «См.» (вот, кстати, тоже повод детям понервничать – «ну, мама, пожалуйста, скажи, «См.» это же не двойка?..») Но только с третьего класса отметки приобретут силу закона, пойдут «четвертные» и «годовые» — и вот для этого, как говорят, и нужен тест.

Само по себе испытание – его варианты, по которым готовят детей, родителям показывали – вполне интересное, изобилует вопросами на сообразительность, требуя при этом знания таблицы умножения, словарных слов и прочего обязательного. Но формулировки заданий — учитывая, что это тест, и от формулировки зависит многое – иногда поражают неизъяснимо.

Например: для анализа по нескольким параметрам дается текст – одна из «Медвежьих сказок» Владислава Бахревского. Очень короткая сказка, можно привести полностью:

Сидел медведь под липою. Липa в цвету, мёдом пaхнет. И — хлюп! Лaсточкино гнездо упaло ему нa голову. А в гнезде — птенчики.

— Мишкa! — просят лaсточки. — Не погуби нaших детушек. Посиди, покудa у птенцов крылья отрaстут.

Что делaть?! Сидит Мишкa — днём и ночью сидит.

Все звери прибегaли поглядеть нa чудaкa с гнездом нa голове.

Птицы тоже со всего лесa слетaлись, кормили Мишку, поили.

Пришёл-тaки счaстливый день. Вылетели молодые лaсточки из гнездa. Тут Мишкa и рaзогнул нaконец спину. Домой побрёл.

Птицы его провожaли. Всё небо зaкрыли, чтоб тенёчек был. Кaкое спaсибо Мишке ни скaжи — всё мaло.

Среди вопросов, которые задаются к тексту, есть такой: «Какими словами автор называет Мишку?» И нужно выписать два слова. На этом вопросе по первости «срезались» практически все второклассники: никаких эпитетов здесь нет вовсе!

Большинство детей домыслили за автора прилагательные типа «добрый» и «терпеливый». Самые хитрые поняли, что речь идет именно о присутствующих в исходном тексте словах и нашли-таки одно: «чудак». Спорно с точки зрения смысла: не автор так называет героя, а другие персонажи, но пусть будет.

А вот второе слово, характеризующее Мишку, найти – попробуйте? Вот и никто из испытуемых не смог. Оказалось – составители теста записали в характеристики само слово «медведь». И, что характерно, возражения не принимаются, ученик обязан угадать, что имел в виду незнакомый ему методист где-то «в городе».

photosight.ru. Фото: Эмиль Эркин

photosight.ru. Фото: Эмиль Эркин

Вообще, самое интересное в этих тестах – не образовательная сторона, а психологическая. Множество вопросов, которые задаются детям, подразумевают классификацию предметов по тем или иным признакам. Волк, заяц, лиса, ягуар, найдите лишнего. То ли все, кроме зайца – хищники, то ли все, кроме ягуара – жители средней полосы, то ли они же – герои русских сказок, то ли все, кроме зайца, обладают длинными хвостами. А может, лишняя лисица, потому что слово женского рода? Какой из ответов правильный – можно лишь интуитивно догадаться, проанализировав, «что проходили–что не проходили». А точный правильный ответ доступен только тем, кто проник в мысли составителя.

То есть – случайно или намеренно – получается, что тестирование такого рода невозможно успешно сдать, не зазубрив некую заранее правильную логику ответов. Следствие простое: эти тесты невозможно сдать по принципу «не знаю, но выведу формулу». Только зубрежкой. Но при этом зубрежка на уровне не знаний, а логики размышления.

Сидите и запоминайте, дети: когда вам предлагают классифицировать четырех зверей, это нужно делать именно по принципу «кто где обитает» (к примеру). А не по какому-то другому. Если раньше такой подход к образованию назывался «шаблонностью» — умные учителя такого не допускали, это считалось браком, – то сейчас от учителя уже ничего не зависит: шаблонность заложена в самой идее тестирования на системном уровне.

Это, впрочем, только младшеклассникам и их родителям в новинку: сам-то ЕГЭ ругают уже чуть ли не десятилетие. А вот специальный опрос родителей, который этим тестам предшествовал, кажется, реальное нововведение.

Это было так: в первый же день четвертой четверти в дневники нашим второклассникам вложили отпечатанную на принтере записку о том, что «родителей (лучше мам) просят явиться в школу завтра в 15.00 для ответа на вопросы психолога, связанные с городским тестированием». Явиться «завтра», да еще в рабочее время – это, конечно, само по себе прекрасно; о работающих родителях, как водится, никто не подумал. В результате телефонных переговоров с учительницей («Что будет, если не прийти? Ребенка не аттестуют. Нет, никаких последствий, ну просто не аттестуют… Говорите, в общем, с завучем!») сошлись на том, чтобы заполнить анкеты следующим утром и письменно.

Вопросы же прекрасны вдвойне. Подробнейшим образом о том, с кем и в каких условиях живет ребенок, какая у него детская и есть ли она, не было ли в последнее время «потрясений – переезд, несчастные случаи, смерть близких, развод родителей». О том, сколько часов в неделю уходит на секции, а сколько часов в день на чтение, телевизор и компьютер.

Наконец, самый подробный пункт: «Какие проблемы, по-Вашему, свойственны Вашему ребенку?» Там среди проблем, между прочим, фантастическое: «Отказывается молчать, если ему/ей что-то не нравится». Три восклицательных знака и занавес. Это у нас, оказывается, проблема!

Да, это (и ряд других пунктов, упомянутых в вопроснике) у нас в семье есть, и это прекрасно, а галочку я ставить не стал – не их методистское дело об этом знать. Напрягает, понимаете ли: сам подписываешь, что у тебя ребенок «с проблемами», особенно зная наши «ювенальные» эксперименты.

Помимо того, что такие вопросы – форменное вторжение в частную жизнь, анкетирование родителей не дает психологам никакой информации. Ведь очевидно, что большинство родителей пишут ответы с большой оглядкой – напишешь, к примеру, что ребенок перетруждается на секциях, потом не отстанут: забирайте его оттуда, он не тянет. Напишешь, что перетруждается в школе – это лишний голос в пользу упрощения учебной программы; нет уж, пусть кто-нибудь другой организует «просьбы трудящихся». Ну, а написать про «атмосферу дома» как главный источник проблем – я посмотрел бы, есть ли среди собранных тысяч анкет хоть одна с отмеченной вот этой строкой. Прямое ведь приглашение на дом «опеки».

Когда пытаешься, глядя на весь этот набор явлений, понять, в чем же смысл этого «городского тестирования» — чувствуешь себя либо дураком, либо конспирологом. Потому что единственная версия, которая приходит в голову, – мрачная: наших детей действительно готовят в человекообразные роботы. В идеальных подчиненных, которые думают одинаковым образом и все проблемы которых учтены «где надо» — на всякий случай.

Вот уже и дочка волнуется – страшно волнуется! – перед тестированием, при этом никак не объясняя, чего же именно надо бояться. «Учительница будет ругаться» — всё, ни уровнем дальше. Стимул – реакция. Собаки Павлова. И всё это – под разговоры о ценности интеллекта и свободного мышления.

Кстати, если опять же кто-то еще не знает: в московских школах активно устанавливают систему прохода по электронным карточкам. Родителям при этом приходится подписывать согласие на предоставление (кому?) персональных данных (всех?!) о ребенке. О каждом проходе ребенка через турникет родители (а также СМС-служба мобильного оператора!) узнают по телефону. Если в вашей школе пока не так – у вас смелый и жесткий директор, берегите его.

Читайте также:

Минус месяц каникул, или чиновничьи практики воспитания патриотов

На краю

Голосую за ЕГЭ

 

Поскольку вы здесь...
У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.
Сейчас ваша помощь нужна как никогда.
Друзья, Правмир уже много лет вместе с вами. Вся наша команда живет общим делом и призванием - служение людям и возможность сделать мир вокруг добрее и милосерднее!
Такое важное и большое дело можно делать только вместе. Поэтому «Правмир» просит вас о поддержке. Например, 50 рублей в месяц это много или мало? Чашка кофе? Это не так много для семейного бюджета, но это значительная сумма для Правмира.