Переводы Библии. Историческая справка
Большинство книг Ветхого завета было написано на древнееврейском языке, а некоторые книги или фрагменты написаны на арамейском и греческом языках. Первый перевод Библии был осуществлен в III веке до РХ. на греческий язык. Он получил название «перевод семидесяти» или Септуагинта. Согласно преданию, перевод был сделан по приказу египетского царя Птолемея Филадельфа семьюдесятью переводчиками. Современные ученые считают, что перевод мог быть выполнен в Александрии в качестве таргума (перевода и комментария Писания) для использования на богослужении в еврейской синагоге. Примерно в то же время были сделаны переводы на семитские языки — арамейский и сирийский.
Начиная с III века после РХ были осуществлены переводы Библии на латинский, армянский, грузинский, а также коптский (Египет) и эфиопский языки. Латинская Итала — это многочисленные варианты народного перевода, сделанного частными лицами. Вероятно, она создавалась в процессе перевода богослужения на латынь, которое на территории Западной Римской империи первоначально совершалось по-гречески. Вульгата – авторский перевод на латинский язык святого Иеронима — в Западной Европе оставался основным текстом Библии в течение 1000 лет.
В средние века были начаты переводы Библии на национальные европейские языки. В XIII веке был сделан перевод на французский язык, в XV веке на итальянский, в XVI веке на испанский, шведский и немецкий (Библия Лютера) языки. В XIV веке был сделан первый английский перевод Виклифа. Сегодня существует более 500 переводов на английский, наиболее авторитетным из которых является т.н. Библия короля Якова XVII века.
В IX веке святые Кирилл и Мефодий создали славянский алфавит и перевели отдельные части Библии, использовавшиеся в богослужении, на македонский диалект староболгарского или старославянского языка. По мнению ученых, не сохранилось первоначального перевода Кирилла и Мефодия, либо невозможно точно определить, какие тексты принадлежат авторству солунских братьев. Ученики Кирилла и Мефодия перевели почти все книги Библии на старославянский язык.
Инициатором первого полного перевода Библии на русский язык, и основателем Российского библейского общества является император Александр I, в 1815 году повелевший «доставить и россиянам способ читать Слово Божие на природном своём российском языке». Перевод Нового Завета был осуществлен в Петербургской духовной академии и издан в 1822 году. В 1826 года работа над переводами была прекращена Николаем I и возобновлена только в 1858 году императором Александром II. Новым переводом руководил митрополит московский Филарет (Дроздов), возглавлявший Синод. В 1876 году была издана полная Библия на русском языке, получившая название «Синодальной». Этот текст стал официальным переводом Библии на русский язык в Русской Православной Церкви. Со 2-й пол. ХХ века цитаты из Священного Писания в официальных церковных документах и проповедях берутся именно из Синодального перевода.
На другие национальные языки славянской языковой семьи были сделаны многочисленные переводы, начиная с XV вплоть до ХХ века. В частности, по инициативе светских лиц и белого духовенства без участия епископата было выполнено несколько переводов отдельных книг Библии на белорусский и украинский языки.
Первым переводом Библии на языки малых народов России является перевод на зырянский язык, сделанный святителем Стефаном Пермским в XIV веке. После святого Стефана миссия перевода на национальные языки была продолжена только в XIX веке. Так, митрополит московский Иннокентий (Вениаминов) в 1824 году создал алеутский алфавит и перевел богослужение на алеутский язык для североамериканских индейцев Аляски. Преподобный Макарий (Глухарёв) создал алтайский алфавит и перевел богослужение и Писание на алтайский язык. В XIX веке в Казани под руководством Н. И. Ильминского были осуществлены переводы богослужения и отдельных книг Библии на татарский язык, для чего был создан миссионерский алфавит. Всего под руководством Ильминского Библия была переведена на пятнадцать разных языков.
Перевод Библии на новогреческий язык встречал особые трудности, так как оригинал Нового завета написан на древнегреческом языке и духовенство, возможно, боялось, что появление нового перевода вытеснит греческий подлинник из употребления. Первый новогреческий перевод был издан в XVII веке. С тех пор было сделано еще несколько переводов разных книг Библии. Часть духовенства одобряло эту деятельность, часть нет. Так, например, в 1836 году Константинопольский Патриарх Григорий VI предал анафеме любой перевод Библии на современный греческий язык. В 1901 г. запрет Синода перевода Библии на «народный язык» вызвал студенческие беспорядки в Афинах, что вынудило правительство уйти в отставку, а Афинского митрополита Прокопия II отречься от престола. Современная Элладская Церковь до сих пор не имеет официального перевода Библии на новогреческий язык.
По сообщению Объединённого Библейского общества на 2007 год Библия полностью или частично переведена на 2454 языка народов мира.
Разница между русским и славянским переводом
Библии В 863 году Кирилл и Мефодий создали славянский алфавит и перевели Библию и богослужебные книги. В это же время на старославянский язык было переведено и латинское богослужение. Этим они положили начало славянской письменности. Славянской Библией пользовались славянские народы до появления новых переводов на национальные языки. Например, на русский язык Библию, получившую название «Синодальной» перевели в XIX веке, т.е. через тысячу лет.
Если Патриарший перевод осуществится, то он станет новым переводом Библии на русский язык. Сегодня в Синодальной Библии используется русский язык, а славянский язык используется в Елизаветинской Библии и употребляется в храмах на богослужении.
Для сравнения, как отличается один и тот же текст на русском и славянском языке:
В начале сотворил Бог небо и землю. Земля же была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух Божий носился над водою. И сказал Бог: да будет свет. И стал свет. И увидел Бог свет, что он хорош, и отделил Бог свет от тьмы. И назвал Бог свет днем, а тьму ночью. И был вечер, и было утро: день один.
Быт 1. 1-5 Синодальный перевод
В начале сотвори Бог небо и землю. Земля же бе невидима и неустроена, и тма верху бездны, и Дух Божий ношашеся верху воды. И рече Бог: да будет свет. И бысть свет. И виде Бог свет, яко добро, и разлучи Бог между светом и между тмою. И нарече Бог свет день, а тму нарече нощь. И бысть вечер, и бысть утро, день един.
Быт 1. 1-5 Текст на славянском языке, Елизаветинская Библия
В начале было Слово, и Слово было у Бога, и Слово было Бог. Оно было в начале у Бога. Все чрез Него начало быть, и без Него ничто не начало быть, что начало быть. В Нем была жизнь, и жизнь была свет человеков. И свет во тьме светит, и тьма не объяла его.
Ин 1. 1-5 Синодальный перевод
В начале бе слово, и слово бе к Богу, и Бог бе слово. Сей бе искони к Богу: вся тем быша, и без него ничтоже бысть, еже бысть. В том живот бе, и живот бе свет человеком: и свет во тме светится, и тма его не объят.
Ин 1. 1-5 Текст на славянском языке, Елизаветинская Библия
Патриарх Кирилл о переводе Библии
Патриарх высказал свое мнение на заключительном пленарном заседании VII Международной богословской конференции Русской Православной Церкви «Современная библеистика и Предание Церкви», прошедшем 28 ноября 2013 года. Он призвал продолжить работу в направлении нового перевода на русский язык, начатую еще в 1970-х годах при сотрудничестве профессора А.А. Алексеева. Прежде чем начинать работу над русским переводом, необходимо, по мнению Патриарха, завершить критическое издание славянского текста.
По словам Патриарха, он «не оставил мечты» издать славянский текст Библии: «Я не оставил той самой мечты, чтобы эту работу довести до конца. Мы все время говорим о важности славянского текста и у нас до сих пор нет критического издания. Нестле – Алланд сделали критическое издание греческого текста, а мы до сих пор не можем сделать критическое издание славянского теста. Поэтому мне бы хотелось подтолкнуть вас к размышлению на эту тему.
Это действительно дело сложное, требующее больших интеллектуальных усилий ученых. Но сегодня это сделать гораздо проще, чем это было 40 лет назад». Заговорив о Синодальном переводе, святейший Патриарх высказал убеждение, что этот перевод понятен каждому русскому человеку, у него только необходимо исправить недостатки: «Теперь, что касается Синодального перевода. Я эти слезы по поводу непонятности Синодального перевода не принимаю. Да все понимают Синодальный перевод! Пугать этим не надо. Если есть хоть один человек, который скажет, что он не стал христианином, «потому что я не понимаю русского перевода Библии», я буду крайне удивлен. Он понятен.
Другое дело, как сказал владыка Иларион в своем вступительном слове, есть некоторые неточности в этом переводе, которые можно было бы поправить, но, при этом, ни в коем случае нельзя создавать новый перевод на основании Синодального, перечеркивая тем самым значение самого Синодального перевода. И здесь я бы согласился с тем, что здесь было сказано, что нужно его оставить, как исторический памятник. А вот редактировать, поправить с точки зрения современных знаний, можно, но без того, чтобы нам создать «новую английскую Библию». Кто-то сказал, что это хороший образец перевода на современный язык. Мне очень трудно принять этот тезис.
Мы должны сохранить разумный баланс между современной лексикой, современной стилистикой, чтобы не вульгаризировать, чтобы сохранить возвышенную тональность. Это тоже задача – заняться изучением Синодального текста, внесением каких-то поправок подготовки как бы новой версии, но без того, чтобы принципиально отказываться от Синодального текста», — убежден Патриарх. Таким образом, Патриарх Кирилл, если судить по его словам, не против нового перевода Библии, но сначала он хотел бы воплотить свою мечту — завершить издание славянской Библии. Изучение любого явления лучше всего начинать с его истории.
Поэтому мы решили начать разговор на тему перевода Библии с интервью с известным библеистом и переводчиком профессором Анатолием Алексеевым, работавшим вместе с будущим Патриархом Кириллом над исследованием Библии в 1970-е годы.
Позиция Патриарха
— Создавать будущий перевод Библии на русский язык, или «Патриарший перевод», как его уже окрестили, можно только с благословения Патриарха Кирилла. Какова сегодня позиция Патриарха по этому вопросу?
— Я как раз и окрестил перевод «Патриаршим», но у этого названия пока не видно будущего. Мне кажется, что позиция Патриарха по этому вопросу не меняется с 1970-х годов. В ноябре прошлого года (на конференции по библеистике – прим. ред.) он подтвердил это, когда сказал: «Зачем нам новый русский перевод, когда еще не издан славянский текст? Вам не нравится Синодальный перевод? Исправьте его. А вот дело, которое стоит завершить, это – критическое издание славянской Библии».
Мне кажется, что в вопросе о переводе Библии мы сегодня находимся в совершенно другой ситуации по сравнению с той, какая была в 1970-е годы. Но Патриарх остался на прежней позиции. Тогда перевод не был нужен, сегодня он многим кажется необходимым. Можно было бы удивляться тому, что новый русский перевод Библии мало занимает Патриарха, но я прекрасно помню те годы, когда он мало кого интересовал.
— А мне показалось, что Патриарх не против того, чтобы сделать русский перевод, только он хочет, чтобы была завершена работа, начатая им в 1970-х годах.
— Нет, он все-таки отчетливо сказал, что критическое издание славянского текста должно быть первой задачей, и оно имеет богословское и культурно-историческое значение. Работа над славянским текстом, безусловно, всегда способствовала развитию церковной науки. По поводу русского текста Патриарх предложил ограничиться исправлением Синодального перевода. Независимо от того, что Патриарх тогда сказал, я считаю, что в ходе конференции задача нового русского перевода не была серьезно обоснована: не было докладов с критикой недостатков существующего перевода, не было предложено разработанного проекта нового перевода. Обсуждение вопросов русского перевода прошло на круглом столе, но это был обмен мнениями, и только.
Когда в результате в резолюцию конференции было внесено предложение просить госфинансирование для нового перевода, оно не имело никакого обоснования. На круглом столе я поддержал идею нового русского перевода, но не было предложено никакого конкретного проекта и плана работы, который можно было бы обсудить.
Славянская Библия
— Вы работали над проблемами Библии с будущим Патриархом Кириллом в 1970-е годы. С чего всё начиналась?
— Действительно, все, что было тогда, не имело отношения к русскому переводу Библии. Начиналось все с того, что молодые образованные люди приходили в Церковь, а потом в церковную науку. В 1970-е годы интеллигенция возвращалась в Церковь, как блудный сын возвращается в отчий дом. Интеллигенция ценила сокровища, сохраненные Церковью в эпоху большевизма, Церковь нас тоже ценила, ведь люди с высшим образованием тогда были редкостью в храме. Мы находили радушный прием везде, и двери архиереев были открыты для нас. Многие интеллигенты позже приняли сан.
Например, с одной только кафедры физики ЛГУ шесть человек стали священниками. Сам я пришел в церковную науку из филологии, а в Академии наук, где работал, занимался исследованиями церковнославянского и древнерусского языка. В Духовной академии была создана Библейская комиссия, состоявшая, как помнится, всего из двух человек — отца Владимира Сорокина и Константина Ивановича Логачева, уже покойного.
Первой их работой был какой-то поверхностный трактат, в котором они сравнивали славянский и греческий тексты Евангелий. Их пособия состояли из примитивных словарей по церковнославянскому языку, а единственным пособием по греческому тексту служил словарь Дворецкого, совсем не годный для этого. Они принесли трактат ректору Академии владыке Кириллу, он отправил их труд мне на рецензию.
Я без промедления написал рецензию, в которой дал резкую критику их исследования. В итоге оно провалилось, что конечно известным образом отразилось на наших отношениях. Не помню, как произошла наша самая первая встреча с владыкой Кириллом, но к тому времени мы уже были знакомы. Мы не раз встречались и обсуждали вопросы, поднятые в том небольшом научном опыте: как, когда и кем был создан славянский перевод Библии, с каких источников переведен и так далее.
Владыке это было интересно, потому что в те годы он что-то писал по этой теме. Наше понимание тогдашней ситуации заключалось в том, что нужно развивать церковную науку, и начинать это следует с библеистики. Церковная наука, созданная до революции, была уничтожена советской властью. В те годы в Духовных академиях, и в той, и в другой (Московской и Ленинградской, — прим. ред.) шло простое преподавание предметов, научных исследований не проводилось.
До революции церковная наука имела хорошие традиции в двух областях: в истории Церкви и в изучении славянской Библии. Естественно было начать с материала, который был ближе нам и представлял определенный интерес для мировой науки: со славянской Библии. Работа моей группы в Академии наук и университете началась в 1990 г. и с самого начал шла в тесном взаимодействии с владыкой Кириллом. Мы начали вводить в компьютер некоторые важные библейские рукописи, в частности, Геннадиевскую Библию 1499 г.
В трудный момент владыка Кирилл нашел нам мецената (кого-то из мира кино), кто подарил два компьютера Интел 286, тогда это была редкость, и перевел в университет значительные деньги, так что работа поддерживалась этими средствами не менее года. Отец Ианнуарий Ивлиев в течение двух или трех семестров читал нам лекции по новозаветному богословию. В результате сложился квалифицированный коллектив.
Со временем мы взялись за такие сложные в техническом отношении работы как подстрочный перевод Библии. Этот перевод передает не столько смысл библейского текста, сколько его грамматику. Новый Завет в подстрочном переводе был опубликован в 2002 г., Ветхий Завет еще ждет своей очереди.
— Почему у владыки Кирилла не было интереса к русскому переводу?
— У епископата тогда не могло быть этого интереса, так как задачи всякого нового русского перевода Библии, прежде всего миссионерские. Синодальный перевод вполне отвечает своему назначению быть текстом для домашнего чтения. Хорошо или плохо он это делает — это не так важно. Зачем же еще один русский перевод? С точки зрения архиерея он не нужен, раз он не используется в богослужении. Церковь в те годы не занималась миссионерством. Это было просто запрещено законом, всякий миссионер мог сесть в тюрьму, как это случалось со многими баптистами.
И надо сказать, что, не смотря на это, не было недостатка в людях, приходивших в Церковь. Миссионерская работа не была нужна. Церковь занимала свое точно определенное место в жизни, ее роль была совершенно исключительна, очевидна и не нуждалась ни в каких дополнениях и исправлениях. Самим своим существованием она выполняла миссию. Сегодня, с точки зрения церковной иерархии, также нет нужды в новом переводе Библии по той же причине.
Если вы поставите себя на место архиерея или священника, то поймете, почему это так. Представьте: вы утром служите литургию, вечером вечерню, и что вам делать с русским переводом, новым или старым? Священники иногда используют в богослужении русский текст Евангелия, но, вообще-то, это происходит не систематически: один и тот же священник может прочитать русский текст на литургии, а в другой раз не прочитать. Это даже больше зависит от дьякона.
Если у него сильный голос и он может читать погласицей, нараспев, тогда ему больше нравится текст славянский. Конечно, священник, если ведет у себя в храме библейский кружок, может испытывать неудобства с Синодальным переводом, но мало кто имеет довольное образование, чтобы сказать, какие недостатки у Синодального перевода и как их исправить.
Какова была позиция Патриарха Алексея II по вопросу перевода Библии?
— Вы знаете, святейший Патриарх Алексий совсем не был заинтересован в новом русском переводе, более того, мне кажется, он был убежденным его противником. В 1990-е годы я входил в Библейскую комиссию при Синоде. Когда у меня возник интерес к переводу Библии, я обращался к Патриарху Алексею с этим вопросом, и он без колебаний высказывался против новых переводов.
И на заседаниях Комиссии под его председательством этот вопрос не поднимался. Предпринимались переиздания Синодального перевода, например, с толкованиями. Этим занимался К. И. Логачев, пока был секретарем комиссии (до безвременной смерти в 1997 г.).
Начало работы над русским переводом Библии
— Как в Русской Церкви шли к мысли о необходимости заново перевести Библию на русский язык?
— Это долгая история. Мне кажется, что в 1980-е годы только два человека в России интересовались новым русским переводом: Сергей Сергеевич Аверинцев и отец Александр Мень. Я помню, с каким воодушевлением Аверинцев относился к этой теме, как он читал на лекциях Евангелие от Марка в своем переводе и испытывал от этого поэтический восторг. Он перевел Шестопсалмие, книгу Иова и Евангелие от Марка. Интерес к переводу у него питался двумя внутренними стимулами – поэтическим даром и миссионерским духом. Он был высоким поэтом и хотел попробовать себя в этом трудном и одухотворенном жанре. К тому же, он очень поздно крестился, возможно, только в 1990-е годы, и переводил Библию, будучи еще вне Церкви. Так он хотел «загнать мир в Церковь». То, что он делал, было далеко от моих интересов.
Отец Александр Мень писал миссионерскую книгу за книгой. Я не любил их по той причине, что они, скажем так, методологически не были выверены, мне они казались несколько примитивными. Хотя цели у него были высокие. Один раз он прямо спросил меня, что я думаю о его трудах. Я растерялся и сказал: «Ваши книги мне кажутся слишком … рационалистичными». Он ответил очень разумно: «Разум — это единственное, на что я могу опереться». Он очень хотел, чтобы Библия была переведена заново.
Однажды в самом начале 1990-х гг. я был приглашен к владыке Кириллу по какому-то вопросу. Когда я пришел, то встретил у него в кабинете Аверинцева и господина Терье Хартберга, он был тогда региональный секретарь United Bible Societies (UBS, Объединенные библейские общества – международная организация, занимающаяся переводом и распространением Библии – прим. ред.). Беседа состояла в знакомстве и нескольких общих словах. Когда Хартберг ушел и мы остались втроем, то обсуждался вопрос о сотрудничестве с UBS. Лично у меня тогда не было никакого представления об этой организации, то, что о ней говорили, скорее, порождало сомнения в необходимости сотрудничества с нею. Формы и задачи этого сотрудничества не были ясны, и наша беседа не внесла никакой ясности в этот вопрос. Владыка Кирилл был тогда председателем отдела внешних сношений, так что всякие внешние контакты Церкви были его заботой. Чтобы снять возможные недоразумения я испросил его дать формальное благословение на сотрудничество с UBS и получил его, сложив ладони, как получают благословения в церкви.
Нужно, пожалуй, сказать несколько слов о том, что собою представляет UBS. Со времени своего основания в 1804 г. Британское и зарубежное библейское общество активно занималось миссионерской работой по всему земному шару. В его составе были опытные лингвисты и библеисты, они смело брались за переводы Писания на все на свете языки и достигали в этом поразительного успеха. С их работой в России связано появление первого перевода Нового Завета на русский язык (1823), в чем приняли участие св. Филарет Дроздов и его великий ученик Герасим Петрович Павский. При работе над Синодальным переводом новый коллектив переводчиков опирался на эти результаты. Библейские общества принадлежали протестантам, в 1950-е гг. они создали объединение, получившее именование UBS, в 1970-е гг. в этой работе стали принимать участие католики, а позже — православные. Библейский пафос работы UBS заключается в том, чтобы не вносить в перевод Библии узко конфессиональных трактовок, но чем дальше, тем больше считалось позволительным приспосабливать библейский перевод к условиям той или другой этнической и социальной среды, или, как это называлось, целевой аудитории. С этим был связан основной недостаток переводов UBS: они опускали Писание до уровня понимания той или другой общественной группы, вместо того чтобы поднимать ее до уровня Иисуса Христа. Между тем, именно появление UBS в России в 1990-е гг. перевело идеи о переводе Библии в практический план.
Однако вступил я в сотрудничество с этой организацией позже и совсем другим путем, не связанным с русским переводом. Вот как это было. В Петербург приехал читать лекции главный научный консультант UBS Ян де Вард. Я с ним был уже знаком по переписке, впервые мы встретились с ним в Духовной академии и подружились на долгие годы. Он крупный знаток еврейской Библии, один из издателей новой версии, принимающей во внимание как Кумранские рукописи, так и традиционное иудейское толкование Ветхого Завета (масора). В 1991 году в UBS была создана Славянская комиссия, и мне было предложено издавать славянский текст Библии при финансовой поддержке Библейских обществ. Я удивился тому, что от них шла такая инициатива, и спросил: «Почему вы хотите это сделать»? Ян де Вард ответил: «Когда мы были в Москве и беседовали с вашими епископами, нам показалось, что славянская Библия — главный их интерес. Мы хотим сделать такой подарок Русской Церкви. Как кажется, вы единственный, кто может выполнить эту работу, мы вам и предлагаем подготовить издание». Отсюда видно, каковы были отношения с UBS у владыки Кирилла. Мы договорились обо всех деталях, и работа началась.
Вначале деньги привозили просто в карманах, я получал наличные: страшная бандитская эпоха, когда банков не было, финансовые пути отсутствовали. Для меня это было мучительно, я боялся, чтобы с деньгами ничего не случилось. Но деньги принесли огромную пользу, дав возможность оплатить исследование 1150 рукописей. В мире нет ни одного исследования, построенного на такой большой источниковой базе. В Академии наук месячный заработок в то время составлял 5 долларов, а я мог платить ученым за каждую обработанную рукопись по 10 долларов и больше, около тридцати человек работало над обследованием и анализом рукописей. Проделали громадный труд. На одну рукопись уходит 2-3 недели и больше. Были привлечены рукописи на территории всей бывшей Российской империи, Болгарии и Сербии. Результаты обработали, загрузили в компьютер, что позволило разбить рукописи по группам, затем были выбраны лучшие экземпляры, и по ним мы готовили издание текста. В 1993 году работа началась, а в 1998 году, строго по плану, вышло издание Евангелия от Иоанна, тиражом в 600 экземпляров.
В 2006 г. мы издали Евангелие от Матфея. Помощь в работе в тот момент нам оказывал о. Борис Даниленко, директор Синодальной библиотеки. На днях Петербургский университет принял решение финансировать завершение проекта. Надеюсь, через несколько лет славянское Четвероевангелие выйдет целиком. Все участники работы знают, что это их долг довести издание до конца.
Российское Библейское общество
— Как появилось Российское Библейское общество?
— Его учредили отец Александр Мень и Сергей Аверинцев в 1990 году. Предполагалось, что президентом будет отец Александр, но он категорически отказался и президентом стал Аверинцев. Через год президентом выбрали отца Александра Борисова, а директором общества с самого начала был баптист Александр Руденко.
Когда я начинал работу над Евангелием, я был как бы сам по себе, частным лицом, но когда Российское Библейское общество стало частью Объединенных библейских обществ, я был вынужден вступить туда, так как по уставу UBS, субсидирование проектов должно идти только через местного представителя UBS. Я вошел в правление, это было нелегкое время. В правлении было пятнадцать человек, Аверинцев там появлялся редко, а каждое голосование проходило так, что я был в меньшинстве или одиночестве. Хотя владыка Кирилл благословил меня на сотрудничество с UBS, он не одобрял моей работы в РБО, полагая, что я должен выйти оттуда, потому что «они прикрываются вашим именем» говорил он. Принимая новый устав, записали в нем, что РБО — религиозная организация, созданная для совместных молитв и религиозных действий. Не знаю, как это согласовано с уставом UBS, но мне было ясно, что не для этого существуют Библейские общества и что это общественная организация по своей природе. Я вышел из РБО и правления, оставшись на время завершения проекта «наемным служащим РБО».
При окончании работы над Евангелием от Иоанна в 1998 году встал вопрос о продолжении финансирования, но его не поддержало РБО, заявив, что не заинтересовано в научной работе в рамках РБО. Равным образом UBS также сочло излишним продолжение работы, поскольку понадобились деньги на новое издание греческого новозаветного текста (editio major), которым руководила Барбара Аланд. Так я расстался с Библейским обществом, и это было к обоюдной радости. В Российское Библейское общество были вложены громадные деньги, и при должном руководстве оно могло бы обогатить нашу культуру и Церковь множеством полезных вещей и хороших переводов. В 1990-е годы у нас совсем не было научных центров по исследованию Библии, от РБО можно было ожидать многого, но благоприятные возможности были упущены.
— Как началось ваше участие в переводе Библии на русский?
— Я уехал на два года преподавать в Германию и, будучи там, получил приглашение приехать в Амстердам на встречу с Аверинцевым и отцом Ианнуарием Ивлиевым для обсуждения нового проекта – перевода Нового Завета на русский язык.
На встрече нам предложили создать комиссию из четырех человек (четвертый – о. Сергей Овсянников, служащий в Амстердаме) для перевода Нового Завета. Я удивился, потому что никогда не думал об этом. На мои возражения мне сказали: «Ты же хочешь, чтобы появился перевод Аверинцева»? Я, конечно, этого хотел, потому что в то время в России переводы Библии появлялись, как грибы после дождя, и нужно было дать людям качественный текст. Так что я согласился участвовать в проекте. Мы договорились о том, кому что переводить, и мне достался корпус Иоанна. Мы разъехались, но я потерял покой, я боялся, что не готов к этой работе и все провалю. Для меня это стало шоком, что я должен переводить Евангелие.
— Почему это был шок?
— Ну, как же? Это такая ответственность! К переводу Библии нужно всю жизнь готовиться, а не с бухты-барахты заниматься переводом!
Через год мы встретились, и у меня уже был готов русский текст Евангелия от Иоанна. Мы все вместе обсуждали этот перевод и жестоко ругали его.
Еще через год мы встретились опять, чтобы обсудить перевод Аверинцева. Тогда уже мы с отцом Ианнуарием так навалились на Сергея Сергеевича, что он, бедный, был просто обижен. Наверно, никогда еще не встречал он столько критики. Мы оба с отцом Ианнуарием не любим церковнославянизмов в русском тексте, когда перевод получается слишком напыщенный. Мы хотим, чтобы было просто и понятно, а у Аверинцева вышла слишком поэтическая работа, содержащая очень много славянизмов. В общем, мы зарезали его перевод от Матфея, но Евангелие от Марка приняли.
С отцом Ианнуарием была другая проблема: он соглашается с любой критикой и не защищал своей версии. Мы говорили: «Отец Иануарий, мы критикуем, а вы отстаивайте свой перевод! Иначе невозможно работать». У него апостол Павел переведен много раз, и он ни на чем не может остановиться.
Когда, наконец, некоторая часть работы была закончена, результаты отправили в РБО. Наш перевод вызвал еще один скандал в РБО. Оказалось, что Кузнецова готовит свой странный перевод «Радостная весть» (перевод Нового Завета, вызвавший критику тем, что содержит грубые ошибки, а так же тем, что сделан в вульгарном стиле, не соответствующим языку Нового Завета, — прим. ред.), и наша работа угрожает его успеху. В РБО было подготовлено около двадцати отрицательных рецензий на наш труд, все это было обрушено на нас, мы были осмеяны и унижены. Я сидел с этими грязными отзывами больше месяца и написал опровержение на 80 страниц.
Мой ответ был послан на суд в Германию Лудольфу Мюллеру, величайшему из немецких славистов, ныне покойному. Он разбирал эти склоки и вынес решение в нашу пользу. Перевод был опубликован отдельной книжкой, куда вошли Евангелия от Марка и Иоанна, Послание к римлянам и Апокалипсис. Имена переводчиков не указаны. Работа над этим проектом все-таки прекратилась.
Сейчас, когда я беру в руки эти наши переводы, то думаю, что они не вошли в полный перевод РБО все-таки по промыслу Божию. Во многих отношениях они были недостаточно хороши, и мне за них сейчас даже немного стыдно. Мы, как и все тогда, хотели заменить «скучный» Синодальный перевод своим веселым, красивым и понятным, как нам казалось. Это была неразумная идея, и хорошо, что она провалилась. Впрочем, если бы нас не отвергло тогда РБО, перевод Ветхого завета, выполненный под руководством Селезнева, и наш Новый Завет могли бы быть представлены как части одного проекта. Тогда как перевод Кузнецовой стилистически и богословски противоречит тому, как переведен Ветхий Завет. Издав две несовместимые части в одном томе, Руденко, директор РБО, проявил свою некомпетентность.
— Для чего нужно переводить Библию на разные языки?
— Во-первых, для того, чтобы исполнить волю Божию, потому что в самом Евангелии сказано, что оно будет проповедано всем народам. Во-вторых, для богослужения. Люди имеют право молиться Богу на своем родном языке. В-третьих, перевод нужен для домашнего чтения. Мы должны сделать хорошую толковую Библию на русском языке. Но толкование должно быть «подвешено» к какому-то тексту. К сожалению, к Синодальному переводу толкование трудно создать. Если вы читаете, «толковую Библию Лопухина» (основное токование Библии в XIX веке, созданное на основе Синодального текста, — прим. ред.), то через страницу встречаете там фразу: «Вообще-то в оригинале говорится то-то, а не то, что в переводе». Это не годится: нельзя отдельно переводить и толковать, и то и другое должно быть частью одного замысла, переводчик и толкователь должны работать вместе.
Кроме того, Библия – основа культуры. Мы перевели Библию на чувашский и тувинский языки, другие языки малых народов. Я сам ездил в экспедиции по России, работал с местными переводчиками, и я видел, какой там вызывает энтузиазм перевод Библии! Понятно, почему: это единственная возможность сохранить «малые языки» от полного забвения. Может быть, через 500 лет эта Библия будет единственным письменным документом, единственным свидетелем существования данного языка. Когда на круглом столе (Конференции по библеистике в 2013 г. — прим ред.) обсуждался этот вопрос, я выступил в защиту идеи русского перевода, сказав, что Синодальный перевод не годится для современного научного толкования. И нужен такой перевод, опираясь на который, толкователь не говорил бы все время, что «здесь переведено так, а надо бы иначе».
Помню, когда в 1987 г. скандинавы привезли свой подарок к тысячелетию крещения Руси — 75 000 экземпляров «Толковой Библии Лопухина», — в Петербурге был праздник по этому поводу, в котором принимал участие Патриарх Алексий, тогда ленинградский митрополит. На презентации выступил отец Ианнуарий, который больше всего говорил о недостатках Синодального перевода и толковой Библии Лопухина. Борислав Арапович, энтузиаст, потративший годы на собирание денег для издания этой «Библии Лопухина», услышав такую оценку, был готов разрыдаться. Разве же он мог знать, что наша церковная наука так слаба?
Церковный перевод
— Каким должен быть новый церковный перевод Библии?
— Чтобы новый перевод стал церковным, необходимо, чтобы он был сначала заказан, а затем и принят Церковью.
Любой из нас может переводить Библию, это никому не запрещено, слово Божие доступно всем, каждый может совершить этот подвиг, это частное дело. И такие случаи известны, начиная с Vetus Latina (Vetus Latina — общее название совокупности стихийных переводов Библии на латинский язык, сделанных во I-III-м веках – прим. ред.). Есть немецкий перевод Бубера и Розенцвейга исключительного художественного качества или крайне необычный французский перевод Шураки. Andre Chouraqui (1917-2007) был еврей, выросший в Алжире, он был своим в христианской, еврейской и мусульманской культурах, что дало ему возможность сделать перевод Ветхого и Нового Заветов, а также Корана, тождественные по языку и стилистике. Поражаешься смелости переводчика, который не боится предельного буквализма, и через это читатель попадает в незнакомый библейский мир. Это гении, а мы можем только выполнять заказ Церкви. И если Церковь дает распоряжение, то этот текст потом проходит рецепцию, и становится частью предания, это означает, что Библия переведена правильно, то есть в этом переводе отражено то, как Церковь понимает слово Божие.
Прежде всего следует определиться с тем, какой перевод нужен? Зачем нам еще один перевод — миссионерский? Сегодня существует выражение «внутренняя миссия», которым обозначают миссионерскую деятельность Церкви не в среде язычников, а в среде своих — равнодушных или еще не нашедших своего места в Церкви. Получается, что назначение миссионерской Библии состоит в том, чтобы раздать людям по книге, чтобы они сели по домам и читали. Так миссия не осуществляется, это отказ от нее. Другое дело — толковая Библия, она будет пособием для изучения и понимания. То, что нельзя выразить переводом, можно выразить толкованием. У нас есть библейские кружки при храмах, но в них нет пособий, кроме устаревших книг. Я сталкиваюсь с этим всякий раз, как прихожу читать лекции для прихожан храмов.
Что нужно, чтобы сделать перевод
— Как должна идти работа над Патриаршим переводом, сколько времени и денег нужно?
— Стоить это будет столько, сколько заплатят. Мы получали скромные деньги, работали не за деньги, а за идею. Когда в РБО начались скандалы, мы прекратили работу и вздохнули с облегчением. Эта работа не терпит скандалов, ее можно сделать только в любви и взаимном уважении. Можно сделать перевод даже бесплатно. У меня есть студентка, которая для себя переводит книгу Бытия, и то, что у нее получается — это шедевр. Но ей понадобится вся жизнь, чтобы ее перевести. Когда она перевела первые шесть глав, я набросился на перевод: «Что она такое говорит, здесь, здесь, здесь?» А потом смотрю: никуда не денешься, ничего нельзя изменить. Перевод звучит очень необычно, он совершенен. Мы обучили ее важному навыку — есть текст, а есть жанр, и переводить нужно, не только сохраняя смысл слов, но и тот жанр, стиль, в котором написан текст. Это особенно важно для перевода книги Бытия, где собрано множество жанровых особенностей весьма древних эпох.
— Если начнется работа по переводу, сколько времени это может занять?
— Патриарх Кирилл сказал, что нужно сначала издать славянский текст Библии. Но со славянской Библией дело обстоит легче.
По моему опыту, а я издал несколько библейских книг, могу сказать, что большинство ветхозаветных книг может быть издано довольно быстро. Например, моя ученица Варвара Андреевна Ромодановская за три года подготовила к изданию те части Геннадиевской Библии, которые были переведены с латыни. Пророков готовить труднее.
Сегодня у нас много ученых славистов, и эту работу можно сделать за жизнь одного поколения. Я со своими сотрудниками издал славянское Евангелие от Иоанна за 5 лет, а профессор Евсеев даже не смел мечтать о критическом издании славянского Нового Завета. Тогда никто не мечтал об этом, такая задача казалась не по силам. А оказалось, что она вполне по силам при правильной организации работы. Скоро будет закончено все Евангелие, а остальное гораздо проще. У Апостола в пять раз меньше рукописей. Проблему составляет Псалтырь. Но Псалтырь в ее древней форме тоже простая.
Русская Библия сложнее славянской
Сделать новый перевод на русский гораздо сложнее, чем издать славянский библейский текст. Евангелие от Иоанна — почти бесконечная работа. Каждый раз, как я перечитываю Иоанна, вижу, что это бездна, упав в которую, нельзя достичь дна. Текст предлагает бесчисленные возможности его толкования, и это вызывает ощущение бездны.
Синоптики (евангелисты Матфей Марк и Лука, написавшие первые три Евангелия, похожие друг на друга, — прим. ред.) не кажутся такими бездонными. Но там сложно передать вот какую деталь. В их тексте есть так называемые «малые согласия». Можно думать, что сходство синоптиков обусловлено тем, что они брали сведения из одного устного источника. Но дело сложнее, оказывается, что случайные слова, мало влияющие на смысл, стоят иногда у этих трех евангелистов в одних и тех же позициях. Мы думаем, что в этих совпадениях сохранились черты общего оригинала, т.е. в конечном счете они списывали с одного источника. Если мы хотим сделать хороший перевод, то должны и это принимать во внимание.
Другая проблема у Луки: он использует много цитат из Ветхого Завета, в переводе это цитирование нуждается в каком-то согласовании с оригинальными ветхозаветными чтениями. Согласование цитат из Ветхого в Новом завете, вообще, отдельная проблема. Например, в Евангелии от Матфея есть странность, когда говорится, что Иисус садится «на осла и осленка» и на них въезжает в Иерусалим. Там даже отмечено, что на обоих животных были возложены одежды. Невозможно ехать верхом на двух животных сразу. Откуда взялось это чтение? Оказывается, из пророка Малахии. В семитской поэзии есть прием parallelismus membrorum (параллельные члены, лат.): в двух предложениях одно и то же содержание, но слова заменяются синонимами, например: «Положи меня, как печать, на сердце твоё, как перстень, на руку твою» (Песн. 8:6). Тоже самое с «ослицей и осленком»: приводя два именования, Малахия говорит все же об одном и том же животном. Вероятно, Матфей этого не понял. Считается, что он был иудеем из Антиохии, и не очень хорошо знал еврейский язык Писания. А Синодальный перевод поставил в книге Малахии двух ослов, чтобы спасти Матфея. Хорошо это или плохо? По-моему это ужас – сознательно сделана ошибка, чтобы спасти евангелиста. Нужно признать ошибку Матфея, а не выгораживать его за счет Малахии.
— Значит, перевод — это вопрос человеко-часов: если у нас будут сто человек, работа будет сделана за год?
— Велика Россия, а ста переводчиков не наберется.
Перевод Септуагинты
— Библеисты сожалеют, что до сих пор нет перевода Септуагинты на русский.
— Такой перевод не нужен. Септуагинта не обладает собственной семантикой и не читается без еврейского текста. Юнгеров в своих работах начала XX в. пытался доказать, что Септуагинта что-то сама по себе представляет, но каждый раз, как это у него не получалось, он тут же открывал еврейский текст и оттуда брал весь смысл библейской фразы.
Когда мы переводим Септуагинту, мы на самом деле переводим с еврейского, а из греческого текста берем то, чего нет в еврейском, то есть не смысл, а состав. Даже в тех книгах, которые по-еврейски неизвестны (как Маккавейские книги), приходится допускать для греческих слов какое-то иное значение, чем в нормальном греческом тексте той же эпохи. Одно слово завет чего стоит. Ветхий Завет – это «старый договор», а не «прежнее завещание». Такое неудобство терминологии возникло исключительно из-за странностей Септуагинты.
Однако в полноценном переводе мы обязаны учитывать показания Септуагинты по той причине, что она нередко дает такую трактовку еврейского текста, какую следует принять.
— Вам могут возразить, что, с одной стороны, если мы хотим, чтобы русский текст использовался для понимания богослужения или даже прямо для богослужения в перспективе, то мы должны максимально приблизить его к славянскому тексту, переведенному с Септуагинты.
— Какое же это возражение? Епископ Николай Японский, например, переводил Библию на японский язык с Синодального перевода. Мы не должны канонизировать ни славянский, ни греческий, ни русский текст. И этого не сделала Церковь.
— С другой стороны, еврейский текст переработан в масоретской антихристианской среде…
— Так нельзя думать. Это устарелые взгляды XIX века. Этот вопрос имеет иное решение: для правильного перевода нужно использовать все источники библейского текста, а не какой-то один. Нам нужна Иерусалимская Библия на русском языке.
«Иерусалимская Библия» — это французский перевод, вышедший в середине ХХ века, он так называется на всех языках, потому что был сделан французскими католиками в Иерусалиме. Своеобразие его заключается в следующем: за основу взят еврейский текст, прибавлены Кумранские рукописи, прибавлены арамейские таргумы, прибавлена Септуагинта, в отдельных случаях использованы показания латинского и сирийского переводов, данные сравнительной семитологии. Вот с учетом всего этого и делается перевод на национальный язык, а к нему добавляется толкование, ибо перевести понятно без толкования не все можно.
Даже еврейский текст не дает правильного оригинала, и греческий тест может местами искажать оригинал. Ведь Септуагинта — это по своей сути таргум, т.е. толкование для синагоги, только на греческом языке, а не на армейском. Нет ни одного текста, который можно канонизировать. Нас интересует слово Божие, но оно не лежит на поверхности: его еще нужно услышать, прочесть и понять.
— То есть, славянский, греческий и еврейский языки не подходит для того, чтобы считаться оригиналом?
— Нет. В истории есть единственный случай канонизации текста, который случился с Вульгатой. Канонизация состоялась в 1546, а через 400 с небольшим лет дело закончилось совсем не так, как было задумано. В 1969 католикам было позволено переводить Библию и совершать богослужение на национальных языках, и делать переводы Ветхого Завета с еврейского, а Нового — с греческого. И вовсе не с латыни. Теперь Вульгаты просто нет, как канонического текста.
Что касается Нового Завета, сегодня стало ясно, что мы не можем реконструировать греческий текст в том виде, в каком он возник. Открытие папирусов II и III века показало, что чем ближе мы подходим к эпохе создания текста, тем больший размах вариантности греческого текста встречаем. Вариантность была в начале, а стабильность появляется со временем. Нельзя уповать на то, что мы найдем оригинальный текст. Мы всегда вынуждены работать с эклектическим текстом, созданным из разных элементов. Если мы переводим Шекспира, мы говорим: «Перевод сделан с такого-то издания, Лондон, такой-то год». Если же мы переводим Библию, мы сами создаем новый оригинал. Это парадокс, связанный со свойствами бытования слова Божьего в мире.
— Славянский тоже смешанный по языку перевод?
— Ну, разумеется.
— Получается, Евангелие нельзя переводить даже на славянский?
— Конечно, хорошо было бы ничего не переводить и читать Библию в оригинале!
Большая богословская проблема Иоанна Богослова
Убедить людей в важности перевода и найти деньги – это сегодня не простая задача, но все же, самая большая проблема – богословская. Существует так много возможностей понимания самых важных мест в Писании, что трудно сделать правильный выбор. Кроме того, не все возможности уже исчерпаны, дальнейшая работа открывает все новые. В этих условиях всякий перевод кажется и ненадежным, и преждевременным. По этой причине у меня снова пропал интерес к переводу на русский язык. Я уже говорил о проблеме Евангелия от Иоанна. В СПБГУ мы со студентами читаем это Евангелие на греческом уже пять лет, а дошли лишь до 12-й главы. Чем дольше мы его читаем, тем яснее вижу, что этот текст перевести невозможно. Там так много внутренних связей, так много нагрузки на каждое слово, и это характерно прежде всего для Евангелия от Иоанна, а не для Синоптиков. У Иоанна Богослова одна тема пунктиром появляется на протяжении всего текста, и как в музыке, от этого обогащается, выступает в новом облике.
Я смотрю на свой перевод, изданный несколько лет назад: там все не то и не так. Как-то я встретил затруднение в одном месте, а вспомнив, что это место уже переводил, взял перевод, взглянул на него и понял, как я был не прав в переводе. Это даже неловко было читать студентам.
Чтобы пояснить это, приведу в пример принципиальный момент в иоанновом корпусе: понятие «Логос». Можно надеяться, что в конце XX века разрешилась загадка иоанновского Логоса, ключевого понятия его богословия. Его Евангелие начинается словами: «В начале было Слово». Да, для Иоанна, Логос – слово Божие, ставшее плотью. Но что он вкладывал в само это понятие? До недавних пор учение Иоанна о Логосе объясняли через сопоставление с трудами Филона Александрийского, для которого Логос — это образ Бога, посредник между Богом и миром. Но никто до недавних пор не заглядывал в таргумы (таргум — толкование еврейской Библии на арамейском языке, созданное с целью объяснить евреям, плохо понимавшим Писание, его смысл – прим. ред.). Если вы читаете Иоанна с таргумом, вы его начинаете понимать. В таргумах есть понятие «мемра». Логос — это мемра и больше ничего.
— Что такое мемра?
— Смотрите – что такое шехина?
— Это явление трансцендентного личностного Бога в имманентном мире, в форме, доступной человеческому восприятию.
— Верно. Шехина это тема, которая, в частности, присутствует в пророка Иезекииля, где мы яснее всего видим ее явление: храм, а в храме шехина. Иногда пророк описывает это как колеса, животные и так далее. Некоторые чудаки считают, что там описывается космический корабль — ничего подобного! Итак, «шехина» — это «Бог присутствует в храме». А вот «мемра» — это «Бог говорит». Когда нужно сказать «Бог делает», говорят «йад» – «рука», «десница Господа делает», «Бог явился» — «шехина», «Бог сказал» — «мемра». Пророки не видят Бога, они видят «кавод» — славу Божию. Это попытки избежать антропоморфизма, ведь Бог — высшее, недоступное для лицезрения Существо. Он не говорит, не делает, как люди. Говорит не Бог, а Божия «мемра».
Из этого я делаю вывод, что Иоанн был таргумистом. Его полемика с иудаизмом — таргумическая. Он находился в синагоге и спорил с теми ее членами, которые были с ним не согласны, его полемика – это борьба все еще внутри иудаизма. Иоанн Богослов в этой борьбе полностью использует все методы раввинской экзегезы (толкования Писания, — прим. ред.).
Самое интересное, этим же путем шел Иисус Христос в земной жизни. Его притчи основаны на раввинском материале. После открытия Кумранских рукописей и выхода работ Макнамары (Мартин Макнамара — ирландский ученый, издатель серии «Арамейская Библия», в которой переводятся все варианты комментариев из всех известных таргумов – прим. ред.), мы лучше узнали Евангелие и сегодня большинство библеистов согласны с тем, что, по методу экзегезы, Христа можно назвать раввинским ученым. Зная таргумы, становится многое понятно в Иоанновом корпусе. Если перевод не отражает этого положения дел, он бесполезен.
Интересно и то, что теперь богословие Библии весьма сходно у евреев и христиан. Это стало результатом немецкой науки, точнее работ двух ученых, Герхарда фон Рада и Мартина Нота. Они создали богословскую концепцию Ветхого завета, которая удовлетворяет и иудеев, и христиан. И те, и другие видят в Библии историю спасения. Таргум убеждает нас в том, что иудеи, жившие в межзаветную эпоху, не были враждебны христианству, они также были заняты поисками путей спасения. Нужно отбросить старый антисемитизм. Следует понимать, что иудаизм является тем корнем, из которого произросло и произрастает христианство. Иудаизм также нуждается для полноты своего существования в христианстве, ибо отказавшись от нас, иудеи закрывают себе путь на небо. Благодаря христианству они осознали тупик Иерусалимского храма с его жертвоприношениями. Я недавно слышал, что современные иудейские богословские круги пришли к мнению, что призывы к восстановлению Иерусалимского храма должны быть отвергнуты.
— Это их общее мнение?
— Нет, радикалы за храм, а их в Израиле 150000 человек.
— На каком языке писал сам апостол Иоанн — на греческом или арамейском? Ведь если на арамейском, то греческий оригинал Евангелия сам окажется переводом.
— Это никому не известно. Структура текста апостолов Иоанна и Павла семитская, они же были евреями. Но у нас есть только греческие тексты Нового Завета.
Связь перевода Библии и богослужения
— Миссионеры во все времена переводили Библию, прежде всего, как часть богослужения. Может ли эта задача сегодня быть выполнена в обратном порядке, то есть перевод Библии стать основой для перевода богослужения?
— Библия занимает в богослужении незначительное место, это только отрывки в некоторых местах службы. Кроме того, ее язык проще, чем язык богослужения. Я считаю, что литургию нужно подчинить слову. Но литургия и все богослужение страшно богаты! В богослужебных произведениях столько сложного смысла, но он не доступен для непосредственного восприятия. Греческий литургический текст переводить трудно, в нем много поэзии, причем тяжеловесной, и она положена на определенный поэтический размер. Сплошь и рядом употребляются сложные риторические построения, которые трудно или невозможно заменить чем-нибудь простым. Более того: это ученая поэзия.
Действительно, есть проблема в том, что славянский язык уже мало понятен, даже в духовных учебных заведениях есть студенты, которые плохо читают Евангелие. Для того, чтобы людям было хоть немного более понятно в храме, нужно изменить модальность чтения Святого Писания на славянском. Когда диаконы читают Апостол погласицей, понять ничего невозможно. Сейчас это уже бывает редко, но прежде считалось большим шиком во время чтения Писания кричать так громко, как только возможно. Помните, у Лескова, как выбирали дьяконов: претендент подносит стакан ко рту и орет так, чтобы стакан разлетелся вдребезги.
Выход может быть вот в чем. Можем попробовать создать несколько богослужебных форматов — полный и сокращенный. Посмотреть, что мы можем исключить из ежедневного богослужения, чтобы оно стало короче, что-то перевести на русский, а праздничные и покаянные богослужения оставить полными.
— Но Кирилл и Мефодий, наши предки в древней Руси, Патриарх Никон, наконец, справились с этой задачей. Сможем ли мы справиться?
— Они-то справились, но мы не знаем, кто понимал это богослужение? Большинство людей не было в состоянии понять, что происходит в храме.
— Сейчас тоже мало кто понимает, что происходит в храме…
— Но сейчас у нас 100%-ная грамотность, а в 1900 году грамотных было 12 %. Сегодня люди могут взять богослужебные книги, их переводы, и посмотреть, что же там все-таки написано? Патриарх Никон тоже был, мягко скажем, не очень грамотным. Чего стоит только спор о том, сколько букв «и» должно быть в имени «Иисус» – одна или две? Не дай Бог нам сейчас таких справщиков!
— Я вижу, что к идее перевода богослужебных текстов относятся очень по-разному.
— Пока люди негативно относятся друг к другу, трудно говорить о какой-то серьезной работе. Сейчас я не вижу возможностей для того, чтобы работа по переводу богослужения была инициирована сверху. Но никто не запрещает переводить богослужебные книги каждому христианину в частном порядке. Если ты любишь богослужение, выучи греческий язык, бери богослужебные книги и переводи их, сколько хочешь! Я знаю замечательные приходы с крепкими общинами, где священники переводят богослужебные тексты, распечатывают и выкладывают их для своих прихожан, и те их с удовольствием читают. Ничего плохого в этом нет!
Сам я не раз менял отношение к проблеме перевода священных текстов на русский язык. Но не думаю, что свое отношение к вопросу изменит святейший Патриарх Кирилл. И все же мне кажется, что толковая Библия, основанная на новом русском переводе, необходима. Не для миссии, а для просвещения.
О новом переводе Библии на русский язык и о том, как шла работа над переводом Библии в Российском Библейском обществе в 1990-е гг. со своей точки зрения расскажет заведующий кафедрой библеистики Общецерковной аспирантуры и докторантуры Михаил Селезнев, возглавлявший переводческую группу РБО с 1996 по 2010 год.
— Мы знаем, что перевод Библии на национальный язык часто становится основой национальной культуры. Русский Синодальный перевод стал «Библией новомучеников». Какую роль может сыграть новый русский перевод Библии в жизни нашего народа?
— Когда в XIX веке переводчики создавали то, что мы сейчас именуем Синодальным переводом, никто ведь из них не знал, что они создают «Библию новомучеников». Им и помыслить такое было невозможно — они бы ужаснулись, они бы не поверили. Человеку не дано предвидеть будущего. И нам с Вами тоже не дано.
— А вообще, какое место занимает Библия в жизни народа?
— Это зависит от того, какое место занимает Церковь в жизни народа. Поэтому место Библии в жизни России зависит от того, какое место займет Церковь в жизни России. Что ждет нашу Церковь в будущем, мы не знаем, но думаю, что будущее Церкви связано, в частности, и с тем, сделаем ли мы сегодня новый перевод Библии, или нет.
— На прошедшей в ноябре 2013 г. конференции «Современная библеистика и Предание Церкви» участники предложили начать работу над новым переводом Библии на русский язык. Но позднее, в интервью Интерфаксу владыка Иларион сказал, что говорить о начале перевода пока рано, нужно к этому готовиться.
— В этих утверждениях нет противоречия. Перевод Библии — огромный проект, и к нему нужно серьезно готовиться.
Ноябрьская конференция — впервые это было на столь высоком уровне — поставила вопрос перевода Библии на повестку дня. Теперь уже просто отмахнуться от этого вопроса — нельзя. Но это не означает, что он будет решен завтра.
Перед нами много сложностей, самого разного характера. Есть трудности чисто филологические, особенно в Ветхом Завете — неясность в значении слов, неоднозначный синтаксис. Есть сложности с интерпретацией — мы недостаточно хорошо знаем исторический контекст, бытовые и культурные реалии той эпохи. Кроме того, нам нужно считаться с уже сложившейся традицией перевода, это иногда помогает современному переводчику, а иногда становится для него серьезной проблемой.
Библия не просто один из древних текстов, для христианина это основа религиозной жизни. Ответственность переводчика здесь огромная.
— Кто может принять решение о начале работы над переводом?
— Конференция может только поставить вопрос, и ноябрьская конференция это сделала. А принимать решение о начале нового перевода может только высшая церковная власть. Это должно быть не чье-то личное решение, а соборное постановление.
— Будем надеяться, решение будет принято. Основываясь на вашем опыте руководства подобной работой в РБО, расскажите, как в таком случае дальше должна пойти работа над переводом?
— В РБО перевод Ветхого Завета начался по инициативе одного человека, а именно меня. Никакой «соборности» не требовалось, достаточно было того, что руководство РБО и спонсоры из Объединенных Библейских Обществ поддержали эту инициативу — проект ожил. Одна за другой стали выходить книжки. В Церкви такое невозможно. Требуется соборное решение, соборное одобрение принципов перевода. Ведь мера ответственности за перевод у частной организации несравненно меньше, чем у Церкви. Очевидно, в Церкви многое должно быть иначе, чем в РБО.
В Библейском обществе над переводом Ветхого Завета работало человек пятнадцать, включая переводчиков, редакторов, рецензентов, кто-то приходил, кто-то уходил, на каких-то этапах я привлекал к участию в работе своих студентов.
Если говорить о церковном переводе, важно подчеркнуть, что здесь одновременно с переводом обязательно должно быть создано несколько уровней комментариев — текстологических, историко-филологических, экзегетических. Когда я встречался с читателями наших переводов, они постоянно просили: больше комментариев! Жаль, что в проекте РБО это пожелание осталось нереализованным.
Церковный проект — если он будет — неизбежно будет более масштабным. В нем должны участвовать не только переводчики, но и комментаторы, не только библеисты, но и литераторы, и специалисты, которые смогут организовать обратную связь с читателями. Требуется разъяснить читателю, с чем связано в том или ином случае изменение привычного текста.
Очень важна последовательность и продуманность в переводе лексики (Синодальный перевод, увы, последовательностью здесь не отличается, даже одно и то же географическое название в разных книгах передается по-разному!). А это означает серьезную лексикографическую работу, в идеале — создание современных словарей библейского древнееврейского и древнегреческого.
Ветхозаветный перевод РБО собрал вокруг себя немногочисленных на тот момент представителей нашей нарождавшейся библейской науки, поддерживал их. Аналогичную роль — только во много раз большую по масштабу — должен сыграть и новый перевод Библии, если он состоится. Такой проект может и должен идти только в контексте формирования российской школы библеистики. Он не под силу ни одному человеку, ни группе единомышленников, но только серьезному научному институту, который будет рассматривать перевод Библии как центральную — но не единственную — свою задачу. Наряду с собственно переводом — комментарии, словари, создание научной школы.
В уже упомянутом Вами интервью Интерфаксу митрополит Иларион говорил о 15-ти годах, которые понадобятся на работу, я думаю, имеет смысл взять эту оценку за отправную точку. Действительно, опыт Объединенных Библейских Обществ показывает, что в среднем около 15 лет уходит на перевод Библии. Конечно, история может внести свои коррективы. Работа может занять меньше времени, если сложится сплоченная команда людей и хорошие рабочие отношения с руководством. Или, наоборот, может занять больше времени, ведь в России всегда много неожиданностей. Синодальный перевод, скажем, делался в общей сложности 60 лет.
Митрополит Иларион отметил в своем интервью Интерфаксу, что этот проект может реализоваться только как общенациональный, с соответствующим вниманием и государственной поддержкой, в том числе, финансовой. Что ж, это реалистичный подход.
— Патриарх высказал мнение, что нужно сначала подготовить критический текст кирилло-мефодиевской славянской Библии. Какие еще условия должны быть соблюдены, чтобы начать перевод?
— Слова Патриарха о том, что работа над новым русским переводом должна вестись в русле кирилло-мефодиевской традиции и с уважением к Синодальному переводу, включают в кирилло-мефодиевскую традицию и сам Синодальный перевод. То есть речь идет о кирилло-мефодиевской традиции в широком смысле слова — не о буквальном следовании византийскому тексту того времени, а о естественной для Церкви преемственности библейских текстов: славянских, древнерусских, современных русских.
— Можно ли кирилло-мефодиевскую традицию понимать не столько как верность конкретному тексту, сколько как саму идею возможности переводов Библии и богослужения на национальные языки?
— Конечно. Кирилл и Мефодий переводили священные тексты на славянский язык, за что были объявлены еретиками и пострадали. Римский папа их все же поддержал. Враги Кирилла и Мефодия утверждали, что есть сакральные языки, на которые можно переводить священные тексты и молитвы, а есть языки профанные, на которых молиться Богу нельзя. Это так называемая «трехъязычная ересь» — учение, что священными языками являются только еврейский, греческий и латынь …
— … сейчас она превратилась в «четырехъязычную ересь», добавившую к этим языкам церковно-славянский…
— … сейчас она превратилась в «моноязычную ересь», которая гласит, что единственный язык, достойный того, чтобы на нем звучало слово Божие — это славянский. Апологеты славянского языка лишают сакральности даже латынь, а уж еврейский тем более.
— С какого текста должен делаться перевод Ветхого Завета – с греческого или еврейского?
— Этот вопрос встал еще в XIX веке. Тогда решили переводить с еврейского языка; в этом огромная заслуга, прежде всего, митрополита Филарета Московского.
Еврейский текст Ветхого Завета писался на живом еще тогда древнееврейском языке. Несомненно, язык письменных текстов отличался от разговорного (хотя в повествовательной прозе, особенно в диалогах, разница, скорее всего, была не велика). Но ведь и русский литературный язык отличается от разговорного! Язык древнееврейской поэзии (псалмов, например) был языком «высокого штиля» — он отличался от языка прозы примерно так же, как поэзия Пушкина от современной нам русской прозы. И все же в обоих случаях — и в случае поэзии, и в случае прозы — это был живой язык, он был рассчитан на то, что текст слушают и тут же понимают. Поэтому его можно переводить на современный литературный язык, передавая древнееврейскую прозу литературной прозой, а поэзию — слегка архаизированной поэзией.
А природа греческой Библии (Септуагинты) принципиально другая. Это перевод очень дословный, подчас это просто — по синтаксису, по лексике — древнееврейский язык, переодевшийся в греческие корни и суффиксы. Многие современные ученые считают, что Септуагинта создавалась как своего рода «подстрочник» к еврейскому тексту. Это очень искусственный язык. Местами, как кажется, и сами переводчики Септуагинты понимали свою работу, как некую «загадку для читателя». Септуагинта — это текст, который изначально рассчитан на разгадывание, толкование, а не на быстрое понимание. Его так и нужно переводить — на язык, искусственно архаизированный, искусственно буквализированный, искусственно отчужденный от современной литературы. Перевод Септуагинты на современный русский литературный язык был бы ложью по отношению к языку и стилю переводимого текста. Поэтому если мы хотим сделать литературный перевод на современный русский язык, то Септуагинту нельзя брать в качестве оригинала.
Кроме того, что еще важнее, вопреки всей своей тенденции к дословности Септуагинта меняет тональность еврейского текста, например, вводит в него термины из греческой философии. Это уже текст из другой эпохи, из другой культуры. Даже образ Бога в Септуагинте несколько иной, чем в еврейском тексте. Вы спросите, как же уживаются вместе эти две тенденции — к буквальной передаче еврейского текста, и, в то же время, к его эллинизации? В двух словах не опишешь, приходите ко мне на лекции в РГГУ.
Библейскую традицию можно сравнить с деревом, у которого есть разные срезы – один у корней, другой в середине ствола, третий у молодой ветви. Эти срезы могут друг с другом не совпадать по рисунку. Так и текст Библии. Одно дело – понимание того или иного текста в древнем Израиле, другое — в Израиле времен Нового завета, третье — в эпоху патристики. Еврейский и греческий тексты Библии относятся друг к другу не как разные деревья, а как корень и ствол, как интерпретация более ранняя и более поздняя. Тем самым говорить, что еврейский текст верен, а греческий неверен, или наоборот, – неправильно, это просто два хронологически разных среза единого дерева Библии. Но из разных срезов текста для переводчика важнее срез самый ранний и самый «живой». Поэтому совершенно прав был святитель Филарет, настоявший на переводе Ветхого Завета с древнееврейского.
При этом, однако, есть ряд мест, где дошедший до нас еврейский текст Ветхого Завета был поврежден в процессе многократного переписывания. Иногда это произошло еще до перевода Ветхого Завета на греческий, и ученым остается только догадываться о первоначальном тексте, реконструировать его своими силами. Но иногда там, где еврейский текст поврежден, греческая Библия доносит до нас его первоначальный вид. В таких местах даже те переводы Библии, которые основаны на еврейском подлиннике, отклоняются от него в сторону Септуагинты. Так поступали и мы в переводе РБО. Перевод в целом следовал еврейскому тексту, как «живому» и древнейшему, но в подобных местах принимал чтение Септуагинты или кумранских рукописей. Схожим образом — с поправкой на науку того времени — поступали авторы Синодального перевода. Такую же стратегию я предложил бы и для современного церковного перевода.
— Но если делать перевод, который в перспективе может стать богослужебным текстом, то его нужно переводить с Септуагинты, так как богослужение основывается на ней?
— В Русской Церкви сложилась уникальная ситуация, у нас существуют не один, а два главных перевода Библии. Синодальный, перевод для домашнего чтения, сделан (в основном) с древнееврейского и отражает срез библейского «дерева», наиболее близкий к корням. Славянский богослужебный текст восходит (в основном) к тем рукописям Септуагинты, которые использовались византийцами в средние века. Эта ситуация, с первого взгляда, приносит неудобства: человек хочет понять, что же читается на паремии по-славянски, открывает русский перевод и видит там совсем другой текст. Некоторые считают это бедой. А мне кажется, что это не беда, а преимущество. Наличие в нашей культуре двух текстуальных традиций дает нам как бы стереоскопический текст, мы видим — одновременно — разные интерпретации библейской книги, разные эпохи ее существования.
Не вижу трагедии, если такая «стереоскопичность» сохранится и в будущем: в полной Библии держаться ближе к архаическим древнееврейским «корням», а паремии переводить ближе к тому, как их понимали в эпоху создания византийского богослужебного чина.
— Какие основные аргументы «за» и «против» перевода Библии на русский язык?
— Самый главный аргумент против — консерватизм нашего религиозного создания. Откуда, когда, почему в нашей культуре появилась идея, что любой изменение в религиозной жизни есть шаг к приближению антихриста? Я не знаю ответа на этот вопрос. Никакой логикой это объяснить нельзя… Какой-то исторической травмой? Реформами Никона? Так или иначе, это часть русской религиозной ментальности. Поэтому новый перевод Библии неизбежно будет вызывать настороженность. Чтобы преодолеть эту настороженность, нужны научные комментарии, объясняющие, зачем нужны изменения, какие ошибки были в старом переводе. Почему переводчик выбрал тот или иной вариант перевода, отличающийся от Синодального текста.
Синодальный перевод у нас сейчас воспринимается как стандарт. Когда читатели открывали перевод РБО, они вместе с ним открывали и Синодальный текст, чтобы посмотреть и сравнить: что же там, в «стандарте», написано.
— Получается, что Синодальный перевод сейчас воспринимается как некая традиция, а новый перевод как некое новшество?
— Совершенно верно! Ситуация такая же, как полтора века назад, только тогда Синодальный перевод казался новшеством, а славянский перевод был традиционным. Эта аргументация, что все новое опасно, а «старое вино лучше», может принимать десятки обличий. Например: «С какого издания мы будем переводить? Ведь всем известно, что современные издания испорчены». Или: «На какой язык мы будем переводить? Ведь всем ясно, что современный русский язык испорчен».
Что касается доводов в пользу нового перевода, то на первом месте обычно ставят либо необходимость сделать Библию понятной, либо необходимость поправить фактические ошибки Синодального перевода. Но дело ведь не только в том, чтобы было понятно, а еще и в том, чтобы передать поэтику оригинала. Оригинальные библейские тексты очень разные по стилю. А в Синодальном переводе стиль нивелирован единообразным возвышенным канцеляритом. Литературный текст и литературный перевод подчас говорят очень важные вещи между строк – формой, строением, красотой своей. Все это переводчик должен передать. И это сделать, пожалуй, сложнее, чем просто, обложившись комментариями, поправить ошибки.
Об апостольской традиции и переводе священных текстов на национальные языки
В новой беседе о проблемах перевода Библии, об аргументах «за» и «против» такого перевода в истории и в наши дни рассказывает библеист и переводчик Библии, доктор филологических наук, Андрей Десницкий.
— На конференции «Современная библеистика и Предание Церкви» ее участники предложили начать работу над переводом Библии на русский язык. Как сегодня обстоит дело с переводом?
— Действительно, на прошедшей конференции все участники, отталкиваясь от программной речи владыки Иллариона, сошлись на том, что надо начать работу над новым переводом Библии на русский язык. Но Святейший Патриарх Кирилл несколько остудил пыл участников, высказавшись в том смысле, что еще рано начинать такую работу. Патриарх Кирилл сказал, что когда они с профессором СПБДА А.А. Алексеевым начинали трудиться над критическим текстом Синодального перевода и славянского перевода в 1970–е годы, то многое сделали, но тогда эту работу не довели до конца. Если я правильно понял позицию Патриарха, пока эти критические тексты не будут изданы, работу над новым русским переводом начинать рано. Тем не менее, мне кажется, что Патриарх не против того, чтобы заново перевести Библию, возможно, он просто хочет довести до конца начатое им дело, а также, чтобы перевод был сделан на очень высоком уровне. Об этом свидетельствуют его слова: «Нам нужно знать и свести воедино множество версий и сделать хорошее издание славянского текста Библии. Я не оставил той самой мечты, чтобы эту работу довести до конца».
— Какие аргументы сторонников и противников переводов Писания в прошлом и сегодня?
— Аргументы «за» и «против» перевода Писания остаются одинаковыми, наверно, со времен Кирилла и Мефодия, только слегка по-разному преломляются, в зависимости от исторической ситуации. В IX веке приводились такие аргументы: «Мы идем проповедовать славянам, и они должны понимать Писание и богослужение на своем родном языке, они не должны учить какой-то другой язык для этого».
В XIX веке этот спор велся очень долго — с начала века и до 1870-х годов. Одна сторона спора утверждала, что перевод Библии есть на всех языках, значит должен быть и на нашем родном языке. Особенно ясной эта мысль стала после того, как во время наполеоновских войн Россия заявила о себе, как о мировой державе, причем самой мощной в Европе. И вдруг все увидели, что на европейских языках Библия уже есть, а на русском ее нет. И в 1816 году император Александр I предписал создать перевод Библии на русский.
Сегодня изменилась ситуация и вопрос «можно ли переводить Библию на русский язык» не стоит — Библия переведена, и ей пользуются все русскоязычные христиане. Сегодня спор другой – нужны ли нам новые переводы на русский язык или достаточно Синодального перевода? Аргументы «за» такие – Синодальный перевод: а) не очень точен, не последователен б) плохо понятен и стилистически тяжел, поэтому нужен новый перевод.
Аргументы против переводов во времена Кирилла и Мефодия были заклеймены под названием «трехъязычной ереси». Позиция немецких епископов Римской церкви состояла в том, что, дескать, существуют только три языка, на которых была надпись на кресте Христа – латинский, греческий и еврейский – на которых в принципе возможно выражать священную истину, и славянский язык в число этих трех, конечно, не входит.
В XIX веке история повторилась. Это очень простое утверждение – Библия должна быть на разных языках — другая сторона отвергала. Они выдвигали те же два принципиальных и связанных между собой тезиса: а) русский язык не может быть языком богообщения, он не способен предать смысл Святого писания, б) русский язык не должен занимать нишу священного языка, которую уже занимает церковно-славянский язык. Второй аргумент это как бы уловка – русский не то что не может вместить слово Божие, а это не нужно. Сторонники этой точки зрения утверждали, что славянский язык в каком–то смысле — часть русского, берущий на себя функции, которые русский язык может и не брать – функции священного регистра коммуникативной системы, как бы мы сейчас сказали.
Ирония судьбы заключается в том, что те, кто, как они считали, отстаивали кирилло-мефодиевскую традицию в вопросе перевода Библии на русский язык, в каком-то смысле приняли аргументы противников святых просветителей славян, только из трехъязычной ереси создали «четырехъязычную», добавив к числу возможных языков славянский. Можно сказать, они подменили суть апостольской традиции, продолженной Кириллом и Мефодием – возможность перевода на национальные языки – застывшей формой имеющего перевода.
Менее значимый аргумент против – если перевести Библию на русский язык, то потом будут сделаны переводы на остальные славянские языки малорусский, как его тогда называли, белорусский, сербский и другие (так оно и случилось), а этого нельзя допустить. В общем, и все. Остальное частности – то, что русский — грубый язык, он не выражает каких-то высот смысла.
— Похожи ли аргументы в споре о переводе Библии и переводе богослужения друг на друга?
— Кирилл и Мефодий переводили, прежде всего, богослужение, а Писание они переводили только в той мере, в какой оно используется в богослужении. Аргументы, которые выдвигались по поводу перевода Библии в IX веке, в XIX веке, и сегодня насчет перевода богослужения по сути одни и те же: либо русский язык не является сакральным, и на нем нельзя произносить священные слова, либо народ должен понимать слово Божие и имеет право молиться Богу на своем родном языке. В Русской Церкви сегодня стоит вопрос о переводе богослужения на русский язык, при том, что богослужебные тексты уже переводились на русский язык и не раз, хоть и не полностью. Еще до революции вышли, к примеру, переводы Нахимова.
Сегодня вряд ли кто-то серьезно будет отстаивать точку зрения, что русский язык — единственный из всех языков мира (от греческого до якутского) – который не может быть богослужебным языком.
— Есть люди, которые отстаивают эту точку зрения.
— Они тоже говорят не о невозможности, а о ненужности перевода. В XIX веке так же говорили о русском переводе Библии – «это не нужно народу», «кому надо, тот по-славянски почитает».
— Арсений Мацеевич считал, что вообще не надо ничего переводить: «кому надо, тот по-гречески почитает».
— Митрополит Арсений был против не то что русского перевода, а даже против полного славянского издания Библии: зачем народу Библия? Обойдется без нее – есть богослужение, там все можно услышать, да и народ в большинстве своем неграмотен и читать все равно не умеет.
— Принципиальный вопрос — с еврейского или греческого текста будет сделан перевод Ветхого завета? Или необходимо делать два перевода?
— Я сам участвовал в переводе Ветхого завета на русский язык для Российского библейского общества. Тогда перевод делался с еврейского языка, это была установка проекта. Но это не значит, что это единственная установка или что она самая правильная. Сейчас так сложилось, что переводят только с еврейского масоретского текста. Я считаю, что это плохо, должны быть разные переводы, с разных источников, в разных редакциях: богослужебный, миссионерский, для домашнего чтения. На данный момент я не знаю о существовании в России проектов по переводу Ветхого завета с греческого языка. Но в принципе, в этом нет ничего невозможного. И если пойдет речь о переводе, который бы использовался православными христианами за богослужением, то самым естественным вариантом такого перевода будет перевод с греческого языка, а не еврейского, потому что это главный текст всей Православной Церкви и на него опирается богослужение.
— Патриарх сказал, что собравшиеся на конференцию и есть те, кто может перевести Библию, с другой стороны, есть те, кто скептически относится к тому, что наличествуют кадры для такой работы. Достаточно ли у нас кадров?
— Думаю, кадры переводчиков есть. Тут много людей не нужно, это могут сделать пять или десять человек. Это работа не на один год, и если нужно, если не хватает какого-то специалиста, то подготовить его не проблема. У нас есть для этого учебные заведения, есть возможность отправить студентов и аспирантов за границу и так далее.
— Патриарх также сказал, что прежде, чем начать работу над переводом, нужно сначала переиздать славянский текст.
— Могу только сказать, как я понял слова Святейшего. Самое главное в его словах то, что новый перевод на русский язык должен основываться на славянском переводе, причем не на Елизаветинском издании, а на каких-то более глубоких слоях. Это прекрасно и задача исследовать эти слои вполне выполнима.
Но я плохо представляю, как может быть сделана работа над изданием критического текста славянской Библии. Объясню почему. Критическое издание Библии в идеале ставит целью реконструкции текста в том виде, каком он вышел из-под пера автора. Это процесс поиска оригинала. То есть, мы предполагаем, что существующие рукописи нашего текста изначально восходят к одному оригиналу, но оригинал до нас не дошел, и мы, сличая рукописи, пытаемся с помощью текстологических методов восстановить, каким мог быть этот оригинал. С греческой и еврейской Библией этот оригинал существовал – это авторские тексты апостолов, евангелистов и пророков. Со славянской Библией такого оригинала нет в принципе, поскольку Библия переводилась разными людьми в разное время, иногда книги переводились заново. Если мы хотим реконструировать то, что перевели Кирилл и Мефодий, то как мы это сделаем? Мы даже не знаем точно, что именно они перевели. Совершенно точно, что никакой полной кирилло-мефодиевской Библии не было, их житие говорит, что они все не успели перевести. Перевод на славянский язык осуществлялся в разное время, разными коллективами авторов, постоянно редактировался. Первая полная Библия на славянском языке — это Геннадиевская Библия 1499 года и мы знаем заранее, что часть книг заново переводились с еврейского или даже латинского текста. Если и были переводы отдельных книг до этого времени, то они в Геннадьевской Библии не были учтены. Что нам даст критическое издание этих книг? Геннадиевскую Библию? Ее издание уже есть.
Значит, речь не может идти об издании критического текста славянской Библии в строгом смысле слова, а о нескольких вещах. Например, об издании текста, содержащего максимальное количество разночтений. Это будет издание, имеющее целью показать историю славянского текста в его развитии. Также можно пересмотреть современный текст славянской Библии – Елизаветинской, в котором огромное количество несуразностей, нелепостей и ошибок, и его можно исправить.
В Церкви есть потребность в новых редакциях и переводах Библии, есть возможность, есть люди, которые над этим работают. Чего нет, так это ясно выраженного запроса на перевод со стороны руководства. Появится ли он, я не знаю. Будем надеяться, что мы преодолеем все трудности и новый русский перевод Библии – церковный перевод – когда-нибудь увидит свет.