1937 год. Валерий Чкалов совершает первый беспосадочный перелёт из Москвы в Ванкувер, Михаил Ромм выпускает на экраны Советского Союза фильм «Ленин в Октябре», Вера Мухина создаёт для Всемирной выставки в Париже скульптуру «Рабочий и колхозница», а столичный метрополитен получает новую кольцевую станцию «Киевская».
Поздним вечером мимо бывшего Данилова монастыря (где был оборудован спецприемник для детей «врагов народа») по старой Варшавской дороге часто проезжают машины с надписью «Хлеб». Если бы кому-то из москвичей, удивлённых такой концентрацией хлебовозов, удалось проследить их маршрут, то выяснилось бы, что путь начинается от тюрем – Бутырской, Таганской, Матросской тишины, Лубянки. А дальше нетрудно догадаться, что машины эти были автозаками. Но любопытство в те годы было слишком опасным качеством, хлеб так хлеб.
«Хлебовозы» свозили арестантов на территорию спецзоны хозяйственного управления НКВД, расположенной между обнесённым колючей проволокой лесом и остатками усадьбы Дрожжино. Место это называлось стрелковым полигоном «Бутово». Из машин заключённых вели в длинный барак, где проводили перекличку, затем сверяли людей с доставленными вместе с ними из тюрем документами и объявляли приговор: смертная казнь. Во избежание попыток побега и бунтов, в тюрьмах приговоры не оглашались, и по дороге люди думали, что их перевозят в другую тюрьму или в пересыльный лагерь. И только в бараке на полигоне они узнавали правду.
В некоторые дни несколько десятков, в другие – несколько сотен человек ждали здесь рассвета и смерти. Как проводили они эти последние часы, какие звуки доносились из-за деревянных барачных стен, – эту тайну никто и никогда не узнает. После восхода солнца начинала работать расстрельная команда, состоявшая из нескольких человек. Смертников выводили из барака небольшими группами, ставили на край вырытого заранее при помощи экскаватора рва и убивали по очереди выстрелами в затылок из пистолета.
Палач видел каждого человека, которого сначала выводил из барака, а потом расстреливал. Потом расстрельная команда получала ведро спирта, и к вечеру водитель довозил их до общежития НКВД в полубессознательном состоянии, чтобы через несколько дней всё повторилось сначала.
Всего на Бутовском полигоне с августа 1937 года по октябрь 1938 года были расстреляны 20 761 человек. Их могилой стали 13 рвов, выкопанных местными жителями с помощью бульдозера, общей протяжённостью 900 метров. Ширина каждого рва была 4–5 метров, глубина – примерно 4 метра. Массовые расстрелы здесь начались после того, как НКВД издал 31 июля 1937 года указ № 00447 «Об операции по репрессированию бывших кулаков, уголовников и других антисоветских элементов». «Антисоветскими элементами» были, в том числе, так называемые «церковники» – православные священники и миряне.
В бутовских рвах лежат 935 человек, расстрелянных за исповедание православной веры. Но больше всего здесь захоронено простых рабочих, служащих советских учреждений и крестьян. В следственных делах так и записано: «землепашцы» и «хлеборобы». Возраст убитых – от 15-16-летних подростков до седовласых стариков за 80. Известно, например, что священномученика митрополита Серафима (Чичагова), расстрелянного за «причастность к контрреволюционной монархической организации», которому был 81 год, принесли на полигон на носилках.
Некоторых расстреливали целыми семьями: муж, жена и взрослые дети. Других – деревнями: например, из села Петрово Рязанской области в Бутове расстреляли 18 человек. Некоторых арестовывали только по национальному признаку. Так, в Москве ещё с дореволюционных времен была китайская община, которая держала прачечные. «Китайские прачки», оставшиеся в Москве после прихода к власти большевиков, в основном мужчины, были очень востребованы вплоть до 1937 года, когда их почти всех расстреляли в Бутове.
Кого-то «награждали» расстрелом за выдающуюся работу. Так, барон фон Гревенец, выходец из известной семьи русских немцев, был талантливым инженером. Его разыскали в лагерях, чтобы он спроектировал уникальный механизм для шпиля на Речном вокзале в Москве: этот шпиль мог подниматься и опускаться. После окончания работ фон Гревенеца, как и многих других узников Дмитлага, отправили на Бутовский полигон.
После расстрелов
После 1938 года, когда массовые расстрелы прекратились, полигон и прилегающую к нему территорию продолжали использовать для захоронений расстрелянных в московских тюрьмах. А здание комендатуры, расположенное в 100 метрах от погребальных рвов, стало «домом отдыха выходного дня» для старших офицеров НКВД. Здесь они устраивали шашлыки в парке усадьбы Дрожжино, парились в бане, купались в пруду. Сам Лаврентий Берия любил здесь отдыхать и часто приезжал. Есть свидетельства местных жителей, работавших обслугой, что стиль отдыха не менялся и в первые годы войны.
После войны на территории спецзоны, в центре которой находился расстрельный полигон, были построены несколько зданий центра подготовки сотрудников спецслужб. В том числе здесь обучались специалисты стран Варшавского договора. На полигоне был разбит сад, посажена яблоневая аллея и клубничные грядки. Сотрудники центра и их подопечные прогуливались по этому саду после занятий, не подозревая (а может быть, и подозревая), что под ними находятся тысячи человеческих тел.
В 1950-е годы сотрудникам МГБ и МВД стали раздавать земли бывшей спецзоны под дачи. Участки прилегали вплотную к полигону, и когда дачники начали самовольно прирезать себе землю, они стали натыкаться на не до конца разложившиеся человеческие останки. И хотя кадры были проверенные и лишнего не болтали, в некоторых семьях сохранились воспоминания о страшных находках. Поэтому в конце 1960-х годов территория размером примерно семь гектаров, охватившая все погребальные рвы, была огорожена забором с колючей проволокой. Постепенно она зарастала кустарниками и борщевиком, превращалась в дикий пустырь. В бывшем здании комендатуры был устроен пионерский лагерь для детей чекистов, который потом стал детским спортивным лагерем и просуществовал до начала 1990-х годов.
Бутовский полигон как место массовых расстрелов не упоминался ни при «бериевской реабилитации» (после смерти Сталина на краткий период Берия стал во главе МВД и провёл ряд реформ, в т. ч. выпускал из лагерей незаконно осуждённых), ни во времена Хрущёва. Когда в 1988 году Совет народных депутатов СССР принял решение о реабилитации осуждённых по статье 58 УК РСФСР, сотни тысяч человек по всей стране были посмертно реабилитированы. В Московском управлении МБ РФ была создана группа по реабилитации, один из членов которой, полковник госбезопасности, в детстве жил в дачном посёлке рядом с Бутовским полигоном и слышал о захоронениях. Но документальных подтверждений найти не удавалось.
В 1991 году в архиве Московского управления МБ были найдены так называемые «расстрельные книги» – переплетённые предписания на расстрел и акты о приведении приговора в исполнение. Но и там ни слова не говорилось о том, где именно были расстреляны эти двадцать тысяч человек. В стенах Министерства безопасности началось противоборство: группа сотрудников старалась установить правду и найти расстрельный полигон, другие оказывали им противодействие. Даже в личных делах палачей не было указано место, где именно они расстреливали и хоронили осуждённых.
Наконец сотрудникам госбезопасности удалось выйти на коменданта административно-хозяйственного отдела НКВД, который работал в спецзоне в 1937–1938 годах. В беседах с ним и прозвучало впервые слово «Бутово». Потом были найдены и другие свидетели – водители и местные жители, которые не только подтвердили сведения о Бутовском полигоне, но и указали на другой спецобъект в десяти километрах от Бутова – «Коммунарку», где тоже были расстреляны и захоронены десятки тысяч человек.
Далее за дело взялись исследователи и члены общественной группы по увековечиванию памяти жертв репрессий при Моссовете под руководством бывшего политзаключенного Михаила Миндлина, которые работали в архивах, составляли картотеку и биографические справки для Книги Памяти «Бутовский полигон». По каждому погибшему человеку в архивах ФСБ были найдены архивно-следственные дела с фотографиями.
Община
В 1993 году, когда первые родственники погибших шагнули на землю Бутовского полигона, он представлял собой огороженный забором заросший пустырь, который ежедневно патрулировали с собаками. Здесь уже не было никаких строений, кустарники и борщевик стояли выше человеческого роста.
Для родственников, – а это были не только дети и внуки, тогда были живы мужья, жены, братья и сёстры расстрелянных – информация о том, что их близкие были расстреляны в 1937 году в Подмосковье, была приводившей в шок неожиданностью. Большинство были уверены, что они погибли в лагерях, ведь в приговоре значилось «десять лет без права переписки». И вдруг оказывалось, что не было в их жизни никакой Колымы, никакого Магадана, что они встретили свою смерть неподалёку от известных дачных мест.
Одними из первых, кто пришёл к полигону в 1994 году, была семья священника Владимира Амбарцумова, расстрелянного здесь 5 ноября 1937 года. Духовный сын отца Владимира – Глеб Каледа после войны женился на его дочери Лидии Амбарцумовой. Он стал крупным советским учёным, доктором геолого-минералогических наук, а в 1972-м тайно был рукоположен в священники. На протяжении более 18 лет никто, кроме самых близких, не знал, что отец Глеб в своей обычной квартире в блочной девятиэтажке на окраине Москвы совершал богослужения. Так многие дети репрессированных становились их преемниками: дети священников принимали сан, дети интеллигенции берегли чувство внутренней свободы и продолжали жить поисками смыслов.
После своего выхода на открытое служение в 1990 году протоиерей Глеб Каледа служил в храмах Москвы, возрождал храм в Бутырской тюрьме, крестил и исповедовал смертников, ждущих казни. Целых 57 лет в семье Амбарцумовых-Калед не знали ничего о месте, дате и обстоятельствах смерти их отца, деда, тестя. Сначала надеялись, что через 10 лет вернётся из лагеря, потом, как и все, думали, что там и погиб.
И вот в 1994 году Кирилл Глебович Каледа, внук отца Владимира, узнаёт от дочери человека, арестованного с Амбарцумовым по одному делу, что его дед, скорее всего, расстрелян в Бутове.
«Я приехал домой и сказал родителям, что нашёл место, где пострадал дедушка, – рассказывает протоиерей Кирилл Каледа, настоятель храма Новомучеников и исповедников Российских в Бутове. – Родители хором меня попросили отвезти их туда. Это был первый выезд папы из дома после операции. Территория захоронения тогда принадлежала ГБ, и внутрь можно было войти только в выходные дни, а мы приехали во вторник. Как раз была Радоница. И папа служил первую панихиду в Бутове около забора на заросшей дорожке среди кустов, обратившись лицом на территорию захоронения».
Протоиерей Глеб Каледа
Протоиерей Глеб Каледа умер вскоре после того, как нашёл место упокоения своего духовного отца и тестя, но его дети вместе с другими детьми пострадавших создали на полигоне первую приходскую общину. В том же 1994 году на полигоне по благословению Патриарха Алексия II был поставлен поклонный крест, спроектированный Дмитрием Шаховским. Этот успешный художник и скульптор, автор знаменитых часов на здании кукольного театра им. С. Образцова, оказался сыном расстрелянного в Бутове протоиерея Михаила Шика.
Несколько семей погибших объединились для благоустройства полигона, оформления его юридического статуса и совместных богослужений. Тогда пришло решение строить на месте расстрелов храм. Старостой строительства был выбран Кирилл Глебович Каледа, к тому моменту научный сотрудник института океанологии РАН. У его старшего брата, Сергея Глебовича, была строительная фирма, которую привлекли к работе.
В 1995–1996 годах шло строительство небольшого деревянного храма, ставшего первым домом бутовской общины. Он был сделан в Солигаличе, привезён на полигон, а внутреннее убранство разработал Дмитрий Шаховской в стиле русского северного зодчества. Когда встал вопрос о священнике для новопостроенного храма, архиепископ Арсений (Епифанов) предложил Кириллу Глебовичу Каледе продолжить семейную традицию (а к тому времени один из его братьев, Иоанн, уже был священником, а сестра Иулиания – монахиней, настоятельницей Зачатьевского монастыря). С тех пор протоиерей Кирилл служит на Бутовском полигоне, месте гибели своего деда.
Памятник в ведении Церкви
То, что Бутовский полигон передали Церкви, – уникальное стечение обстоятельств. В 1990-е годы места расстрелов оказались никому не нужны: власть не знала, что с ними делать, с баланса ФСБ эти объекты переходили на бюджет субъектов РФ. То есть Бутовский полигон должен был быть передан Московской области. Но Московская область не стремилась увеличивать нагрузку на свой бюджет. Одновременно появилась общественная религиозная организация – группа активных мирян, которые построили храм. При этом сотрудникам ФСБ было понятно, что это место не могло стать парком для гуляний, что кто-то должен был вкладывать силы и деньги в содержание полигона.
В 1995 году было принято решение о строительстве нового микрорайона на территории бывшей спецзоны и дач. Непосредственно место захоронений, ограниченное забором, хотя оно и не было ещё объявлено памятником истории, трогать было нельзя, потому что из многочисленных публикаций в прессе люди знали, что именно здесь находилось. Но по периметру полигон можно было окружить девятиэтажками. Это сделало бы невозможным дальнейшую мемориализацию этого места. Тогда община Бутовского храма, родственники погибших и общество «Мемориал» решили во что бы то ни стало не допустить строительства. Семья Калед обратилась с просьбой о заступничестве к Патриарху Алексию II, который в свою очередь обратился в Правительство Москвы.
И случилось почти невозможное: строительство было прекращено на этапе застройки цокольного этажа, остовы фундаментов которого до сих пор торчат из земли.
Благодаря личному вмешательству Юрия Лужкова и московского правительства здесь была проложена автомобильная дорога и пущен рейсовый автобус № 18. И поскольку Церковь тогда фактически спасла Бутовский полигон, ей была отдана не только земля, на которой стоит деревянный храм, но и вся территория захоронений, которая перешла на баланс прихода храма Новомучеников и исповедников Российских (часть находится в собственности, часть в аренде, часть – в безвозмездном пользовании). В 1997 году по благословению Патриарха Алексия II были проведены археологические раскопки в одном из погребальных рвов, эти раскопки подтвердили наличие расстрельных захоронений.
27 мая 2000 года Патриарх Алексий II впервые отслужил на Бутовском полигоне литургию под открытым небом. Вместе с ним служило и молилось почти всё московское духовенство (8 архиереев, около 200 священнослужителей) и три с половиной тысячи мирян. С тех пор Патриаршая литургия на Бутовском полигоне в четвёртое воскресенье по Пасхе стала московской церковной традицией.
В 2001 году Бутовский полигон был объявлен памятником истории регионального значения, что позволило избежать дальнейших попыток застройки земли, прилегающей к месту захоронений.
В 2006 году была проведена рекультивация земли и установлены точные границы каждого погребального рва. Сегодня приход Новомучеников тратит только на содержание территории полигона и охрану около 3 миллионов рублей в год, что делает невозможным финансирование дополнительных проектов, в том числе – связанных с мемориальной работой. Спонсоры или дополнительные бюджетные деньги иногда находятся на разовые мероприятия: каждый год к приезду Патриарха ремонтируется подъездная дорога, недавно была построена звонница. А вот чтобы открыть аллею памяти или сделать хорошие мемориальные доски, уже приходится искать дополнительные средства, которых пока нет.
Среди тех, кто покоится на Бутовском полигоне, довольно много людей других конфессий и религий и вовсе не верующих. Вопрос решён очень деликатно: символическое пространство полигона разделено. Помимо храма и поклонного креста есть площадка со стелой, рядом с которой поставлены скамейки и растут голубые ели – небольшой мемориал в светских традициях. Здесь проходят гражданские панихиды, к стеле возлагают венки, на скамейках родственники могут отдохнуть и вспомнить своих близких. Старообрядцы недавно проявили инициативу и нашли компромиссный вариант: в центр поклонного креста был врезан и освящён старообрядческий крест-медница, и теперь здесь проходят панихиды по древнерусскому обряду. Католики, лютеране, мусульмане и иудеи имеют возможность приезжать в Бутово и молиться по собственным правилам. Благоустройство полигона ведётся для всех.
Спасение памяти
Директор Мемориально-просветительского центра «Бутовский полигон» Игорь Гарькавый считает, что «государственные мемориалы всегда рискуют стать официозными проектами чиновников, в которые невозможно вдохнуть жизнь. А Бутовский мемориал мы видим живым и развивающимся».
Однако музейный комплекс пока существует только в виде нескольких небольших экспозиций в нижней части каменного храма. У Центра есть небольшая комната в приходском доме, куда до сих пор приходят родственники пострадавших, чтобы уточнить информацию о своих близких или, наоборот, сообщить новые сведения, передать для музея личные вещи.
С 2006 года по закону только родственники имеют право работы со следственными делами в государственных архивах. Работники Центра их консультируют, рассказывают, в каком именно архиве искать дело, и просят скопировать материалы и для исследовательской работы.
В 2007 году рядом с полигоном был освящён новый большой белокаменный храм. Он спроектирован архитектором Михаилом Кеслером в традициях русских шатровых храмов. В его нижней части, алтарь которой освящён в честь иконы Божией Матери «Державная», всё посвящено Бутовским новомученикам. По периметру стен висит 51 икона – по числу дней расстрелов. На каждой иконе изображены святые, расстрелянные вместе, в один день. В притворе расположена небольшая экспозиция: в витрине лежат вещи расстрелянных, извлечённые из раскопов в 1997 году, – обувь, фрагменты одежды, узелки, гильзы. В других витринах – личные вещи некоторых новомучеников, служившие им при жизни: священнические облачения, книги и записные книжки, скрипка, шаль… Эта выставка – основа будущего музея.
«В нашем уставе зафиксирована цель – увековечить память пострадавших путём максимального сохранения тех ценностей, которые они избирали в жизни в качестве ориентиров, – рассказывает Игорь Гарькавый. – Это не только увековечивание имени, но и рассказ о том мире, за принадлежность которому человек и был расстрелян. Мы хотим достичь того, чтобы здесь осуществлялся диалог ныне живущих с теми, кто здесь уничтожен. Чтобы они вернулись к нам через свои образы, свои фотографии, через свои творения, если это творческие люди». Поэтому так важны вещи, которыми погибшие пользовались при жизни, книги, которые они читали, их письма.
О большинстве расстрелянных никогда ничего нельзя будет узнать: как они жили, что думали, кого любили. Всё, что от них осталось – строчки в следственных делах. Их внутренний мир, взгляд на вещи можно представить через историческую реконструкцию. Идея Гарькавого – воссоздать в музейном пространстве мир крестьянина, мир русских немцев, мир интеллигенции и так далее. На самой территории полигона планируется создать аллею памяти. На каменных плитах будут увековечены расстрельные списки: имена погибших будут сгруппированы по датам расстрела. А для облегчения поиска нужного имени, возможно, будут использоваться специальные электронные навигаторы.
Мемориально-просветительский центр также занимается изучением и воссозданием русской мемориальной культуры. Традиция храмов на крови, установления памятных крестов, братские могилы – всё это было в России на протяжении веков. Образцом музея-некрополя из сравнительно недавнего времени служит кладбище памяти всех павших в Первой мировой войне во Всехсвятском (нынешний район «Сокол»), разрушенное при советской власти и с трудом восстанавливаемое сегодня. Но сохранились разработки его создателей, на которые можно опираться.
Игорь Гарькавый, который часто водит экскурсии по Бутовскому полигону, утверждает, что «без представления о Пасхе здесь трудно находиться. Для многих светских людей приезд на Бутовский полигон – пытка: «стою я, а подо мною тысячи тел». Верующий человек тоже это чувствует, но он также знает, что здесь лежат мученики. Христос воскрес, и все, кто вместе с Ним и за Него пострадал, тоже воскреснут, и ты понимаешь, что за этой страшной земной смертью для них открывалась Жизнь вечная, отблеск сияния которой падает и на это место».
Статья была напечатана в 2012 году в журнале «Вестник фонда Андрея Первозванного».
При подготовке текста использована книга «Бутовский полигон» под ред. Л.А. Головковой, М., 2004