Однажды, в годы моего детства, я оказалась далеко от своей улицы: за рощами, за кирпичным заводом. Время было вечернее, подруги позвали меня встречать коров на центральный выгон.
Мы прошли село и вышли в степь. Запахло чабрецом. Под ногами стали попадаться неглубокие круглые ямки. Здесь когда-то драли земляной дерн для покрытия домов. Идти было трудно, хотелось быстрее выбраться на дорогу.
В душе стояла тревога, потому что я далеко ушла от дома.
Вдали замычали коровы. Идущие впереди нас подростки закричали: «Пора! Пошли Булюляя дразнить!» Все ринулись к дороге, к дымящимся кострам, возле которых толпились ребята постарше.
Девочки зашли в середину стада в поисках своих коров.
Маша толкнула меня в бок и закричала, смеясь: «Смотри, смотри, вон Коля Булюляй идет! Бежим!» Я хотела спросить у подруги о Коле, но она затерялась где-то среди коров.
Много раз я слышала о нем, но никогда не видела. Его именем старухи пугали малышей, чтобы не уходили далеко от дома: «Вот придет Коля Булюляй и заберет тебя!»
По краю стада, размахивая кнутом, шел помощник пастуха — Коля Булюляй.… Зная бодучих коров и опасаясь за маленькую незнакомую девочку, он направился в самую середину стада, чтобы вывести ее оттуда.
Я искала глазами Машу. Коровы, тяжело дыша, проходили мимо меня, задевая и толкая боками. Некоторые, отмахиваясь от комаров и оводов, больно били меня хвостами по голым рукам, но я не могла сойти с места и замерла от ужаса… С одной стороны приближался Коля, а с другой – остановилась крупная телка. Я стояла на ее пути. Она нагнула голову, наставила на меня рога. От безвыходности положения руки сами схватились за рога буренки. Перепуганное животное замотало головой, пытаясь сбросить ношу, и начало скакать по полю. Телка «прокатила» меня несколько шагов и неожиданно сбросила на землю. Я отскочила от нее и оказалась еще ближе к пастуху.
…Булюляй шел прямо на меня, глядя красными воспаленными глазами. Нижние веки отвисли, набухли и казались вывернутыми наружу. Губа, опущенная вниз, не могла удержать слюну. Старый пиджак был мокрым и грязным. Огромные оттопыренные уши красно-сизого цвета еще больше подчеркивали его страшный облик.
Я заметалась между коровами, пытаясь вырваться на свободу.
…В селе рассказывали, что еще в детстве Колю кто-то сильно напугал. Он заикался, а потом и вовсе перестал внятно говорить. Жестокие мальчишки смеялись и издевались над Колей. Поймали его у костра, свалили, сели верхом со спины и били горящими палками ему по ушам.
Коля был немым. Он «кричал», звал по-своему на помощь, но никто не пожалел его, а взрослых рядом не было. Мальчишки ухохатывались над его мычанием и просили: «А ну, скажи еще чего-нибудь».
С тех пор и повелось… Будто «по наследству» передавали подростки от одного к другому эти издевательства, несмотря на то, что Коля был уже взрослым. Он помогал пастуху пасти коров, зарабатывая этим на содержание своей старой матери.
Но об этом я узнала из рассказов девчонок, гораздо позднее.
А сейчас этот высокий и страшный пастух шел прямо на меня и показывал рукой на костры, вокруг которых толпились подростки. Его лицо было тревожным, но не злобным. Это насторожило и удивило меня. Он словно предупреждал о какой-то опасности.
Я заставила себя посмотреть ему в глаза, скрывая страх. Булюляй что-то говорил, «объяснял», пытаясь схватить меня за руку, отчаянно жестикулировал, но я ничего не могла понять. Я отдернула руку, но он протянул свою снова. Он о чем-то просил. Просил!!! Взгляд его болезненных глаз был жалобным, страдальческим. И не таким уже Коля был страшным, как о нем говорили.
Я поняла, что передо мною стоит больной человек.
photosight.ru. Фото: Елена Пигарева
Подошел старший пастух и пояснил как-то спокойно и обыденно:
— Не бойся его, он добрый человек. Видимо, просит тебя провести его мимо костров и мальчишек, которых он сильно боится.
— Меня? Провести его? — удивилась я.
Пастух пояснил:
— Ты незнакомая. Они побоятся тебя тронуть. Эти ироды будут кидать в него горящими палками. Они так делают каждый вечер. Я ему постоянно говорю: Бей их кнутом! А он не хочет, руку к сердцу прикладывает, жалеет их, показывая рукой, что маленькие они еще, не понимают, что творят. Крестится, горемычный, и головой мотает: нет, значит. А что я с ним поделаю, не напровожаешься. Мне за коровами следить надо, чтобы к огородам не подошли, — он мотнул рукояткой кнута на последние улицы.
Я кивнула головой и с опаской посмотрела на мальчишек.
Подростки, поджидающие Булюляя, били палками по огню, разметывая искры в разные стороны. Костер загудел. Пламя взметнулось ввысь.
«Запугивают», — подумала я.
Коля озирался по сторонам. Коровы уже прошли. Прикрытия не было. Пахнуло дымом. Мы приближались к дороге и кострам. Я взяла Колю за руку. Издалека могло показаться, что это он ведет меня. Девочки, бросив коров, бежали нам навстречу. А мы с Колей нарочито спокойно проходили мимо костров.
Мальчишки, видя, что мы идем вдвоем, почему-то не поднимали горящие палки, зажатые в руках. И только тогда, когда мы отошли на большое расстояние, кто-то с опозданием все-таки метнул вслед потухшую головешку.
Наше «спокойствие» было знаком победы.
У меня бешено колотилось сердце, рука онемела от сжатия. Все было уже позади, и вдруг Коля, как маленький, заплакал. Дрожащими руками он показывал на пиджаке давно прожженные дырки.
Я поняла все без слов, переживая за него, но ничего не могла изменить в его судьбе.
Он показал на последний за селом дом и направился к нему.
Главный пастух поравнялся с кострами и замахнулся на ребятню кнутом. Те рассыпались с криком и хохотом по степи, оставляя догорающие костры, – место своего постоянного вечернего развлечения.
Запыхавшиеся девочки окружили меня и с ужасом закричали:
– Ты что отстала!? Куда это Булюляй тебя потащил?
– Никуда он меня не тащил. И никакой он не Булюляй, а просто Коля несчастный! А вы… вы смеетесь над ним вместе с мальчишками!
Девочки замолчали, а Маша сказала: «Да ну тебя!» И… побежала догонять свою корову. Остальные шли молча. Событие никто не обсуждал. Только на другой день они разговорились.
Такого тяжелого настроения, как в тот вечер, у меня еще никогда не было. Я шла и плакала, жалея Колю, сердилась на Машу, потому что она бросила меня посреди стада. Было мне тогда одиннадцать лет. Рассказать родителям о случившемся я побоялась, потому что ушла от дома далеко и надолго.
Я вспоминала грустные Колины глаза и очень долго переживала, стараясь забыть эту историю.
Прошло много лет. Я жила в другом месте. Возвращалась домой из монастырского храма.
Стоял апрель. Моросил ледяной дождь. Порывы ветра распахивали пальто. Я обдумывала свою жизнь, прошедший день и болезненно искала выхода из тяжелого душевного состояния. Причин для уныния не было, но почему так неуютно на душе, будто хмурая погода заковала меня в свои объятия и не отпускает в тепло?
Из тяжелых дум и обстоятельств я выхожу с молитвой: «Слава тебе, Господи, что так, а не хуже». Мысленно «возвращаюсь» в детство, чтобы скрасить тяжелый день. Но почему-то память на этот раз не утешила меня, а озадачила, неприятно растревожила и заставила плакать. Наверное, неслучайно я вспомнила о Коле. В детстве я не могла найти выхода из создавшейся ситуации на пастбище. Мне казалось, что жестоких мальчишек не исправить.
О своих давних переживаниях рассказала игумену Свято-Пафнутьева Боровского монастыря о. Силуану. Услышав эту историю, он сказал:
— Может быть, умер Коля и просит чьих-то молитв…
Не знала я в детстве, в безбожное время, о том, что надо было помолиться за болящего, чтобы Господь устроил его жизнь. Прости меня, Коля …
Вот так «открываются» и «заживают старые раны», проходит боль души.
Сегодня я могу посмотреть на прошлое другими глазами и помолиться о добром и несчастном человеке, не боясь этой истории: «Господи, если Коля жив, устрой его судьбу, а если нет, упокой его душу, Господи…»
5 апреля 2009 г.
г. Балабаново
Читайте также: